Правосудие?

- Оля, она убила его!!! Убила!!!
Я с трудом втащила невменяемого Алика в квартиру, и захлопнула дверь. Не дай Бог, соседи услышат.
- Кто кого убил? – спокойно уточнила я.
Брат посмотрел на меня с таким страданием, что мне стало физически больно от его взгляда:
- Юлька…
- Юлька?!!
Юлька – это тихо помешанная жена моего двоюродного брата Алика. Они поженились еще совсем юными – им было по восемнадцать, и прожили вместе четверть века. Юлька  - была красавицей, да и сейчас вряд ли найдется мужик, которого оставит равнодушным точеная фигурка и миловидное лицо этой женщины. Вот только глаза все портят. Зеленые глаза Юльки совершенно непрозрачные, они отгораживают ее больную душу от окружающего мира.
Я медленно сползла по стене, рухнув на пол:
- Юлька убила Шивотова, - скорее сказала, нежели спросила я.
- Да, - Алик уселся рядом.
Мы сидели на полу в прихожей, каждый думал о своем и вместе с тем об одном и том же – о том, что произошло десять лет назад.
Был обычный вечер. Я пришла с очередного свидания и делилась впечатлениями о новом ухажере с мамой. Мы мирно болтали на кухне, неторопливо попивая чай. Отвлек нас от содержательной беседы настойчивый звонок в дверь. В квартиру ураганом влетел отец:
- Илья пропал!
Мама, решив, что речь идет о двоюродном брате отца, известном своей любовной безалаберностью, только махнула рукой:
- У бабы, наверное, какой-то.
- У какой бабы?! Ему же только восемь лет! – истерично заорал папа.
Мы с матерью разом уставились на него:
- Алика Илюшка что ли пропал?!
- Да, - неожиданно тихо произнес отец.
В один голос мы задали никому не нужные вопросы:
- Как?! Когда?!
- Юлькина мать сегодня утром посадила Илюшку в лифт, отправила гулять, часов в одиннадцать, каникулы же. В обед стала его звать домой, а во дворе его нет. Вышла, стала расспрашивать мальчишек, с которыми внук обычно играл, а они говорят, что Илья сегодня гулять не выходил.
Все это плохо укладывалось у нас в голове. Бабушка посадила мальчика в лифт на двенадцатом этаже (именно там квартира Алика), но ребенок из подъезда не вышел. Бред какой-то. Не испарился же он! Я робко спросила:
- А может, милицию?
Отец только рукой махнул:
- Юлька с Аликом ходили уже. Там сказали, что заявление примут только на третьи сутки. Мол, ребенок еще может вернуться – ну загулял пацан, бывает…
Почему-то я была уверена, что племянника надо искать, и искать немедленно. В конце концов, это же восьмилетний ребенок!
- Пап, мам, поехали к Алику.
Мы прибыли к брату где-то в половине одиннадцатого вечера. Дверь открыла Машенька, старшая дочь Алика, которая была моложе меня всего на три года.
- Привет. Мама с папой ушли, бабушка только дома.
- А куда они пошли? – уточнила я.
- Илюшку по дворам искать.
Вышла Вика – теща Алика, она работала учителем химии в нашей школе и с гордостью носила вполне оправданное прозвище «железная леди». Однако сейчас гроза всех сорванцов школы мало походила на саму себя – перед нами стояла немолодая совершенно потерянная женщина. Она тихо прошептала:
- Илюшенька пропал, - и заплакала.
Отец приобняв, ее за плечи, увел в комнату, мать пошла с Машей на кухню. Я же уселась в прихожей в ожидании возвращения брата с невесткой.
Они вернулись через два часа, уставшие от бесплодных поисков и удушающего беспокойства. Они обыскали все близлежащие дворы и подъезды, но сына так и не нашли. Было решено передохнуть и снова идти искать. Теперь к ним должны были присоединиться и мы втроем.
Всю ночь мы ходили по дворам, заглядывали в подвалы, проверяли подворотни, гаражи, подъезды – Илюшки нигде не было. Уже светало, когда мы вернулись в квартиру. Вика с Машей, не сомкнувшие глаз, встречали нас на пороге. Они оставались на тот случай, если бы Илья вернулся домой, но он не возвращался. Наконец в полпятого утра Алик решил позвонить своему сослуживцу по Афгану, который сейчас занимал какую-то хорошую должность в военной прокуратуре. Сослуживца не оказалось дома – уехал в отпуск…
В общем, весь следующий день мы провели в безрезультатных поисках и не более результативных попытках поднять на ноги милицию. Наконец, Алик смог связаться с кем-то из знакомых, который в свою очередь, имел каких-то друзей в управлении внутренних дел – и на третий день к поиску Илюшки наконец-то подключились квалифицированные работники. Милиционеры в первую очередь стали проверять близлежащие дома, начиная с крыши, куда мы не заглядывали…
Илью нашли ближе к вечеру. Он лежал на чердаке в соседнем подъезде. Когда приехали «Скорая» и мальчика вынесли, накрытого простыней, Юлька словно окаменела – она не бросилась к сыну, не заголосила – она, словно, приросла к земле, а всегда лучистые зеленые глаза, стали матовым – будто сделанными из непрозрачной пластмассы. Один из санитаров, несших носилки, споткнулся, простыня немного сползла, обнажив почерневшую детскую руку, со сломанными пальчиками…
Дальше было все как в дурном сне. Экспертиза установила, что мальчика изнасиловали и убили около семидесяти часов назад (когда родители пытались поднять милицию на ноги, их сын был еще жив!). Преступника нашли быстро – он жил в соседнем доме – Шивотов – местный дурачок. Он признался во всем. Сказал, что зашел в лифт на восьмом этаже ( в шестнадцатиэтажках лифт останавливает по вызову, даже если уже имеется пассажир), через крышу перенес мальчика в соседний подъезд, там был открыт чердак, и…. Конечно, был суд, но признав Шивотова невменяемым, его поместили в дурдом, откуда благополучно выпустили через шесть месяцев. Брата по службе перевели в другой город, резонно полагая, что боевой офицер вряд ли даст Шивотову спокойно умереть в своей постели. Алик же, в свою очередь, все свое свободное время старался уделять жене, которая теперь никого не узнавала (даже собственную дочь) и тринадцатилетней Маше, которая при живой матери осталась, фактически, сиротой.
Так прошло десять лет, Маша вышла замуж, в этом году она родила сына, которого назвала Ильей. Алик три года назад вышел в отставку  и вернулся в наш город. Юлька, по-прежнему до последнего момента никого не узнавала и не признавала, ведя себя так, как будто живет не по своей воле  с абсолютно чужими людьми.  А теперь она убила…
- Откуда ты узнал? – информация об убийстве не укладывалась у меня в голове.
- Юля пришла в себя, - Алик смотрел куда-то в сторону. – Я позавчера пришел с работы, а она меня с ужином встречает, расспрашивает как дела – ведет себя так, как вела, когда Илья был жив. Потом Машке позвонила, на следующий день в гости поехала – с внуком нянчиться, и сегодня тоже…
- Может быть это закономерность – время лечит, - я уже немного успокоилась.
Алик посмотрел на часы:
- Включи телевизор, седьмой канал, «Криминальные новости» - сейчас повтор.
Я послушно включила нужный канал. Появилась знакомая заставка. Бородатый диктор замогильным голосом возвестил:
- В собственной квартире обнаружен изуродованный труп гражданина Ш.. Нанесено около сорока ножевых ранений в область живота и паха, двенадцать из них могли бы послужить причиной смерти. Погибший жил один и находился на учете в психиатрической лечебнице. Ведется следствие.
Я вернулась в прихожую, где Алик, сидя на корточках, обхватив голову руками, раскачивался из стороны в сторону.
- Алик, может, это не она… Может, кто-то другой…
Он опять посмотрел на меня глазами смертельно раненого животного:
- Оля, ты знаешь, о чем я молился все эти десять лет?
Я отрицательно мотнула головой.
- Чтобы он СНАЧАЛА убил моего сына, а только ПОТОМ…
Я присела с ним рядом.
- Алик, что нужно сделать?
Он достал пакет, в котором лежала какая-то одежда:
- Это нужно спрятать или как-то выбросить, тут юлькины вещи – все в крови.
Я кивнула. Алик мертвым голосом пробормотал:
- От ножа я уже избавился – закопал рядом с илюшкиной могилой. И еще, надо будет, если что соврать, что Юлька была с тобой.
Я опять молча кивнула – я сделаю все, что надо, чтобы выгородить Юльку. Потому что хотя и знаю, что самосуд – не выход из ситуации, но когда закон считает, что за изнасилование и убийство ребенка достаточно полгода провести в дурдоме, а потом преступника можно выпускать на свободу – пусть дальше развлекается! – что делать родителям? Как они могут жить с сознанием того, что чудовище, отнявшее у них их кровиночку, преспокойно живет где-то рядом, гуляет, любуется солнцем, улыбается, может быть, даже смеется – делает все то, что должен был бы делать их сын…
Да, я сделаю все, чтобы Юлька не отвечала за это убийство, потому что она понесла наказание до того! Потому что сумасшедшего убила сумасшедшая – они были на равных, и если после этого к ней вернулся разум – значит, все случилось правильно. Я сделаю все, потому что до сих пор я, провожая ребенка в школу, сама доезжаю с ним в лифте до первого этажа, потому что я никогда не позволяю ему ходить одному по улице, потому что до сих пор у меня пред глазами стоит одна и та же картина: из-под простыни выглядывает почерневшая детская ручка с переломанными пальчиками…