Прогулочка

В каком-то пошленьком стихотворении, которые девочки-подростки в мое время записывали в свои тетрадки, как в свое время тургеневские девушки в свои альбомы, были такие строчки: «В шестнадцать лет любовь опасна, в тринадцать лет она смешна, в семнадцать лет любовь прекрасна, как первомайская весна». В семнадцать лет у меня была именно такая прекрасная, светлая и чистая любовь, как «первомайская весна», которая закончилась еще более чистой и светлой ягодкой – моим сыном. Естественно, что обзаведение в столь нежном возрасте ребенком не могло пройти безболезненно: первомайская любовь растворилась в неизвестности, едва узнав о моей беременности. Я же, в свою очередь, проявив завидную женскую гордость, не искала его, сохранила ребенка, перевелась в универе на заочный (платный, естественно, деньги на свое обучение я зарабатывала, набирая тексты на компьютере, за который по доброте душевной пускали меня во внеурочное время на нашей кафедре, на этой же кафедре я числилась и лаборанткой). Когда пришло время рожать, кафедра снабдила меня шоколадкой, лимоном и соком, а девчонки из общежития общими усилиями раздобыли где-то подержанную коляску, пеленки, ползунки и прочее «приданное» для моего малыша. Беспроблемно родив в положенный срок, я вернулась в родную общагу, где благодаря замолвленному словечку моих кафедральных благодетелей мне выделили отдельную крохотную комнатку. В соседней комнате общаги жил странненький гений Гриша, который притащил мне чудо-компьютер, собранный из практически мертвых комплектующих, которые Гриша сам реанимировал. В благодарность за столь ценный подарок я обязалась набирать все его работы на этом диве, ну а заодно на нем же зарабатывала хлеб насущный. В студенческой среде слухи распространяются с молниеносной скоростью, поэтому у меня сложилась стабильная клиентура, для которой я не только набирала дипломы и курсовые, но и по некоторым предметам и делала их, с помощью Интернета – просто кладезя мудрости. Доступ к нему я опять же получила с помощью Гриши, который притащил мне модем, выброшенный в порыве гнева с третьего этажа нашего универа прямо на голову многострадального гения, телефон же мне предоставила комендантша нашего общежития, строго предупредив, чтобы я ним пользовалась только ночью. Меня это устраивало…
Пять лет пролетели быстро и незаметно. Я получила вожделенное высшее образование и лишилась крыши над головой, поскольку вынуждена был уволиться с кафедры в связи с сокращением, а следовательно, и покинуть гостеприимную общагу.
Помыкавшись пару недель по друзьям – знакомым, я нашла пристанище в виде восьмиметровой комнатки общежития ЖЭУ, которую получила в дополнение к зарплате дворника. Дело в том, что новоиспеченные инженеры без прописки пользуются гораздо меньшим спросом, нежели дворники с высшим образованием. В общем, на данном этапе я высококвалифицированный дворник с жилплощадью, ребенком, с детским пособием и пособием матери-одиночки. Кстати о пособии, просто удивительно как низко ценит наше государство отечественного мужчину, пусть даже и исчезнувшего к моменту появления ребенка.
В общем ситуация не слишком веселая… Но я не унываю. Просто с неистребимым трудовым энтузиазмом я встаю в полпятого утра и иду убирать мусор аккуратно разбросанный, неаккуратными горожанами. Если сильно повезет, в мусоре можно найти пару-тройку пивных бутылок, хотя добропорядочные бомжи по мере сил своих помогают дворникам, просто стоя над душой у выпивающих, в надежде выхватить из ослабевших в результате воздействия алкоголя рук, заветную бутылочку. Иногда счастливого обладателя пива почему-то не устраивает присутствие бомжа возле места трапезы, и тогда бутылка летит куда-нибудь в кусты, где найти ее есть шанс у меня. Часам к восьми-девяти я освобождаюсь. Прихожу домой, переодеваюсь. Как правило, к этому времени мой сын уже проснулся, умылся и оделся. Тогда я готовлю ему завтрак – обычно запариваю «Мивину» (как хорошо, что есть добрые вьетнамцы, способные накормить дешевой вермишелью, еще и с различным вкусом) или грею молоко в дополнение к городской булочке. Мальчик беспрекословно проглатывает еду и с покорностью Христа отправляется в садик. Я же галопом несусь в метро, с тем чтобы всучить доверчивым гражданам какую-нибудь триста лет никому не нужную дребедень. В четыре возвращаюсь и забираю свою кровиночку из садика, пару часов сплю, а потом бегу в близлежащую забегаловку, гордо именуемую кафе, где усердно мою посуду. Кафешка работает до последнего клиента и поэтому у меня случается настоящий праздник, если удается вернуться домой часам к двум ночи.
Все эти телодвижения позволяют нам с сыном довольно сносно существовать… Вот только в последнее время меня все чаще и чаще охватывает просто непреодолимое отчаяние, когда мой ребенок получив на свою какую-нибудь пустяковую просьбу отрицательный ответ, совсем не по-детски говорит:
- Мам, а когда будут деньги, ты мне это купишь?
И самое ужасное, что как правило, его просьбы касаются не игрушек, конфет или напитков. Чаще всего он просит у меня сосиску, или дешевую колбасу.
Я смотрю на него, и мне становится плохо от его понимающего взгляда, от той покорности, с которой он принимает мой отказ. Я все чаще и чаще ощущаю, как сквозь пальцы сочится моя жизнь и жизнь моего ребенка. Мой сын ни разу в жизни не был в цирке, ни разу он не был в кукольном театре, мы ни разу с ним не ходили в лунапарк. Он рассуждает как взрослый, умеет считать деньги и знает, сколько гривен я трачу в день на питание. А еще он мечтает побывать на море, о котором ему кто-то рассказывал в детском саду...
Черт побери, ну почему моя правильная мамочка воспитала меня еще более правильной девочкой? Ну что может одна женщина в этой жизни? Только вовремя раздвинуть ноги! А лечь под мужика я могу только по большой и чистой любви, а ради презренного металла – никогда. Глупо ведь: довольно интересная, интеллигентная девушка с высшим образованием тратит свою жизнь на мытье чужих тарелок и уборку дерьма (опять-таки чужого). Дурацкий, бредовый сон – а не жизнь. И самое веселое – я не знаю, как мне из всего этого выбраться, как проснуться. Грешным делом я с завистью по вечерам посматриваю на профессионалок, подпирающих придорожные столбы: уж им-то, наверное, хватает денег на сосиску для ребенка…
Вот черт, опять замечталась – задумалась, а между прочим, ребенка-то пора из садика забирать. Может, успею еще часок передремнуть…
- Мама, а знаешь, что я буду делать, когда вырасту? – сын еле успевает перебирать ногами, спотыкается и я просто физически ощущаю, как сбиваются носки его относительно новых сандалий.
- Нет, и что? – стараюсь говорить ровно, ведь в самом же деле, он же не виноват, что сандалии великоваты, а я иду так быстро, что просто удивительно, как он до сих пор не растянулся на асфальте.
- Буду деньги зарабатывать! – малыш выдает эту фразу ну просто с видом Архимеда, воскликнувшего «Эврика!».
- Замечательно! И как ты собираешься зарабатывать? – интересуюсь я.
- Сначала я хорошенько выучусь – ну, там, закончу какой-нибудь хороший институт или университет, потом устроюсь на хорошую работу, например, каким-нибудь директором – и стану зарабатывать!
Да, вот только маленькая проблемка, я совсем не уверена, что у меня хватит денег, чтобы оплатить учебу моего сыночка в «каком-нибудь хорошем институте или университете». Правда, сейчас ему знать об этом совершенно необязательно.
- Только я сначала поработаю, чтобы деньги на учебу заработать: может, тебе буду помогать или машины мыть, или еще там что, чему учиться не надо, - изрекает моя кроха.
Я просто чуть не упала от неожиданности. Ну, ничего себе – рассуждения!
- Ладно поживем – увидим, - прозорливо заканчиваю я нашу беседу…
Вечером, как обычно, надавав сыну кучу указаний, и попросив соседей присмотреть за ребенком, мчусь на работу в кафешку. По дороге привычно рассматриваю прохожих: кто в чем одет, кто с кем идет – и прихожу опять же к закономерному выводу – я ничем не хуже дамочек, вылезающих из машин, и курящих дорогущие сигареты. Одеяние мое только подкачало, но на мои заработки не сильно разоденешься. Ну, ничего подкоплю денег, сниму себе комнатку с телефоном и можно будет опять нормально зарабатывать на моем диво-компьютере. Без телефона плохо: ни клиентуру тебе собрать, ни в Интернет залезть. В общем, первоочередная задача – телефон, а там можно дать объявления о компьютерных работах, глядишь и еще какие-то варианты вырисуются, а то не будешь же ты давать в объявлении адрес общаги, кто же попрется в эту тьму-таракань!
- Сань, ты что  в понедельник вечером делаешь? – интересуется Маринка – официантка в нашей забегаловке. Ей лет восемнадцать-девятнадцать, но по рассказам она уже прошла и Крым и Рим.
- Сплю, - честно отвечаю я. – А что?
- Одна спишь-то? – уточняет Марина.
- Не-а, с сыном, - выдаю я как на духу.
- А с мужиком не пробовала? – смеется деваха. – Говорят, приятно, а главное – выгодно!
- Пробовала, иначе, откуда сын бы взялся, – огрызаюсь я. – Вот, только выгоды что-то я не заметила.
- Не с мужиком, значит, спала, - мужик без денег не бывает! – выносит приговор Маринка.
- А ты, считаешь, что кошелек – это первичный мужской половой признак? – интересуюсь я.
- Ну, да! А как же? – искренне изумляется она.
Я прихожу к выводу, что родила от гермафродита. Маринка хохочет и продолжает развивать тему:
- Меня в понедельник за город пригласили – нужна компания. Мужики нормальные, раскрутим их – вкусненько покушаем, еще и денег дадут!
- А потом догонят и еще дадут, - добавляю я.
- Не, я ж говорю, мужики нормальные… Соглашайся, Сань.
- Ну, Маринка, я не знаю. Я уже сто лет никуда не ездила, да и малого с кем оставить? Во вторник опять же на работу с утра.
- Ой, да брось ты! Ты если неделю на работу  не выйдешь, никто и не заметит. Скажешь, что приболела. А малого ты как-то же оставляешь на ночь, когда сюда идешь. И потом, в девять утра ты уже будешь дома, свеженькая и отдохнувшая. В конце – концов, пора вспомнить, для чего собственно мужик в природе существует!
- Да? И для чего же? – не понимаю я.
- Для денег, для чего же еще! Что ты как маленькая, все тебе растолковывать надо!
- Марин, ты меня, конечно, извини, но я… - я пытаюсь подобрать слова, чтобы объяснить, что отец моего ребенка был у меня первым и единственным мужчиной, и как бы после него я собственно ни с кем и не спала.
Маринка, словно угадывая мои мысли, весело выдает:
- А спать с ними тебя никто не заставляет! Не волнуйся, меня на двоих хватит. И вообще – люблю я групповушку.
- То есть? – меня несколько коробит от подобных признаний.
- То есть твоя задача быть фоном и путем отступления для меня, бедовой. Больше от тебя ничего не требуется.
- А сколько денег? – начинаю сдаваться я.
- Ну, на сотню гривен можешь смело рассчитывать, а может и больше – как пойдет.
- И никакого секса? – не верю я.
- Сань, если не захочешь – никакого! – заверяет Маринка.
В понедельник вечером мы трясемся в четыреста двенадцатом москвичонке (у моего дедушки был точно такой же), и я чувствую себя полной дурой, поскольку вряд ли наши сопровождающие в состоянии дать нам денег даже на обратную дорогу, не то что сотню, на которую я грешным делом очень рассчитывала. Маринка же, как ни в чем не бывало, щебечет и кокетничает с ними двумя напропалую. Хотя, я, честно говоря, на улице и не посмотрела бы в их сторону: два эдаких братка в спортивных штанах и туфлях, почти модельных, лица абсолютно не обезображенные интеллектом, от интеллигентности – очки у одного из типчиков, и то солнцезащитные, да и те почему-то на затылке (видимо там у него третий глаз).
- А че подружка-то молчит? – один из парней почтил меня своим вниманием. -Невеселая какая-то.
- Критические дни, - откровенно сообщаю я.
- Дак, это ничего. Мы изобретательные, - заверяет меня добрый молодец.
- Саня – девушка приличная, - влезает со своей репликой Маринка.
- Значит, все вместе не будем, а только по очереди! – радуется водитель этого допотопного лимузина.
Мне от такого откровения становится слегка не по себе. Уж не за путану ли меня он держит?! Идиотская мысль. А за кого же еще! Разве нормальная порядочная женщина согласилась бы ночью куда-то ехать с двумя незнакомыми братками. Смотрю на Маринку, что-то у нее веселости тоже поубавилось: притихла как-то и затравленно поглядывает на наших спутников. Понятно, по крайней мере, буду знать маринкин критерий «нормальности» мужика. Вот, блин, вляпалась. Все-таки, иногда полезно слушаться мамочку и вечером с незнакомыми юношами в незнакомую же машину не садиться. Ну, то, что я идиотка следствие уже установило, теперь надо придумать, как из всего этого выпутаться.
На всякий случай, я пытаюсь запомнить дорогу и с этой целью внимательно (насколько это возможно при скорости нашей колымаги) читаю надписи на указателях. Мы подъезжаем к довольно престижному дачному району. Машинка с тяжким вздохом останавливается у двухэтажного дома, из которого появляется еще один, как я понимаю, участник вечеринки. Маринка очевидно тоже не ожидала такого поворота событий:
- Ребят, а что ж вы не предупредили, что нужна еще одна подружка, - глупо улыбается она.
На что встречающий отвечает с обезоруживающей искренностью:
- Девчонки, да разве вы с четырьмя не справитесь? Вам же в кайф…
- В кайф, - подтверждаю я, хватаю Маринку за руку, и с кличем индейцев-апачей несусь, сломя голову через кустарник на соседний дачный участок. Там мы проходим курсы молодого бойца, осваивая бег с препятствиями с тем, чтобы добраться до следующего участка, который, в свою очередь, преодолеваем ползком – уж очень открытая местность (бедные хозяева, судя по моим ощущениям ,мы кажется изрядно попортили им розарий).
Добравшись, наконец, до трассы и убедившись что погоня за нами как таковая отсутствует, я очень доходчиво рассказываю Маринке, кто она есть на самом деле  и я вместе с ней.
- Ну, и чего теперь делать? – понуро интересуется она.
- Чего – чего? Домой идти! – зло отвечаю я. – Только вот в какую сторону?
Темнота, на дороге  ни души – одна сплошная романтика. Мы грязные, ободранные в полночь ковыляем по пустынной трассе, причем нет никакой гарантии, что топаем мы в верном направлении, и я продолжаю Маринке описывать все ее добродетели. В конце концов, она не выдерживает:
- Сань, ну хватит тебе. Ну, дура я, ну, идиотка! Ну, что же меня убить теперь, что ли?
- Я бы убила, - искренне отвечаю я. – Только садиться из-за тебя не хочется. Я по твоей милости, потеряла как минимум часов семь драгоценного сна!
- Я, надеюсь, что двести баксов тебе их полноценно компенсируют, - парирует Марина, скромно потупив глазки.
- Двести чего? – обалдеваю я.
- Долларов, - уточняет подруга, и я уже вижу вожделенную комнатку с телефоном, Интернет, клиентов и сосиски для сына.
А Маринка жестом мага извлекает из практически отодранного кармана джинсов кожаный бумажник, а оттуда, как кролика из шляпы, две восхитительные зеленые бумажки.
- Откуда это у тебя? – задаю я уже совершенно идиотский вопрос.
- От верблюда, - исчерпывающе отвечает подруга. – Скажем так, это компенсация за несостоявшийся вечер.
- Ты что его украла?
- Нет, нашла. Шла-шла и нашла. И вообще, какая разница!
- Ну, знаешь! А если они нас будут искать! – возмущаюсь я.
- Да нашла я его, нашла, успокойся. Пока мы с тобой изображали из себя горных козочек и скакали через живую изгородь, я зацепилась за ветку, и мне просто в руки упал этот бумажник. Видно до нас по изгороди скакал какой-то богатенький Буратино.
- За Мальвиной он гнался что ли? – недоверчиво бурчу я.
- Скорее удирал от Карабаса – Барабаса, - смеется Маринка. – Какая разница, главное, что в бумажнике четыре зеленые бумажки: две тебе, две мне. И вообще, мне жутко нравится зеленый цвет.
- Зеленый – цвет надежды, - не к месту изрекаю я.
- Угу, - подтверждает Маринка. – Да, знаешь, меня на следующей неделе на пикничок пригласили. Мальчики – просто класс! Поедешь?..