Ожидание

Звучала музыка. Её мелодия входила в сердце, перемещалась по всему телу и оставалась висеть где-то в глубине души. Плыл туман под потолком. А может быть это лишь дым от сигарет или из кухни чадят так плиты? Может и так. Но…
Звучала музыка, и больше ничего не хотелось делать. Только она, она… А потом уже солнце, звёзды, луна или прибой морской. Какая разница. Но она обещала и значит, – конечно, – придёт. А как же иначе? Иначе никак. Вот её лицо появится и тогда… В ночи зажгётся солнце и возрыдают, от чувств плиты каменные. Но где же она, где?
И смеяться хочется, и грустить одновременно. Ну и настроение! Никак нельзя избавиться от двойственного чувства, никак нельзя освободиться от груза желаний и радости. Так придёт или не придёт? Как не придёт- обещала…А музыка…в воздухе летала!..
Андрей сидел за угловым столиком, у открытого окна и курил. За окном ходили люди. Разные люди. Люди куда-то спешили и не обращали на него внимание. А он не обращал внимания на этих людей. Бог с ними. Лишь бы она скорее пришла. А всё остальное…
А по другую сторону окна сидели другие люди. Они никуда не спешили. Но и они не обращали на Андрея никакого внимания. А он, тем более не интересовался этой тусовкой. Кто они такие, в конце концов? Но она…
Конечно Она! Больше никого. О ком же ещё можно думать? О ком? И вечер такой, что именно сегодня всё должно случиться. И как иначе? Сегодня всё…Сегодня…А потом, потом…
Звучала музыка, и потаённые закоулки души тревожила своим звучанием. Да как же так?! Совсем чужой человек – композитор, незнакомый и далёкий, уловил именно вот эти нужные сейчас ноты и соединил их в счастливую музыку? Как он догадался? Как он смог…
И хорошо, что есть на свете композиторы и музыканты и…поэты.
И уже целых полгода прошло, на сегодняшний день. Целых полгода. Ошибки не может быть. Она затмила собой всё. А раньше…Что же было раньше? Ничего не было. Конечно, – забыть всё! Всё! Глупость одна была. Значит, – забыть? – всю пустоту, что наполняла жизнь. Всю ту суету, что казалась жизнью. Всё, всё…Теперь только она. Одна она.
Всё выкинуть на времена вечные. Пусть кровь говорит. Пусть рука больше не тянется к пустой бумаге. Не надо больше ничего. И всё, что хочется  высказать, – в сердце покоится. А там…
Она есть на свете, и она правит всем миром. И пусть её хоть как обзывают, но она есть и жива. Она…Любовь и двадцать лет – ну о чём ещё говорить и о чём думать в утренний час или в вечернюю пору? Встань. Посмотри на себя. И ты увидишь встрёпанного человека с распахнутыми глазами и угловатыми движениями. Этот человек молчит. А когда говорит, то выбирает слова…Может быть впервые в жизни. И кто же виноват?
Ну, конечно же, – Она, кто же ещё…
А как началось всё? Как так получилось? Ведь как-то всё сложилось в самом начале…
Ах, да…Был спокойный вечер, да только не летом, как сейчас, а зимой. Зимний вечер и снежное безмолвие. Холод и тишина.
А в комнате шум стоял, крики и слышались взрывы смеха. И людей было много. И дача была большая – двухэтажная. И повод б




ыл, – что-то отмечали, и на дачу съехалось всё «общество» из молодых, да нетерпеливых. А его – Андрея – пригласили особо персонально. Как-никак, а поэт и уже печатается и весёлый такой и молодой…Да что там говорить!? А начинаешь вспоминать, – так в нервную дрожь бросает.
Именно там она вошла в комнату и вошла в жизнь. Впервые так легко стало на сердце и так тепло. А она…
Она смотрела глазами туманными и улыбалась. Она тоже видела в нём только общее место и молодого блестящего поэта. А на то, что и он подвержен, как все нормальные люди, позывами на любовь – она и не задумывалась. Некогда ей, конечно, было. Ведь такой вечер разгулялся!
Выступал Витя Дрысаев. Как он говорил, как заливался, - поганец! У слушателей чуть слёзы не полились из глаз. Умеет Витя говорить, умеет. Прямо за самое сущее берёт и дёргает. Хотя, о чём он говорил?
- Личность поставим на первое место, а все массы превратим в сплошное созвездие личностей. Первый ряд станет массой и тогда тупости и сумраку сознания придёт конец. Конец наступит паразитизму и самоистязанию. Всё будет правильно, и все будут счастливы. Но только в том случае, если все одновременно станут личностями…
  Витя ещё долго говорил. Он был мастером словословий, и словопрений. Он, даже, в клубе каком-то состоял. А потом играл на гитаре Саня Боков. Саня – профессиональный музыкант. Он исполнял произведения с такой выразительной экспрессией, что нервы у всех присутствовавших скрипели под воздействием гитарных струн. Что есть настоящее искусство? Ответ, конечно, открытый…
А потом выступал он – Андрей. Встал на стул и стал читать заумные эстетские стихи о конце света и о том, что всё вокруг плохо. А потом увлёкся и перешёл на ироническую лирику. Да так увлёкся, что перестал замечать всё вокруг. И тогда зазвучали струны души. И она смотрела на него уже не туманными глазами. Она смотрела задумчиво. И надо же – он увидел этот взгляд. И почему-то сразу же понял – вот она. Просто понял – и всё тут. И сомнений никаких не осталось.
Ну а она? Что она? С чего же всё началось?
Веселье продолжалось.
Алексей читал остроумные рецензии на исполненные произведения. Он – профессиональный филолог, после института – сочинил их экспромтом и теперь тратил безудержную свою фантазию на общее веселье.
А потом и вовсе наступил настоящий кавардак.
Праздник, есть праздник. А какой праздник без глупостей проистекает? Да ещё без дурачества.
Свечи, вино, говор весёлый – и понеслось воздушное настроение. Человек отдыхает душой от суеты повседневной.
И наступила ночь. И игры сменились танцами, а после танцев…О! Какой это был блюз. Качалась мелодия, вибрировала тихо и протяжно. И она, она…Конечно, они соединились и плыли в одном танце. И творчество, казалось, замерло. Повинуясь совершенно иному вдохновению, совсем иному искусству. Ночь.
Ну, понятно же – ночь! И она. И больше никого не было вокруг. Что же шептали они друг другу? Что говорили? А кто его знает. Память, почему-то не сохранила первых слов. Всё улетучилось, исчезло. Ну, да и Бог с ним! Главное то, что она хотела сказать ему, и что он хотел сказать ей. И своё желание они осуществили. И, самое интересное – они поняли друг друга.
Так сложилось. И они прижались друг к другу. Они хотели согреться собственным обоюдным теплом.
Он читал ей баллады. Он читал ей о чистой любви и любви непонятной. Тут и кипарисы были и южное море и звёзды и луна. Чёрный блин ночного неба представлялся и так, без насилования воображения, так как они находились одни в тёмной комнате, а за окном стояла ночь.
Пылкий юноша любит девушку. Да девушка не любит его. И вот юноша идёт на подвиги и заставляет своим мужеством, дрогнуть и расстаять сердца своей возлюбленной. И она отдаёт ему свою руку и сердце. Да вот одна беда – за подвигами и терзаниями пролетели годы, и юноша стал старичком, а девушка старушкой. И вся история закончилась очень оптимистично. Старый благородный герой, весь в шрамах и наградах на генеральском мундире и свеженькая старушка с молодыми и красивыми глазами, идут, держась за руки к алтарю, принимая своё счастье как награду за годы глупости и пустоты. Они рады. И все рады вокруг. В общем, – торжествует любовь.
Так было и так должно быть всегда.
Он читал стихи, а она смотрела ему в глаза.
А потом он смотрел ей в глаза, и они молчали. Молчали вдвоём, как чокнутые.
Потом молчание сменялось залпами разговора и они, перебивая друг друга, что-то говорили, говорили, говорили. Слова не имели значения. Главное – то, что стояло за словами. А за спинами у них уже стоял ангел со спущенным луком. Стрела пролетела и с серебряным звоном вошла в сердце.
Сначала за окном небо было звёздным, а потом его затянули облака. А может - это были тучи, – какая, в сущности, разница? Зима есть зима, а снег падает не всегда мрачный.
А за стеной всё ещё бушевал кавардак. Там плясали, возможно, трепака или ламбаду, в перемежку с русским. А может, и ещё во что играть надумали в той дружной компании. Как знать – исключить, возможное, нельзя.
Но что было там, то там и было. А тут…
Она подошла к нему и положила ему на плечи руки, а потом…
-…Свободно?   
Звучала музыка. Бередила сердце. Стонала и успокаивала. Да и что же это такое?
Андрей поднял голову и увидел перед собой расплывчатую физиономию, гладко выбритую и тупую. Голос его был так же пуст. Ну и что стоит за глухим голосом – до того ли сейчас? Волосатые руки перебирают чёрный бумажник. До чего же толстые, узловатые пальцы! Кто это?
- Я тебя, корешь, спрашиваю: свободно?
Андрей только махнул рукой. Чёрт с ним! В конце концов – стол он не заказывал и в этот вечерний час посетитель может расположиться там, где пожелает и где есть место. Но может возмутиться? А зачем? Пусть садится. Сидеть с обезьяной – даже экзотично.
А музыка – она как вода. Из сердца кровь выходит и пульсирует со скоростью положенной природой. И омывается душа воспоминаниями, – от грязи и житейской суеты очищаясь. Кто сидит тут рядом – да какая разница! Пусть сам святитель сядет в кресло. И на него – как на пустое место смотреть можно.
И так день за днём. Прошли их страдания. Понеслась жизнь и любовь появилась в этой жизни.
Пусть играет музыка. Пусть волосатый человек находится рядом, – но они есть и их, одновременно, нет. Почему так? Да потому что пройдут минуты или мгновения и – появится она. Она – в этом мире одна единственная. А вот уж когда она придёт…
…Они встречались, порою, тайно. Не понятная глупость для молодых людей? Да просто так – хотелось. Она предложила, – он согласился. Тогда, как раз, начинался его творческий взлёт, и романтика была к месту.
Они сразу же перешли на очень близкое расстояние и на «ты». И всё стало естественным. Они понимали друг друга с полуслова. Так зачем лишняя глупость в отношениях, когда и так всё ясно? Он писал ей великолепные стихи, и она принимала их непосредственно – как девчонка, и величественно – как королева. А вобщем-то, она любила его. И казалось, – нет сил, разлучить, их во вселенной. Что там слова, если жизнь человека становится равной жизни другого человека.
Они, обнявшись, декламировали его стихи, а потом, слабеющими голосами твердили их и этот лепет переходил в длинные поцелуи. Губы шептали слова. А слова, они столь одинаковы, что не могут они не соединиться в своём существовании.
Какие это были дни! Весна вселенская. Весна стояла за окном и в душах.
Однажды они поехали за город. И там они попали в смешную историю. И сами истории друг другу рассказывали. И пели птички на деревьях и в небе. Они возвещали всех о приходе поры любви и всеобщего единения.
Она смеялась и говорила: «Ты только не спеши, ты подумай, а уж потом я приду к тебе».
И он думал. И он решал. А она? Она шла к нему, и лишь мошки, да комары знали какие слова шептались в эту минуты.
…Ухнула сова. Дрожь пробежала под черепной коробкой. Но руки и ноги не дрогнули. Руки крепко сжимали чужие руки. А ноги? Ноги придерживали стойку в палатке. Если убрать ноги, то стойка рухнет и их обоих накроет этим «антиводным» брезентом. Так задумана система.
И надо же было им взять одноместную палатку, а потом ютиться на площади шириной в 80 сантиметров, вместе со всеми своими вещами!
Но кустилась весенняя ночь. Звёзды ярко светили в небе, и не было грусти в душе. Наоборот, – а Андрей помнил то своё ощущение, – весёлая мысль приходила в голову, а на смену этой весёлой мысли спешила другая – ещё более радостная. Так от чего всё происходит?
Они решили пожениться. Она сказала ему, а он только прижал её покрепче к себе и поцеловал в губы…
Та ночь вспоминается…
…- Есть закурить, кореш?
Горилоподобный человек смотрел внимательно в глаза Андрея. Да только тот не замечал холодных глаз. Его к другому тянуло. Другого он ждал. Какое ещё курить! Шёл бы он…
- Ты, кореш, слышишь, – курить есть?
- Нет, извините.
- Студент, что ли?
- Нет, Вы…
Андрей прервался на половине ещё не оформившейся мысли
И  подумал: «А что если…» Да, да! Андрея, даже, дрожь взяла. Она говорила ему. Она его предупреждала. Да не может быть! Она придёт. И ничто её не остановит. Даже приказ первого секретаря райкома.
Но мысль пришла. Но…
- Да я как спрашиваю, корешок…или ты нифуроычишь на ухо, щипа в росте?
Кто это говорит? Что ему надо? Да ну его к чёрту – сидит и пусть сидит. До него ли сейчас. Дело всё не в том…
Обезьяноподобный человек подозвал официанта, и тот принёс ему пачку сигарет. Щёлкнула зажигалка. Дым взвился к потолку. А музыка играла. И один дым смешивался с другим дымом. Сизый туман заволакивал пространство. Туман забивался в щели и отвоёвывал пространство. Он душил мысль и убаюкивал сонной материей.
Булькала музыка. А в душе появилось беспокойство.
…В мае всё происходило. А может и позже, чуть-чуть. Кто его знает, – в любви нет ни месяцев, ни лет. Когда что было, – лишь расчётливые и хладные мысли сказать могут.
Они плыли в лодке. Он читал ей своё последнее стихотворение, в котором призывал всех нормальных людей растопить лёд в отношениях друг с другом и соединиться навечно во всеобщем…А она слушала его. И лёгкая улыбка играла на её губах.
- Таня, Таня,- оборвал поэтическую мысль Андрей.- Какая ты Таня…
И ему казалось, что скользит, вместе с ними в лодке, по воде, нечто величественное, вечное, и торжественное. Именно то, к чему всю свою жизнь стремится человек, но так и не может приблизиться.
- Таня, это ты…
А она словно отдалилась от него и стала монументальной и недоступной. И мерк свет. И небо раздвигалось над головой. А свет далёких звёзд пронизывался сквозь солнечные лучи. И над всем этим…Стояла она. Стояла и смотрела, как изваяние какое-то.
А он – Андрей – что он? А он смотрел, открыв рот, и ничего не мог сказать, – значимость открывшейся ему картины парализовала его.
- Таня…
«Таня!»
Она стояла над всем миром и не смотрела на него. Но почему? Почему она не смотрела на него? «Ты смотришь повелительницей в мир. А в мире этом я. К твоим красотам припадаю, сир. Так глянь же на меня». Но Таня – истинная величавость – не соизволит смотреть на простого земного поэта.
- Та…
Не идут слова…
А лодку сносит куда-то в вечность. Да и нет никакой лодки. Нет! Нет! Это облако. И на облаке они – она и он. Она – недоступная. И он – у её подножия.
И несётся, это облако, вдаль небесную, в глубину космическую. Где же конец счастью?
Играет музыка, сама по себе. И всегда она будет играть так – сама по себе, – так как влюблённые всего мира не слышат земного шума и суеты всеобщей. Что им суета, если они сейчас постигают самое важное, что есть в глубинах мироощущения,  созданного мирозданием? – оно всевышнее чувство: любовь настоящую.
А лодку несло по подземной реке, и от вод пещерных поднимался дух нескончаемой истомы. И все клетки тела трепетали и мурашки струились по спине. А в затылке и вовсе складывалось нечто такое…
- Таня…
И вот она подняла на него глаза. Медленно так подняла. Совсем по монаршьи. И дымка в глазах у неё стояла задумчивая и значительная, что-ли, такая…
- Таня…
Она посмотрела ему в глаза, и её лицо стало меняться в сторону оземления. Настороженность в глазах исчезла, а брови удивлённо приподнялись. Она чуть привстала, потрогала пальцами руку Андрея и прошептала - чуть слышно – губами:
- Что с тобой?
Андрей посмотрел ей в глаза и ответил затуманенными голосами:
- Я тебя люблю, Таня.
Таня удобнее устроилась на кормовой банке, и весельем заиграли её щёки.
- А ты не шутишь?- спросила она.
- Нет, Таня, нет.
- А я-то всё думаю: что это за мной волочится этот молодой человек?
- Не шути. Не надо.
И они смотрели друг другу в глаза. И в глазах этих стоял Мир. Мир до того большой, что не мог он вместить в себя и этот день и всю большую жизнь, что окружает Землю и любит Луну.
А Мир,- что есть мир, если есть Любовь и этим всё объясняется.
Озеро или река, весна или осень…Всё неважно.
Но то происходило в мае, в далёком мае, а теперь…Что там такое? Кто стучит? Почему скрипит над ухом? Или это муха? Вот же привязалась…
…- Ты, кореш, стольником не играй. Глядь, – и порвёшь. А это деньги.
Скрипучий голос слышится сквозь дым, и Андрей напрягает свой слух, а через дым видит волосатого гиганта, который добродушно смотрит на него и скалит зубы.
«Кто это?»
Ах, да! Это сосед. И что же ему надо?
Андрей сидел за столом, держал в руках сторублёвую банкноту и водил ею по столу. Края банкноты попадали то в тарелку, то в чашку, а то и попросту – лужу непонятно чего, разлитого по скатерти.
Лицо Андрея, казалось, отстранённым, серым, задумчивым. Неровный румянец гулял по щекам. А в глазах, – а ты загляни туда – ожидание чего-то и напряжение. Андрей водит деньгами по накуренному воздуху, а чужие внимательные, глаза следят за ним.
Тишина, конечно тишиной, но и музыка остаётся музыкой.
Мохнатый человек сграбастал в лохматую ладонь графин с водкой и потряс им в воздухе:
- Вздрогним?
Андрей смотрел на него и не видел говорившего. Суть явлений проходит через него, как электроны сквозь пластинки валентного металла.
- Алла верды?
Андрей, не осознавая событий, кивнул головой.
А музыка источала себя гармоническими перепадами. Она звучала в небесах, и только редкие ноты её прорывались к Земле и врывались в ту самую, неуёмную, большую и трепетную душу.
…И тот жаркий июнь. Вот он. Уже приближается по обратной нарастающей, и перескочив месяц, вот-вот ворвётся в этот зал и разнесёт всё вокруг. Совершенно всё.
Да. Они встретились, как обычно. Необычным было только то, что Андрей пришёл с букетом роз и совершенно умопомрачительной коробкой. И что было в той коробке?
Таня прибежала в рубашке и джинсах. Она немного запыхалась, и рот у неё приоткрылся. Она ловила своими глазами глаза Андрея, а тот лишь прятал глаза за букетом.
- Андрей, ты что?
Голос прозвучал торопливо, но до того звучно, что сердце застучало сильнее и чаще. И зачем так волноваться? Зачем так беспокоить и без того такое неуёмное сердце?
- Ты…
- Я, Тань…
Так что же ещё сказать? Что!
- Я, Тань…
- Ты…
- Таня, будь моей женой!
         В глазах вопрос. Что это там? Она наклонила голову набок. Может таким образом можно лучше понять сказанные слова?
- Таня…
- Но…
- Таня,- заспешил Андрей.- Я уже давно…Я уже всегда…Я, наверное, не могу без тебя. Ты пойми. Ты и я…Да, вот…
         Он ещё что-то говорил. А она слушала и слушала. А он говорил. И откровения передавались от одного сердца к другому сердцу. И никогда солнце не радовалось так за человека, как в тот момент. И…
А она попросту сказала:
- Ну и дурачок же ты.
Он удивился.
- И цветы мне?- спросила она.
Он протянул ей букет.
Она взяла его в руки и стала рассматривать цветы. А он, ожидая, стал смотреть на неё.
Может солнце светило так ярко в небе голубом. А может, и не было никакого солнца в тот момент. Не было? А что же тогда, вообще, было на свете и в мире, в тот миг? Что? Да никто об этом не скажет, так как никто ничего не видел и не знает. Что-то происходило для одного человека важное. А вот что…
А она всё рассматривала цветы и так усердно их перебирала пальцами, что – казалось – только цветы остались важным в её жизни, а всё остальное – страсти, школа, детство, зима и лето, искусство – никогда не являлось на свет и не показывалось перед глазами в своей навязчивости.
Громадная Земля замерла в прерванном вздохе Андрея. Он смотрел и слушал. А вокруг – для него – стояла такая пустынная тишина, что и стука сердца не было слышно. Остановилось оно, что ли? Ну и пусть.
А вокруг них, ( ушедших в свой Мир) – боже мой!- шумел и кричал, орал и бесился, стонал и смеялся многомиллионный, уставший от солнца и лета, город. Люди торопятся вокруг и беспокоятся. Спешат. А куда? И машины, куда спешат в этот час? Ухают порывы выхлопных газов, и где-то урчит электроподстанция. Море шумов, океан страстей. А всё от людей, всё от зверей, всё от солнца и воздуха. От космоса всё. Где это?
Вот и остаётся смотреть и ничего не понимать.
Свет вновь загорелся перед глазами Андрея, и он услышал голоса города. И шум ворвался ему в уши.
Таня смотрела на него и улыбалась.
- Дурачок, - сказала она, А ты думал, что я тебя…
И она ещё что-то сказала. А он лишь спросил:
- И это правда?
- Правда, - сказала она.
И они оба рассмеялись.
…Скрипела музыка. Заунывно травила душу. И сизый дым, как столбняк ожидания. А из ресторанного мира доносится скрипучий голос:
- Вздрогнули, что ли, корешок?
Андрей, без особых мыслей и ненужного осмысления, поднёс рюмку к губам и вглотнул в себя пахучую жидкость. Да, – собственно – какая разница? И музыка так же, зудит, как дым своим смрадом к потолку поднимается. Но почему она не идёт? Должна придти, а вот не идёт, не идёт и всё тут. Может, что-то случилось? Нет, и ещё раз нет, – не может ничего случиться. Ведь мир этот создан для нас, и он не может нас обижать. Никак не в его праве. Да что там…
А музыка всё играла и играла. Теперь она появлялась где-то в сердце, выплёскивалась оттуда необычайно сильным порывом и заполняла всё тело. Но и в теле она не задерживалась. Она вылетала из ушей и расползалась по большому залу. И дальше, дальше расходилась музыка – за стёкла, в город, за горы, за пределы атмосферы, в космос известный и неизвестный. Эта музыка не могла просто так исчезнуть, не растопив сердца людей и не сделав их добрей и лучше.
А тут что? Происходит…
Скрипит голос над самым ухом.
- Ты деньгой не швыряйся…Ты смотри…на меня не очень. Я
тожа интеллигент. Ты смотри. У меня тожа деньги есть.
И зелёная, полусотенная бороздит воздух, проплывает над столом и останавливается перед носом Андрея.
А голос всё зудит, и зудит. Да шёл бы он…
…Муха тоже билась о оконное стекло. А Андрей держал в руках почтовую бумажку. Бумажку со штампом государственного учреждения. И глаза его то смотрели на эту бумажку, а то тянулись назойливо к той мухе, что вырывалась на свет белый, да так и не могла вырваться.
Вот и произошло! Вот и всё!
Андрей сел на подоконник и потянулся пальцем к мухе. Но на полпути рука его замирает, и сам он отшатнулся от окна. Какая – бог с ней – муха! Какая муха, если вот оно – вот. И Андрей вновь подносит к своим глазам почтовую бумажку. Он читает. В который раз читает! И ещё бы раз…Да надо бы Тане сообщить. Она-то, конечно, обрадуется. А как же ещё?
Андрей одевается и выходит из дома. Там, за спиной, оставалась прошлая жизнь, там оставалась бьющаяся о стекло муха. А впереди? Впереди рельсы трамвайные, остановка, люди какие-то, а там…А там телефонная будка и шесть знакомых цифр. Вот и они набраны. Трубка ответила гудками. Хорошая трубка, но почему она так долго соединяет, почему так долго коммутатор выбирает нужный шифр? Ну…
А гудки всё продолжаются. Время, однако. Время.
«Пип-пип…пип-пип…»
И уши не могут выдержать, занудного, однообразия, не то что бы сердце. Ну, ту, ту…Что они там…Издеваются?
И-
- Да?
Её голос, её. Словно вода родниковая, дарованная путнику пустыни …
- Таня.
На том конце провода шуршит мембрана и ещё что-то сипит.
- Да, это я.
- Таня, я тебя люблю.
- Да ну! Ты чего звонишь?
- Ну, ты же помнишь, Таня. Ты же помнишь? Мы договаривались.
Короткое молчание. Потом трубка вновь скрипит:
- Андрюша…
- Да, Таня, я тебя хочу порадовать.
- Хм…И чем же?
- Таня, ты знаешь…ты знаешь. А ведь я, сегодня, получил первый гонорар от журнала.
В ответ – молчание. Напряжённо так стало. А потом тихий и проникновенный голос произнёс:
- Поздравляю.
- Да, и знаешь, - воодушевился Андрей, - Ты знаешь – я его и не ждал. И так неожиданно…И сто пятьдесят рублей. Вот…
- Я же верила, - засмеялась Таня, - Я верила, а ты говорил…
- Да, да. Я должен был…Я тебя люблю, Таня. Когда мы сегодня встретимся? Ведь ты помнишь? Мы сегодня должны…
- Да, я помню. Но понимаешь…
- Когда?
- Андрей, меня вызывают в райком…
- Зачем это?
- Из Москвы приезжает какой-то чин и надо дежурить в райкоме у телефона…
- Но мы же договорились. Ты ведь помнишь…
- Да, да. Конечно. Но…
Андрей нахмурился.
- Но…- вновь послышалось в трубке, - Но я постараюсь. Начальство приедет в пять. А в шесть я буду.
- Да? - обрадовался Андрей, - Так – значит в «Звёздочке»?
- В «Звёздочке» в шесть часов.
- В шесть. Я буду ждать.
- А я приду, если не задержусь, конечно.
- Ты, как всегда, обязательна…
…И, зудит, музыка, и ноет. Существует. И мучительно так.
Почему же её нет? Почему нет. Всё так хорошо, а её нет.
Сегодня, и именно сегодня, они должны были идти знакомиться с родителями Тани. А потом…Ведь всё договорено уже. Всё решено. Куда смотреть? Вперёд, конечно. А тут…
Из динамиков вырывалась электронно-популярная цыганщина. И стало, от этой цыганщины тоскливо и пусто внутри. А сосед всё, зудит, и зудит. И что надо этому обезьяну?
Горилоподобный сосед стучал себя лохматым кулаком в грудь и твердил:
- Ты не думай: я в таких кабаках был, каких ты никогда не видел. Ты что думаешь – если в костюме, то и все люди недомотки? Ну, выскажись…
«Что ему надо?.. Да ну его. Пусть плывёт мир. А она должна придти. Она просто обязана придти. Не может этого быть… Да что же это?!»
Сосед хлопнул Андрея по плечу и поднёс рюмку к губам Андрея.
- Ты меня уважь, - проникновенно зашептал он, - Ты не брезгуй, а нито я не посмотрю на то, что ты в костюме. Ну!
Андрей вяло взял пальцами рюмку. «Так почему её нет!» Единым махом выпито семьдесят грамм водки. А что же в мире ничего не меняется? А почему должно что-то меняться? Да. Вопрос…
- Ну, вот – сразу видно, что человек не из последней мочалки создан. Едина жизнь на всех…
… Будет жизнь. Всё будет! Ничего не придумаешь. Что случится, то и случится. И смеяться бесполезно. Ведь и так хорошо: без смеха.
Вот придёт она и всё начнётся. Всё случится в жизни. Они возьмутся за руки, и ничто их не разделит.
Свет зажигается перед глазами. Туман и темнота расступаются, раздвигаются стены, ночь разрезается могучим и ослепительным лучом. Куда смотреть, куда бежать? Да и надо ли?! Свет сам пришёл к человеку. Так зачем же гнать его от себя? Ночь. Ночь есть в Мире. Но в Мире есть и луч света…
…- А ещё по одной положено вмазать. Традиция, карапет, такая. Ты чё – против?
Журчит о рюмку жидкость. Может так и горный ручей журчит, а может это водопад над землёй поднялся и падает поток с неба, с неба всевышнего и далёкого. Так что же там дальше?!…
- Ну, дёрнули…
И ещё одна рюмка попадает в желудок. Может, звёзды с неба переместились в кафе. Случится же…А где музыка? Музыка…Ах, вот она…Всё звучит и звучит. И нет ей конца.
- Ты, парень, не стесняйся, – если ещё хочешь, – ещё налью…
          …Но она придёт. Придёт! Всё равно она вырвется, убежит, открутится. Она же обещала! Она не могла соврать. Ведь она, а никто-то…Что этому Гибону надо? Что он всё пристаёт и пристаёт?

- Ты-ы! Должен меня уважать. Ты-ы! Высмаркаться мне на всех других людей. Но, Ты! Должен уважать меня. Потому что ты – человек. Бэцала мэцала.
…А он написал новое стихотворение и сегодня он должен прочитать это стихотворение ей. Так. Ну, как же оно начинается? Вот…
…- Давай, парень…Свистон-вирдон. По-малой, да по-нашей. Глядишь, – на день больше здоровья будет. Ведь она так – она пользительна.
…Да,да. Она, конечно. Придёт. Только надо ждать. Надо сидеть и…Что же так мутно становится в глазах? Ах, почему так тяжёл сделался Земной шар и от его навязчивого притяжения совсем нельзя избавиться? Может…Нет, она обязательно придёт. Просто надо ждать. И всё же…
…- Ты не смотри, что я такой седой и кашляю. А я тоже там бывал. Мы их…в такую мать, что ни один не ушёл. Ух, этих фашистов мы в их...
…Так как же начинается стихотворение? «От солнца распускаются цветы, от солнца птицы райские запели. Небесным светом будешь ты. Любимая, враги твои сгорели. И я стою, немея от красы. Вершины горные от солнца побледнели. Тебе пригоршню принесу росы. Любимая, я приклоню колени…» И дальше, и дальше…Да что же это? Кто это там ещё? Фу ты…
…- В той системе, это тебе, кореш. Не в этой. Ты, хиш, глазом не веди, глаз и натянуть можно. Ты вмажь, пока даю…А то и выдти не сможешь. Хы!
…Одна надежда, одна мечта. А музыка. Да какая это музыка! Это извечная мелодия зовёт и зовёт в даль неведомую. Это галактика посылает свои сигналы, и её позывные входят прямо в сердце. И никуда от них не сбежать и не скрыться.
Импульсы света мерцали где-то в стороне. И есть желание посмотреть в ту сторону. Да вот не поворачивается голова. Шея набрякла, и не хочет, поворачивается на светящиеся искры огней. Да и свет ли это? А может…»
…Нет её, а она обещала. А раз обещала…Остаётся ждать. А что в груди сейчас – кто разберёт. Перемешалось всё, слилось.
День меняет ночь, ночь меняет вечер. За зимой – лето, а после снега, всегда бывает солнце и тепло. Да так ли всё происходит? Может – всё происходящее – мираж? И нет никакого дня, нет ночи, нет зимы и лета. Всё иллюзия, трюк, вследствии вращения Земли вокруг своего теплового центра – Солнца. И кем же тогда управляется Солнце?
А жизнь? Жизнь существует, и по-этому, не может быть пустой то, что можно потрогать руками. Не может жизнь существовать и тут и там, не повествуя о самой же себе. И всё же…
Жизнь приходит оттуда и уходит туда. А мираж, который называется Землёй, остаётся. Противоречие какое-то, получается. Реальность уходит, а пустота остаётся. Вот же удивление…А может всё не так. Может всё происходит не так как мыслится здесь живущим существам, а совсем в полярном направлении. Вот, например, - уходит жизнь. Но это не она сама уходит. Это мираж исчезает и обнажается реальная жизнь. И сама жизнь переходит в истинное своё состояние – в мир настоящего существования. «Так что же – жизнь на Земле – это сон?» И сон массовый? Сон или реальность, - пусть каждый решит вопрос для себя сам. Там и останется. Но что-то после перехода черты происходит. Или нет? А тогда какой смысл во всём процессе? Зачем тогда одна мысль толкает другую мысль, и думать заставляет?
Но она, она должна придти. Она обещала. Таня, Таня…
…- Ну, чё, корефан, выдем –подышим воздухом. Да-вай!
А вот и стены поплыли в разные стороны. И пол стал раскачиваться, как палуба на судне в лёгкий шторм. Всё же – землетрясение сегодня в прогнозе погоды не обещали. Или какое иное стихийное бедствие посетило старый город?
Андрей делает несколько неровных шагов в сторону окна и останавливается. Стоит сосредоточиться. А как же иначе – стоит на полпути к двери, и кто потом поверит, что ты не хотел вести себя вульгарно.
Ноет музыка, ноет. Ну и пусть себе… Её никто не понимает, хоть все её слушают, а потом…Так что же было потом? Ждать, надо, ждать…Вот сейчас продышаться свежим воздухом, освежиться и…Она обязательно придёт. Ведь она обещала.
Андрей стоял спиной к своему столику и держался руками за пальму, что стояла у окна, открытого в ночь. Он не видел, как человек, с волосатыми руками, расплатился спешно с официантами, как он затолкал в карман купленную со стола бутылку и как поправил, после этого, свой пиджак. Да если бы и видел Андрей всё произошедшее, так всё равно не придал бы никакого значения той суете, которая происходила в эту минуту в мире. Ему надо только переждать, а потом…
- Пошли, пошли. Свистела…
…Звёзды в небе мигают. И нет у них возможности ничего особенного сказать. Ночь. Прекрасное время суток. Но…
- А ля фом-фре. На-двигай!
Двери. Двери плавно распахнулись и выпустили, выходящих. На то они и двери. В мире всякое случается, в жизни разное бывает. Но радоваться рано. Она ещё не пришла…Но она придёт!
- Двигайся, двигайся.
Улица. Ночь. Фонарь. Пустая улица. Нет! Почти пустая. Там вон – в луже жёлтого фонарного света – стоят двое и целуются. И ничего им. Им хорошо. И какое им дело до всех окружающих. Это их порыв, это их жизнь.
- Давай-давай…
Сосед толкает Андрея в бок, и они медленно идут по тротуару. Ноги переминаются. Ноги ощущают ещё тёплый, от скрывшихся солнечных лучей, асфальт. Но как же тяжело эти ноги гнутся! Вот делается шаг, вот ещё шаг. Постоять надо, опереться о стену и постоять. А потом…
- Ну, давай – пошли.
Они завернули за угол. Сосед щёлкнул зубами и предложил:
- Закурим?
И достал пачку сигарет. Зажёг огонёк. Прикурил. Тихо стало. Лишь огонёк освещал серое лицо, да где-то далеко, далеко за спиной оставалась звучать та музыка, которая так тревожила душу и заставляла так сильно биться сердце.
«Да где же она?» От мысли Андрей, кажется, очнулся.
«Что происходит, где я? Что я тут делаю? И почему ночь?»
И различные другие вопросы пролетели в голове, вместе с видениями реального, и нереального. Но связанной истории так и не получилось. И никак не осознать, что это за двор и почему он тут стоит. А ведь надо куда-то спешить. Надо спешить…к Тане! Она пришла и ждёт его. А он…
Андрей выпрямился, и шагнул в сторону, мерцающей синим светом подворотни. Там выход, туда надо спешить.
- Куда?
Голос ласков и насторожен.
«А это ещё кто такой?»
Андрей делает ещё два шага и поворачивается к незнакомцу спиной. Да. Надо спешить. Она ждёт. Она не может долго ждать! Таня, Таня…
Андрей ещё шагнул и…споткнулся. Упал. Удар по голове был скошенным, но сильным. И сверху, с неба, упало что-то тяжёлое и безразмерное. Оно подмяло, насело, сдавило.
Хрип разлетелся по пустынному, заставленному тарными ящиками, двору. Дикий, животный хрип. Волосатые пальцы ещё сильнее напряглись. И уже не всхрип, а вздох удушливый прошуршал в воздухе: «Таня…» Стихло всё. Смолкло.
Клиент потерял сознание.
Волосатые пальцы заскользили по карманам, забегали по застёжкам. Рвали и выворачивали. Но только сто пятьдесят рублей нашёл хищник. И завыл в удивлении:
- На чём рюхнулся. На чём рюхнулся-я!
И заспешил, заторопился своими зверинными шагами в ночь – прочь от этого, залитого помоями, дворика. А рядом с тарными ящиками осталось лежать что-то маленькое и бесчувственное.
Свет не померк. Наоборот, – из-за ночной тучи показалась луна.