Души-кошки, души-псы

Музыкальный центр был беспощаден. Ровно в 6:20 утра он загрохотал хардкором и заставил меня открыть глаза. Как и каждое утро, я обнаружил слева от себя дремлющую кошку, а в ногах – собаку. Кошка – это моя жена, а собака – Оскар, он действительно собака, чем, мне кажется, вполне доволен. Супруга приоткрыла один глаз и нервно дёрнула хвостом – хардкор она по утрам недолюбливала. Пришлось проснуться снова и нащупать под кроватью лентяйку, чтобы музыка уступила место грохоту трамвая за окном.  От трамваев в нашей семье никто не просыпается. Так уж повелось.

Раз уж день начался, пришлось его планировать. День среды, день пекла, день работы.  Если ты работаешь, всё планируется достаточно легко, но  вот до момента выхода из дома есть ряд обязательных мероприятий, которые можно чередовать в разной последовательности. Готовить себе завтрак мне не хотелось настолько, что, чтобы оттянуть эту процедуру, я решил покурить. Но мой организм был категорически против курения на пустой желудок и настойчиво поворачивал глаза к холодильнику. Я немного помялся, вильнул хвостом кошке, недоумённо приоткрывшей дежурный глаз, и побрёл умываться – всё-таки компромисс.

В зеркале опять был я. Чччёрт, как бы я хотел быть таксой! Был бы эдаким развесёлым симпатягой с морщинками на лбу и умными глазами. Нет же, я всегда дворняга, чёрный, с грязновато-серой манишкой. На секунду мне так захотелось превратиться в таксу, что я  потянул себя за уши и наморщил лоб. Не помогло. Сзади  зацокал по кафелю сонный Оскар. Он такса, как внутри, так и снаружи… просто такса и не понимает, как крупно ему повезло. Ладно, помылись, побрились, выпить кефир, чтобы не готовить, а курить будем на улице вместе с Оскаром – не зря же он бродил за мной всё это время – погуляем.

В семь утра люди ещё не проснулись и уличная суета полна автоматизма. Не просыпаясь купить сигарет, не просыпаясь сесть в автобус и, не просыпаясь, загрузиться на рабочее место,где и ждать вылупления собственного сознания. Но сегодня мне повезло. На меня налетела старая жирная болонка, и я очнулся ещё на остановке. Болонка рыкнула и подефилировала дальше – неугомонная пенсия. Я посмотрел на её удаляющуюся спину с розоватой от избытка сладкого шерстью и виновато вильнул хвостом. Как плевок в потолок – не выразительно и никому не нужно.

Вокруг стояли Мурки и Матильды, Бобики и Ральфы. Все вглядывались в поворот, и-за которого вот-вот появится долгожданный сто восьмой. Я заметил, что кошки старались расположиться подальше друг от друга, особенно старые, которые вообще не могли находиться в одном кадре с какой-нибудь молодой красивой блохоноской. А вот блохастый молодняк, девчонки из общаги,  вели себя вызывающе независимо и от этого страдали. Я их даже по макияжу выучил за бесконечность утренних посадок. Сегодня они пахли вчерашним праздником, были неаккуратно накрашены и демонстративно плевали на то, что опаздывают в техникум. Скоро они выучатся и по специальности станут строительшами… или строительницами… не знаю уж кем, но найти их легче будет за прилавком на рынке. Это  такой модный теперь способ отрицания образования в пользу обогащения. Из угла остановки на молодёжь затравлено уставился старый кот. Ага! Знаем, знаем, - Валерий Петрович, некогда наш замдекана. Всю жизнь прожил как дамский угодник, но, из-за отсутствия спроса, так никому, похоже, и не угодил, только студенток распугивал.  Я почувствовал, что морщу нос и из-под верхней губы показались клыки. Кот поймал  взгляд и немедленно занялся  гигиеной своего хвоста – засмущался. Ну и хрен с ним, я вообще не кусачая дворняга. Дворняги вообще не кусачие, за исключением редких забитых уродов. Пожалуй, если бы не было такс, я был бы абсолютно доволен состоянием  своей души. Однако, автобус. Я пропустил вперёд суетливых шавочек и тоже забрался внутрь, выдыхая в пассажиров остатки дыма.

 - Ой, Пётр Семёныч, Ирина Аркадьевна! Здравствуйте, как дела, как там Мишка… сто лет не видел ни его, ни Вас – я бешено вертел хвостом, и уши у меня сместились к затылку, так искренне я был им рад. Две колли. Совсем взрослые, с инеем седины на спинах. Наверняка подумывают о даче и внуках… Только Мишка им вряд ли с внуками поможет скоро -  хоть и приятель мой со школы, а, что ни говори, безалаберный котяра. Камышовый. Вот так и получится, что двое пастухов встретятся, семью сколотят, а пасти  им придётся Мишку.
- Да нормально всё, Вов. Миша решил в Питер переезжать, не хочет ещё с нами пожить, сбежать норовит  - улыбаются. Все собаки умеют улыбаться, но у колли это получается особенно открыто – ты вот хоть о себе расскажи, Вов. Говорят, солидным человеком стал. 

С рассказами о своей несолидности и о тоске по старым добрым шалостям, я прокатился с ними две остановки до завода и, быстро приведя свой монолог к «а так всё-нормально-мне-пора-извините-до-встречи-Мишке-привет», выпрыгнул на тротуар.

Нормально поздороваться с охранником  у меня опять не получилось. Мы буркнули друг другу что-то среднее между «здравствуйте» и «здорово!» и я побежал наверх, удивляясь дурацкой неспособности нормально поздороваться с этой овчаркой. Завтра скажу «доброе утро»!

В душном офисе, созданном специально для стимулирования мигрени, сидели коллеги – пара кошек, одна  маленькая дворняга и большой лохматый пёс. Все зевали, потягивались, чесали за ушами, а кошки умудрялись ещё и умываться. Только что включённые компьютеры, казалось тоже зевали. Ага! Я включился в И-нет и подмигнул цветочку аськи - день обещал быть не сложным,  возможно там и получится замутить чего-нибудь интересное. У меня в аське все собеседники-парни – псы, а девчонки почти все кошки. С псами мы вежливо перерыкиваемся парой фраз в час, а вот кошкам здесь позволено почти всё, чем они и пользуются: выгибают спины, пушат хвосты, точат об меня когти и чуть ли клубочки по монитору не катают… защищённость как-никак!  Для кошек  аська – лучшее средство подразнить. Я при этом  пытаюсь изображать спокойствие и солидность, но… замигало окошко svetik и я утонул в болтовне.

Интернет всё таки обманщик похитрее Великого Гудвина. Столько лжи, задокументированной и опубликованной. Кажется, Сатану называли ангелом света именно за такую ложь: прекрасную, прозрачную, как родниковая вода, ослепительную Ложь с огромной буквы. Может из вредности, а может на зло ангелам света, я не люблю врать в сети и с интересом встречаю чужую ложь. Правда, когда она наконец становится очевидной, я стесняюсь громко об этом орать, просто «я нашёл тебя, Ложь, туки-туки, game over». А, с другой стороны, в море сетевого вранья можно натолкнуться на острова парадоксальной откровенности. Люди напяливают маски, обзываются  новыми именами, придумывают себе новые жизни и при этом умудряются раскрывать своё сокровенное. Только читай. Я и читал, время от времени отвлекаясь на телефонные звонки и очередную сигарету.

От резвящейся по моему монитору Svetik меня отвлёк вызов к боссу. Я неохотно выгрузился из-за стола, надел для солидности пиджак и побежал на пятый этаж, в огромные двери, за которыми никогда ничего хорошего не случается.
- Да, Тимур Ростиславович, звали?  - передо  мной в полумраке неуютного кабинета восседал старый одноглазый кот. Нет, сам то босс с обоими глазами, но вот кот…
- Да, Володь, заходи. Ты, помнится, говорил, что сможешь альтернативный проект по лесу разработать. Что там у нас? – босс прищурил единственный глаз и на мгновение выпустил когти, а я, стараясь не сбиваться, затараторил о полной и безоговорочной капитуляции подрядчиков, которые трепетали от уважения к нашей компании.

Босс меня недолюбливает исключительно за стремление отвечать на его вопросы аргументированно. Он относится к той вредной кошачьей породе, чья агрессия начинается ещё до появления потенциального противника, просто по причине, что он заранее всех опытнее  и вообще лучший во всём. Я не спорил, и поспешил закончить доклад, не вдаваясь в лишние подробности, которые могли вызвать вопросы. Иногда мне хочется его загрызть. Но ведь дворняги не кусачие!

Светик исчезла, видимо, отвлеклась на работу. Я решил взять с неё пример и около часа упражнялся в серфировании по рунету. Это интересно когда ты в акватории литературы, графики, или, на худой конец, анекдотов. Но серфинг по колено в коммерции быстро утомляет – слишком много мусора. Вязнешь… В аську постучались. «Привет!» – сказала молодая белая кошка, и мой рабочий настрой разбился об этот привет вдребезги.
 

Женщина. Самка. Молодая и сильная. Откуда-то изнутри пробиваются волны энергии, которые всё ещё связаны, которые ждут сигнала вырваться и заполнить собой всё. Сегодня только у меня есть это право – сжечь мосты и освободить эту стихию. Первые приступы поцелуев позади. Теперь тишина и полумрак, в котором её тело кажется мраморным и, в то же время, бесконечно живым. Глаза  прикрыты. Она чувствует меня, и ей не надо приглашать меня, она знает, что я приду.   Я рядом, сижу на краю бездны и, перед тем, как в неё прыгнуть, пытаюсь ещё раз охватить взглядом. Предвкушение… руки неторопливо бродят по её телу, чувствуют тепло и нежность кожи. Это тело голодно… рука спускается с груди вниз, и оно благодарно выгибается ей навстречу. Больше ждать уже невозможно – хочется охватить её собой, слиться во что-то новое. Навсегда. Я наклоняюсь к ней и... вспышка!

Эта кошка была, пожалуй, лучшей из моих женщин, и теперь я не мог просто так  с ней общаться. С каждым банальным «Привет» и «как дела?» я вспоминал ту случайную, пьяную ночь и хотел ещё. Murka (что за пошлое имя она себе придумала!), наверное, это понимала и иногда меня дразнила. Кошка распушила хвост, и тёрлась о ноги. Она искренне мне радовалась и, мне кажется, тоже всё помнила не с худшей стороны. Очень хотелось взять её на руки и забрать к себе, как это дети обычно делают с котятами. Но нельзя… женат… замужем… Кошка всё ещё просилась на руки и рассказывала о том, как ходила на пляж, как поедет на море, какое на ней сегодня красивое платье… Бессмысленно. Безнадёжно! Моё настроение понеслось вниз и, пока оно не разбилось о безысходность, я соврал, что перегружаюсь и ушёл в offline и работу. Хотелось пива.

По дороге домой я,  не спеша, потягивал  маленький миллер и выбирал развлечение на вечер между ремонтом сантехники и подыханием перед телевизором. Почему-то склонялся больше к телевизору. Зато дома меня ждал приятный сюрприз. Сюрприз лежал на кухонном столе и гласил «Вова, к маме приехала Маргарита Львовна. Мы все вместе поедем на дачу, если есть силы – приезжай тоже.  Если не сможешь, ужинай сам, не забудь погулять с Оскаром. Целую, Света». Прочитав  записку во второй раз, я ощутил такой прилив сил, который появляется разве что после стимуляторов. Разумеется, я не поеду на дачу к тёще и той, как там бишь её… Львовне…  Впрочем, время идёт, надо действовать.

Через пять минут мы с Оскаром на крейсерской скорости бороздили просторы собачьей площадки, а ещё через двадцать я вылетел из подъезда и помчался к набережной, собирая на ходу пиво из ларьков  и оставляя за собой только сигаретный дым. Наши! Урра! Стайка дворняг  заметила меня ещё издали и в воздухе замелькали хвосты. Уфф, как давно я здесь не появлялся, как давно никого не видел. Я обежал всю стаю, вывесив язык, братаясь, целуясь с девчонками и наконец тяжело рухнул на скамейку. То же самое место, что и в институте, те же морды, тот же портвейн на пиво и те же бабки в поисках пустых бутылок. Стало хорошо и спокойно. Я вальяжно развалился по скамье, открыл третью за сегодня бутылку и приобнял Наташку. Красивая, хоть и беспородная сучка. «Ну что, Натах, как без меня вам тут жилось-былось?»…

Первая бутылка портвейна прозвенела по асфальту как будильник. Вокруг уже было темно,  Наташка почти спала а моём плече, а ребята, кто не был занят общением с женщинами, разбились на мелкие компании и обсуждали самое насущное: футбол, рыбалку, машины… Я не прислушивался, но захотелось всё это изменить и оживить – не зря же, чёрт возьми, у меня холостая ночь! Я сгрузил Наталью с колен, и пошёл по всем компаниям с предложением сходить искупаться. Не то чтобы инициатива всех привела в восторг, но и задумываться о причинах не ходить никто не стал.  Я зачем-то взял Наташку на руки, как невесту, и пошёл к пляжу, а остальные, звеня бутылками и, время от времени, взрывая тишину смехом, пошли следом. Наташка оплела руками мою шею и журчала что-то хорошее и нежное, но я не прислушивался.

Под чёрным небом чёрная вода. Не видно берегов, и иногда кажется, что висишь в пустоте и непонятно где верх, где низ. Откуда-то доносится радостное тявканье моих друзей – бросают друг друга в воду, наверное. Захотелось подольше сохранить  наступившее умиротворение и я поплыл подальше от шума, на другой берег, выполз, не вставая, на мелководье и лёг на дно, оставив снаружи только голову. Через минуту послышался шелест воды и ко мне  подползла Наташка. Почему то не удивительно.
- А ты чего нас там бросил? – Наташка была  немного пьяна и широко улыбалась, а вода тёмными каплями падала с её волос мне на лицо.
- Да захотелось одному побыть немного… так что не бросал я  вас. Скоро вернусь.
- Так что, я поплыла?  - улыбка потускнела.
- Нет, не спеши. Полежишь со мной в романтике? – Наташкино лицо исчезло, а слева я почувствовал в холодной воде тёплое прикосновение. Как хорошо то!

Адреналин бил из меня молниями. Такая ночь! Такое начало! Я бесновался по парку со всё ещё мокрыми волосами и мне хотелось жизни и праздника. Наташка скромно наблюдала за моими безумствами с лавки, куда мы вернулись с пол часа назад, и улыбалась, а остальные, постепенно заражаясь моей  эйфорией тоже подключались, собирали деньги, планировали стол, назначали гонцов. Купание прошло не зря. Посвежевшие, бодрые мы с новой силой налегли на водку, на которую ещё час назад ни у кого, вроде, не было денег. И пели. А потом просто орали, потому что было хорошо. И смех. Я остановился отдышаться. Лохматый барбос Василич мирно спал на лавке и его вовсе не тревожило, что рядом Танька влезла верхом на Кроу и демонстрировала чудеса страстности. Наташка куда-то исчезла. А жаль, или не очень жаль. Немного поодаль, поближе к фонарю вокруг ящика из под пива сидели ещё несколько дворняг со стаканами и сосисками и щерились, показывая друг другу свою  круть. И я, ссутулившийся, потный от импровизированных танцев в тишине, со стаканчиком водки и огрызком сырой сосиски. Забавно всё-таки. Замахнуть водку, доесть сосиску и вперёд, в водоворот красок, звуков, чувств…

Тишина. Я открыл глаза, и ничего не изменилось. Было холодно и пахло мочой. Ччёрт, как неудобно… я попытался пошевелиться и вскрикнул. Мой голос отразился от невидимых стен и вернулся гулко и холодно, а руки прожгла острая боль. Почему? Я окончательно протрезвел и понял, что лежу на бетонном полу, руки скованы за спиной… наручники? Я попытался соединить кисти – звон металла. Да! Наручники и к этим наручникам привязаны мои ноги, из-за чего я выгнут назад без малейшего шанса выпутаться… хорошо, что ещё к наручникам подвязали, а не петлю на шею кинули – так тоже делают… кто? Менты? Наверное. За что? Я не хотел решать такие сложные вопросы и почти ничего не помнил со времени пьянки после купания. Дискотека? Мы на неё пошли? Вроде нет. Дрались? Не помню… Руки ломило. Я попытался упереться лбом в бетон и перевернуться на колени. Казалось, что руки сейчас оторвёт. Меня охватило то звериное чувство, когда жаловаться некому, ни на боль, ни на неудобства, просто надо что-то делать. Я молча и упорно боролся с наручниками, пытался ещё больше выгнуться назад и отвязать ноги. Всё безуспешно, тем более что кисти уже почти ничего не чувствовали. Я сдался и лёг ждать. Не знаю сколько времени прошло, пока послышались шаги. Может столетие, а может два… не важно. Послышался лязг ключей и где-то сзади тишина разорвалась ослепительным светом.. я зажмурился.
- ну что, очнулся? - смеются
- Кажется.
- не будешь хулиганить больше, или ещё полежим? – из света проступают контуры двух шакалов. Не повезло. Лыбятся, чувтсвуют власть и хотят торжествовать. Пасти приоткрыты. Точно не повезло.
- развяжите, мужики…
- ну уж… ты ещё драться вздумаешь… полежи ка ещё. Скоро и утро, автобусы пойдут, а у нас всё же под крышей, сухо почти. Не нравится? Или вежливо попросим отпустить?
- да пошли вы… - Я понял безысходность положения, но издевательств над собой допускать не хотел. Шакалы снова заржали и наступила темнота. Хотелось выть. Тем не менее, удаляющихся шагов не было и через пару минут дверь лязгнула снова. Меня развязали и повели на выход, где, как ни странно, отдали мобильник и ключи. Потом три раза  заставили ответить, что всё нормально и у меня нет к ним ретензий и… воздух! Светало и я встал на крыльце отделения, растирая руки и пытаясь узнать окрестности. Ага, вот они почему не стали меня дольше держать… наручники всё же затянулись слишком сильно – пока я пытался освободиться, я разорвал таки себе одну руку и теперь кровь крупными каплями  падала на асфальт. Ничего, заживёт. Интересно, как я выгляжу. Хых! Я  обернулся ещё раз посмотреть на кутузку, а потом выбрал направление и побежал… Какой сладкий воздух!


Я запехал в машинку перепачканные кровью вещи и встал под душ. Утро  уже наступило, но на работу ехать ещё рано, да и не поехать никак, позвоню Игорю, пусть прикроет. Не каждый день у меня холостая ночь.  Я упёрся руками в стену и посмотрел в начавшее мутнеть зеркало. Такса? Заводная весёлая такса? На меня как и всегда смотрел беспородный пёс со свалявшейся шерстью и гноящимися глазами… Я сплюнул. Пёс ещё немного посмотрел на меня из-за зеркала и медленно скрылся в тумане.