ДОМ

ДОМ

Домá, как и люди, когда-нибудь да умирают. Особенно деревянные.
В начале прошлого века российская инженерная мысль решила построить в Ревеле, на одном из отдаленных полуостровов крупный судоремонтный завод. И не просто завод, в смысле цехá и службы, но всю инфраструктуру, т.е. домá – жильё для рабочих, инженеров и высшего руководства будущего завода. Строительство шло довольно споро: в течение двух-трех лет всё было готово, в том числе столовая для рабочего люда; столовая эта легко превращалась в молельню, стоило отодвинуть одну из стен, за которой скрывался иконостас. Весь заводской комплекс: громадные капитальные цеха, два эллинга для спуска судов на воду, большое здание заводоуправления и жилые кварталы деревянных двухэтажек, весь ПЛАН нового российского завода прекрасно виден на одном из снимков, сделанных, вероятно, в 10-е годы ХХ века с аэроплана. Этот район Таллина издревле носил название Копли, что в переводе с эстонского означает примерно «Луговая», «Загонная». Когда-то, в давно прошедшие века сюда, говорят, выгоняли на пастбища скот из пригородов Таллина-Ревеля, поскольку на полуострове хватало и леса, и лугов.
Итак, начало ХХ века было ознаменовано строительством вышеназванного крупнейшего в тогдашней России Балтийского судоремонтного завода. А потом началась Первая мировая… Потом Революция. Затем Эстония отвоевала себе первую свою независимость – и тотчас началось разграбление крупного российского завода новоявленными эстонскими хозяевами. Производство быстро захирело, почти все специалисты-судостроители разбежались.
После окончания Второй Мировой исконно русский завод начал возрождаться, поскольку в Эстонии утвердилась советская власть. С полвека завод работал более-менее сносно, а в конце ХХ-го явилась уже эстонская «поющая» революция, увенчавшаяся пришествием второй эстонской независимости. И снова началась вакханалия разграбления всего исконно русского. И Балтийский судоремонтный завод (БСРЗ) опять было приуныл и захирел. Но – слава Богу! – нашлись люди, которые не позволили любителям поживиться за чужой счет разграбить Судоремонтный во второй раз. Завод окреп, и ныне процветает – вопреки всем новосочиненным  эстонским «независимым» законам.
Мне довелось работать на этом прославленном заводе в 60-е, после того, как я окончил среднюю школу. Тогда-то и увидел я тот самый аэрофотоснимок начала ХХ века, на котором прекрасно проглядывались все заводские цеха и все улицы, все дома нашего района. Только не было еще того маленького одноэтажного домика, в котором теперь живет моя семья – он появился позднее, после Второй мировой.
Однажды, проходя мимо деревянной двухэтажки, наверняка построенной в начале ХХ-го века вместе со всем заводским комплексом, я обнаружил, что дом этот сгорел… Провалившаяся крыша, пустые глазницы окон с подпалинами от пожара, вытащенные, вероятно, впопыхах матрацы и диваны так и застряли брошенными на лестничных клетках. Люди, надеюсь, спаслись (я не видел того пожара, не знал, когда он произошел, но прекрасно помню время, когда в этом доме жили люди). На том самом аэрофотоснимке названный дом был целехонек и новехонек. В нем, вероятно, поселились семьи заводских мастеров. А через дом от погорельца был в начале века выстроен другой дом, уже с надстроенной остекленной верандой-башенкой над ним. И в этом доме, похоже, поселили семьи специалистов рангом повыше – возможно, кого-то из заводоуправления. Этому дому повезло больше: там до сих пор живут люди (возможно, потомки тех первых заводоуправленцев?), и они поддерживают почти столетний дом в прекрасном состоянии.
А «погорелец» умер, навсегда. Возрождать его развалины не имеет смысла, да и нет ни у кого таких денег, чтоб реанимировать его труп. Душа его сгорела в огне пожара, вместе с памятью о его истории, которую, вероятно, могли бы еще хранить его деревянные стены. Увы, дерево, особенно древнее, слишком хорошо горит.
Жаль дома, жаль всего, что связано у кого-то с ним. Теперь над ним лишь веют ветры, которым не свойственно сохранять память о чем бы то ни было.
12.08.2003
Таллин