Про него

Бывает, что он подходит ко мне близко-близко, осторожно берет своими смешными ручками мою большую голову и, крепко держа ее с двух сторон, чтобы я не отвлекся случайно на какой-нибудь телевизор, что-то тщетно показывающий мне за его спиной, начинает рассказывать очередной долгий и обстоятельный рассказ про двух злых собаков за забором, например, а потому что на заборе есть две картинки злых собаков, одна картинка и другая, видишь, папа, одна маленькая картинка – это для маленькой собаки, а другая, большая, для другой, но они не кусают друг друга, они играют друг друга, маленькая злая собака держит за хвостик другую, а другая злая собака тоже держит за хвостик другую, знаешь, пап, это очень хорошая игра, одна злая собака говорит «ав-ав-ав», а другая тоже говорит «ав-ав-ав», и им там, наверное, весело-о-о... Он умолкает на минуту, пытаясь представить, вероятно, как им там весело, по-прежнему крепко сжимая мои виски, и вот здесь-то, глядя в задумчиво-ясные глаза этого трехлетнего чуда, я чувствую, что переполняюсь счастьем настолько бесконечным, что сердце сбивается на один короткий тук, и на один короткий миг свет темнеет в глазах. Ничего не существует больше вокруг нас, только он со своими собаками и я со своим счастьем, длящемся вечно, пока живет в его глазах мысль о злых веселых собаках, держащих друг друга за хвост.
Потом он коротко вздыхает, полностью удовлетворенный представленным, и уточняет, на всякий случай: «Их там две собаки, пап, ты ПА-НЕ-МА-ЕШЬ, две-е-е-е...»