К брату

О возлюбленный брат мой, лучшая кровь крови моей и плоть без изъянов, что вечно носимы мною вслед за тобой! О счастливый владелец той части нашей общей души, что вся в тебе, не больше, чем ровно двумя границами отделенная от второй ее части, в расточительной щедрости твоей оставленной для меня, ибо кто еще будет хранить всё мягкое и бесцветное, предъявляемое, ни секунды не медля, по первому зову твоего хрустально-радужного многоцветья, вдруг пожелавшего уподобиться на миг сияющей грани алмаза – тем ослепительней, чем гуще мрак бархата под ним?

Не судьба ли великого воина поджидала тебя, строя загодя полки пешие и конные, что счетом не меряны были? Не твой ли небрежный жест, о любимец богов, сметал империю за империей, сметаемой за империей вслед, легко обращая в пыль сильнейших мира сего и прочих миров, покрывая пылью забвения пыль, что оставалась после? Не тех ли подков порванный круг вбит в вечный гранит покоренной вселенной, подков, что несут на себе твой царственный знак, неузнанный лишь потому, что некому было узнать?

Задумался я тем, что покрыл ты челом моим, пожалев меня и отделив нехотя сотую часть сотой части твоего прозорливого разума, и понял. Нет, не разрушителем, но целителем мог стать ты, употребив бесконечность своего милосердия во благо трижды недостойных своей завидной доли. Ведомые немеркнущим светом твоей доброты, отправлялись бы выстроенные строем стройные корабли один за одним, припорошенные белым снегом твоих парусов, к далеким краям и за них, чтобы просветлять там несчастные души живущих во тьме и не познавших еще рая безграничной милости твоей.

Причудливы пути наши и известны не нам. Есть ли астролог, и согласится ли древним движением приподнять на одно лишь мгновенье тяжелый полог, из наших ли судеб сотканный – не знаю, а кем – уж тем паче, чтобы мог я, улучив момент между судьбой и судьбой, заглянуть в исчезающий просвет с надеждой увидеть твою, о нерожденный брат мой?