Тридцатидвухлетнее

Он выглядел года на три старше меня. Впрочем, я никогда не умел определять возраст. Я и свой-то всегда пересчитывал заново, отнимая один год от другого.
Он принес мне чаю, спросил разрешения сесть и, не дожидаясь утвердительного кивка, присел на краешек кровати, наблюдая за моей безуспешной борьбой с заварочным пакетиком, никак не желавшем тонуть.
- Послушайте, я вам хочу что-то рассказать. Представьте себе огромное... – он запнулся, подбирая слово, - ...пространство, покрытое густым, как вата, абсолютно белым туманом, так что величие размеров можно только предположить. Когда я пришел в себя, я понял, что стою в нескончаемой очереди мужчин нашего с вами возраста примерно, причем передо мной оставался только один человек, не считая того, что уже нагнулся к окошечку. Не успел я подумать всё это, как тот, у окошечка, куда-то вдруг пропал, и на его месте оказался первый ожидающий. Его что-то спросили, я не расслышал. Он неопределенно пожал плечами, и его спросили что-то еще. На этот раз он утвердительно кивнул, не раздумывая, и тогда последовал третий вопрос. Он начал было что-то быстро говорить, но его прервали на середине, что-то тихо сказали, затем – гораздо отчетливей – произнесли диагноз и: «Следующий!» Парень сдвинулся куда-то влево, и я с легким пренебрежением хмыкнул себе под нос, мол, тоже мне проблема, только время терять с такими.
По ту сторону решетки туман был гораздо гуще. Он полностью скрывал клерка, оставляя только низкий с хрипотцой голос.
- Живешь ли в душевном покое, сын мой?
- Не знаю, - медленно сказал я, не совсем поняв смысл, заключавшийся в вопросе.
Голос вздохнул и привычно переформулировал.
- Бывает ли временами, что испытываешь внутреннее беспокойство, когда что-то мучает тебя и мешает жить?
- О, да.
- Что же терзает тебя?
- Сожаление о годах, растраченных напрасно, злость на себя за нежелание менять привычный уклад, отсутствие воли доводить начатое до конца, осознание полной бесперспективности того, что ждет впереди...
- И что делаешь ты тогда? – хозяину голоса явно было скучно.
- Пытаюсь не думать и продолжать жить.
- Достаточно, спасибо. – Куда-то в сторону и громче. – Middle age crisis. Следующий!
Меня потащило куда-то вниз и вбок, но я успел услышать вопрос, обращенный к стоявшему за мной: «Живешь ли в душевном покое, сын мой?», и, совсем уже на грани слышимости, задумчивый ответ: «Не знаю...»

Он замолчал ненадолго, что-то вспоминая, затем нагнулся к моему лицу и, заговорщически подмигнув, сказал, понизив голос, как будто открывая великую тайну:
- Тот парень... Предшественник мой... Я думаю, что он тоже где-то в нашем отделении...
Удовлетворенно откинувшись, он встал с заскрипевшей кровати и, пожелав мне скорейшего выздоровления, отправился к себе, шаркая тапочками, оставив меня созерцать нестройные ряды коек, уходящие в бесконечность коридоров...