Одинокий пьяник

Риточка стояла у входа в третий вагон. Начиналась посадка на скорый фирменный поезд. После нескольких суматошных дней, проведённых дома, где проблемы и заботы размножались почкованием, выход в рейс становился праздником. Поэтому на Риточке была белая блузка, форменная юбка, не закрывающая колен, колготки sisi и черные китайские туфли. Блузка выгладилась на скорую руку, но смотрелась парадно. Она брезгливо сторонилась стенки вагона, который в глубине своей был небесного цвета, но по сегодняшней сущности предлагал все виды пыли, собранные с тысячекилометрового пути. Надевая юбку, Риточка вспомнила, что давно пора починить у нее молнию. Но стоянки всё сокращались, а скорость движения жизни убыстрялась, что не оставляло молнии надежд на возрождение. Пара булавок вульгарно решали проблему юбки и Риточки.

Пассажиры втягивались в вагон, утрамбовывая впереди идущих своими баулами.
Риточка, читая билеты, метила своим рентгеновским взглядом спутников, чтобы потом безвозмездно не затесались чужие. Внешний вид пассажиров дарил иллюзии на спокойный рейс, хотя любой пассажир хорош, пока спит зубами к стенке.

Оставалось всего одно свободное место.
Вокзальная дикторша в очередной раз сообщила необходимую информацию о посадке, но что-то прибавила нетипичное. Риточка перемотала память назад и поняла, что в составе поезда отсутствует тринадцатый вагон, а люди будут рассеяны по свободным местам других вагонов.

Такой человек, несостоявшийся пассажир тринадцатого вагона, прибежал к Риточке за минуту до отправления. Солидный мужчина с тяжелой сумкой и провожающей женой, выдающей немолодой возраст мужа.
Слезы, поцелуйчики и «Прощание Славянки» доносил попутный ветер до отъезжающих еще пару минут.

«Ритка – дура, Ритка – дура…» - стучали вагонные колёса на стыках. Ноги носили проводницу по бесконечным делам. Она пролетала по проходу своего плацкартного вагона, когда ощутила тяжелый шлепок по заду. Сдачу в таких ситуациях хотелось дать всегда, но Рита, замедлив шаг, только оглянулась на обидчика.
Сытая раскрасневшаяся физиономия пассажира из тринадцатого вагона смотрела на нее лукавыми глазами. Под физиономией столик ломился от еды и выпивки. Мужчина сидел на боковушке в одиночестве, но ему было весело. «Один пьет» - тревожная мысль отметилась в Риточкиной голове.

Люба везла детей на каникулы. Двое своих и племянница с хорошим аппетитом поедали дорожные припасы. Через проход, на боковушке, сидел солидный мужчина. Выпивая и закусывая, он громко общался с Любой. Люба в основном вынуждена была кивать головой и поддакивать. Она поняла, что он – Борис. Бывший моряк-рыбак. Едет куда-то на родину с пересадкой в Москве.
Борис доставал из своей сумки водку бутылка за бутылкой. Он пил её, словно воду, ведя бесконечные разговоры, но уже не с Любой, а, похоже, сам с собой. Отвлекался Борис только для того, чтобы шлепнуть или ущипнуть проходящую мимо проводницу. Риточке было больно. Она вспомнила метод прогнозирования ситуаций, которому учил бригадир проводников Титан Иваныч. Женщина решила, что время пришло…


Люба почувствовала, что у Бориса произошло какое-то качественное изменение, словно отделилась очередная ступень у ракеты. Борис подсел к Любе под самый бочок и стал грузить её «золотыми горами». Он предлагал ей всё, что у него было. В основном, деньги. Водочное половодье размыло берега его добродетелей. Ему колоссально захотелось, чтобы эта скромная многодетная женщина расцвела именно от его денежной подкормки. Люба упорствовала. Дети испуганно затихли. Борис предлагал взять у него, если не деньги, то продукты. Банный лист был ничто по сравнению с Борисом. Люба с отчаянием думала, за что ей эти муки.

Но Борис как-то внезапно позабыл про женщину и вернулся к своей сумке. Матерная тирада известила попутчиков, что водка закончилась. Мужчина было дернулся в соседний вагон, но почему-то быстро вернулся заметно расстроенный.
Люба лихорадочно занавешивала простыней свое купе, закрепив её под матрасами вторых полок.

С этого момента стало раздаваться гусарское хлопанье пробок от шампанского. Борис пил шампанское, которое появлялось из заветной сумки. Его явно беспокоила перспектива остаться наедине с пустыми бутылками, но поход в соседний вагон почему-то обрывался в самом начале. Люба надеялась, что мысли мужчины ушли далеко от нее, и что белая простыня – это надежное укрытие от одержимого Бориса. Вдруг хлопнула очередная пробка, и шампанское гейзером полилось на простыню, Любу и детей.
Оно было липкое и несчастливое.

Я пил шампанское из горла. Понятно, что кислятина. Жена удружила. Обделила водкой, чтобы не упился, как она опасается. Какая жизненная несправедливость: пока ловил рыбу в морях, зарабатывал деньги на красивую жизнь, жена состарилась. А глянул на себя в зеркало и обнаружил, что тоже вид не товарный. Обзываются теперь солидным мужчиной. «Мужчина, надо знать норму, вы же солидный человек». Тьфу! Знаю норму. Моя норма – два ведра. Раньше, когда ругались в общественном транспорте, пеняли: «А еще интеллигент, в шляпе!» Вот и я докатился. И что меня потащило в плацкартный?
Вагон как проходной двор. Вот глухонемой пришёл из соседнего вагона. Невозмутимый. Журналы раздает посмотреть. Немножко чернушки, немножко порнушки, обильно сексушки? И в придачу сканворды? Неси дальше, нам и так весело!
Цыганочка, опа-опа, цыганочка черноока! Кому шали-платки? Сама носи. Обманешь ведь. Иди, откуда пришла!
А эта особа с тележкой из буфета задом так вертит, словно предлагает не сникерсы с печеньем, а самоё себя. Накопи сначала на нормальные колготки без зацепок!

Опять гость из соседнего вагона. Парень обеды предлагает из ресторана. Это уже интересно. Пацан, слышь, как у вас в ресторане со спиртным?
- Заходите, всё в ассортименте!
Отлично. Любушка, присмотри за вещами.
Простыня – не стенка железобетонная. Думаю, что она услышала.
Откуда все ходоки шли? Справа. Значит, там вагон-ресторан.

Я пошел в тамбур. Качало меня самую малость. Качка - моя родная стихия. Мои глаза опередили руку. Я так и не нажал на ручку двери, ведущей в соседний вагон. Через стекло двери открывался вид на убегающие вдаль по равнине рельсы. Волосы на моей груди слегка вздыбились: оказывается, я еду в последнем вагоне?
Надо подумать над этим.
Пришлось вернуться на свое место.
Не успел я уговорить очередную бутылку с шампанским, как ходоки стали возвращаться.
Сначала парень с журналами, за ним цыганка с шалями. Дальше дамочка с зацепками и сникерсами. И, наконец, пацан с мисками из-под обедов. Все они ушли обратно, в соседний вагон.
Так. Спокойно. Я тоже иду за ними.
Тамбур. Дверь… Убегающие вдаль рельсы. Красивый вид.
Я еду в последнем вагоне. Но куда же ушли все эти люди?
Опять возвращаюсь на свою боковушку. Любушка, послушай, мы что ли едем в последнем вагоне?
Мычит что-то в ответ. Вроде как «да».
Спрошу у проводницы. Она уж точно знает, потому что все время бегает в соседний вагон и обратно. И западает она на меня, на ласку мою. Милая! Мы в последнем вагоне кантуемся?
Да? Но куда все ушли? Куда ты бегаешь? Ведь мы в последнем вагоне едем.
Кто же они?
Грустно мне как-то. Их рожи поплыли в воздухе. Цыганка парит на своей шали, а другой норовит меня отхлестать. Глухонемой ржет, а у самого тело, как у женщины из «Плейбоя». Буфетчица задом вертит и бормочет: «Дай на колготки!» А парень с мисками кричит: «Мы все в ассортименте!»
Мне плохо. Отстаньте, мне плохо…

Борис как-то обмяк и стал мгновенно засыпать. Риточка позвала Любу и других пассажиров на помощь. Они виртуозно постелили постель и уложили рыбака. Все довольные улыбались, шушукались и ходили на цыпочках.

… Рита постучала в дверь купе.
- Заходи!
Бригадир поезда расправлялся со своим ужином.
- Ну, как у тебя дела? Рассказывай.
Титан Иванович достал бутылочку и приготовил стаканы.
- Ой, Титан Иваныч, спасибо. Всё отлично. Пассажир спит. В вагоне мир и покой.
- Я рад, Риточка. Вариант «А» действует безотказно. Не забудь вернуть мне стерео-обои. Согласись, что рельсы там, как настоящие.
Садись, угощайся, выпьем за тех, кто в пути!