Норманируда

ГЛАВА  I
 
 
 
Прошло три дня, как Анибалл прибыл в Сьену. Прелестное курортное местечко. Ласковое до поры, до времени море. Задумчивые пальмы и окаменевшие кипарисы. Доброжелательное к благоразумным туристам солнце. Высокое, необыкновенной чистоты небо. Здесь верилось, что на небе - рай для блаженных. В родном городе Анибалла, серой столице скопища заводов - гигантов, уставшее грязное небо не располагало к размышлениям о рае. Разморенный жарой и мартини, Анибалл лениво думал о том, почему туристы, пробыв от силы неделю в этом благословенном уголке, бегут отсюда прочь. Странно и то, что сам он вдруг сегодня испытал это непонятное желание. И если бы не договоренность встретиться с Рудольфом именно в Сьене, он бы тоже сбежал. Но оставлять записку Рудольфу, что он, в силу обстоятельств и прочего, ждет теперь его там - то и там - то, бесполезное дело. Номера, что проходят с людьми нормальными и обыкновенными, не пройдут с Рудольфом. Всегда возникнет роковая цепь событий, которая приведет меланхоличного Рудольфа к совершенно непредсказуемому результату. Этим результатом будут ошеломлены все, кроме Рудольфа. Все будут кричать “как так?!”, на что он ответит легким пожатием плеч. Все будут биться в холодном поту, представляя ужасные картины, что еще могло из всего этого произойти. На это Рудольф не пожелает ответить даже и пожатием плеч. Его молчаливость и отчужденность мало кого раздражала. Женщины с ума сходили от его спокойствия, граничащего с неприступностью. При этом он, подлец, носил зачесанные назад черные гладкие волосы, тоненькие усики, которые прекрасно гармонировали и с правильностью черт, и с белизной кожи, и с синими глазами, которые никогда не улыбались. Есть с чего обомлеть. Мужчины уважали его за сдержанность, как признак могучей силы воли. Анибалл усмехнулся. Он знал Рудольфа более пятнадцати лет. И все было далеко не так. Но он принимал Рудольфа таким, каким он был на самом деле. Принимал полностью. Он был единственным другом Рудольфа. Рудольф был единственным другом Анибалла. Попытки других вклиниться в эту дружбу разбивались о непостижимое единение только этих двух людей. Компания - пожалуйста, но без посягательств на данный монолит мужской дружбы.
Анибалл потянулся в шезлонге и поправил выскользнувшую из-за пояса брюк рубашку. “Выпить кофе?”, подумал он. Лень. лень щелкнуть пальцем. Но догадливый кельнер уже выпорхнул из-за стойки передвижного бара.
- Кофе, - сказал Анибалл.
- Кофе? - озадаченно повторил кельнер.
- Ко-фе, ко-фе, - по слогам пропел Анибалл.
Кельнер обиженно поджал губы, но молниеносно выполнил заказ. Кофе был хорош. Но сердце, на секунду замерев, вдруг остервенело стало рваться наружу. Кельнер повеселел и засвистел негромко классический шлягер. Жара. Даже курить противно. Черт бы побрал этого Рудольфа, когда он наконец доберется со станции до отеля? Поезд должен был прибыть часа два назад. Анибалл сердился, что не поехал встречать его на вокзал. Ему почему-то казалось это унизительным проявлением опеки, достойной лишь женщин. Эти приветствия на людях, глупые расспросы. Впрочем, этого не избежать и при встрече в отеле. Но на вокзале как-то все пошлее. Впрочем, стыдился бы только Анибалл. Рудольфу, как обычно, было бы в достаточной степени все равно. Анибалл откинулся вновь и прикрыл лицо белой широкополой шляпой. Сьена. Город, корректно отвергающий натиск цивилизации. Избирательный подход к услугам мирового сегодняшнего дня. Рекламный трюк или вековая принципиальность... В Сьене не было ни одного современного здания. Средневековый замок, дома, лавочки, трактиры тщательно ремонтировались, допуская в свои недра, извольте, усовершенствованные системы водоснабжения и канализации. Но на мощеных старым камнем улочках не увидишь ни одного автомобиля, лишь странного вида повозки. Упитанные кони неспешно отвезут вас на станцию. Больше ехать, в принципе, некуда. Если только, конечно, вас не интересуют бесчисленные виноградники и дикие пляжи, заросшие терновником. Жители нескольких поместий живописны лишь издалека. Женщины в полосатых юбках и белых крылатых чепцах, беспрестанно снующие из ухоженных домиков на подворье. Мужчины, странно выглядящие в любую погоду в своих коротких, черных плащах, черных с высокой тульей шляпах, серых панталонах и грубых башмаках. Если вы проезжаете мимо, вам помогут даже улыбнуться. Но попробуйте, обратитесь к кому-либо из них. Их глаза неподдельно заволакиваются дымкой непонимания и нескрываемым нежеланием вообще понимать что-либо из ваших речей и жестов. Ничего не остается, как с идиотским выражением на лице продолжить свой путь, всем видом показывая, что, собственно, и так все понятно. Просто досадное недоразумение - зевота, развязавшийся шнурок, попавший в ботинок камешек. Идите с Богом! Вы приехали отдыхать и не дергайте тех. кто занят.
Конечно, в самом городке дела обстоят несколько иначе. Обслуга любезна, хоть и не словоохотлива. Но отсутствие традиционных развлечений - казино, варьете, каких-нибудь, пусть тараканьих бегов, угнетающе действовало на заезжих туристов. Обворожительный дух средневековья вдруг начинал смутно беспокоить сердце. Все чаще каждый камень и стрельчатое окно напоминало лишь о мрачных легендах прошлого. Отравленная графиня, заживо замурованный в фамильном склепе старик - купец, пьяные кровавые драки подмастерьев, коварные белошвейки и костры инквизиции. Человек в сером капюшоне вдруг заставляет вздрогнуть и замереть, цокот копыт и грохот повозки напоминает о движении дня, жизни и смерти. Невыносимое малолюдие! Никчемное на отдыхе желание познать свое место в Истории, по-видимому, и гнало людей прочь. Но места были слишком красивы, старое вино было слишком восхитительным по букету и цене, туристов хватало. И потом они нахваливали Сьену, стыдясь признаться в мучавших их здесь страхах.
Тоненькая струйка пота противно стекала по спине, переместившееся солнце нещадно била в лицо. Анибалл приподнял шляпу и, свирепо вздохнув, выпрямился. В соседнем шезлонге, безмятежно любуясь начищенными ботинками, самым вальяжным образом сидел Рудольф.
- И давно ты здесь? - спросил Анибалл, предварительно в мыслях досчитав до десяти.
Рудольф кивнул и закурил изящную сигарету.
- Отчего меня не разбудил? - Анибалл все еще колебался между “ругаться - обниматься”, “сердиться - веселиться”.
- Ты бы и сам скоро проснулся, впрочем, ты и так проснулся...
- Мудрая, необыкновенно длинная для тебя фраза, - сказал Анибалл и еще немного против воли улыбнулся. - Но мог бы и разбудить, у меня теперь чертовски болит голова.
- Кофе, вино, - пожал плечами Рудольф, - мало ли хороших лекарств.
- Только не кофе, - передернуло Анибалла. - Здесь его можно пить или ранним утром, или поздним вечером. Сердце выпрыгивает
- Я тоже за вино, - кивнул головой Рудольф.
Им подали холодное белое вино, с моря, как по заказу подул прохладный предвечерний ветерок.
- Где ты так задержался? - Анибалл уже полностью пришел в себя и с интересом посматривал на потянувшихся из отеля девиц в белых муслиновых платьях.
- А, паспорт, - махнул Рудольф.
- Что паспорт? - изумился Анибалл.
- Я его забыл.
- Как? Ты ведь знал, что здесь очень строгий паспортный режим, до границы рукой подать, старые контрабандные тропы...
- Вот и задержался...
- Да как ты вообще здесь сидишь?
Рудольф затянулся и уставился на таинственную черту морского горизонта. Анибалл с трудом сдерживал смех. Понятно, Рудольфу есть, что рассказать, но как бы это выразить в наименьшем количестве слов?
- Старый алжирец, - наконец сказал Рудольф.
- Старый алжирец, - повторил Анибалл. - Это все?
Слабое страдание скривило тонкие усики, брови и плечи приподнялись в пантомиме “а что тут еще говорить?” Разузнать подробнее можно было только одним известным способом и Анибалл приготовился к атаке.
- Давай, не ленись, рассказывай, - сказал он, сосредотачивая свое воображение на предполагаемой истории.
- Перестань, - традиционно ответил Рудольф и повысил голос. - Еще вина!
Принесли вино.
  - Итак, ты, разумеется, опаздывал на поезд, - утвердительно заметил Анибалл.
- Прощался с Капризой...
- Так, с этим ясно. Если к тебе приходит Каприза, то можно смело отменять все мероприятия на ближайшие  пять - шесть часов.
  Анибалл с грустью подумал, что он сам был бы рад оставаться с этой рыжей очаровательной сплетницей наедине и намного дольше. Но у него она лишь выпытывала новости и выслушивала ряд все более страстных комплиментов. С Рудольфом было иначе. Воспитание не позволяло ей кидаться на шею этого мраморного Аполлона, но она часами обхаживала его то льстивыми, то мудрыми речами, то звонким смехом, то дрожащим шепотом. Возможно, дело было в том, что ей не терпелось включить Рудольфа в бесконечную вереницу коленопреклоненных воздыхателей. Но он никак не проявлял признаков обычной влюбленности : не искал с ней встреч; не устремлялся стремительно, едва завидев ее издалека; не рассуждал о ее восхитительных достоинствах среди общих знакомых; ничего... Считая это уловками опытного и оригинального Дон Жуана, Каприза упорно осаждала его военными хитростями страждущей красивой женщины. И Рудольф  был ее кавалером на пикниках и танцевальных вечерах, он невозмутимо таскал ее корзинки, шубки, покупки из людных магазинов... К бешенству Капризы, все вокруг и она сама понимали, что это ровным счетом ничего не значит. Сердце Рудольфа билось в прежнем ритме. И с языка срывались изысканные комплименты, далекие от личной заинтересованности.
- Ты объяснился ей, наконец, в любви?  - зловещим голосом спросил Анибалл.
Рудольф изумленно повернулся к нему и недовольно пробормотал :
- И ты туда же...
- А кто еще? - оживился тот.
- Женщины, - устало отмахнулся Рудольф.
- Какие женщины?
- Перестань...
- Какие женщины?
- Мы, кажется, говорили о Капризе...
- Да, но ты сказал “жен - щи - ны”...Множественное число. Рудольф, кто еще, кроме несчастной Капризы раскручивал тебя на амуры?
- Что ты такое говоришь, какая пошлость...
- Не увиливай, ты не хочешь говорить? Ты влюблен, наглый повеса?
Обиженное удивление застыло на лице Рудольфа.
- Ну? - грозно спросил Анибалл.
- Моя матушка утешала Капризу...
- С чего вдруг?
- Все считали, что она плачет...
- Считали, что плачет? А она что, не плакала на самом деле?
Рудольф пожал плечами.
- Вообще-то она терла глаза платком, но я подумал, что это обыкновенный конъюктивит.
- Гной вместо слез, - подытожил Анибалл.
- Ты невыносим...
- Дальше?! - вновь живо спросил Анибалл.
- Потом моей матушке вдруг пришла в голову мысль спросить меня, а не пора ли мне жениться...
Анибалл застыл.
- Абсурд, конечно, - помолчав, продолжил Рудольф. - Поезд через полчаса, Каприза с воспаленными глазами, матушка с женитьбой, пиджак режет подмышками...
- Пиджак режет? - вышел из оцепенения Анибалл.
- Все-таки маловат...
- А дальше?
- А дальше я говорю, что навряд ли пора...
- Почему?
- И ты туда же...
- Почему? - еле сдерживая смех, вскричал Анибалл.
  Кельнер нахмурился и скрипнул салфеткой по бокалу.
- Да на ком? - возмущенно и искренне спросил Рудольф.
- Ты и там так ответил? - смеялся Анибалл.
- Что смешного? Да, ответьте...
- А Каприза?
- А... Наконец-то  заметила, что в комнате душно.
- А матушка?
- Кинулась за какой-то солью, потом обхаживала Капризу. А про меня все забыли.
- А что ты делал в это время?
- Курил, - пожал плечами Рудольф. - Потом понял, что, кажется, никто и не собирается со мной толком прощаться и поехал на вокзал один.
- Так, - весело подгонял его рассказ Анибалл.
- Поезд практически уже отходил, - равнодушно продолжал тот. - Я вскочил, пробрался на свое место...
- Ты что, не забыл билет дома?
- Нет, он ведь был в другом пиджаке...
Вечерело. Анибалл закурил сигарету и с обожанием посмотрел на друга.
- В другом пиджаке?
- Да... - Рудольф неожиданно повеселел. - Матушка велела ехать в клетчатом, я его одел и положил в карман билет. Потом решил, что лучше все же ехать в белом. Одел его и машинально положил в карман паспорт. Потом, пока Каприза рассуждала о каких-то слепых, ну ты знаешь, она вечно опекает каких-нибудь убогих, я нашел, что матушка была права. Белый пиджак маловат. Режет в рукавах. Я снял его и одел клетчатый.
- Значит. - вытирая слезы, смеялся Анибалл, - ты был обречен. В зависимости от пиджака, ты все равно забыл бы или паспорт, или билет. Рудольф, дай я тебя поцелую!
- У тебя солнечный удар, - проворчал Рудольф. - Пошли отсюда.
- Нет, уволь, - Анибалл вскочил и усадил обратно привставшего Рудольфа. - Ты еще не все рассказал.
- Хуже Капризы. - пробормотал Рудольф.
Стемнело резко и неожиданно. На черном небе ослепительные звезды казались близкими и доступными. На далеком мысе зажегся маяк. Его свет можно было бы сравнить со светом луны. И все же он был откровенно искусственным, хотя и не менее от этого загадочным. Свет фонаря в руке человека иногда таит большую опасность, нежели блики холодной луны.
- Довольно, - вдруг сухо сказал Рудольф, - возвращаемся в отель.
Анибалл, внезапно притихший. молча последовал за ним. Тревожный ветер спутал его ухоженные, длинные, редкого пепельного цвета локоны до плеч. Он откинул их со лба без обычного раздражения. Холеной рукой он устало провел по лицу, золотая миниатюрная печатка на мизинце с длинным ногтем нерешительно сверкнула в приветливом освещении полукруглого холла.
- Свечи. - прошептал он. - опять эти свечи... Запах часовни и ночного бдения над трупом... К счастью, в номерах, помимо канделябров есть и обыкновенные лампы. Только глядя на них, я вспомнил, кто я и откуда...
Рудольф пожал плечами и повернулся к стойке портье, заполнявшего его регистрационную карточку.
- Паспорт, будьте любезны, - вежливо сказал портье и, не поднимая глаз протянул руку.
Рудольф равнодушно подал какой-то одинокий листок.
- Ах, да ... - произнес Анибалл и приблизился к ним.
Лицо портье выражало безграничное удивление. Всего три секунды. Затем две секунды удивление настороженного, потом блеснул профессиональный интерес и, наконец, все погасло.
  - Прошу, - сказал он и выложил ключ.
Рудольф неспешно расписался и кивком головы отказался от услуг поднести чемодан.
- Я приду к тебе через полчаса, - сказал Анибалл ему.
- Закажи ужин...
- Рассчитываю не застать тебя спящим...
- Еще рано...
- Это для тебя не проблема.
- Я выспался в поезде...
- Ерунда!
- Нужно распаковать чемодан...
- Вот поэтому я и опасаюсь, что ты предпочтешь все оставить как есть до утра и, погружаясь в такие мысли, естественным образом уснешь.
- Я не смогу не принять душ, - усмехнулся Рудольф, - а он бодрит...
- Бодрит кого угодно, - заметил Анибалл, - но ты засыпаешь после него еще быстрее...
- Ты долго будешь мучить меня своей болтовней?  - спросил Рудольф и закрыл за собой дверь.
 
***
 
За ужином Рудольф, чувствуя себя загнанным зверем, наконец дорассказал об удивительном своем прибытии в Сьену, все оказалось просто. В поезде он обнаружил, что забыл паспорт вместе с белым пиджаком, но не возвращаться же назад? Однако, это обстоятельство омрачило его настроение, что незамедлительно было замечено его соседом по купе, старым алжирцем - коммерсантом, путешествующем с двумя мрачными телохранителями. Оказывается, Рудольф очень напоминал лицом сына данного соседа, то ли безвременно умершего, то ли пропавшего, то ли ушедшего из-под крылышка папаши, Бог его знает! Растроганный купец всю дорогу надоедал Рудольфу различными угощениями, восточными сказками и в конце концов, по прибытию в Сьену в ближайшем полицейском участке выправил ему за большие деньги справку, заменяющую паспорт. Но по этой справке - он его сын. Рудольф Айн - Салах. Говорит исключительно по-французски, так как с малых лет воспитывался в Европе.
- Так ты теперь алжирский поданный? - улыбнулся Анибалл. - Рудольф Айн - Салах? Звучит заманчиво, но такие игры могут привести к большим неприятностям.
- Да что там... - отмахнулся Рудольф.
- А если матушка вздумает прислать сюда твой паспорт? А ты уже не ее сын?
- Уверен, - поморщился Рудольф, - белый пиджак мирно покоится в шкафу. И никому до него нет дела.
Они помолчали, наслаждаясь вином, прохладой и шумом моря.
- Пойдем, прогуляемся? - вдруг встрепенулся Анибалл.
- Ты с ума сошел, - изумился Рудольф.
- Пойдем, пойдем. - вскочил Анибалл. - Ты выспался в поезде, ты - алжирский сын и тебя никто не тронет во избежание международного скандала, и сейчас время, когда на курортах начинается настоящая жизнь... Обычно...
Анибалл вдруг осекся и подошел к окну.
- А здесь? - после паузы спросил Рудольф.
- Сложно сказать, - не сразу отозвался тот. - Вообще-то, мне кажется, что все уже давно спят...
- Так о чем речь? - насмешливо протянул Рудольф.
- Пойдем, - бормотал Анибалл, - я умоляю тебя. пойдем...Просто прогуляемся, а вдруг я не прав... Ненадолго, не далеко... Я засиделся... Пойдем.
Рудольф приподнял идеальные брови и выключил стоявший рядом изящный торшер. Комната растворилась в темноте.
- Рудольф? - озабоченно воскликнул Анибалл.
- Уходя, выключи свет... - назидательно произнес тот, удивительно верно направляясь к выходу.
- Твоя матушка - золотая женщина, - обрадовано сказал Анибалл и больно ударился плечом об косяк...
Они медленно шли по берегу моря, Анибалл делился своими впечатлениями о Сьене, Рудольф его не прерывал. Непривычный запах экзотических цветов и морской свежести волновал кровь. Незаметно они добрались почти до самого маяка, как неожиданно уткнулись в полуразрушенное здание. Маяк, находящийся на вершине скалы, у подножия которой остановились Рудольф и Анибалл, лишь сверху освещал благородные развалины. Луна, попрыгивая между внезапно набежавшими облаками, указывала на мраморные ступеньки, расколотые и поросшие живучей зеленью, ведущие от входа с аркой и тонкими колоннами прямо к морю. Окна, величиной с человеческий рост, но достаточно узкие. Одноэтажный, но величественный дом. Ветер, разыгравшись, подхватывал с крыши кусочки разбитой черепицы и швырял их в одичавшие кусты роз. Море неодобрительно ворчало.
- Жуть, - восхищенно прошептал Анибалл.
- Мы забрели слишком далеко, - отозвался Рудольф.
- Ты боишься? - азартно вскричал Анибалл и вцепился в рукав куртки Рудольфа.
- Я устал, - стряхнул его руку тот и повернулся спиной к забытому жилью.
- Отдохнем, - утвердительно шептал Анибалл, - зайдем, переждем дождь, подышим Историей, вдруг найдем сокровища, будет что вспомнить, мне с тобой ничего не страшно.
Рудольф тяжело вздохнул.
- Какой дождь... - с досадой протянул он и в это время крупные капли действительного дождя упали на его лицо.            
- О боже. - простонал Рудольф. - только не это...
- Это судьба, - возбужденно продолжал шептать Анибалл. - Так и должно было случиться... Ночь, развалины, дождь, два путника...
- Перестань, - сердито прервал его Рудольф. - Два путника. два кретина...
- Дождь, - не слушая его, бормотал Анибалл, - дождь... Ночь, развалины, дождь... Книги не врут, это прелюдия жуткой истории...
- Да, это так, - вдруг согласился Рудольф.
- Ты чувствуешь? - вскинулся Анибалл. - Рудольф, ты, правда, тоже это чувствуешь?
- Конечно, это очень скверно...
- Зайдем...
- Я не уверен...
- Другого выхода нет!
- И все же я лучше вымокну, чем перемажусь в паутине...
- Рудольф, поздно! Мы во власти предопределения!
- Нет, - покачал головой Рудольф, - я не намерен портить брюки паутиной.
- Брюки! - сжал голову в отчаянии холеными руками Анибалл.
- Я ненавижу паутину, - подытожил Рудольф.
Они замолчали...
Дождь свирепо барабанил вокруг, море кипело, свет маяка стал
тусклым и противным. Листья старой магнолии не могли защитить друзей от воды. Рудольф смотрел на покрывающиеся грязью свои белые брюки, Анибалл обхватил свои плечи руками, тщетно пытаясь унять лихорадочную дрожь. Вдруг в горле его что-то захрипело и Рудольф озабоченно взглянул на друга. На лице Анибалла застыло безумное выражение страха. Рудольф повернул голову и увидел, как из разрушенного дома медленно идет женщина в белом...   
 
 
 
ГЛАВА  II
 
 
Низко опустив голову, покрытую белой шалью, она проскользнула мимо них и растворилась. Еще раз луна осветила белое пятно, бредущее по побережью и все исчезло. Рудольф пошевелил пальцами ног в хлюпающих ботинках и вдруг услышал глубокий вздох Анибалла. Закатив глаза, то оседал прямо в бурлящий мутный поток, стекающего от дома к их ногам. Рудольф подхватил его, бормоча претензии ко всему миру, потащил в дом. Словно поджидая их, у самого входа стояло кресло. В темноте невозможно было определить степень его чистоты, несомненным было только то. что реальное и не поломанное.
- Ты меня удивляешь. - проворчал Рудольф приходящему в себя Анибаллу.
- Зачем мы здесь, - прошептал то . - Уйдем...
- Уйдем, разумеется. - пожал плечами Рудольф.
- Я что, был в обмороке? - вдруг оживился Анибалл.
- Будет, что рассказать Капризе, - усмехнулся Рудольф.
- Ты не посмеешь...
- Да эта история переплюнет все легенды о схватках с бешеным псом...
- Перестань...
- И группой хулиганов...
  - Рудольф...
- И стремлении безоговорочно отдать жизнь за один только взгляд...
- Рудольф! - Анибалл вскочил и откинул мокрые волосы со лба. - Ты становишься красноречивым лишь тогда, когда предоставляется возможность унизить друга?!
 - О, прости. - Рудольф достал сигареты и с досадой отметил, - Намокли, предатель...
 - Это был призрак, - нерешительно сказал Анибалл.
 - Как же! - махнул рукой другой.
 - Призрак, призрак! Смятенная душа хозяйки дома...
 - Чушь...
 - Каждую ночь она возвращается туда, где ее красота погубила мужа...
 - Анибалл, ты что рехнулся? Какая красота? Ты ее лица - то не видел...
 - Да, но...
 - Но то, что для призрака она толстовата, это точно. Крупная баба, ей и дождь нипочем... Вот и шляется...
 - Рудольф! Что за слова?
 - Перестань, нашел, чем возмущаться... Мои новые брюки в грязи. И весь подол твоего приведения был, кстати, тоже основательно уляпан. И грязь чавкало под ее ногами достаточно явно. Призрак...
 - Тогда, почему мы ее не окликнули? - задумчиво спросил Анибалл.
 - Еще чего...
 - Может ей нужна была помощь?
 - Лучше ответь, ты в состоянии дойти до отеля или...
И в это самый момент из глубины разрушенного дома раздался утробный низкий вой. Они замерли. Дождь вдруг начал стихать, капли падали все реже  и только море со стоном набрасывалось на подножие скалы. Вопль повторился.
 - Это человек, - озадаченно произнес Рудольф.
  - Тогда надо посмотреть, - запинаясь, сказал Анибалл.
 - Он кого-то зовет, - заметил Рудольф и направился вглубь черного дома.
 - Наверное, зовет моего призрака, - улыбнулся Анибалл и бросился вслед за другом.
 
 
***
 
Спотыкаясь, они двигались по левому крылу дома. В свете луны были видны брошенные диваны, столы, шкафы; звенело и хрустело под ногами разбитое стекло. Отрешенно блеснуло зеркало.
 - Все это очень странно, - говорил Анибалл. - Бросить не только такой дом, но и все имущество!
 - Может быть, чума, тиф... - произнес Рудольф.
 - Да бог с тобой, приятель, - пробормотал Анибалл и отдернул руки от старинной напольной вазы из фарфора.
И вот совсем уже близко и отчетливо вновь раздался чужой голос. Но теперь было очевидно, что он называет имя. Мужчина звал женщину. И ее звали “Норма...”
 - Может, мы идем зря? - вдруг прошептал Рудольф. - Разберутся сами.
 - Нет, - твердо сказал Анибалл. - Здесь что-то не так. Нормальный мужчина не будет выть в брошенном доме. Он пошел бы вслед своей подруге.
 - Вот именно, - кивнул Рудольф, - значит, он либо псих, либо жалкий трус, а я не люблю ни тех, ни других...
 - И не люби! Но мы должны разобраться... Зря я, что ли в обморок падал...
И они перешагнули порог последней комнаты.
 - Норма? - встрепенулся голос. Говорящий был в дальнем углу комнаты. По всей видимости он находился на огромной кровати, очертания которой угадывались в неверном свете окончательно утвердившейся на черном небе луны.
 - Норма?! - требовательно повторил голос.
Друзья почему-то молчали.
 - Норма, - вдруг жалобно заныл голос, - ты вернулась? Норма! Кто здесь?
 - Я не Норма, - мягко сказал Анибалл и шагнул к кровати. - Меня зовут...
 - А- а - а! - закричал голос и зарыдал. - Ушла, все-таки ушла! Норма!!!
 - Перестаньте орать! - грубо сказал Рудольф и подошел вместе с Анибаллом к кровати. - Ну, и что тут у нас?
Голый человек, лежа на животе, прятал свое лицо в парчовые подушки.
Наг и бос, - брякнул Анибалл. Рудольф молчал.
Тело было красивым и молодым. От затылка на плечи ниспадали белокурые длинные волосы.
 - Похож на тебя. - отметил Рудольф.
Анибалл сверкнул на него глазами и с нарочитой небрежностью сказал:
 - Раз уж мы здесь, не можем ли мы чем-нибудь вам помочь?
Голый человек молчал.
- Раз так, - с обидой продолжал Анибалл, - мы удаляемся. Просим прощения, что нарушили ваш покой. Правда, вы выли так, что заткнули бы за пояс любого раненого зверя. но... В конце концов, мы в свободной стране...
 - Это вы Сьену называете свободной страной? - вдруг абсолютно нормальным голосом спросил лежащий.
 - М-м-м, - ошеломленно промычал Анибалл.
 - Свободной от чего? - наступал лежащий. - От чего, извольте сказать? Кто вы такие? Вы не местные, это точно. А рассуждаете о внутренних делах Сьены...
 - Пардон, - холодно сказал Рудольф. - На улице буря, у меня грязные брюки, вы лежите голый в брошенном доме. Вот и все.
 - Мы уходим, - подхватил его Анибалл. - Не будем мешать вам дискутировать с самим собою о проблемах Сьены.
 - Она ушла, - вздохнул человек и, пошарив рукой, прикрыл себя тряпкой, на деле оказавшейся мужским пиджаком. Затем он повернулся и сел, опираясь на подушки. - Норма ушла, господа!
  - Сейчас я уже в это верю, - сказал Анибалл и уселся на краешек кровати. Рудольф подошел к окну и стал смотреть на море.
 - Вы ее видели? - тихо спросил человек, поглаживая светлую, короткую и очень элегантную бороду.
 - Норму? - переспросил Анибалл.
 - Да, ее... - кивнул тот.
 - Судя по всему, да...
 - Она очень красивая.
 - Сложно сказать, она шла, закутавшись в шаль, как турчанка, и низко опустив голову.
 - Ей было стыдно! - вскричал человек.
 - Она следила за раскисшей тропинкой, - подал голос Рудольф, - чтоб не споткнуться.
- Рудольф, - осуждающе произнес Анибалл.
Человек вдруг засмеялся.
 - Господин Рудольф, вы знаете Норму?
 - Нет, - пожал плечами тот.
 - Но вы правы, вы чертовски правы...
 - Не такой уж это ребус, - не оборачиваясь сказал Рудольф.
 - А вот здесь позвольте не согласиться! - опять повысил голос человек на кровати.
 - Да ради Бога. - поспешно согласился Рудольф.
Все трое замолчали. Анибалл перебирал в уме все знакомые трафаретные фразы для возможного продолжения разговора. Уходить ему не хотелось.
 - Это дом рыжего Вилли? - вдруг спросил человек.
 - Э, - смущенно, но очень живо откликнулся Анибалл. - Мы не совсем в курсе... Мы шли по берегу, но начался дождь...
 - Дом под маяком? - перебил его человек.
 - Да, он разрушен. Впрочем, вы, кажется, говорили, что вы местный? Простите, господин... ?
 - Всевидящий Флан, - усмехаясь и наклоняя голову, представился сидящий на кровати. - Мерзавец Флан или просто Флан Мо, как вам угодно...
 - Степень знакомства позволяет, пожалуй, обращаться к вам Флано Мо, не так ли? - пробормотал Анибалл.
 - Рыжий Вилли, Мерзавец Флан... Не курорт, а пиратский притон какой-то, - отметил ровным голосом Рудольф.
 - Ха, - сказал сидящий, - какой курорт без притона?
 - Анибалл, - опять брякнул друг Рудольфа.
 - Не понял, - удивился сидящий.
 - Это он так представился, - сказал Рудольф. - А со мной вы как бы уже знакомы...
 - Да, проницательный господин Рудольф...
 - Относительно притона, - напомнил Анибалл, окончательно забыв про мокрую, липнувшую к телу одежду.
 - А что притон, - неопределенно отозвался Флан Мо. - Если это дом под маяком, то это дом Рыжего Вилли...
 - Потомственного джентльмена удачи?  - Рудольф отвернулся от окна и скрестил руки на груди.
 - Верно...
 - Его жизненный путь уже окончен?
Вполне.
 - В соответствии с фамильными представлениями о чести?
 - Ну, как сказать... Его вздернули.
 - Но дом, похоже, пустует от силы года три...
 - Проницательный господин Рудольф... - тихо засмеялся Флан Мо.     Верно, его и вздернули всего или уже три года тому назад.
 - Что?! - изумился Анибалл. - Что вы несете? Кого вздернули? В наше время? Казнь через повешение - прошлый век!
 - Замечательная эрудиция, - восхитился Флан Мо. - Именно поэтому кончину Рыжего Вилли представили как самоубийство.
 - Дикость какая-то, - пробормотал Анибалл.
 - А дом пытались снести с лица земли подручными средствами, - подытожил Рудольф.
 - Да, - согласился Флан Мо. - Но камни и палки в руках разъяренных праведников - сильное оружие лишь против привязанного к столбу грешника. Но не против крепких стен.
 - Но в этом доме он жил не один, - философски заметил Рудольф.
Жену вздернули тоже, - махнул рукой Флан Мо. - дескать, не перенесла смерти и злодеяний мужа, верная подруга и так далее...
 - Что вы несете, - стонал Анибалл. - Этого не может быть! В наш век - повесили жену и мужа! Где? На курорте! За что? За что1
 - А, это интересный вопрос, - пошевелил босыми ногами Флан Мо. - Рыжий Вилли ограбил родную церковь. Унес крест с алмазами, никаких святых чувств. Его видел служка. И служка через день скончался в сточной канаве от алкоголя и переохлаждения. Может, перст судьбы; а может, перст Рыжего Вилли. Свидетеля нет, но и креста, между прочим, до сих пор тоже нет.
 - А, - засмеялся Рудольф, - так верные прихожане не столько стирали очаг греха с земли, сколько искали сокровище...
 - Господин Рудольф, я восхищен...
 - Это невероятно, за крест - повесить! - Анибалл судорожно сжимал хвост русалки, украшавший угол огромной кровати.
 - Поосторожней, Анибалл, поосторожней, - сказал Флан Мо. - Даже если вы уезжаете из Сьены через сорок пять минут, держите подобные высказывания при себе. Народ наш суров, несмотря на курортный климат. И если мне не изменяет память, Сьену окружают не только пляжи, но и отвесные скалы.
Все замолчали. Рудольф вдруг прищурил глаз и по-кошачьи подкрался к кровати.
 - Всевидящий Флан? - тихо переспросил он.
 - Господин Рудольф, - горько улыбнулся тот, - позвольте в сотый высказать свое восхищение. Вы поможете мне добраться до центра города? Все-таки грязь, скользко и душа угнетена...
Анибалл открыл в недоумении рот.
 - Он слеп, - задумчиво произнес Рудольф.
 - Я слеп, - кивнул головой Флан Мо.
Анибалл весь подался вперед, но, словно устыдившись собственного ребячества, вскочил с кровати.
 - Полно, господа, - дружелюбно сказал Флан Мо. - Что вас так шокировало?
Рудольф пожал плечами.
 - Смелее, господа, - Флан Мо шарил рукой и, нащупав брюки, нарочито бодро стал их натягивать.
 - Очевидно, - сказал Рудольф, - вы не всегда были слепы.
 - Болезнь, - ответил Флан Мо. - ...
 - Зачем надо было забираться в такую даль? - наконец отважился Анибалл.
 - Идея Нормы, - зло огрызнулся Флан Мо. - Будь она проклята...
 - Давнишняя знакомая? - спросил Рудольф, пытаясь раскурить подмокшую сигарету.
 - Нет, недавняя...
 - Но... - недоуменно протянул Анибалл.
 - Она меня соблазнила, - теперь Флан Мо натягивал рубашку. - Соблазнила голосом, смехом, многообещающими прикосновениями, запахом цветущей, дорогой женщины...
 - Любительница острых ощущений, - отметил Рудольф, подавая Флан Мо стоявшую у окна трость.
 - Заняться со слепым любовью...Да, по-видимому, это ей показалось пикантным приключением, - процедил Флан Мо.
 - Но уйти вот так, бросить вас... - возмутился Анибалл.
Флан Мо резко повернулся в его сторону.
 - Норма никогда не считается с чужими проблемами. Она решила уйти - и она ушла, вот и все. Это так же просто, как грязь на брюках господина Рудольфа, как разбитый дом Рыжего Вилли, как ваша чертова жалость, господин Анибалл!
Флан Мо разъяренно стукнул тростью о каменные плиты и, нащупывая его дорогу, направился к двери.
 - Высокий порог, - сказал Рудольф, медленно двигаясь за ним вслед.
 - Я отлично помню все, что и как сделано в доме Рыжего Вилли, - бросил Флан Мо.
 - Это наводит на некоторые размышления. - вставил Анибалл, постепенно приходя в себя.
Флан Мо вдруг весело рассмеялся.
 - О-хо-хо, господа, прошлое покрыто пеплом. Я не приглашаю вас в гости, ибо вы наверняка остановились в единственном отеле Сьены. Верно? Я так и думал, а потому - вы и так у меня в гостях, ибо отель - моя собственность. Итак, завтра, вернее, сегодня, только днем, я сам вас разыщу. Ох, предстоит встреча с женой. Марта добрая, тихая женщина. Но как она мне надоела своими слезами! Никогда не думал, что чудесная фраза “не могу без тебя жить” может быть использована в качестве унизительной ежедневной пытки.
 - Унизительной для кого? - поинтересовался Рудольф, поддерживая его под локоть на скользкой тропинке, бегущей меж кустов к берегу моря.
 - Имейте в виду, вы защищаете ничтожество, - сухо ответил Флан Мо.
 - Перестаньте, - поморщился Рудольф, - какое мое дело?
 - Сьена, - облегченно вздохнул Анибалл. - Уже виден город. Его центр, огни, отель... Ура.
 - Вам пришлют горячий грок, - деловым голосом сказал Флан Мо. - Господа, я вам весьма за все признателен...
 
 
 
ГЛАВА  III
 
 
Анибалл проснулся и сквозь полу прикрытые веки, замерев, смотрел на окно. Яркое жизнерадостное солнце нахально пробивало белоснежную толь. “Полдень”, подумал Анибалл, “уже наверняка полдень...” С прелестью окружающего мира грубо контрастировала головная боль. Цеплялись друг за друга обрывочные воспоминания минувшей ночи и тяжелые сновидения. Реприза каждого кусочка была одна - шла женщина в белом, оставляя за собой стоны слепого любовника. Анибалл дрожащей рукой провел по холодному потному лбу и дернул за шнур у изголовья, вызывающий обслугу. Он заказал смутному образу крепкого чая с лимоном и после, вместе с чаем, получил известие, что господин Рудольф вместе с господином Мо завтракают на Южной террасе и с нетерпением ждут его присоединения.
Гран -При за лучший анекдот. - ворчал Анибалл, через силу одеваясь, - господин Рудольф с нетерпением ждет чьего-то присоединения.
И правда, Рудольф приветствовал его молчаливым взмахом “честь имею”, зато господин Флан Мо шумно высказал свою радость и признательность в самых наизысканных фразах. Но Анибалла не покидало чувство, что это не язык естества личности господина Мо, а нахватанные обороты из речи постороннего, некогда образованного человека. “Несомненно, убитого,”... мрачно досказалось в голове Анибалла, алмазный крест из ночных кошмаров вспыхнул синим огнем и запах кофе вызвал тошноту.
  - Господин Анибалл, - приветливо начал Флан Мо, - я не вижу, что с вами происходит, но флюиды души несут мне ваше смятение. В прекрасном возрасте, в прекрасный день - и прибывать в смятении? Сие несправедливо. Быть может, чем и я могу помочь?
Анибалл молчал в нерешительности. Больше всего его интересовали подробности романа Флан Мо с подозрительной красоткой, скрывающейся под личиной призрака. Но эти вопросы неэтичны и возмутительны, а все остальное... А все остальное почему-то волновало Анибалла в значительной степени гораздо меньше. Рудольф усмехнулся откровенным страданиям друга, Анибалл в бешенстве показал ему кулак. На что, оскорбленный подобной низостью, Рудольф презрительно сбил пепел своей сигареты. Вдруг взгляд его остановился и левая бровь поползла вверх. Анибалл живо обернулся. На фоне голубого бездонного неба, под мраморной аркой террасы, увитой плющом, стояла ослепительная женщина. Белое шелковое платье подчеркивало ее крупную фигуру, волосы убраны в высокий белый тюрбан. Надменные густые черные брови, надменный полный красный рот, надменные перламутровые синие глаза. Осанка вдовствующей королевы. И вызывающе блестели (по правилам хорошего не ко времени надеты) бриллиантовые серьги, мощное бриллиантовое колье и бесчисленные кольца, поверх белых шелковых перчаток. Бриллиантовая россыпь искрилась и гипнотизировала. Складки ткани колыхнулись и женщина присела за ближний столик.
 - Ага, - тихо сказал Флан Мо. - Чую, явилась Норма. Господин Анибалл, берите пример с господина Рудольфа, заставьте себя дышать ровнее...
  Анибалл покраснел и нахмурился. Лицо Флан Мо за темными очками было непроницаемым. Лишь губы прогнулись в нехорошей усмешке и костяшки рук, сложенных на черном набалдашнике трости, побелели.
 - Вы уверены в появлении вашей Нормы? - скучающим голосом спросил Рудольф.
 - Она... - жестко и с тайным сладострастием подтвердил Флан Мо. - Звуки бытия становятся иными. Как будто кто-то ударяет по струнам испанской гитары. Все замирает и слышится только свистящее сбитое дыхание. Сердца стучат громко и неровно. Дрожат хрустальные бокалы в неверных руках. Терпкие духи поглощают запахи цветов, моря и остывающей еды. Будьте спокойны, это Норма. Ей ни к чему обычные женские хитрости. Она жаждет великой интриги жизни, способной разгорячит ее мертвую кровь. Но крепости сдаются без боя. И это злит Клеопатру больше всего...
“Клеопатра” пила апельсиновый сок, но не украдкой, посматривая на присутствующих. Ее взгляд меняется беспрестанно : насмешка, любопытство, вожделение и брезгливость - все это выражалось откровенно. Но смущало спокойное движение руки с бокалом сока и застывшее в кресле тело.
 - Мертвая кровь, - сказал Анибалл. - Мне кажется, вы судите о ней предвзято.
 - У меня на это есть право, - отозвался Флан Мо.
 - Одна ночь? - бестактно заметил Рудольф.
 - Этого достаточно, - помолчав, сдерживая внезапную ярость, произнес Флан Мо. - Прошу прощения, мне пора идти...
Он поднялся, осторожно, но без суеты, отодвинул легкое кресло, развернулся и, постукивая тростью, исчез в темном проеме отеля.
 - Рудольф... - укоризненно протянул Анибалл.
 - Перестань, - махнул рукой тот.
 - Ты ведь знаешь, это неприятная для господина Мо тема. Ты как будто специально...
 - Я тебя умоляю...
 - Все равно! Представь мужское самолюбие, уязвленное тем, что воспользовавшись твоим физическим недостатком, насмехаясь над тобой, тебя бросили, как надоевшую игрушку. Ушли, получив свое...
 - Получив свое? - переспросил Рудольф. - По-моему, именно в этом весь вопрос.
 - Ты считаешь, Норма не получила того удовольствия, на которое рассчитывала?
 - Да, похоже это было обычное дело. Недосоленное, недоперченое, без приправ. Внутреннее содрогание “неужели я решусь это попробовать” оказалось напрасным. Никто не будет давиться пресной кашей.
 - Да, но человек - не каша. Его так просто нельзя отодвинуть!
 - Как видишь, можно... - Рудольф явно устал от собственного красноречия и всем видом показывал, что не намерен дискутировать далее.
 - И вообще, - Анибалл не собирался  подыгрывать Рудольфу в “закрытии” темы, - откуда ты знаешь, что там произошло на самом деле? Может, дело вовсе и не в приправах, а дурном характере героине?
 - Вполне, вполне... - согласился Рудольф.
 - Подожди! - Анибалл пересел на место Флана Мо и рассматривал женщину в тюрбане. - Здесь много непонятно.
 - Господи, чего? - искренно изумился Рудольф.
 - Она выглядит женщиной хорошего сословия и ее поступок все же идет в разрез с...
 - Мне это надоело, - прервал его Рудольф, - надоело слушать твой бред о разрезах в поступках хорошего сословия. Давай просто полюбуемся на эту даму. Если и не она, то ее чудовищные бриллианты того стоят.
Анибалл послушно посмотрел на нее. Дама, похоже, понимала, что разговор идет о ней и выбрала тактику обороны “все равно”. Но друзья слишком пристально на нее смотрели и она подарила им возмущенный взгляд и вызывающий поворот головы.
 - Хороша, зараза... - сказал Рудольф, приветствуя женщину в тюрбане почтительным кивком.
 - Оценка, явно указывающая на потрясение твоей души, - рассмеялся Анибалл.
 - Да, меня всего трясет. - ухмыльнулся Рудольф. - Как говаривал наш общий друг - дрожат бокалы в неверных руках. Думаю, глядя на это обилие побрякушек, в каждом, даже честном, человеке просыпается вор и мошенник.
 - Рудольф, - с интересом глядя то на друга, то на окаменевшую женщину, спросил Анибалл. - Что заставляет тебя говорить о ней с таким пренебрежением?
Ухмылка сползла с лица Рудольфа. Он раздраженно пожал плечами. Анибалл значительно пожал своими плечами в ответ.
 - Как вы могли?! - вдруг резко отчаянно зазвенел чей-то тонкий голосок.
Перед женщиной в белом стояло хрупкое создание неопределенных лет. Пушистые светлые волосы силились создать нимб вокруг ее небольшой головки. Горькие складки обезображивали детское лицо, голубые глаза пытались метать громы и молнии, которые тут же гасли в обильных слезах.
 - Вы... вы - чудовище, явиться сюда, после всего, - слова, запинаясь, толкаясь, неразборчиво слетали с опухших губ создания. - Уходите! Я прошу вас оставить это место!
 - Это место? - медленно произнесла женщина.
Ее голос был спокойным, грудным и волнующим.
 - Столик занят? Зарезервирован для высоких гостей? - с легким удивлением говорила она.
В дверях появился Флан Мо и повелительно сказал :
 - Марта, пожалуйста, подойти ко мне.
Марта испуганно оглянулась и нерешительно переступила с ноги на ногу. Женщина любезно улыбнулась. Но это улыбка вновь вывела Марту из себя.
 - Оставить моего мужа в развалинах, в дождь, - с обидой опять начала она. - вы, бессердечная, как вы могли...
 - О, боже, - простонал Рудольф и прикрыл глаза рукой.
Завтракающая публика отбросила вилки и ножи. Ноздри раздувались - запах скандала становился все сильнее.
 - Мало того, что вы гадко соблазняете женатых мужчин, - Марту всю трясло, - вы плюете на их здоровье, вы имеете наглость заявиться сюда как ни в чем ни бывало!
 - А ничего и не бывало. - скривила губы женщина и открыла пудреницу.
 - Марта! - в бешенстве заорал Флан Мо.
Но Марта закусила удила.
 - А-а-а! - кричала она. - Не бывало! Всем известно, какая вы дрянь! Вы появились, сея отвратительное распутство! Нацепила бриллианты, и думает, что теперь ей все можно!!!
 - Марта!!! - рычал Флан Мо.
Присутствующим дамам очень не хотелось уходить. Но правила хорошего тона велели им это сделать незамедлительно. Возмущенная цепочка отдыхающих потянулась к выходу.
 - Позабавиться захотелось? - визжала Марта, брызгая слюной. - Твое место в порту!
 - А ваше - на базаре, - вставила она.
 - Рыбацкая шлюха!
 - Здесь есть рыбаки? - осведомилась женщина.
 - Тебе неважно кто! Лишь бы украсть деньги или честь!
 - Какие мы знаем слова...
 - Одинокая тварь! Незамужняя неудачница! Никому не нужная, бездетная, гулящая тварь!
Женщина дернулась и яростно щелкнула пальцами.
 - Гарсон! - от ее сильного голоса вдруг стало страшно. - Выведите эту пьяную. Сколько можно терпеть подобные безобразные выходки? Или таким образом укрепляется респектабельная репутация отеля?! Вон!
Взмах ее руки напоминал пощечину. Гарсон подхватил обмякшую Марту и выволок ее с террасы.
 - Браво, Норма, - тихо и жутко рассмеялся Флан Мо. - Браво...
Рудольф чуть отодвинул руку с глаз, Анибалл судорожно сжимал подлокотники кресла, не с силах отвести взгляда от женщины.
 - Счет в комнату, - властно сказала она, поднимаясь из-за столика. - Я съезжаю немедленно...
“Вдовствующая королева” удалилась.
 - Браво, Норма... - с невероятной печалью произнес Флан Мо.
 - Браво, Норма, - бессмысленно прошептал Анибалл.
 - Браво, Норма - Норма, браво... - язвительно сказал Рудольф. - Чушь какая-то, не дали спокойно позавтракать. Весь день насмарку...
На улицы Сьены опустился зной.
 
 
 
***
 
- Ты знаешь, - взволнованно говорил Анибалл, - мне кажется, встреча с этой женщиной предвещает беду...
Он вышагивал перед Рудольфом, лежащим на гобеленовой софе. Рудольф держал в руках книгу и когда Анибалл оказывался к нему спиной, быстро прочитывал несколько абзацев. Когда же Анибалл поворачивался к нему лицом, глубокомысленно прикрывал и книгу, и глаза.
 - Как черная кошка, перебежавшая дорогу; как похоронная процессия на твоем пути; как одинокий монах, идущий тебе навстречу... - продолжал Анибалл.
 - Особенно мне понравилось сравнение с одиноким монахом, - подал голос Рудольф.
 - Нет, ты не понял... - терпеливо объяснил Анибалл. - Не похожа, а сродни предзнаменованию. Душу охватывает тревога и страх. Ты чувствуешь беду, но она настолько ниспослана свыше, что твоих бренных сил не хватит ее отвести.
 - Бренных, тленных, - проворчал Рудольф. - Бренным бывает только тело, но не силы...
 - Неважно, не это важно, - отмахнулся Анибалл. - Важно то, что несмотря на ореол безнадежности, людей тянет к таким женщинам, как бабочек к огню...
 - Так, - сказал Рудольф и сел на софу, - еще одна пошлость про бабочек  с огнем, пронзенное сердце и поход на край света - и тогда я отсюда ухожу.
 - Не сердись, - Анибалл подсел к нему рядом. - Мне просто хочется еще раз ее увидеть.
 - Какое счастье, что она съехала. - сказал Рудольф.
 - Да, да... - рассеяно повторил Анибалл. - Я тоже считаю, что это к лучшему. Но я так понимаю Флана Мо... Я тоже хочу ею обладать...
 - Не думаю, чтобы она тебе отказала, -  серьезно сказал Рудольф. - Но если принимать всерьез все эти ее ореолы, параллели с кошками и монахами... Тебе это надо?
 - Я думаю, меня бы пронесло... - вдруг повеселел Анибалл.
 - Все так думают, - буркнул Рудольф. - “Пронесет”, подумал цыпленок, увидев коршуна в ласковом небе...
- Вот! - торжествующе закричал Анибалл. - И ты, под влиянием этой женщины становишься поэтом!
 
 - Поэтом? - переспросил Рудольф. - Я что, сочинил панегирик с рефреном “кошка - окошко”? Я что, закатываю глаза и цепляю на шею цветастый платок? Да вы с ума сошли, любезный. На сочинение стихов меня может подвинуть только счастливый момент, когда меня наконец-то все оставят в покое.
 - Быть тебе поэтом на небесах, - сказал Анибалл.
 - И там найдется куча идиотов, которые примутся отчитывать меня за совершенные здесь, на Земле, грехи...
 - Знаешь, мне стало здесь, в отеле, тяжело, - вскочил Анибалл. - Поедем в сомнительное место! Помнишь, тот кабачок на горе, про который с таким восторгом рассказывал Флан Мо. С вензелем, вместо вывески, “ПР”.
 - “Подсобка радости”, - улыбнулся Рудольф.
 - Вот, вот... Поедем, оденемся попроще, выпьем простого вина с креветками, познакомимся  с веселыми девушками...
 - Получим по роже от их веселых юношей...
 - Фи, Рудольф! Забудем про тюрбан с бриллиантами! Жизнь прекрасна!
- Ты от меня не отстанешь? - с надеждой спросил Рудольф.
 - Нет, - покачал головой Анибалл.
 
 
ГЛАВА  IV
 
И только сумерки проникли в готические окна, Анибалл с Рудольфом решительно двинулись прочь из отеля. Все их попытки одеться попроще закончились тем, что Анибалл появился во всем черном, изысканно сочетающемся с пепельными кудрями, а Рудольф заменил брюки на бриджи, став незамедлительно похожим на английского сквайра, наносящего визит вежливости умирающей тетке.
 - Ты мало похож на гуляку, - назидательно произнес Анибалл.
 - Глядя на тебя, - ответил Рудольф, - отчего-то вспоминаешь о ночных кражах, соблазнительных ворах и шорохе в саду.
 - Это все ближе к кабачку, - Засмеялся Анибалл. - В твоих панталонах нас не пустят дальше порога.
 - Переодеваться не буду, - сказал Рудольф.
- Так оно даже веселее! - поспешно заверил его Анибалл, понимая, что поход под угрозой срыва.
Они двинулись вдоль набережной к повороту на гору Басоль. Серпантинная дорога к вершине, где стоял кабачок “Подсобка Радости”, повергла их в уныние.
 - Берем извозчика, - сказал Рудольф.
 - Глупо как-то, - вздохнул Анибалл. - Я слышал, что ан извозчике туда приезжают лишь пьяные рыбаки и проворовавшиеся клерки в последний свой день на свободе. Это, конечно, особый шик, но Мы ведь не те и не другие. Желающие просто расслабиться, я слышал, поднимаются туда пешком.
 - Исключено, я вспотею. - сказал Рудольф.
 - Полюбуемся природой, - слабо возразил Анибалл.
 - Люблю природу более всего, наблюдая за ней из окна, с чашкой кофе в удобном кресле, - отрезал Рудольф. - Берем извозчика или прикидывайся просто расслабляющимся в одиночку.
Анибалл махнул рукой давно застывшему неподалеку извозчику и указал на Басоль.
 - Господа ищут приключений, - бесстрастно заметил извозчик и щелкнул кнутом.
Гора Басоль оказалась довольно крутой, поросшей диковинными цветами и роскошными каштанами. Извозчик, долго борясь с традиционными не многословием Сьены, все же предложил за отдельную плату рассказать историю названия горы. Анибалл тут же загремел, зашелестел кошельком, но Рудольф с плохо скрытым раздражением заметил:
 - История! Все истории названия гор во всем мире - близнецы, только с разным разрезом глаз и оттенком кожи. Какая-нибудь красотка Басоль отдала на этой горе концы в силу трагической любви к одному, нежелание быть с другим, а родители в это время игрались со зловредным золотом того, другого. Теперь влюбленные дают здесь клятву верности друг другу, листья им шепчут вместо “аминь” - “басоль”, все уливаются слезами умиления. Потом появляются дети, пьянки, скандалы и нищета... Но это уже другая история. Именем этой, другой истории назван наверняка какой-нибудь залив, где чаще ловят утопленников, нежели рыбу. Я прав?
Извозчик оскорблено выгнул спину.
- Рудольф, - улыбаясь сказал Анибалл, - меня удивляет загадка твое души. Обычно ты изъясняешься по форме “предмет и его действие”, “предмет и его признак”, причем не более одного слова на каждое понятие. Но как только подворачивается возможность выслушать интересную историю, в тебе просыпается Цицерон, только с возмутительным по желчности и агрессивности контекстом речи.
 - Ненавижу курортные байки...
 - О! Это история!
 - Ненавижу и это, - капризно сказал Рудольф и натянул шляпу на глаза.
 - Ты обкрадываешь свою душу...
 - Анибалл, - устало прервал его Рудольф, - читайте путеводитель, милейший... Я не намерен выслушивать то, что уже узнал, в более, я уверен, чем дурном изложении.
 - Так бы и сказал, - обиделся Анибалл.
 - Как же! Чтобы дать тебе возможность устроить конкурс на тему “Живое предание и официальное изложение”. Нет!!!
Анибалл хмыкнул, извозчик резко натянул вожжи, принял с достоинством деньги и молниеносно исчез. Анибалл и Рудольф стояли на круглой, вымощенной булыжниками, площади перед кабачком. Сложенный из камня, с потемневшей от Времени деревянной крышей, двухэтажный, он был невероятно уютным. Кабачок плотно обступали старые каштаны, заслоняя окна от солнца и тумана. Окна светились, обещая тепло и веселье. Играла скрипка, хулигански сменяя музыкальные темы, слышался хохот. Пахло жареным мясом и виноградом. Где-то далеко внизу глухо ворчало море. Дом манил и все же друзья нерешительно остановились у открытых дверей.
В это время на первом этаже распахнулось окно и показалась женская рука с сигаретой. Затем появилась голова. Копна черных вьющихся волос скрывало лицо. Другой рукой придерживая шаль на полуобнаженных плечах, женщина повернулась к друзьям и звонко рассмеялась.
- Ну - ну! - кричала она. - Поросятки сбежали от шелковых подвязок и надушенных мамочек! Мамочки стращали вас такими домиками, да, кабанчики? А вы сбежали, вот и хорошо! Будете стращать позже своих деток, но уже со знание дела! Хотя, вы уверены, кролики, что ваши мамочки знают про подсобки радости лишь из сбивчивых рассказов кухарки? Эй, да шевелите же копытами! Давай...
На полуслове ее кто-то выдернул из окна обратно в шум и стук, выпавшая сигарета рассыпалась красными искрами.
 - По-моему, мы попали в зоопарк, - сказал Рудольф и двинулся к дому.
 - Я же говорил, будет весело, - пробормотал Анибалл и шагнул в открытую дверь.
Их обдало теплом, клубами сигаретного дыма, запахами незатейливой, но ароматной кухни. Нельзя сказать, что все звуки замерли при их появлении. Но определенная напряженность и изумление повесили в воздухе. Нет, дело было даже не в их холеной внешности. Скорее всего присутствующих интересовал их выбор: к каким столикам сия чудная пара подойдет? А кабачок действительно был как бы разделен на две половины. За столиками ближе к выходу от всей души веселились рыбаки и подмастерья. Их было не так уж много, Сьена все ж была курортным, а не промысловым городом. На коленях у них сидело три девицы весьма сомнительного поведения, на лицах читалось любовь к опасности, гиперболическая гордость за свой тяжелый труд и презрение к прочему людскому хламу с чистыми ногтями.
В глубине, у стойки и старинного очага с картинным поросенком на вертеле (и то, и другое было настоящим!), сгрудились несколько крестьян, с холодным и отчужденным взглядом, с кувшином красного вина и аскетической закуской - хлеб и лук.
И наконец, в самом центре, за единственным мраморным столиком сжались двое отдыхающих. Они были несчастны оттого, что сидели на самом свету. Казалось, они - два карлика на огромной сцене, не в силах обжить и задействовать это пустое пространство, а потому... Потому, несмотря на их старания и заслуги в прошлом, в данный момент публика награждает их не аплодисментами, а насмешками и улюлюканьем.
А пустых - то столиков больше не было...
 - Все занято, - бодро сказал Анибалл. - Жаль, может быть в другой раз...
 - Как же... - процедил сквозь зубы Рудольф. - Ты выпьешь, друг мой, чашу своей глупости до дна.
И он пошел к рыбакам. Сверкнули зубы в злой усмешке, сверкнули серебряные кольца в левом ухе и на мизинцах.
 - Мадам, мсье, - галантно сказал Рудольф, отодвигая единственный свободный стул и небрежно на него опускаясь, - не думайте, что не соображаю всю наглость своего вторжения в вашу компанию. Но обстоятельства! Мой алжирский папаша велел мне узнать жизнь и даже дал на это денег. Не здесь ли учат жизни, господа, или я ошибся адресом? А если и ошибся, не искупит ли вино, кровь всепростившего Христа, кстати, мою вину?
И он щелкнул пальцами. Однако, хозяин не торопился, выжидая ответа компании.
 - Дитя мое, - прохрипел наконец один рыбак. - Ты попал в нужную гавань. И хоть рожа твоя мне противна, но Бог терпел и нам велел!
 - Тогда красного вина! - крикнул Рудольф и хозяин опрометью бросился в подвал.
Вновь зашумело и полилось людское течение слов о Судьбе и ее проказах. Вновь руки требовали мяса и сигарет. Анибалл растерянно стоял за спиной Рудольфа.
 - Что, твой лакей? - поинтересовался рыбак.
 - Это мой юный друг, - ответил Рудольф. - И как сказала кошечка на твоих коленях, еще не от шелковых подвязок своей мамочки.
 - Рудольф... - прошептал, побледнев, Анибалл.
 - Прости, - улыбнулся Рудольф, - но как-то же надо было вывести тебя из оцепенения.
 - Я и не в оцепенении...
 - Почему тогда стоишь, а не сходишь к хозяину за стулом?
Пока Анибалл в ярости размышлял над всем вышесказанным, пришел хозяин, принес вино и стул. И после третьего стакана терпкого, холодного вина Анибалл забыл обиды и жадно вслушивался в завертевшийся разговор. Но если бы его внезапно попросили пересказать хоть одну их ужасных историй, переплетенных в пестрый клубок застольной беседы, пожалуй, сделать этого Анибалл бы не смог. Он только смутно осознавал, что в жизни их сиюминутных сотрапезников если и были баркасы, то самые крутые; женщины - первые красавицы побережья с гнилой душой, а жены - самые верные; хозяева рыбных складов - мерзавцы, по которым плачет тюрьма, топор, чума и все проклятья мира; друзья - надежные, особенно те, кто утонул; а море - необъяснимое существо, со своими капризами и особым благоволением к каждому из сидящих за грязным столом. Всплывали грязные рыбы, знамения на седьмой день голода в открытом море, цедились насмешки над тупыми крестьянами и плескалась раболепная ненависть к горожанам. И клады, клады, клады... От этого кружилась голова...
Рыбаки пытались произвести впечатление теперь уже исключительно на Рудольфа, его холодное молчание было не настолько наглым, чтобы затевать выяснение отношений, но все же оно беспокоило и вызывало к жизни все более заковыристые истории с все более частым обращением “ну, как вам это, господин хороший?” Сердце Анибалла сжималось, Рудольф традиционно пожимал плечами. “Быть скандалу”, сказал себе Анибалл и начал вспоминать, как в книгах обычно описывают драки в трактирах. “Удар по голове бутылкой рома”, всплыла первая рекомендация и Анибалл переключился на поиск означенной бутылки.
 - Эй, эй, эй! - вдруг раздалось за столом. - Ты что на него уставилась?
Грозный окрик относился к красотке на коленях у одного из рыбаков. Анибалл увидел, как она, кокетливо покусывая хвост селедки, действительно пристально смотрела на Рудольфа. Сильный хлопок по спине лишь встряхнул ее, не изменив ни выражения ее лица, ни посадки. Она болтала ногами и улыбалась Рудольфу. Рыбак схватил ее за густые черные волосы и запрокинул ее голову. На полной шее забилась голубая жилка. Рыбак что-то орал, девица сдавленно хохотала.
Рудольф зевнул и со словами “благодарю за чудесный вечер”, тронулся было к выходу. Рыбак столкнул девицу на пол и рванулся к Рудольфу. Тотчас загремели стулья, все рыбаки повскакивали со своих мест. Приезжие исчезли из кабачка, крестьяне недобро сощурили по одному глазу. Анибалл посмотрел на девицу. Она лежала, опираясь на левую руку. Шаль сползла, плечи были холеные и ситцевый корсаж смотрелся рядом с ними причудой взбалмошной богачки. С разбитой губы капала кровь, женщина хищно и чувственно улыбалась.
 - В чем дело? - с досадой в это время говорил Рудольф. - Противно даже объясняться...
 - Спасите меня, - глумливо закричала ему женщина с пола, - эти обезьяны меня разорвут!
Рыбаки с перекошенными лицами повернулись к ней. Анибалл почувствовал, как холод стал расползаться по всему телу.
 - Пьяная женщина, вздохнул Рудольф.
Рыбаки смыкались вокруг лежащей.
 - Они ее убьют, - прошептал Анибалл.
 - Сама напросилась, - ответил Рудольф.
 - Рудольф! - тихо возмутился Анибалл. - Она ведь женщина. Мы не можем смотреть спокойно, как ее будут убивать...
 - А смотреть спокойно, как будут убивать нас всех троих тебя устраивает больше, - с заметной долей беспокойства, медленно и громко ответил Рудольф.
 - О! - кричала женщина. - А может, я не права?! Может, это просто два чистеньких цыпленка своими дерзкими глазами поссорили меня с моим любимым окуньком?
Рыбаки, как на карусели, все с тем же тяжелым дыханием и мутным взглядом, послушно развернулись к Анибаллу и Рудольфу.
 - Что она несет? - хрипло шептал Анибалл.
 - Что-то про рыбок и глазную самодеятельность, - ответил Рудольф, приклоняясь спиной к дверному косяку и скрещивая руки на груди.
 - О, мой свирепый морской конь... - стонала женщина.
 - Она не в себе, - сказал Анибалл.
 - Играется, - отмахнулся Рудольф.
Анибалл удивленно взглянул на Рудольфа. Рудольф вдруг спокойно о чем-то стал втолковывать рыбакам, лица их становились угрюмыми, но не кровожадными, кулаки стали разжиматься. Анибалл посмотрел на женщину. Она могла бы ушмыгнуть отсюда прочь уже триста пятьдесят раз, но она лишь напряженно приподнималась на одной руке, нетерпеливо встряхивая головой.
  - Эй, морские лошади! - вдруг крикнула она. - Вам пора в свою вонючую конюшню! Кишки дохлой селедки уже покрылись плесенью, ожидая вас! Морские свинки! Свиньи морских просторов! Вам не место рядом с двумя истинными джентльменами. Я ухожу с вами, господа!
Она поднялась с пола и, покачивая бедрами, направилась к дверям. И тут же все смешалось: рыбаки, пьяная женщина, Рудольф и Анибалл, мелькали ноги в черных чулках по-видимому, присоединившихся к свалке подружек женщины.
 - Она пойдет со мной! - выл хор искаженных голосов.
Женщина хохотала. Из ее губы обильно текла кровь. Анибалл вдруг почувствовал, что здесь происходит какое-то мистическое действо. В чем именно оно заключалось - он ответить бы не смог. Но ужас вдруг вознес его над реальностью. Пульсирующая кровь в ушах заглушала крики, хохот и стоны, перед глазами плыл багровый туман, сердце колотилось в бешенном allegretto. Но он понимал, что это долго не продлится, развязка близка...
 - Она пойдет со мной! - и властный голос разорвал кошмар.
Клубок сплетенных тел расползся, откашливаясь кровью, в разодранном платье, одна, посреди кабачка “Подсобка Радости,” на полу осталась самая обольстительная женщина в Мире.
 - Рудольф! - задохнулся Анибалл. - Боже мой! Ведь это Норма!
 - Приехали, я узнал ее еще в окне с сигаретой...
 - Она пойдет со мной, - спокойно и даже как-то весело вновь повторил властный голос.
В дверях стоял Флан Мо в белоснежном костюме и мягкой белой шляпе. Рядом почтительно замерли двое огромных мужчин с осанкой, взглядом и челюстью бульдога.
Норма повернула свое белое лицо к нему. Усталость и недоумение. Тень каприза - и вновь - остывающее после бури, усталое. изможденное тело.
 - Пойдем, Норма, - ласково сказал Флан Мо. - Довольно. Тебе здесь не место, ты убедилась в этом? И даже развлечься как следует ты здесь тоже здесь тоже не смогла? Пойдем со мной, пора...
 - Я не пойду, - знакомым грудным голосом вдовствующей королевы ответила она. Не хочу.
 - Полно, Норма! - нетерпеливо возразил Флан Мо.
 - С какой стати! - ухмыльнулся она, с трудом поднимаясь с пола, придерживая лохмотья юбок. - С тобой, думаешь, намного веселее, Флан Мо?!
 - Пойдем, Норма, - Флан Мо напрягся и его бульдоги сделали шаг к ней.
 - Благодарю, не стоит так беспокоиться, -  сказала Норма, с невероятным достоинством прижимая откуда-то взявшийся кружевной платочек к разбитым губам. - Мне очень жаль; право, я недостойна; премного благодарна; теперь оставьте меня...
 - Не пройдет... - засмеялся Флан Мо и бульдоги сделали еще шаг.
Норма вдруг стала похожа на львицу, загоняемую в клетку. Напряженность уже смерти, а не драк и пьянства, зазвенела в воздухе. Норма слегка покачивалась, как будто по ее телу пробегала легкая дрожь, зрачки расширились, лицо побелело до неестественного мраморного оттенка. Казалось, перед ней пролетел ангел Смерти. И казалось, она упрямо решила идти вслед заним.
 - Анибалл, - вдруг прошептал Рудольф. - Когда брошусь под ноги Флан Мо, хватай Норму и беги прочь...
Анибалл растерянно посмотрел на друга и увидел, что он в упор смотрел на одного из крестьян в коротком черном плаще. Губы того едва раздвинулись в сатанинской улыбке и в следующую секунду брошенная им глиняная кружка разбила старинную люстру в центре трактира. Во мраке поднялся гвалт ночного зверинца, послышались удары, свист, треск, хохот, проклятия и стоны. Взвыл Флан Мо, Анибалл, судорожно вцепившись в полную руку Нормы, вырвался вместе с ней прочь из дома. “Господи, куда бежать?” билось в его голове. По серпантину дороги - далеко не убежишь, спрятаться возле трактира - каштаны слишком ненадежное укрытие. Анибалл и Норма заметались у спуска с горы.
 - Как малые дети. - зло пропыхтел появившийся рядом Рудольф. - Давай напрямик, по откосу горы! Все скорее в городе будем!
Он схватил Норму с другой стороны и прыгнул вперед. Влажная глиняная почва мягко поддалась, склон оказался очень даже непологим, и троица, едва сдерживая крики, цепляясь за хрупкие растения, покатилась вниз...
Последние пару метров Анибалл проехал на животе. Лицо вымазалось в глине, отвратительно пахло раздавленными лесными клопами. Звон цикад ритмично аккомпанировал пульсации крови в голове. Анибалл тяжело сел, тело тут же поползло по инерции вниз. Липкая грязь. Изломанная зелень. Он огляделся. Рядом также тяжело приподнималась Норма. “Ведьма”, подумал Анибалл. Она и была на ведьму очень похожа: спутанные клочьями волосы, лохмотья и сверкающие огромные глаза на грязном лице. Она провела рукой по лбу, размазала по нему прилипшую дрянь, посмотрела на ладонь и усмехнулась. “Надо что-то сказать”, неохотно подумал Анибалл. Открыл рот и скривился, почувствовав горькую слюну. Вдруг лицо Нормы вытянулось и она предостерегающе подняла белеющую в темноте руку. И Анибалл услышал тихий и необычно ласковый голос Рудольфа.
 - Не надо, пожалуйста, я тебя прошу... Останься там, где ты сейчас находишься... Зачем я тебе? Я очень прошу...
“Рудольф сошел с ума”, подумал Анибалл, “и как же это всегда происходит неожиданно...” Он приподнялся и увидел стоящего чуть ниже на коленях Рудольфа.
 - Рудольф! - тихо позвал он.
Рудольф не шелохнулся, лишь слышалось умоляющее бормотание. Странное напряжение сковало трех людей на склоне горы Басоль. Стих ветер, зелень наливалась тяжестью вечернего тумана. Вдруг раздался еле различимый шорох, однако, заставивший вздрогнуть всех троих. Анибалл подобрался к Рудольфу и с удивлением увидел, как тот дрожащими руками опираясь на влажную землю, пытается встать c колен.
 - Рудольф? - озадаченно позвал его Анибалл.
Рудольф молча начал продолжать спуск.
 - Кто подаст даме руку? - послышался хриплый голос Нормы.
 - Мадам, будьте любезны как-нибудь сами! - раздраженно сказал Анибалл и вцепился в плечо Рудольфа. - Рудольф, что с тобой? Скажи мне! Может ты ударился головой? Ты слышишь меня? Что ты увидел в зарослях склона? Скажи...
Рудольф на секунду закрыл глаза, вздохнул.
 - Змея, - устало ответил он и посмотрел на Норму.
 - Не бойтесь, - ровным шепотом сказала она. - Не бойтесь подать мне руку. Грязь на ней меня в данной ситуации не смущает.
 - Моя грязь меня тоже не смущает, - ответил Рудольф.
 - Не хотите ли вы сказать...
 - Упаси Бог!
 - Позвольте мне, - Анибалл протянул Норме руки. - Прошу прощения за бестактную вспышку. Позвольте вам помочь.
Норма хмыкнула и вдруг прыгнула ему на руки. Анибалл не удержался и они, тесно обнявшись, покатились дальше вниз. С тяжелым стуком упали с маленького обрывчика на грунтовую дорогу и, охая, приподнялись. Через минуту появились ноги Рудольфа и он легко спрыгнул к ним.
 - Вот и добрались, - оживленно заметила Норма.
Друзья молчали.
 - Хотите угадаю, о чем вы сейчас думаете? - спросила Норма.
 - Не стоит, - поспешно сказал Анибалл.
 - Попробую... - прервала его женщина. - Вы жалеете, что правила светского этикета  запрещают устраивать такую взбучку некоторым особам женского рода. Верно?
 - Не столь витиевато, но суть точна, - произнес Рудольф, пытаясь отряхнуть брюки.
 - Грубиян, - отвернулась Норма.
 - Мне кажется, - сказал Анибалл, - простите, конечно, но, по-моему, вы сами напросились... К чему было пытаться угадывать наши мысли?
 - Господа. - улыбнулась Норма, - я благодарна вам за все и протягиваю вам руку дружбы!
 - Чуть позже... - отклонился Рудольф.
Он имеет ввиду мыло, - извиняющимся тоном вставил Анибалл.
Я догадалась, - вновь улыбнулась Норма. - Так, и что же будем делать дальше?
А вот это очень серьезный вопрос, - нахмурился Анибалл.
Стоит выпить горячего красного вина, - произнес Рудольф и пошел по дороге. Двое двинулись за ним.
 
 
ГЛАВА  V
 
Оставалось совсем немного, чтобы дорога с горы начала медленно растворяться в крайних улочках Сьены. Город не сверкал разноцветным безумием, питаемым электричеством. Он мягко излучал свет очагов, свечей и каминов. Этот свет, порождаемый живым горением воска и дерева, дрожал и приплясывал на камнях мостовой. Узкие окна позволяли этому свету лишь намекнуть, что вы находитесь в жилых местах. Но намека на вашу сопричастность с данными жилыми местами уже не было.
 - Нам следует где-то все обсудить, - сказал Анибалл.
 - В гостиницу пока возвращаться нельзя. - согласно кивнула Норма.
Рудольфом овладела известная апатия и он, скрестив руки на груди, прислонился к чьей-то каменной изгороди.
 - На улице оставаться небезопасно тоже, - решительно продолжал Анибалл.
 - Флан Мо не простит, - вновь кивнула Норма.
Рудольф оторвал болтающуюся пуговку с манжета и сунул ее в карман брюк.
 - А где жили вы, съехав от Флан Мо? - поинтересовался Анибалл у Нормы.
 - В “Подсобке Радости”, - язвительно и уязвлено одновременно ответила та.
 - Стоило ли вам сбегать из отчего крова, милейшая... - подал голос Рудольф.
 - Вынудили меня это сделать вы, милейший, - напористым шепотом ответила Норма.
 - Я не сообразил, что вы взываете о помощи просто проводить вас на второй этаж...
 - Довольно! - обидчиво прервал их Анибалл. - Довольно... Рудольф, как ты считаешь, мы можем или нет вернуться в пансион Флан Мо?
 - Втроем - нет... - сказал Рудольф и, вздохнув, посмотрел на звезды.
 - Но неужели он действительно может предпринять что-нибудь такое, противозаконное? - хмурился недоверчиво Анибалл.
 - Существуют сотни пиратских способов совершения преступлений, выглядящих абсолютно законной и естественной трагедией чьей-то жизни, - надменно осадила Норма.
 - Такая ночь... Трудно думать о трагедии чьей-то жизни, - галантно улыбнулся Анибалл.
 - Такие минуты обостряют чувство прелести каждого прожитого дня, - подхватила Норма.
 - Одним словом, - оторвался от каменной стены Рудольф, - мы с Анибаллом идем в отель.
 - А я? - изумилась Норма.
 - Подскажите, где мы вас можем разыскать чуть позже, - любезно отозвался Рудольф.
 - Я не знаю...
 - Соображайте быстрее...
 - Рудольф! - возмутился Анибалл. - Мы не можем бросить даму! Вот так, в таком виде...
 - Если ты можешь чем-то улучшить вид дамы прямо сейчас - поторопись, - сказал Рудольф. - Не желаю быть разысканным и обвиняемым.
 - Подожди...
 - Еще желаю принять ванну...
 - А горячее вино? - подала голос Норма.
 - Несомненно.
 - Тогда я знаю, где все это мы можем немедленно получить. Правда, не совсем в изысканном виде, но...
 - Сегодня не ночь изысканных представлений, - прервал ее Рудольф. - Я знаю, что вы скромничаете по поводу своего незнания укромных местечек Сьены.
Норма хотела было ответить что-то очень впечатляющее, но тут открылось окно дома, у изгороди которого они переговаривались, и там показался силуэт человека с ружьем.
 - Считаю до трех, - низким голосом сказал человек.
 - Норма, - спросил шепотом Рудольф, - простите, что это блестит на вашей шее?
 - Бриллианты, мсье...
 - Слава Богу, бриллианты целы! - придушенно воскликнул Анибалл и они дружно бросились бежать.
 
***
 
Норма с поразительной точностью ориентировалась в ночном городе. Через полчаса крадущегося бега по узким улочкам, они остановились у флигеля, примыкающего к белеющей в темноте церкви. Норма постучалась в зарешеченное окошко. Появилось слабое пламя свечи и призрачное лицо.
 - Отец Мартин, - ласково сказала Норма. - Три заблудшие овцы вопиют о помощи.
 - Овцы вопиют! - усмехнулся Рудольф.
 - Горячее вино и ванна? - пробормотал Анибалл.
 - Гореть мне в аду, - произнес призрак в сером одеянии, отпирая дверь.
Норма весело болтала ногами, сидя в высоком кресле у самого камина. Рудольф откинулся на спинку второго кресла и пил горячее красное вино из серебряного бокала. Анибалл с интересом осматривал маленькую комнатку со сводчатым потолком, не решаясь открыто глядеть на съежившегося в углу на металлической кровати человека в сером. Анибалл сидел между креслами Нормы и Рудольфа на низенькой скамеечке. Слева от камина висело распятие. Скорбное лицо Иисуса Христа время от времени  высвечивалось в отблесках вырывающегося за пределы каминной решетки огня.
Как ни странно, за все время пребывания в церковном флигеле, вслух не было не произнесено ни слова. Теплое вино погрузило Норму, Рудольфа и Анибалла в какое-то грустное оцепенение. Прощальное потрескивание сгорающих поленьев, непонятные стоны ночных птиц за узким окном, тяжелая истома во всем теле. Казалось, именно так покидает тело душа.
Наконец, Анибалл с трудом поднялся с низенькой скамейки и тихо сказал:
 - Нам надо идти. Но вскоре мы к вам вернемся. Может ли г-жа Норма побыть пока у вас? - обратился он к человеку в сером.
Измученные тоской, больные в неверном свете каминного огня, глаза человека, сидящего в углу на кровати, сверкнули покорностью и гневом. Он отвернулся, кровать заскрипела. Норма усмехнулась, Рудольф встал из кресла и, не прощаясь, вышел из флигеля прочь.
 - Забавная все же получается история, - сказал Анибалл, шагая рядом с Рудольфом.
 - Да, - ответил Рудольф.
 - Думаю, будь она менее эффектной дамочкой, мы не столь ревностно принимали бы в ней участие.
 - Разумеется.
 - А церковный служитель, похоже, в нее влюблен.
 - Какое мое дело?
 - Ведь не положено...
 - Это его дело.
 - А мадам весьма это забавляет!
 - Она умрет не своей смертью...
 - Рудольф! Как ты можешь? Увы, красота всегда притягивает к себе не только добро, но и зло. Причем зло в количестве значительно большем! Порой даже добрые души, испытывая зависть, превращаются в... Ну, превращаются, как же это...
 - В идиотов, как ты, - закончил вместо запнувшегося Анибалла Рудольф.
 - Я не завидую! - возмутился Анибалл.
 - Ты - идиот, - утвердительно кивнул Рудольф.
 - Довольно, довольно, - нахмурившись, замахал руками Анибалл. - Я не об этом хотел поговорить. Рудольф, тебя не смущает, если нам столь быстро придется покинуть Сьену?
 - А кого-то интересует мое смущение?
 - Меня...
 - А кого-то интересует твое мнение?
 - Тебя!
 - А кого-то мы с тобой в принципе интересуем?
 - Флан Мо...
 - Вот поэтому не о чем пока и говорить...
Они в молчании добрались до отеля. Взгляды швейцаров и портье были абсолютно невозмутимыми. Они приняли ванну, переоделись и медленно пили кофе в комнате Рудольфа.
 - А может, ничего и не было, - задумчиво начал Анибалл, глядя на ночное море в окно. - Шумит море, слились с облаками скалы, разбитые лодки старых пиратов давно покоятся на дне.
Рудольф прикрыл глаза.
 - И почему нас привлекает лишь внезапное, незнакомое, - продолжал Анибалл. - Волнует кровь лишь недосягаемое...
 - Королева английская не волнует мою кровь, хотя она вполне недосягаема, - вставил Рудольф.
 - Твою кровь ничего не волнует! - вспылил Анибалл. - Хорошо. Но, представь, Рудольф, хоть на минуту, что у тебя в груди бьется сердце, а не просто некий аналитический кусок. Кто способен взволновать тебя? Оперная дива? Жена миллионера? Губернаторская дочь или красотка Города № 1?
 - Я ценю простоту и добрый характер, - сказал Рудольф.
 - О, прекрати! Чудесные качества души не в состоянии лишить рассудка! На то они и положительные качества, что их ценишь, но не сходишь из-за них с ума.
 - А зачем сходить с ума?
 - Потому что иначе скучно жить.
 - Продай свои акции, открой психбольницу и веселись на всю катушку.
 - Рудольф, - поморщился Анибалл, - не уклоняйся от ответа! Кто интересен из женщин тебе? Страдания любви прекрасны, неужели тебе не приходилось их испытать?
 - Анибалл, я тебя умоляю! Что за чушь? Страдания не могут быть прекрасными, как не могут быть прекрасными гной, лицо утопленника и несмазанная гильотина. И какого черта мне страдать по губернаторской дочке и оперной диве? Они хороши, пока их отдаляет приличное для всех расстояние. Я твердо знаю, что еще до третьего свидания они продержатся на пьедестале неземного божества. Но после выясниться, что и у них вскакивают прыщи, как у дочки булочника. Потеют ноги и к вечеру появляется грязь на шее. Они могут также искать, кашлять и вообще издавать все заложенные природой в нас звуки! Потом окажется, что сия ослепительная красота жадна до денег или ватрушек - какая разница? Она не совершенна! Взаимоотношения без претензий более честны и менее обременительны. Хотя, совершенно беспретенциозные дамы бывают, верно, часто скучны. А потому, мсье, ваша Норма чудачит, вводя в заблуждение юных, слепых и убогих. Может, кого-то еще, мне, честно говоря, все равно.
 - Ты так никогда не женишься, - сказал Анибалл.
 - Роскошное резюме! - рассмеялся Рудольф. - Я думал, ты обидишься на “юного” и “убогого”.
 - Это само собой, - улыбнулся Анибалл. - Так все-таки, возвращаясь к Норме...
 - Ты можешь хоть на минуту о ней забыть?! - с досадой прервал его Рудольф.
 - Это невозможно...
 - Я слышать ничего не желаю...
 - Рудольф! Ты меня удивляешь!
 - Я устал! Я не хочу двигаться.
 - Не двигайся, просто давай решим...
 - Не хочу. Не сейчас. Отстань. Лучше отстань.
И в этот момент тяжелая портьера из малинового бархата у балконной двери отодвинулась и в центр комнаты вышел Флан Мо. Анибалл ошеломленно замер, Рудольф выпрямился. Флан Мо изо всех сил сдерживал себя, но невольно чувствовалось его желание поломать свою трость о шеи его гостей.
 - Господа, - негромко, не разжимая челюстей, начал Флан Мо. - Я долго, не скрою, ждал, когда в вашем разговоре прозвучат два интересующих момента. Во-первых, где скрывается Норма, во-вторых, какого черта вы влезли в наши с ней дела. Но, кроме нытья и сквернословия, ничего не услышал. Я откровенно разъяснил причину своего пребывания за портьерой, теперь требую ответов на мои вопросы.
 - Известная лакейская игра, - вдруг холодно сказал Анибалл. - Подслушивание за ширмой, шторкой, или, как сейчас, за портьерой. Новый вариант: требование отчета за не услышанные сплетни. Отчего вам еще не постоялось, г - н Флан Мо?
 - О, друг мой... - изумленно произнес Рудольф.
 - Анибалл, ваша дерзость смешна, - побелев прошипел Флан Мо. - Заткнитесь и отвечайте на два моих вопроса!
 - Так! - Анибалл уселся в кресло и закинул ногу на ногу. - Этап обмена любезностями будем считать пройденным. Теперь, я понимаю, наступило время угроз. Итак, что нам может предложить г - н Флан Мо? Несчастный случай в горах, на море? Отравление газом или пьяная драка с печальным исходом? Вы здесь хозяин; интересно узнать ваши пристрастия.
 - Вы думаете, что можете себе многое позволить из-за того, что забрали меня из разрушенного дома? - неожиданно обыденным голосом спросил Флан Мо.
 - Нет; ничего такого мы не думаем, - ответил ему Анибалл, - и ничего такого мы себе не позволяем.
 - Останемся друзьями! - безразлично произнес Рудольф.
Флан Мо и Анибалл одновременно приподняли брови. На минуту наступило молчание.
 - Хорошо, - сказал Флан Мо. - Хорошо. Господа, я вас прошу, скажите, где находится Норма... Я к ней неравнодушен. Мне она нравится. Такая, знаете ли, нестандартная женщина. У нее длинные жесткие волосы, мягкое тело, грудной голос. Нрав необъезженной кобылицы. Я по ней тоскую. Где она?
Анибалл растроганно смотрел на слепца, сжимающего страстно свой посох.
- Где она? - ласково повторил Флан Мо.
 - Право... - пробормотал Анибалл.
 - У нас с ней вышло недоразумение, - продолжал Флан Мо. - Но
мы испытываем с ней взаимное влечение. И только в силу взрывных характеров так нелюбезно расстались. Но я уверен, она ждет, что я приду за ней. Что ж! Я готов преклонить свою гордость и свои колени, она этого достойна...
 - Мы не знаем, где она - лениво прервал его Рудольф. - Иначе бы Анибалл. как и вы, попавший под обаяние нестандартной кобылицы, так долго и нудно о ней не говорил. Он бы просто не отошел от нее ни на шаг! Так что, очень жаль...
Анибалл вытянулся в кресле.
 - Врешь! - Флан Мо стукнул тростью по паркету. - Врешь, сволочь. Она где-то прячется. Вам лучше сказать, где. Скажите где, ия позволю вам убраться из Сьены живыми.
 - Ого - го! - сказал Рудольф. - будет международный скандал. Мой папаша - влиятельный старый алжирец.
 - Плевать! - заорал Флан Мо. - Твой папаша сможет заказать тебе пышные похороны!
 - Минуту! - испуганно воскликнул Анибалл.
 - Нет! - в ярости рычал Флан Мо. - Где Норма?!
 - Минуту! - вскочил Анибалл и схватил Флан Мо за плечо. - Вы что, с ума сошли? Рудольф сказал правду, мы не знаем где ваша красотка, такая же фальшивая, как и ее цыганские побрякушки.
Флан Мо вдруг рассмеялся.
- Ее побрякушки - настоящие бриллианты. - сказал он.
- О, так вы охотитесь за ними? - невинно вежливо спросил Рудольф.
 - Нет... - Флан Мо замолчал и двинулся к выходу. У дверей обернулся и тусклым голосом заговорил вновь. - Господа, предлагаю вам покинуть мой отель в течении трех часов. Пожалуйста. И еще. Если вы меня обманули насчет Нормы, начинайте читать “Отче наш” прямо сейчас...
Он вышел. За дверью его явно кто-то ожидал, послышался сдержанный шепот, затем захлопали двери, застучали башмаки по мраморным ступенькам. На улице кто-то засвистел.
 - Облава, - прошептал Анибалл.
 - Как я хочу спать, - потянулся Рудольф.
 - Надо выбираться, - заметался Анибалл.
 - Успеем! - отозвался Рудольф.
 - Флан Мо не шутил, - сказал Анибалл.
 - У меня есть план. - веско заявил Рудольф. - Разбудишь меня через два часа.
 - Ты будешь спать? - ужаснулся Анибалл.
 - Не зли меня, уйди. У тебя пока есть собственный номер. - Рудольф вытянулся на диване и заснул.
 
***
 
Анибалл спешно и небрежно собрал свои вещи. На улице светало. Сказочная красота морского рассвета не тронула его сердца. Розовые блики на средневековых шпилях и башнях Сьены только подчеркивали отчужденность всеобщей радости бытия от личных неприятностей Анибалла. “Так глупо!” в сотый раз восклицал про себя он, прижимаясь лбом к рельефному стеклу готического окна в отеле Флана Мо. Стрелки часов бешено крутились, когда он задумывался о Норме в церковном флигеле. И застывали, когда он представлял себе спящего Рудольфа. Наконец, он не выдержал и, уже с чемоданом, зашел в номер Рудольфа.
Рудольф сладко спал. Великолепная натура для античного ваятеля. Анибалл присел на корточки рядом с диваном и некоторое время смотрел на лицо спящего Рудольфа. “Неужели тебе действительно все равно?”, мысленно заговорил Анибалл со своим другом. “Или ты не веришь, что судьба порой играет злые шутки даже со своими любимцами? Ты не веришь, что можно чудовищно глупо умереть в странном Городе? Нереальность во всем: смещение времен, разрушенный дом повешенного пирата, церковь, слепой ревнивец и загубленная собственной, низменной страстью женщина. Реален среди всего этого только ты. Ты и твоя жизнь. Опасность кажется мифической. Но миф иногда оживает. Не в твоем ли случае? Очнись. Лучше посмеяться об этом после, чем стать еще одной из загадок Сьены.”
 - На спящих смотреть нельзя, - пробормотал Рудольф. - Или смерть на меня кличешь?..
 - Рудольф, - Анибалл вскочил и смущенно отвернулся, - что за глупости? Уже прошло два часа из отпущенного нам слепым убийцей времени. Скорее излагай свой план.
Рудольф потер глаза обеими руками и направился в ванную комнату.
 - Рудольф. - кинулся вслед за ним Анибалл, - Рудольф, у нас мало времени!
 - Да... Но имею я право сполоснуть лицо?
 - Рудольф. - сказал Анибалл, - поделись, что ты думал делать дальше?
 - Переодеться в дорожный костюм.
 - Так...
 - И на вокзал...
 - А... И это все?!
 - А что еще?
 - Но... Мы же обещали... Это твой план?
 - Да это мой план.
Рудольф завязывал черный галстук и тщательно поправлял манжеты белой рубашки. Анибалл огибал его то слева, то справа, стремясь поймать его взгляд.
 - Ты обманул меня! - в ужасе воскликнул Анибалл. - Я потерял два часа, рассчитывая на тебя! Норма в опасности, я не спал, а ты - спал! Ты спал! Ты спокойно спал!!! Зачем ты мне сказал, что у тебя есть какой-то план? Зачем? Ты обманул не только меня... Это так на тебя не похоже, Рудольф. Зачем?
 - Чтобы хоть на два часа я был свободен от подобной истерики, - холодно прервал его Рудольф.
 - Нет. Этого не может быть!
 - За каждым нашим шагом следят. Чем мы можем помочь красотке с жесткими волосами и мягким телом?
 - Рудольф!..
 - Или ты думаешь, Флан Мо пошутил насчет “Отче наш” перед нашим исходом в мир иной?!
 - Да, но ты говорил, есть план...
 - Уезжаем, мой друг, уезжаем. Норма случайно попала в сюжет нашей жизни. Она не пропадет, а мы должны ехать. Или я еду, прости один.
Анибалл отшатнулся от Рудольфа и вцепился в спинку кресла. Он молча смотрел на друга и, наконец, сказал:
 - Надеюсь, ты шутишь?
 - Почти, - отозвался Рудольф. -  Ты знаешь, мне все это уже надоело. Не хочешь ехать - давай не поедем. Хочешь поехать за Нормой -  поехали. Мне все равно. Лучше опять лечь спать.
 - Нет, подожди, - остановил его Анибалл. - Я тебя не совсем понимаю. Ты за одну минуту сменил два полюса. Так не бывает.
 - Слушай, оставьте меня в покое! - раздраженно ответил Рудольф. - Тебе не угодишь!
 - Я не понимаю, - продолжал Анибалл, - ты собирался уехать один? Бросив меня наедине с Флан Мо?
 - О, Боже... - вздыхал Рудольф. - Наедине с Флан Мо, наедине с Нормой, сколько можно?..
 - Послушай, я считал тебя другом...
 - Считай и дальше...
 - Нет, что-то произошло!
 - Что?
 - Я не знаю...
 - Зачем тогда говорить...
 - Я чувствую, ты меня обидел...
 - Тебе тоже стоило поспать...
 - Рудольф! Ты - чудовище.
 - М-да.
 - Ты почти меня предал!
 - Ты почти наступил мне на ногу и я молчу...
 - Рудольф, я буду считать тебя и себя подонками, если мы не вызволим Норму...
 - В любом случае, через пятнадцать минут нас не должно быть в отеле. Выходим и там все решим.
Рудольф стремительно вышел и Анибалл, озабоченно и зло, проследовал за ним.
 
 
 
 
ГЛАВА  VI
 
Легкий утренний туман встретил их на площади у Отеля Флан Мо. Рудольф махнул рукой извозчику, тот послушно тронулся к ним. Анибалл с щемящей сердце тоской смотрел на Сьену. Он чувствовал в себе бессильную ярость униженного. Если бы хоть один камень, хоть один дрожащий от росы цветок, хотя бы лошадиная морда или человеческое лицо выразили бы насмешку, он бы остался здесь, доказывая чем-то и кому-то свое истинное место в жизни. Если бы Город стеснительно потупил бы свой прощальный взор, Анибалл, невольно хмурясь, но с успокоенным достоинством, уехал бы прочь. С презрением и враждебностью он тоже, правда, несколько смутно, но представлял, как повел бы себя. Но это молчание! Немое отчуждение, монументальное неприятие! Ты вычеркнут, прочь, прочь! Твой угрюмый город ждет тебя. Собственные интриги, собственное грязное белье. Но ведь г-жа Норма, судя по всему, здесь тоже в качестве гости? отчего же стены молчат о ней? Видно, вписывается она в галерею сумасшедших призраков Сьены. Сборник легенд без ее персонажа был бы не полон.
 - Анибалл, - раздался голос Рудольфа, - тебе пытаются подать руку. На прощание.
Анибалл вздрогнул. Рудольф сидел уже в открытой коляске, рядом с Анибаллом стоял Флан Мо, вытянув для пожатия руку. Он был одет, как обычно, во все белое. Золотистые волосы и борода выглядели не просто красиво и благопристойно, они выглядели ошеломляюще красиво. И черная шелковая повязка на его глазах не вызывала жалость и предубеждение. Он казался главным героем какой-то театральной трагедии. Но тень беспокойства, мечущаяся по лицам, камням и сводам, подсказывала: это кульминация действа, хотя, быть может, зрители настроены уже на финал.
Анибалл пожал протянутую руку и пробормотал:
 - Слишком быстро сменяют друг друга события. Я не успеваю понять, когда стоит пожать руку или бросить перчатку...
Флан Мо легко улыбнулся.
 - Мой юный друг. Иногда не стоит даже голову ломать над перчаткой или находящейся в ней руке. Хочу только сказать, если вы чувствуете досаду, расценивая свой отъезд как отвратительную уступку отвратительному негодяю, не сердись ни на меня, ни на себя. Пощадите мое самолюбие хозяина. Пренебрежение женщины я не могу забыть, но сопротивление чужих - это для меня слишком. Я стыжусь своей неизбежной ярости. Но! Я слеп, и в ярости становлюсь слепым вдвойне, вы понимаете, о чем я. Последующее раскаянье уже не будет иметь значение ни для вас, ни для меня. Вы поступаете мужественно и благородно...
 - Мсье, - нетерпеливо прервал его Рудольф, - как бы нам мужественно и благородно не опоздать на поезд. Следующий ведь только завтра, не так ли?
 - Да, да, - ухмыльнулся Флан Мл, - проваливайте.
Он развернулся и хотел было зайти обратно в отель. И в это время на площадь, шатаясь, вышел жалкий человек в сером. Бесплотный, бледная тень сокровенного прошлого Сьены, безжизненное подобие человека мужского рода. Дрожащие руки несли истекающее жизнью тело женщины.
 - Норма... - в ужасе прошептал Анибалл.
 - О, Боже... - простонал Рудольф.
Флан Мо развернулся, вся его фигура трепетала в жестоком ожидании и неведении.
 - Норма?! - бормотал он. - Где? Я бы услышал ее шаги... Ее нет. Или... Или она мертва. Да кто, черт возьми, мне что-нибудь объяснит?
 - Да... - прошелестел человек в сером. - Она здесь, Флан Мо. Но тебе не досталась даже ее горячей крови.
Флан Мо замотал головой, заревел, как растерзанный бык корриды; сделал шаг навстречу этому голосу и уткнулся протянутой рукой в тело Нормы.
 - Кровь ее остыла... - ревел он. - Зачем мне ее остывшее мясо? Я должен был разорвать ее сам!
Он вдруг тряхнул за плечо человека в сером, тело Нормы мягко сползло на каменную мостовую. Человек в сером перешагнул через него и пошел в отель вслед за слепым. Был слышен их неторопливый и умиротворенный разговор. Затихли их шаги и слова, восстановились равнодушные звуки Сьены, понятные для всех, но как-то по особенному неприятные для посторонних.
 - Анибалл, - сказал Рудольф, - своей романтической кармой ты добился постоянного присутствия этой дамы в нашей и без того непростой судьбе. Грузи, черт возьми, это тело и поехали!
 - Но... - растерянно начал Анибалл, - Полиция, врача, убийство...
 - Мы опоздаем на поезд!
 - Я не уверен, что...
 - Сдадим ее вокзальному фельдшеру! Грузи, черт возьми...
 Анибалл с трудом, дрожа и нервничая забросил тело в коляску, Рудольф ткнул пальцем в негодующую спину извозчика и экипаж тронулся...
Поезд попыхивал клубами дыма, всем видом своим проявляя нетерпение и готовность покатиться по блестящим рельсам. Солнце сигналило на путях у далекого поворота за горы, море спряталось за прибрежной растительностью. Все дышало невинностью возрождающегося курортного денька. Курортная невинность - фальшивое звучание. Именно смутная фальшь портила прелесть картинки.
 - И что теперь? - спросил Анибалл, сидя на перроне в брошенной извозчиком коляске.
 - Поезд уходит, - сказал Рудольф.
 - Успеем ли мы к вокзальному фельдшеру? - продолжил столь отстраненно Анибалл, что невольно возникла мысль - а уверен ли он вообще в необходимости что-либо сейчас произносить?
 - Нет, - пожал плечами Рудольф.
 - Как все дико и отвратительно... - тихо произнес Анибалл.
 - Я тоже ненавижу толстые пульсирующие шеи, - чуть скривился Рудольф.
Долю секунды Анибалл продолжал отсутствующе смотреть вдаль, затем вздрогнул и уставился на друга.
 - Толстые пульсирующие шеи? - переспросил он.
 - Флан Мо вполне мог осуществить свое желание разорвать Норму в клочья. - сказал Рудольф и посмотрел на вокзальные часы.
 - Она жива... - задохнулся Анибалл и бросился к груди Нормы. - Она жива!
 - Конечно... - пожал плечами Рудольф. - вполне можно переложить ее вон на ту белую скамейку и занять, в конце концов, свои места в вагоне.
 - Рудольф!  - ошарашено воскликнул Анибалл. - Оставить ее здесь?
 - Но не брать же ее с собой!
 - Именно, именно так!
 - Ты все равно собирался сдать ее вокзальному фельдшеру...
 - Не я, а ты...
 - Боже мой...
 - Помоги!
 - Ни за что...
 - Возьми хотя бы мой чемодан!
 - Эй, носильщик!
 - Ты с ума сошел! Не зови никого, я справлюсь сам...
 - И будем считать, - с издевкой сказал Рудольф, - никто ничего не видел и ровным счетом ничего не заметил...
 - Мы опаздываем!
 - Я не могу поверить...
 - Будь любезен, немного проворней шаг...
 - Мы будем трястись с ней в одном купе три дня...
Рудольф так и не помог Анибаллу занести Норму в поезд, но чемодан все же взял. Никуда не стремящимся шагом дошел до ближайшего вагона, равнодушно сообщил проводнику, что купит билеты непосредственно в купе по отбытию, даже не удосужившись поинтересоваться в наличии свободных мест.
Места были. Анибалл бережно опустил тело Нормы на вишневый бархат купейного дивана. Рудольф сел у приоткрытого окна и закурил сигарету. В глазах Анибалла были мучительное преклонение и нежность. Он встал на колени около Нормы и, странно улыбаясь, смотрел на нее.
В дверь купе постучали, вошел проводник и, скользнув взглядом по композиции Анибалл - Норма, протянул заполненные билеты Рудольфу.
 - Мсье... - сдержанно произнес проводник.
 - Ну, почему вы нас пропустили, - вздыхая сказал Рудольф и достал из внутреннего кармана пиджака деньги.
 - Мадам доставила немного хлопот Сьене, - спокойно ответил проводник, кивком головы благодаря за деньги. - А хлопоты, доставленные Сьене и мсье, весьма гармонируют с хлопотами Мадам.
 - Катитесь, одним словом, к черту вместе. - сказал Рудольф и отвернулся к окну.
 - Мадам можно предоставить отдельное купе, - возразил проводник.
 - Она еще очень слаба! - живо повернулся Анибалл и встал с колен.
 - Еще слаба?! - приподнял брови проводник. - Мсье, разумеется виднее...
 - Нет уж, извольте, предоставьте купе! - нахмурился Рудольф.
 - Она слаба! - гневно прошипел Анибалл и попытался поймать взгляд Рудольфа.
Проводник официально улыбнулся и вышел прочь.
 - Я - не сиделка, - мрачно сказал Рудольф.
 - Тебя никто, ни в чем и не беспокоит. - прервал его Анибалл.
 - Да... - закрыл глаза Рудольф. - Не беспокоит... Никто и ни в чем...
 
***
 
Мерное постукивание колес; теряющий свою прелесть в постоянстве пейзаж за окном; впечатления прошлого, бегущие рядом и вперед, и чуть отставая... Рудольф аккуратно переоделся и, с удовольствием вытянувшись на своем диване, уснул. Обычно не тревожащие его сны на сей раз развернули перед ним все богатство своих причудливых мозаик. Катилась Норма по горе Басоль, со змеей и бриллиантовым колье на шее. У подножия сдержанная матушка сурово потрясла белым и клетчатым пиджаками. Унылый Анибалл стоял под дождем и мокрая Каприза нетерпеливо топала ногой, разбрызгивая липкую грязь. Флан Мо взмахнул тростью и человек в сером, цепляясь за каменную стену Сьены, сползал на мостовую. Настойчивый Флан Мо криво улыбался. Он медленно поднял холеные руки отставного пирата и развязал шелковую черную повязку на глазах. Черная лента, немыслимо медленно, покачиваясь на потоках морского воздуха, падала, падала вниз. И на Рудольфа в упор взглянули огромные, ослепительно голубые глаза Всевидящего Мо. “Бойся, трепещи и не надейся”, прочел  с содроганием в этом взгляде Рудольф и проснулся.
Анибалл и Норма пили кофе из маленьких белых чашечек и тихо смеялись. Рудольф сел, поправил рубашку и расчесал волосы.
 - Рудольф, - весело окликнул его Анибалл. - Кофе?
 - Чуть позже, - ответил тот и подошел к умывальнику. Ополоснул лицо холодной водой, мягко вытер его чистым полотенцем и вернулся к столику у дивана.
 - Прошла ли слабость, мадам? - поинтересовался он.
 - Весьма давно, - кивнула головой в ответ Норма.
 - Наверное, как раз тогда, когда мне снились кошмары... - произнес Рудольф и взял свой кофе.
 - Рудольф, почему вы так ко мне предубеждены? - вкрадчиво спросила Норма.
 - Надеюсь, вы переносите табачный дым... - пожал плечами Рудольф и закурил сигарету.
 - Конечно, я и сама курю...
Рудольф застонал.
 - В чем дело? - надменно выправила плечи Норма. - Вы - противник курящих дам?
 - Ваш багаж. - махнул рукой Рудольф.
 - Что мой багаж?
 - Анибалл! - морщась обратился Рудольф к другу.
 - Я так думаю. - сказал Анибалл. - Рудольф имеет в виду, что вы без багажа, следовательно, будете курить его сигареты.
Рудольф удовлетворенно прикрыл глаза.
 - Вам жалко дрянных сигарет?! - изумилась Норма.
 - Если бы они были дрянные... - вздохнул Рудольф.
 - Он не жаден, нет... - поспешно сказал Анибалл. - Просто не любит дискомфорт.
 - А... - протянула Норма. - А я - сплошной дискомфорт в вашей жизни... Что ж... А если посмотреть на это несколько иначе - авантюра, приключение! Событие!
 - Ужас какой-то... - столь искренне испугался Рудольф, что Норма и Анибалл рассмеялись.
 - Рудольф, тебе правда неинтересно, что произошло в доме у церкви после нашего ухода?
 - Мадам в ясном уме и полном здравии - чего ж еще? - галантно поклонился Рудольф.
 - Нет, - сказал Анибалл и выпрямился, - это весьма необычно, ты должен послушать.
 - Нам ехать три дня, много времени, еще успеешь... - пробормотал Рудольф.
 - Нет, нет. Не притворяйся грубее и равнодушнее, чем ты есть...
Постучали в дверь, вошел проводник и положил на столик сигареты, заказанные, по-видимому, Нормой. Она усмехнулась, взяла одну длинную, тонкую, изящную сигарету, откинулась в угол дивана у окна и закурила. Облачко ароматного, голубоватого дыма легко отделило ее от спутников. Она скользила взглядом с окна на Рудольфа, ироничная улыбка не сходила с ее губ. Рудольф тоже смотрел в окно, но с большей безмятежностью. Анибалл, почему-то волнуясь, рассказывал о последних событиях минувшей ночи.
После ухода Анибалла и Рудольфа, человек в сером неожиданно и самым бесстрашным образом стал домогаться Нормы. Она с возмущением отвергла его притязания. С необыкновенной силой, никак не угадываемой в столь тщедушном теле, человек в сером ударил Норму в висок. Она потеряла сознание. Пришла в себя, когда он нес ее на руках к Флан Мо. Все-таки их объединяла одна страсть к одной женщине... Далее Норме пришлось искусно притвориться - любое движение могло привести к новому насилию. Она открыла глаза только когда поезд отъехал на приличное расстояние от Сьены.
Анибалл обиженно замолчал - Рудольф никак не реагировал ни во время рассказа, ни после. Норма тоже молчала, по-прежнему едва заметно ухмыляясь.
 - Я пойду в коридор, - сдержанно сказал Анибалл. - Я не курю, мне здесь душно...
Никто его не задержал, он вышел.
 - Я вижу, - сказала Норма. - вы, Рудольф, так распереживались, что не в состоянии не произнести ни слова...
 - Увы, - согласился Рудольф.
 - Право, я не стою таких чувств... - едва продолжала Норма.
 - Я знаю, - вздохнул тот.
 - Поговорите со мной, - нежно сказала Норма. - Мне столько пришлось испытать!
 - Анибалл где-то рядом, вагон ведь не бесконечный, - вновь пожал плечами Рудольф.
 - При чем тут Анибалл?
 - Он любитель душевных тревог.
 - А вы?
 - Не очень.
 - А чего любитель вы?
 - Чтобы меня оставили все в покое.
Норма обиженно поджала губы, но спустя какое-то время спросила снова.
 - Ну, вот вас все оставили в покое - дальше что?
 - Счастье!
 - В чем?
 - В покое, мадам, в покое.
 - Я настаиваю на хорошем тоне, Рудольф!
 - В смысле - мне что, уйти?
 - Нет. - рассмеялась Норма. - Нет. Просто будьте чуточку любезней, пожалуйста.
Рудольф обреченно кивнул головой.
 - Мне очень интересно. - продолжала Норма, - вот вы в состоянии покоя... Вы в это время читаете? Курите? Пьете вино, кофе? Наслаждаетесь музыкой?
 - Лишь бы никто не мешал...
Норма замолчала. Лицо ее сперва окаменело, затем вспыхнул румянец и брови гневно сошлись у переносицы.
 - Ах, какой Дон-Жуан, - зло крикнула она. - Ждешь, что я сама брошусь тебе на шею? Куплюсь на небрежность и презрение? Нет, ты сам будешь на коленях...
 - Готов встать на колени прямо сейчас, - прервал ее Рудольф, - если вы обещаете убраться в соседнее купе.
Она задохнулась.
 - Вы... Мужская пакость... У вас у всех лишь одно на уме... А ты, дружок, еще любишь поунижать перед этим?
 - Пардон. - холодно сказал Рудольф. - Откуда такая уверенность, что ваши вопли - это прелюдия перед этим? Перед чем? Мадам, ради Бога, испытывайте терпение слепых, убогих и романтиков, но не мое.
 - А чем вы хуже? - внезапно остыв, произнесла Норма.
Рудольф впервые пристально на нее посмотрел.
 - У каждого из них что-то отсутствует: глаза, здоровое тело или разум. И это заставляет их гоняться за призраками и вымышленными удовольствиями, - медленно говорил он. - Я имею все, и потому ничего не желаю.
 - А женщины? - улыбнулась Норма. - Женщины?! Их вы желаете?
 - Желаю. - ответил Рудольф. - Но с продажными проще.
 - А я? К кому вы относите меня?
 - Я умоляю, не превращайте поездку в сеанс с психиатром.
 - И все-таки, пожалуйста, я разберусь в вас, Рудольф, до конца и отстану. Навечно. Клянусь.
 - Где это чертов Анибалл?
 - Всего несколько вопросов...
 - Я так и знал...
 - Вы можете отвечать односложно!
 - А...
 - Недолго!
 - Четверть часа и ни минутой больше, - твердо сказал Рудольф и достал толстый журнал.
 - Рудольф, - вкрадчиво произнесла Норма, - что произошло в церковном флигеле?
 - Вы рассчитываете на комплимент вашей натуре, способной привести в неистовство отрекшихся от плотских утех? - медленно ответил вопросом на вопрос Рудольф.
Норма как будто смутилась.
 - Нет, - с запинкой сказала она. - Не совсем...
 - Я все понял, - прервал ее Рудольф. - Вы хотите знать, сообразил ли я, в отличии от Анибалла, кто кого соблазнил в церковном флигеле?
Норма потускнела и вяло кивнула головой.
 - Влюбленность Анибалла, окрашенная мистицизмом, грозой и вашим грязным подолом в сочетании с бриллиантами, - продолжал, сам себе удивляясь, Рудольф, - не позволяет ему разглядеть вас как следует. Опустошенность он заменяет мятежностью, распущенность - страданием от мужской похоти... А, впрочем, к чему эти разговоры? Каждый волен идти своей дорогой. Я даже, пожалуй, не буду отговаривать Анибалла от ухаживаний за вами...
 - Вам просто это будет лень! - усмехаясь, вставила Норма.
 - Верно. - усмехнулся и Рудольф, - так что, смелее, роковая женщина, искушайте мальчишку дальше. Надеюсь, в конце концов, Анибалл будет доведен до бешенства, знакомого нам по поведению Флан Мо, и свернет вам шею. Простите.
При имени Флан Мо Норма нахмурилась и долго молчала. Наконец, отстраненно поглядывая в окно, сказала:
 - С Анибаллом романа не будет по причине давно уже испытанных чувств от любви навязчивых малолеток. С Рудольфом романа не будет по причине сорванных покров, отсутствия тайны как начала, так и конца. Значит, будем друзьями.
Рудольф расхохотался и предложил выпить. В коридоре вагона, у полуоткрытых дверей купе стоял Анибалл. Все услышанное превратило его в калеку. Безумно он призывал карающую десницу Господа на головы Рудольфа, Нормы и свою...
 
 
 
 
ГЛАВА  VII
 
Без особых выяснений, как-то само собой, стало понятно, что Норма едет, что называется, жить в серый город Рудольфа и Анибалла. Рудольф видел подавленность Анибалла, но не предпринял никаких попыток объяснений; вполне удовлетворившись постепенным просветлением лица друга и, пусть нарочитой, энергичной деятельностью того по прибытию в Город. С несвойственной ему категоричностью, Анибалл заявил, что Норма будет жить в его доме, создав этим предынфарктное состояние у многих дам Города. Рудольф традиционно пожал плечами, а Норма, мягко улыбнувшись, отклонила это предложение и поселилась сначала в гостинице. Через неделю она каким-то чудом сняла маленький домик у моста городской речушки. Берег здесь был давным-давно укреплен причудливыми зеленоватыми камнями. А может, это была историческая замшелость, питаемая сыростью, уединенностью и торопливостью случайных свиданий. Существовала Норма на деньги от проданного бриллиантового кольца. По ее словам, тщательно сохраняемая в любых ситуациях коллекция бриллиантовых украшений, позволяла ей жить сколько ей хотелось и где хотелось. Анибалл попробовал узнать историю сей действительно великолепной коллекции, но Норма, то ли издеваясь, то ли правдиво смущаясь, путано поведала хитросплетения любовных подношений ее бабке, ее матери (так и, кстати, не назвав никаких имен и названий городов), а также что-то страстное с усами, имеющее непосредственное отношение к ней самой. Анибалл обиделся и дулся дня три. Рудольф усмехнулся и предложил денег, чтобы уж “не нарушать сохранность такой ценной фамильной реликвии.” Норма беспечно махнула полной рукой и ответила “проживу!” Она не обманывалась и не обманывала.
Стоит ли напоминать, что Норма обладала внешностью незаурядной, как выразилась впечатлительная мать не менее впечатлительного Анибалла “лицом предполагая размышлять о некой причастности к роковому естеству.” ЕЕ взгляд мог быть пристальным, пронизывающим, видящем Нечто, стоящее позади или выше находящегося перед ней человека. Рассеянная улыбка и многозначительный вздох мог повернуть любого в смутное ощущение полного незнания себя и своего будущего. Надо сказать, что общество серого Города долго не принимало Норму. Сама беспардонность ее вторжения была возмутительна и непростительна. И недолюбливать ее имели причины все представители местного общества.
Дамы на выданье восприняли ее, естественно, как потенциальную соперницу. Но, оценив экзотику ее внешности и поведения. а также вовремя вспомнив о боязни своих мужчин подобных обстоятельств, логично успокоились. При этом, разумеется, с жадностью наблюдая за жизнедеятельностью Нормы, освещая каждый ее шаг в бурном сплетническом ключе.
Дамы - матроны откровенно осуждали пришелицу, не уставая в пределах этикета пускать шпильки матерям Рудольфа и Анибалла по поводу мужской глупости перед особами сомнительного поведения. Мать Анибалла безутешно рыдала, всхлипывала, вздыхала, полностью склонив голову перед стаей. Матушка Рудольфа, первое время достаточно приглядывавшаясь к взаимоотношениям Рудольфа и Нормы, убедилась, что сын ее верен себе и по-дружески безучастен, расправила облегченно плечи и, мило скалясь, позволяла себе туманно проговаривать на чаепитиях притчу о камне, брошенном в болото. Дамы поджимали губы, но чаепития, как правило, проходили в уютной гостиной дома Рудольфа, а потому хозяйке особо перечить и тонко огрызаться никто не решался.
Мужчины были ослеплены, но непонятная дружба Нормы с Рудольфом и Анибаллом смущала их и предотвращала возможные атаки. Ибо неясно было главное: с какой стороны атаковать? Норма общества не то, чтобы избегала, она не пыталась просто туда пробиться. Как будто была уверена, что общество само к ней придет на поклон. И это так и случилось, но в несколько своеобразной форме.
На одной из вечеринок Рудольф, болтая красное вино в хрустальном бокале, усмехаясь порывистым признаниям Капризы в каком-то предзнаменовании в виде падающей звезды, одновременно с этим трижды прокричавшей вороны и мелькнувшей неподалеку похоронной процессией; итак, Рудольф небрежно заметил, что не встречал более искусной гадалки, нежели “ужасная” Норма. Он, конечно, понимает, что милые дамы с должным пренебрежением относятся к таким глупостям, как мерзкая кофейная гуща и чашки испитого чая, а также засаленная колода карт. Однако, предсказание Нормы об ангине Анибалла и потере Рудольфом носового платка, заставили его с определенной долей уважения отнестись к причудам драгоценной спутницы из Сьены.
Дамы ледяным молчанием приветствовали имя Нормы, но информация прочно осела в их головках. Прошло совсем немного времени, когда одна из самых, (между прочим!) робких и незаметных девиц перешагнула порог маленького домика на берегу реки. Норма, не улыбаясь и не иронизируя, кинула карты на червового короля и поведала девице следующее. Не менее, чем через месяц, король должен получить немалое наследство и только тогда внезапно решит укрепить его еще и путем женитьбы. Девица имеет шанс стать его избранницей, так как обладает, судя по картам неплохим приданным и если сумеет об этом сказать в определенное время при некой нечаянной неприятной ситуации. Норма хладнокровно посоветовала девице ровно через месяц подвернуть ногу, когда король будет рядом и произнести при этом фразу типа “никакие деньги, даже мое большое приданое, не в состоянии предотвратить болезни и излечить душевные раны.” Если последует вопрос про душевные раны, покраснеть и спрятать лицо на его груди.
Девица сочла Норму сумасшедшей, о своем позорном посещении никому не поведала, но в течении месяца постоянно обо всем этом размышляла. Через месяц, отчаянно закусив тонкие бескровные губы, неловко споткнулась на пикнике и произнесла дурацкую фразу на груди короля. Король долго и изумленно на нее смотрел, и через три дня сделал предложение. Старожилы отметили это великолепный альянс, так как ровно неделю назад он получил наследство, а удачный выбор жены обеспечивал ему пятое место в списке наиболее богатых людей  Города.
Девица на свадьбе, опьянев от счастья и шампанского, прошептала всю эту назидательную новеллу на ушко свидетельницы и вскоре у Нормы отпала необходимость продавать бриллианты для пропитания.
Лишь Каприза, испытывая необъяснимую ярость к Норме, не прибегала к ее приятно тревожащим женское сердце услугам. Длительное время Каприза искусно бушевала перед Рудольфом и Анибаллом, вкладывая все, накопленное веками, женское интриганство в обвинительные речи о “безнравственных Космических цыганках.” ЕЕ больно задевало стабильное посещение безраздельно ей ранее принадлежавших рыцарей порочной женщины. Особых доказательств порочности как таковой не было. Но разве не достаточно ей скандального прибытия без багажа, паспорта и приличного платья? А распитие церковного вина под тихий плеск речушки незамужней дамы и двух холостяков? А выходка Нормы на ипподроме? Да, на ипподроме Норма грациозно кинула свой бело - голубой шифоновый шарф лидирующему жокею. Жокей шарф не поймал, шарф мягко опустился на морду храпящей после заезда лошади, та дико испугалась и понесла. Истошные крики путающегося под копытами репортера, отвратительная брань жокея, рвущего злодейский шарф и... хохот Нормы. Сперва она кокетливо прикрывала смеющийся рот холеной рукой в ажурной перчатке, затем нарастающий вал приступа смеха заставил переместить руки на вздымающуюся грудь. А завороженные взгляды мужчин на эту самую грудь и бешенство в сведенных челюстях готовых убить ее женщин, заставили Норму базарно упереть руки в крутые бока и расхохотаться.
Капризе очень хотелось пойти к Норме. Так тянет людей в опасное, зачарованное место, где приятно щекочет нервы возможность приобрести или злейшего врага, или мощную поддержку, способную сокрушить многие жизненные препятствия. Каприза разрывалась между желанием узнать свою судьбу и чувством возможной потери собственного достоинства, если она пере шагнет порог женщины, отобравшей два варианта потенциальных супругов. Каприза вдруг поняла, как небезразличен ей был ранее влюбленный Анибалл. Это была бы блестящая партия и по многим статьям безмятежный брак. Но, часто ныне хмурый Анибалл, был теперь неприлично безразличен к ее милым выходкам. А тут еще скрипящие тетушки настойчиво шептали о скоропортящемся коротком девичьем веке. В самый пик неистового бешенства Капризы, на одном из званных вечеров, Рудольф вдруг протанцевал с ней аргентинское танго и два вальса подряд, затем прилюдно чмокнул в пламенеющую щечку и заявил, что “Каприза - роскошная женщина!” Это прозвучало как боевой сигнал к решающей атаке. Каприза заперлась в розовой спальне, отказалась от еды и кричала в замочную скважину: “Рудольф или монастырь!” Мать Капризы, накинув густую вуаль, трагичным шепотом сообщала всем подряд, что после слов “Каприза - роскошная женщина!”, Рудольф просто обязан жениться, иначе это будет позор, пятно, клеймо и т.д... Матушка Рудольфа, хорошенько поразмыслив, сказала сыну: “Довольно дурака валять, Анжела достойная девушка, женись!” Рудольф пытался спастись за дымом сигарет и созерцанием неба сквозь готические окна, но Норма сказала: “Она есть в твоей судьбе”, и свадьба состоялась через тридцать дней.
 
***
 
Прошло несколько лет.
Вся ценность ежедневного общения в том, что тогда на вопрос “Как дела? Что новенького?” вы не получите формальное “все нормально”. И не ощутите щемящее чувство от некогда близкого вам человека. быть может, не так уж вам он и нужен. Но он, записан на определенной странице вашей жизни. А если вы отсутствуете физиологически или душевно пусть даже очень короткий срок, расплата обычна - свято место пусто не бывает. Ваш норма посвящения в другую жизнь отпущена другим. Страшнее, если вдруг ты отключаешься от собственной жизни, пуская ее по руслу, определенному кем-то другим. Тогда встреча с самим собой и вопрос “как дела?” самому себе вдруг пугает никчемным “все нормально”. Все нормально, а жизнь прошла. Прошла нормально, почему же тогда так грустно и хочется слабо повернуть время вспять? Но всем известно, время вспять не повернуть, и с легкостью от невозможности влиять на законы Вселенной продолжается плавание по известному руслу.
Несколько лет - капля в Истории. И в этой капле смешаны смерть и рождение, старение и замороженность, сотни философских “зачем?” и бодрое неполучение ответов, иначе можно сойти с ума.
В эти несколько лет умер отец Рудольфа. Заметная фигура на собственном медеплавильном заводе, незаметная личность в уютной гостиной собственного дома. Рудольфа редко что изумляло. Но реакция матушки на эту смерть изумила его чрезвычайно. Матушка замкнулась и занялась цветами. Она выращивала розы, астры и гладиолусы. Круглые клумбы были распределены в строгой исторической последовательности: розы ей подарил муж на первом свидании, астры - в день помолвки, гладиолусы - (белоснежные!) - в день свадьбы. Она плакала и смеялась в пустом доме, пытаясь что-то рассказать Рудольфу, но, затягивала паузы между вступительными фразами, чтобы потом опять отвернуться и замолчать.
Через три года после свадьбы, Каприза оставила обручальное кольцо на туалетном малахитовом столике и ушла. На бракоразводном процессе ее представлял дорогой адвокат, Рудольф пожал плечами и стал холостяком. Детей у них не было.
Каприза оказалась сильной женщиной. Триумф замужества с “недосягаемым Рудольфом” принес недолгое удовлетворение. “Любовь - это блеф, поцелуи негигиеничны...” Это лозунг их взаимоотношений, провозглашенный Рудольфом на утро после свадьбы, заставил Капризу пройти все девять кругов Ада. Твердое намерение изменить Рудольфа, разбиваясь, сменилось нехорошим изумлением; изумление - обидой; обида - отчаянием; отчаянье - ненавистью (жестокой ненавистью, жаждущей смерти); ненависть - невероятной тоской; тоска - полным безразличием к себе и ко всему миру; безразличие - жалкой и страстной ежедневной  мольбой Господа о ниспослании ей смерти.
Матушка, с тяжелым сердцем наблюдая за страданиями Капризы, однажды нарушила свое молчание и сказала: “Его не переделать. Либо принимай его таким, какой он есть, люби и смирись, либо - не губи свою душу, уходи.” Каприза поняла, что в сущности, никогда Рудольфа и не любила. Да и как можно любить не понятное? Обожать, страдать и фантазировать - конечно, пожалуйста. Но любить, принимая и прощая... Каприза энергично сняла тонкое золотое колечко с прозрачного пальца и, содрогаясь от ужаса “что скажет общество”, ушла. Рудольф спал, а Матушка сидела, выпрямившись в кресле, пораженная воспоминанием - Боже Мой! Помимо роз, астр и гладиолусов, на рождение Рудольфа, вместе с кулоном, усыпанного голубоватыми бриллиантами, ей был подарен букет голубоватых хризантем. Как она могла об этом забыть? Это будет четвертая клумба... Сколько же их должно быть на самом деле? Сколько?
Анибалл несколько раз делал Норме предложение. Она их отклоняла то ласково, то раздраженно, то задумчиво глядя сквозь него. Анибалл хлопал дверьми, дулся и даже разбил фарфоровую вазу, на что присутствующий при этом Рудольф заметил “ну чисто баба.” Анибалл взвыл и припал к ногам обожаемой Нормы: “Ну почему? Почему? Почему?!” Наконец она устало и зло сказала: “А зачем? Чтобы через пару лет мы закончили как Рудольф с Капризой?” Рудольф скривил губы и недовольно посмотрел в темноту за окном. Анибалл пылко убеждал Норму в обратном. В конце концов, прервав повелительным жестом руки, поток “любовь, сердце, навсегда, до самой смерти, единственная, сон и наваждение”; она, прислонившись спиной к мраморной облицовке камина, глубоким голосом произнесла: “Анибалл, я старше тебя. Поверь, даже два самых любящих друг друга человека не в состоянии сберечь столь почитаемый тобой Огонь Возвышенной Любви. Ежедневность упрощает чувства. Привыкая к земному теплу своего идола, вдруг замечаешь, как можешь позволить себе отвратительно зевнуть, поковыряться в ухе и накинуться на пищу. Видны грязные пятна на одежде. Они еще более противны, потому что отныне на тебе лежит ответственность за эту грязь, ее устранение или замену одежды. А если в это момент ты был среди собственных звезд? Что тебе эта грязь на одежде тела, чей ты вечный должник! Цепи и склеп, могила!” Анибалл пробормотал: “Неправда. Любовь дает жизнь привязанности к уважению. Этого хватит для полного счастья.” Часы Рудольфа пробили полночь и он откланялся. А Норма, хищно улыбнулась и, целуя Анибалла, жарко прошептала: “И ты всегда мне будешь мстить за эти унижения”... Анибалл тяжело дышал и крепко сжимал Норму красивыми и сильными руками.
Мягким осенним днем почтальон, впиваясь взглядом в Норму, отдал ей письмо. Он топтался на камнях перед домиком, пытаясь придумать предлог, чтобы еще немного задержаться. Он знал об этом письме гораздо больше, чем Норма, он многое мог бы рассказать. Рассказать, как год назад в серый город приехал странный человечек с застывшим, но в глубине полыхающим изнуряющим огнем взглядом. Сцепив худые руки на коленях, он долго сидел в темном от разросшегося куста китайской розы углу почты, мимо и пристально глядя на каждого. Затем подошел к почтальону и, доставая золотую цепь с рубиновым крестом, сказал: “Меня интересует женщина, которая прибыла сюда из Сьены с неким местным Анибаллом.” Почтальон почему-то добавил: “И господином Рудольфом.” Человек зловеще улыбнулся и прошептал: “Все же господин Рудольф отсюда.” Почтальон, пытаясь выплыть из обволакивающих его гипнотических волн, фальцетом пискнул “естественно.” Человек в сером отрешенно, но согласно покивал головой и вдруг резко и яростно процедил вопрос “Где Норма?” Почтальон молчал. Рубиновый крест мягко, размеренно и властно покачивался на длинной золотой цепи. Что-то нехорошее сгустилось и в без того безрадостных сумерках города. Города, где беспощадные боги - заводы пожирали металл, уголь, здоровье, жизни, цвета и запахи. Почтальон дрожащей рукой написал адрес домика у городской реки и на его ладонь с металлическим шелестом скользнула цепь с рубиновым крестом.
Человек в сером исчез. Норма по-прежнему играла в покер с Рудольфом и Анибаллом, гадала закутанным в кружевные шали дамам. И никакой крови, никаких жестоких чудес, какие мерещились истомленному тревогой почтальону, когда тайком по вечерам он любовался своим заработанным крестом.
Но вот вчера пришло это письмо из Сьены. Ужас почтальона был так велик, что он даже это письмо не вскрыл. Он отнес его адресату. И если бы не брезгливая надменность Нормы, возможно, он показал бы ей крест. Но она взяла письмо  и закрыла дверь. А, значит, так тому и быть.
Почтальон ушел, спотыкаясь и хватаясь за грудь. Норма недолго разглядывала штемпель “Сьена”, по-рудольфовски пожала плечами и разорвала конверт.
Пришедшим позднее Рудольфу и Анибаллу, она дала прочесть письмо, держась спокойно и слегка иронично, но непривычно куря одну сигарету за другой. Письмо состояло из двух бумаг. Первая, подписанная младшим секретарем магистра Сьены М.Сюбон, гласила о прискорбной и скоропостижной кончине двух выдающихся граждан г.Сьены - уважаемого Флана Мо и преподобного Марша. В последнее время их очень сблизили богоугодные, благотворительные дела. Также, полные раскаяния из-за недостойного отношения к госпоже Норме во время ее пребывания в г.Сьене, питая надежду на ее выздоровление и прощение, г-н Флан Мо преподобный Марш записали на ее Имя полностью реставрированный и выкупленный у городской администрации Сьены бывший особняк Рыжего Вилли, что у маяка.
Второй документ был завещанием, составленным более года назад, где и подтверждалось право владения Нормой особняком у маяка.
В P.S. кратко излагалась трагическая гибель Флана Мо и серого человека. История глупая и неприличная. Два этих, занимающихся богоугодными делами, человека неторопливо шли от маяка к городу. Известный Сьенский хулиган Рю, тринадцати лет отроду, решил проверить правдивость гадких россказней эпохи Возрождения. И глумливо выбрал для этих целей преподобного Марша. Хотя, очень даже может быть, просто никто больше в данный момент близ хулигана Рю и на проходил. Одним словом, он внезапно заткнул пропитанную собачьей течкой тряпку за пояс сутаны Марша. А его дружок, вечно сопливый Босяк Руппер, спустил с поводка бродячего пса по кличке Пират, известного несвойственной бродячим собакам агрессивностью и злым характером. Кто-то любил повторять, что для Пирата не существует авторитетов... Но не в этом суть. Пират бросился на преподобного Марша, тот в панике и ужасе бился до тех пор, пока бешенный пес не перегрыз ему горло. Слепой Флан Мо начал колотить своей тростью пса и приблизительное пространство вокруг него. За что и был загрызен Пиратом после расправы над преподобным Маршем. Пирата застрелили, хулиган Рю и Босяк Руппер залили слезами всю Сьену, родители заплатили в Народный  Суд крупный штраф и получили “вотум недоверия горожан” сроком до 3-х лет. Таким образом, г-жа Норма имеет возможность вступить в наследство уже сейчас.
Рудольф заметил, что “из-за подобной ерунды его и нога бы не шагнула в сторону Сьены”. Анибалл нахмурился и промолчал. Норма легко вскочила с кресла и, блестя глазами, сказала: “Я еду.” Рудольф вздохнул: “Отсиженное место вопиет о приключениях.” Норма, властно останавливая вдруг уходящего Анибалла рукой с горящей сигаретой, сказала: “Анибалл, надеюсь ты едешь со мной.” Анибалл холодно отвел ее руку и ответил: “При одном условии - вы становитесь моей женой”, Рудольф хмыкнул: “Одна идиотская идея хлещи другой. Но если их смешать - взрыв будет сильный и с запахом. Я устраняюсь.” Анибалл кивнул ему: “Тебя никто и не зовет.” Норма расхохоталась: “Рудольф прав. Одно безумство хорошо, два лучше. Может, прогулка в Сьену и не стоит замужества, но почему бы не развлечься.”
Через три дня Анибалл и Норма тайно обвенчались, через неделю уехали в Сьену, погрузив в недоумение и раздражение общество, а также в горькие слезы - семью Анибалла. Рудольф увлекся охотой...
 
 
 
ГЛАВА  VIII 
 
Норма не собиралась оставаться в Сьене. Она хотела продать дом у маяка. О дальнейшем блуждании по Вселенной она пока не задумывалась. По-видимому, считала, что ветер кармы сам прибьет ее к неизбежным берегам. Замужество в виде якоря ею не рассматривалось. Анибалл молчал, мрачно и неистово ее обожая. Норма усмехалась, боясь признаться самой себе, что эта страсть покорила ее, распаляя чувственность и подавляя разум.
Но все оказалось не так просто. Покупать дом Рыжего Вилли никто в Сьене и не думал. Сьена вообще отторгала их. Официальный и почтительный тон письменного извещения о наследстве значительно отличался от оказанного им по приезду приема. Ледяное пренебрежение, отвращение, которое порой испытывают к грязным мошенникам, известным своими низкими делами, при этом претендующим на какое-то общественное внимание. принятие и участие.
Непонятный поступок Флана Мо и преподобного общество еще как-то пережило, но возмутительное решение Нормы принять это дар не должно было сойти ей с рук. Общество мстило изощренной изоляцией.
Норма уперлась. Поставить Сьену на колени, взять принадлежащие Сьене деньги в виде максимальной стоимости дома у маяка, разрушить монолит замкнутой истории Сьены, вырвав кусок жизни, унизив воспоминания о знаменитом слепце и преподобном, разорванных взбесившемся кобелем.
Итак, продажа дома затягивалась. Наличные иссякали. Анибалл отстучал телеграмму своему покинутому семейству с просьбой о денежном переводе. Но покинутое семейство, уязвленное его женитьбой и отъездом, прислало в ответ уведомление о лишении наследства и прекращении выдачи дивидендов с акций фамильного завода вплоть до возвращения Анибалла, причем исключительно в разведенном состоянии.
Анибалл повел себя неожиданно смело для белокурого романтика. Он порвал уведомление на мышинные клочки и горячо поцеловал Норму.
И началась обычная Одиссея молодоженов, лишенных стабильного источника существования. Неподкупные Сьенские женщины не желали узнавать свою судьбу из рук Нормы. Норма расценивала это как женскую ревность и зависть, но она ошибалась. Сьенские женщины не хотели платить. Их мутило от мысли, что на их деньги “эти двое” будут есть и пить. Никакие тайны будущего этого не стоят.
Анибалл пытался давать уроки живописи. решение двух - трех Сьенских семей отдать своих отпрысков на обучение оценилось подавляющим большинством как уступка врагу. Дети, накалякав маслом непристойные слова на холстах, выплыли из дверей дома у маяка.
Затем Анибалл и Норма попытались открыть салон - ателье модной одежды. Их оштрафовывали за расклеивание афиш и рекламных листков на муниципальных тумбах, и один человек не пришел на открытие.
Ювелир предложил за бриллианты Нормы унизительную цену. Этих денег хватило бы только на один билет до родного города Анибалла. Норма в сотый раз предложила ему уехать. Он в сотый раз отказался. И в сотый раз она прошептала “я их уничтожу”, и в сотый раз Анибалл, целуя ее, спросил “зачем?”
В конце концов, пришло уведомление об оплате налога с недвижимости. Анибалл предложил написать отказ от наследства. Норма задумчиво курила, разбивающиеся волны о подножие маяка.
Потом они собрались и отправились в мэрию с заявлением об отказе от дома у маяка с минимальной денежной компенсацией, предусмотренной Законом Сьены в подобных случаях. Норма была подавлена душившей ее ненавистью. Анибалл бодро рассуждал о перспективах возвращения в его город, о Рудольфе, о несомненном налаживании дел и о будущем смехе над сегодняшними переживаниями.
Секретарь безрадостно вертел  в руках их заявление, чем страшно удивлял их все более и более. Затем он встал и, насвистывая похоронный марш, подошел к готическому окну ратуши. Внутри него явно происходила какая-то борьба, но между Чем? Анибалл занервничал, на лице Нормы появилась знакомая надменная усмешка. Наконец секретарь, глядя куда-то поверх голов Нормы и Анибалла, тягостно вздыхая, достал из старого сейфа какую-то бумагу и невыразительно прочел дополнительное завещание Флана Мо. В нем говорилось, что Флан Мо жертвует определенную (судя по мучительному выражению лица секретаря - солидную!) сумму денег в бюджет Сьены с условием предоставления г-же Норме рабочего места в случае ее на то согласия и возможного отказа ее от наследства в силу отсутствия источника дохода. Таким образом, власти обязаны предоставить Норме работу, доход от которой позволяет платить налог на имущество и более - менее существовать. “Никаких больше подачек от Флан Мо,” решительно сказал Анибалл. Секретарь согласно закивал головой. Норма, выпрямив спину, строго спросила: “И что вы можете мне предложить?” Анибалл побледнел и отвернулся. Секретарь неторопливо зачесал бесцветные волосы вокруг потной лысины. В данный момент Сьена располагала даже двумя свободными муниципальными рабочими местами, и даже в одной конторе, но несколько специфичного характера. В зале Скорби и Прощания, при похоронном бюро Сьены, недавно установили немецкий орган отличного качества и столь же недавно спилась дама, обычно певшая литургии. Если г-н Анибалл владеет мастерством игры на органе, а г-жа Норма певческими данными или наоборот, то Сьена с удовольствием поручит им столь благородное и ответственное дело, как проводы почтенных граждан в мир иной. Заложив руки в карманы жилета, секретарь вновь отошел к окну, всем видом говоря “ну и как вам этот бред собачий?”
Норма долго и безудержно хохотала, Анибалл то хмурился, то улыбался, секретарь нетерпеливо отколупывал кусочки слюды со старинной оконной мозаики.
 - Вам повезло. - наконец сказала Норма, - вы как в воду глядели. Г-н Анибалл, прекрасно владеет фортепиано, безусловно освоит и орган. Я же пела в свое время в церковном хоре, отчего бы и не тряхнуть стариной...
Секретарь поморщился и пробормотал “я очень рад”...
В тот вечер между Нормой и Анибаллом произошло крупное объяснение. Вернее, взывал к объяснениям Анибалл. Он говорил о тотальной глупости всего происходящего, о лопнувшем терпении и мужском достоинстве. Норма кружилась вокруг него в соблазнительном испанском танце, ритмично постукивая в ладони и прищелкивая невидимыми кастаньетами. Анибалл постепенно смолкал, заворожено следя за ее движениями, очарованно и грустно улыбаясь. Норма скользнула к нему на колени, обняла за голову, поцеловала его пепельные локоны и прошептала: “Все это очень странно. Эта тайна горячит мою кровь. Я не уеду, пока не узнаю, зачем все это придумал Флан Мо.” Анибалл, прижимая ее к себе, тихо сказал: “Норма, зачем мы позволяем мертвым определять нашу жизнь?” Норма вскочила, бархатную штору ногой обернула вокруг своего тела и произнесла: “Тайны чужого города... Я их не променяю на умирающий быт твоего фамильного склепа.” На что Анибалл ответил: “Склепом может оказаться залитый солнечным светом луг. И подземелье может оказаться раем.” “Да-да-да,” пропела Норма, “все ясно и так, но только неясное поддерживает огонь жизни...”
Через три дня они отслужили первую панихиду. На каменных лицах провожающих и скорбящих не отражалось ни любопытства, ни оскорбления, ни спесь... Но глаза стали влажными и красивыми при “amen”, трижды пропетом глубоким, низким и восхитительно отчужденным голосом Нормы. Анибалл, с трудом управляясь с многочисленными педалями и регистрами, напряженно всматривался в ноты, почти не слыша ее голоса. Но спустя месяц, он мог играть марш уходящих на небеса без нот и мог слушать поющую в черном свою жену. Лицо Нормы во время пения становилось спокойным и светлым. И легкая, смущенная тень улыбки задевала ее лицо, когда глаза ее встречались с полными любви глазами Анибалла. Печальная, вечная латынь раскрывала и соединяла их души.
Уютным зимним вечером, когда бесполезный грохот морских волн заглушался потрескиванием огня в камине, Норма закурила сигарету, затем долго смотрела на тлеющий огонек и выбросила вдруг ее в бушующую за окном слякоть. Анибалл карандашом набрасывал портрет своей жены. Увидев ее пристальный взгляд, он отложил карандаш и улыбнулся.
 - Я жду ребенка... - тихо сказала она.
Анибалл вскочил и крепко ее обнял. Они прижались друг к другу, но сильный ветер распахнул незакрытое окно и с оглушительным звоном разбил рифленое стекло в доме у маяка.
 
***
 
Рудольф сидел в кресле у чайного столика и слушал, как матушка читает вслух письмо от Нормы. После рождения дочки Норма вдруг полюбила писать письма и почему-то именно матушке Рудольфа. Сперва матушка не отвечала, брезгливо держа эти письма при чтении двумя пальцами и активно после этого меняя атласные перчатки, но, подкупленная необычным слогом, изысканными оборотами и меткими женскими оценками различного рода событий, стала посылать ответные записки. Рудольф порадовался было, что необычное проявление взаимной склонности двух женских сердец отвлекает матушку от рассеянной тоски по ушедшему мужу. Но матушка вдруг стала зачитывать фрагменты эпистолярных шедевров Нормы, причем со столь значительными интонациями и мимикой лица, как будто эти листки, пахнущие сандалом, единственное достойное наследие назидательных новелл Сервантеса. Рудольф, судя по всему, должен был оценить все-таки непревзойденные прелести семейной жизни, если даже большая ее часть проходит под звуки панихиды. Рудольф матушку уважал, слушал письма не мигая, в паузах успевая подумать о бильярде и кабанах...
Рудольф вздрогнул, сообразив, что чтение прекращено и по какой-то не вполне естественной причине. Матушка сурово смотрела ему в лицо, Рудольф лихорадочно соображал, о чем же были последние фразы Нормы. Матушка обвиняюще молчала, Рудольф разозлился и сказал:
 - Если им так хорошо, почему бы им не оставить меня в покое?
 - Им не хорошо... - отчеканила матушка. - Рудольф, забудь на секунду о скотских мужичьих радостях. Норма не писала три месяца. Это письмо полно ничего не значащих слов, но за ними прячется тревога...
 - Может, давно никто в Сьене не умирал, обычная нехватка денег. - пробормотал Рудольф.
 - Рудольф! - повысила голос матушка. - Анибалл в постскриптуме просит тебя приехать.
 - Ни за что! - вскричал Рудольф.
 - А ведь Анибалл знает твое отношение к Сьене и к их затее там жить. - со знакомой отрешенностью сказала матушка, -  и друг тебя зовет. Ты можешь не ехать, но потом этот зов будет мучить тебя по ночам...
Рудольф отменил партию в покер, дозвонился до бильярдной “Супер - Кот” и погладил томящееся охотничье ружье. В последнюю очередь съездил на завод, объявил о своем недельном отсутствии; в пятницу он сел в поезд, идущий в Сьену, в “пять лет назад”, к ждущим вновь его друзьям...
Уверенный, что матушка отправила Анибаллу телеграмму о его прибытии, Рудольф был несколько озадачен отсутствием встречающих, хотя уже едва скривил губы от возможных криков приветствия, похлопывания и, упаси Бог!, поцелуев. Хотел взять извозчика, но сам к нему никто не подъехал, идти специально на вокзальную стоянку Рудольфу было, как говорится, “не комильфо”, к тому же вдруг появилось странное желание пройтись пешком. “Что за глупость - бродить по местам, где тебе было плохо?”, бормотал Рудольф в холеные усики, неторопливо идя по старым камням Сьены, чуть скользким от утреннего ноябрьского инея. Было холодновато, голубой дымок из труб черепичных крыш напоминал о камине и чашке кофе. Рудольф уже жалел о пешеходном своем турне, но извозчики так и не подъезжал к нему сами.
Рудольф ускорил шаг, очутившись на площади Сьены, замкнутой между ратушей и гостиницей Флана Мо. Вспомнился серый человек с телом Нормы на руках, море отозвалось на эти воспоминания глухим, осенним, стылым ворчанием. Рудольф поспешил прочь, как путь ему преградила похоронная процессия.
Традиционные, вполне возможно искренние, вздохи и слезы, делали колонну всю на одно лицо. Но порой маска скорби оживлялась разнообразнейшей гаммой чувств. “Допрыгался,” “все там будем,” “а долг так и не вернул,” “как не кстати...” Последние отголоски эмоций перед свершившимся неизбежным...
Рудольф дернулся и поплотнее запахнул светлое верблюжье пальто. “Прекрасное начало, весьма символично,” недовольно пробормотал он. Ничего, кроме суеверной досады, не шевельнулось в душе живущего немудреным сегодняшним днем человека. Внезапно он принял решение пройтись за этой никуда не спешащей толпой, ибо шла она , судя по всему, в скромный Дом Прощаний, а ведь там, уже почти четыре года зарабатывали на жизнь Анибалл и Норма. “Вот и ответ на вопрос - отчего меня не встретили,” разговаривал сам с собой Рудольф, “увижу этих голубков в деле, потом перекусим чем-нибудь этаким поминальным и начнем выяснение отношений. Что-то там у них произошло, видите ли... Уверен, они просто свихнулись от такой работенки. Теперь им мерещатся призраки и знаки судьбы. Голоса свыше и призывы внять чьему-то, пока чего-то не поздно... Тьфу.”
Толпа черных мантилий и повязок на рукаве рассеялась и затихла. Священник перечислял добродетели усопшего, страдания живущих, пересыпая священными цитатами этот лицемерный, по глубокому убеждению Рудольфа, взор.
Рудольф задремал и вздрогнул от прикосновения жутко накрахмаленной черной юбки. Процессия выбиралась из затянутого трауром зала. Рудольф отрешенно смотрел на пустые стулья и постамент, соображая где он, и что во всем происходящем как-то не так... Точно. Не играл орган и не пел о рае небесном неземной голос.
Рудольф торопливо отдернул бархатный занавес, сиротливый вид покрытой тряпицей клавиатуры органа и отсутствие скамьи или табурета, наполнили душу Рудольфа незнакомым ранее чувством тревоги. Тревоги и страха. Страха необъяснимого, животного, поражающего и парализующего разум. Рудольф выбежал из мраморного здания и бросился к угрюмо возвышающемуся над Сьеной маяку.
Забрызгав слякотью пальто, едва дыша от царапающего горло холодного ветра, Рудольф подбежал к дому Рыжего Вилли. Темные тучи и разгулявшееся серое море глумливо давили на странный дом. Черепица проломлена во многих местах, не видно было ни малейших попыток что-то исправить. Зато все окна изнутри заложены кирпичом, отчего дом был похож  на склеп. Но самое жуткое в доме была кривая , жирная трещина от фундамента до крыши, перечеркивающая благополучие бытия. Рудольф стал неистово колотить в заляпанную грязью и какой-то гадостью железную дверь.
Начался мерзкий осенний дождь. Никто не отзывался. Рудольф бросил саквояж и, обламывая ногти, пытался открыть дверь. Он кричал, бранился и умолял.
Вдруг дверь заскрипела и отворилась. На пороге стоял Анибалл с охотничьим ружьем. Самым реальным в этой фигуре было ружье. Его держала тень Анибалла. Худой, с потухшим взглядом, в потерявшей вид одежде, Анибалл пристально смотрел на Рудольфа, словно не узнавая его. Но вот его как будто встряхнула сильная неведомая рука. Ружье выпало. Анибалл обхватил Рудольфа и сдавленно рычал “Рудольф, Рудольф, Рудольф...” Рудольф чуть отстранил друга, пораженный обреченностью на его лице. Это была растоптанная обреченность, когда-то написанная на другом лице. Лице слепца, униженного в этом самом доме.
Анибалл закрыл дверь на засов и, вцепившись в руку Рудольфа, повел его в кромешной тьме к мерцающему где-то в глубине огоньку. Они вошли в комнату и Рудольф увидел сидящих у стола с зажженными свечами Норму и девочку трех лет. Они застыли в креслах, выпрямив спины, сцепив руки, с тревожной ненавистью глядя перед собой. Узнав Рудольфа, Норма закричала и кинулась к нему на шею. Она беспрерывно кричала что-то непонятное, ее всю трясло. Рудольф почувствовал, что и его вдруг охватила лихорадочная дрожь. Он снял промокшее пальто, но в комнате было очень холодно.
 - Может быть, мы разожжем камин? - спросил он у Нормы.
 - Да, конечно, - торопливо согласилась Норма и схватила свечи.
Она осветила камин. Анибалл склонился над грудой каких-то дров, и тут Рудольф понял, что это не дрова, кое-как разбитая на части мебель.
 - Что здесь происходит? - неожиданно зло и спокойно спросил он.
Норма и Анибалл вздрогнули и застыли у камина. Потом все-таки его разожгли, придвинули кресла. Девочка заснула, Норма ее куда-то отнесла. Они сидели у огня втроем и никто не решался нарушить молчание. Рудольф думал о том, что ему почему-то совсем не хочется говорить об их идиотском изначально решении уехать сюда, и теперь любое происшествие - это логичное возмездие за подобную тупость. Его тревожил сникший Анибалл. Казалось, никакая сила не заставит разомкнуть его бескровные губы. Норма мрачно куталась в цыганскую шаль и постепенно к ней возвращалось столь знакомое Рудольфу надменное выражение лица. Когда наконец она презрительно скривила пухлые губы, скользнув взглядом по тусклым локонам мужа, Рудольф закурил сигарету и холодно произнес:
 - Я еще раз спрашиваю, что здесь происходит?
Анибалл молчал. Норма внезапно подалась вперед и заговорила резко, громко, почти непристойно в отторгнутой от всего мира тишине. Рассказанное ею было похоже на бред.
 Какое-то время назад возле дома у маяка дня три подряд крутилась подозрительная личность. Какой-то неопределенный мужчина появлялся с наступлением темноты, скребся у стены, шелестел и мгновенно исчезал при появлении Анибалла. Норма решительно потребовала в мэрии принять меры. В ответ получила знакомый затуманенный взгляд, бессвязный набор слов “улики”, “доказательства”, “конкретные претензии” и неожиданное предложение приобрести охотничье ружье для острастки, но с предупреждением об уголовной ответственности, если пульнут куда не надо, в кого не надо, и когда не надо. Норма азартно согласилась, Анибалл же вдруг разволновался  и опять начал ныть о возвращении домой, в прокопченный город, к своей мамаше, которая до сих пор не видела внучку и все уже давно простила, как будто это теперь кого-то волнует и касается...
Человек у стены исчез. Норма пресекла попытки бегства, упрямо повторяя “нет”, не унижая себя объяснениями. Однажды ночью, в сильную летнюю грозу, когда все грохотало, стонало и рушилось, в стене дома появилась та самая огромная трещина, которую мог видеть Рудольф. Городские власти отказались видеть в этой трещине результат злодеяния человека из темноты...
Запальчивый тон Нормы здесь вдруг угас. Она замолчала, потом вообще заявила о желании спать и ушла. Рудольф недоуменно посмотрел ей вслед и закурил новую сигарету. Анибалл сидел, откинув голову и закрыв глаза, в кресле. Он заговорил тихо и странно, как будто отвечал на вопросы умелого гипнотизера.
А дальше они с Нормой решили эту щель заделать. Все так естественно и просто. К их изумлению, развалилась и внутренняя стенка дома. И вот в ней-то и нашли они с Нормой длинный, черный полированный ящичек, завернутый в полуистлевшую тряпку. В нем оказался большой золотой крест, усыпанный алмазами и несколько колец, цепочка и брошь. Все золотое, все с бриллиантами... Ясно было, что из-за этого ящичка когда-то закончили в петле жизнь Рыжий Вилли и его верная жена. Дальше - вполне обычный сюжет. Анибалл настаивал отдать все эти вещи в мэрию, Норма отказалась. Кто ее знает, может быть в душе этой женщины была единственная страсть - к чистым, дорогим бриллиантам... Так прошло три месяца. Наспех и неумело заделывали трещину - боялись нанять сьенских рабочих. Ссорились и любовались голубыми вспышками бриллиантовых лучей. Норма вдруг согласилась уехать из Сьены, заявив, что теперь “получила долг сполна.” Они решили бросить дом и уже собирали чемоданы. Но Норма не хотела появиться в доме Анибалла в скромном дорожном платье. Ей нужен был шик, ошеломление, раз и навсегда купленное почтение. Ей нужен был шумный успех при появлении на новой сцене. Но любая постановка требует денег. Роскошные декорации тем более. А таких денег у Анибалла не было. И Норма, в тайне от Анибалла, поехала в соседний город продать один из перстней, найденных в стене. Глупая женщина. Она вернулась возбужденная и счастливая. В тот же вечер их дом осадила толпа.
Толпа выбила окна, свистела, орала, беснуясь кричала об украденных святынях. Норма схватила ружье и пальнула вверх. толпа сбежала. На следующий день их посетили полицейский и секретарь мэрии, они весьма сдержанно объяснили, что никаких улик пока нет, что пока это все домыслы толпы. Однако, если клад Рыжего Вилли обнаружен, разумеется, он должен быть возвращен. В случае доказательства незаконного присвоения церковных и светских драгоценностей, собственности Сьены, наказание - тюремное заключение до двадцати лет.
Анибалл помолчал и пошевелил догорающие угли. В них еще пламенела жизнь, но она должна была скоро угаснуть.
 - Тогда мы отправили письмо тебе. - сказал Анибалл. - И вовремя. Сегодня нам подкинули вот это.
Анибалл протянул Рудольфу клочок серой бумаги. Там было три предложения. “Перстень найден, ювелир согласен дать показания. Получены ордеры на обыск и арест. Завтра утром, спасайтесь...”
 - Вранье... - неуверенно сказал Рудольф. - Вас берут на пушку.
 - Ты здесь, это главное. - перебил его Анибалл.
 - Да чем я могу помочь? - раздраженно возразил Рудольф. - Выкинь ты эти побрякушки, и дело с концом.
 - Завтра, завтра... - улыбнулся вдруг Анибалл.
 - Завтра будет поздно... - удивленно пробормотал Рудольф.
 - Успеем. Ты устал. Я разбужу тебя...
Рудольф прилег на холодную, сырую постель. Он был растерян и утомлен. Мозг не подсказывал ему никакого единственно верного решения. Душа была наполнена страхом, усталостью и злостью. И тем не менее, он только начал засыпать, как раздался детский плач, возня приглушенный шепот, затем выкрики, затем шум опрокидываемой мебели, орущие голоса Нормы и Анибалла, и безудержное детское рыдание.
Рудольф соскочил с кровати и, накинув едва подсохшее пальто, ринулся в соседнюю комнату. В свете единственной свечи он увидел испуганную, дрожащую девочку, она сидела на полу. Норма швыряла в Анибалла всем, что ей попадалась под руку, Анибалл пытался схватить ее за руки.
 - Да Бог ты мой! - закричал Рудольф. - Прекратите!
Норма бросилась вон из комнаты. Анибалл поднял девочку, она была вся мокрая. Он тихо приговаривал ей какие-то ласковые слова, достал белую кружевную сорочку и быстро ее переодел.
 - Эта идиотка, - сказал Анибалл, не оборачиваясь к Рудольфу, - опять положила ее на пол спать. На холодный пол, сволочь. Как я не проверил...
 - Зачем? - тупо спросил Рудольф.
 - Она все еще ходит под себя, когда спит. Норма ее наказывает тем, что заставляет спать на полу. Идиотка...
Девочка прижалась к Анибаллу и посмотрела на Рудольфа.
 - Скоро утро? - вдруг спросила она.
 - Скоро... - задумчиво произнес Анибалл. Он поцеловал ее в лоб, потом в пушистый затылок, в щечки и тоненькую шейку. - Это дядя Рудольф, он твой друг, побудь немного с ним.
Девочка тревожно цеплялась за отца, но он все-таки пересадил ее на руки Рудольфа.
 - Анибалл. - возмутился Рудольф. - я что, должен ее укачивать?
 - Нет, нет... - ответил уходя Анибалл, - просто согрей ее и побудь немного здесь...
Девочка опять начала дрожать. Рудольф сел на какую-то тахту, обнял девочку, завернув ее и в одеяло, и пальто. Она заснула. Он с каким-то странным удивлением смотрел на маленькое, точеное, трогательное лицо, где так явно проступали знакомые черты и Нормы, и Анибалла. Он тихо положил ее на тахту, укрыл еще чем-то и не смог отойти.
 - Она похожа на ангела. - произнес он. - А я схожу с ума...
И в это время раздался выстрел. Рудольф, спотыкаясь, бросился в гостиную. В кресле сидела Норма, закрыв глаза и улыбаясь. Из виска, из круглой раны, стекала густая черная кровь. Анибалл держал охотничье ружье, направив его себе в подбородок.
 - Анибалл! - крикнул Рудольф. - Анибалл!!!
 - Уйди! - вздохнул Анибалл. - Уйди...
 - Нет, не смей... - шептал Рудольф.
 - В тюрьму я не пойду. - процедил Анибалл и нажал на курок.
Ему разнесло всю голову. Рудольф смотрел на них, как вдруг услышал шлепанье босых маленьких ног. Он резко развернулся, схватил девочку и, торопливо одевшись, выбежал из дома. Ему удалось сесть в ночной поезд, идущий непонятно куда. Но главное было то, что он вырвался из Сьены. Впрочем, ему удивительно в этом никто не препятствовал.
 
***
 
 - Ты сегодня рано, - улыбаясь сказала матушка, целуя пахнущего морозом сына. Рудольф нетерпеливо чмокнул ее руку и быстрым шагом вошел в детскую комнату, затянутую изумительным голубым атласом, полную прелестных кукол и бесчисленных вазочек с конфетами и фруктами. На белом пушистом ковре играла с персидским котенком синеглазая девочка с пепельными локонами.
 - Не заговорила? - тихо и с надеждой спросил Рудольф семенящую за ним матушку.
Та, грустно улыбаясь, покачала головой.
Рудольф поставил перед девочкой со взрослыми глазами огромную золотую коробку, украшенную колокольчиками и еловыми веточками.
 - Дорогая, - ласково сказал он, - сегодня Рождество. Это самый лучший в мире праздник. Люди дарят друг другу подарки, они смеются и веселятся. Я принес тебе подарок. А что подаришь мне ты?
Девочка пожала плечиком и мягко улыбнулась.
 - Так, - весело заметил Рудольф, - один подарок есть! Но за твою улыбку готова все отдать наша бабушка, а мне, противному, этого мало.
Он обнял ее, она доверчиво к нему прижалась.
 - Я хочу в подарок услышать от тебя хоть слово, - шептал он ей на ушко. - Ведь я даже не знаю, как тебя зовут. А твоя мама всегда в письмах называла тебя просто “девочка моя”.
 - Идиот! - зашипела матушка. - Опять про маму песню завел!
Рудольф отмахнулся и посмотрел девочке в глаза.
 - Как тебя зовут, моя принцесса?
Девочка потерлась о его шею и вдруг сказала:
 - Норманируда.
 - Что? - вскричали вместе матушка и Рудольф.
 - Норманируда!
 - Язык сломаешь, будешь тут молчать! - нарочито возмущенно произнесла матушка, как вдруг страшно побледнела и стала медленно оседать. Рудольф ее подхватил, при этом не выпуская из объятий девочку, кликнул горничную. Поднялась суета, забегали слуги с водой, платками и пузырьками.
А посреди этой толкотни, на белом ковре, стоял Рудольф и с обожанием смотрел на стоящего перед ним ребенка.
А девочка загибала пухлые пальчики и, сдвинув черные брови, повторяла давно выученный урок:
 - Норманируда. Норма, плюс Анибалл, плюс Рудольф. Все вместе - Норманируда. Все вместе. Навсегда. Потому что меня зовут Норманируда.
Рудольф задыхаясь, схватил ее на руки и распахнул белые с золотом двери в парадную залу, где горели хрустальные светильники, был накрыт праздничный стол и ждали люди.
- Я люблю тебя! - прошептали они друг другу одновременно и рассмеялись. Положенный в таких случаях вопрос “когда мое счастье?” спрашивать не было никакой нужды...