Рината, Бени, Сол...

ГЛАВА  I
 
 
По воле прихоти влиятельных предков город был назван Капучино. Возможно, все началось с маленькой таверны или постоялого двора, где одержимые вечным поиском лучшей доли переселенцы коротали ночь перед очередным рывком в неизвестное. И кто-то, либо имевший ранее отношение к хорошей жизни, либо потеревшийся о ее край, блеснул знанием этого изящного напитка. Благозвучие имени кафе стало названием мечты, ее осуществления или его предтечи. Затем, на холме, был открыт целебный источник и кто-то сообразил о материальной ценности этих мутных, горячих, со скверным запахом капель. Город стремительно изменялся, но имя его осталось прежним. Над чем благодушно иронизировали приезжие. За счет приезжих город жил. Но все же, в зависимости от степени насмешек над названием, местные жители могли одарить присутствующих не обращенными ни к кому лично фразами от типа “главный долг гостеприимства - терпение”, до “что с них, больных и убогих, взять”... Но до последнего доходило редко. Слишком Капучино был очаровательным местом на земле. Белые воздушные здания, белые легкие одежды и летящие к бескрайнему небу кипарисы, прохладные гроты в холмах, бурлящий в мраморных оковах источник... Сказка... Однако, когда сказка повторяется изо дня в день, для кого-то это становится буднями. Порой даже серыми. И рождается желание праздника. Томительные желания, когда вокруг сказка... Вот такой парадокс.
 
***
 
На сцене колледжа “Профессии Сферы обслуживания”, репетировали модный танец три девицы. Когда они пристукивали каблучком, столбик вздымающийся пыли был упруг и плотен. Загребая носком пол туфель при повороте, касаясь задника и кулис, девицы вызывали к жизни пыль облачную, приятно рассеивающуюся до первых рядов зрительного зала. Они приподнимали соломенные маленькие шляпки с бантами, похожими на заячьи ушки. У них были одинаковые стрижки, почти одинакового оттенка волосы. “Каштанки,” как с дружеской фамильярностью замечал сидящий в зале студенческий режиссер. Девицам требовалось подзадирать юбочки и страстно прогибаться. Конечно, они это делали, но стыдились. Оттого и выглядело все это стыдно и неловко. Но скажи девицам - “уйди со сцены и не возвращайся!”, побледнеют, сожмут юные пухлые губы и будут упорно прогибаться. Возможно, впоследствии получая от этого удовольствие. А не только от самого факта пребывания на сцене.
Рядом с молодым режиссером, уже соответственно обремененным длинным хвостом редкими усами, джинсовой жилеткой и папиросой в мундштуке, сидел белокурый красавец. Ему предстояло стать официантом, он каждый вечер прогонял перед своим взором карьеру гостиничного администратора. Его звали Рони и он пристально следил за средней в троице девушкой - Бени, наиболее страстной из своих подруг. Рината, безусловно, пластичней. Сол двигалась четко и как бы профессиональнее, если это слово можно применить к танцующим будущим горничным, руководимым будущим бухгалтером или кассиром. Режиссера - кассира звали Вос.
 - Пошловато, как-то... - бормотал Рони. - Даже несмотря на их коленки. Для выпускного вечера, конечно сойдет. Но не оставляет ощущение, что они потеют больше от унижения, нежели от движения.
Вос задумчиво на него посмотрел и углубился в какие-то собственные размышления. Он сидел так уже где-то час. обалдевший от сопричастности к искусству, некий подросток за сценой вновь и вновь включал фонограмму. Рината, Бени и Сол, боясь потревожить Воса, оттанцовывали уже десятый раз, изматываясь физически и падал духом.
 - Зачем ты их заставляешь плясать? - взывал Рони. - Зачем?
 - Я не заставляю, - пропыхтел наконец Вос. - Они сами пришли ко мне с этим номером. Я лишь корректор. Я довожу до ума глупые желания посветиться перед всем колледжем. Деканат обещал мне за это денежную премию. Я никого ничего не заставляю.
“К черту!” вдруг заорала Бени и шлепнулась на доски сцены, вызвав пылевой тайфун. Рината испуганно мяла край юбочки, Сол направилась к кувшину с водой на рояле.
Вос, как будто очнувшись, удивленно посмотрел на бунт соломенных шляпок.
 - А, может, правда?! - ласково заговорил он. - Может, прочтем стихи?! Балладу о Капучино... Это всегда проходило под овации. На троих - придется учить совсем немного текста. Ну, что, девочки?
Рината перестала теребить юбку и равнодушно пожала плечами. “Только не балладу, всех от нее тошнит”, твердо сказала Сол. Бени затеяла было скандал с рефреном “ты, что, издеваешься?”, но потом вдруг замолчала и с агрессивностью, скрывающей смущение, заявила: “тогда мы будем петь...”
Вос взвыл и закрыл глаза.
 - Тогда лучше танцуйте, - выдавил он. - Танцуйте. Только не пойте.
 - Мы можем и петь, и танцевать, - подала голос Рината.
 - Да? - безучастно спросил Вос. - Вы так талантливы, что я не в состоянии разглядеть эту громаду?!
 - Нахал! - завизжала Бени и кинулась на него, но Рони ее перехватил и, крепко стиснув, поцеловал.
Сол, покачивающейся походкой почти созревшей женщины, подошла к джинсовой жилетке.
 - Может быть, - вкрадчиво начала она, - тебе не нравится вся эта самодеятельность?
 - Очень даже может быть, - сказал он.
 - И ты был бы рад, если бы мы вдруг разом, дружно провалились в тартарары?
 - Еще дальше! -  вызывающе ответил он.
 - Но ты кое о чем забыл, - улыбаясь нескрываемо притворно продолжала Сол. - Во-первых, в выпускном концерте имеют право принимать участие   все, кто захочет. Так?!
Вос вздрогнул и попытался встать. Сол толкнула его рукой в грудь, и он уселся обратно в кресло.
 - Во-вторых, ты, похоже, не читал Устав Воспитательных мероприятий...
 - Я еще не спятил - читать всякую...
 - А там, - грозно перебила его Сол, - сказано! Любое унизительное замечание о способностях участника в некорректной, в некомпетентной форме наказывается штрафом. Премия деканата, полагаю, уйдет на штраф.
Вос молчал, с ненавистью глядя на ее живот и ниже. Но Сол было сложно смутить. Она облокотилась на спинку кресла, скрестив ноги и выпятив грудь.
 - И это, кстати, еще не все, - засмеялась она. - Свидетели у меня есть, пришьем тебе аморальное поведение... И последний год учебы тебе обеспечен без стипендии...
Все молчали. Только Рони пытался еще раз поцеловать Бени, она дергала его за длинные белые пряди.
 - Можем и не танцевать, - подала голос Рината. - Вос, мы можем и не танцевать. Мы просто споем.
Какие-то умоляющие нотки в ее голосе вернули Восу его обычное настроение. Он встал, отодвинул ноги Сол и подошел к Ринате.
 - Только петь? - он скрестил руки на груди и не мигая уставился куда-то чуть повыше ее головы. - К чему тогда вообще вся эта карусель с танцами?!
 - Это Сол. - оправдывалась Рината, - она лучше себя чувствует в танцах.
 - Лучше чувствует... - поморщился Вос. - Если это называется “лучше чувствует”, представляю, как она поет...
Сол угрожающе двинулась к ним, и Вос театрально взмахнул руками. Браслет на его загорелой руке язвительно звякнул.
 - Все, все, все... - закричал он. - Поем! Надеюсь, вы осчастливите меня исполнением прямо сейчас. Я, конечно, так уверен в вашем мастерстве, что мог бы выпустить вас в концерт и без репетиции; но, может, соблаговолите...
Рината уже держала за руки Бени, освободившейся из объятий Рони, и Сол, все еще недовольную всем происходящим. Они заговорили разом и почти на повышенных тонах. Вос наклонился к Рони и прошептал на ухо:
 - Глядишь, перессорятся и оставят меня в покое.
Рони пожал плечами.
 - Конечно, Сол лучше танцевать, - продолжал Вос. - Ноги у нее что надо.
 - Ляжки жирноватые. - отозвался Рони.
 - Да ну! - изумился Вос. - Лучше, чем кости твоей Бени... Шучу, беру свои слова назад, чтоб мне провалиться, если я еще когда заговорю про мослы твоей Бени...
Рони душил Воса, тот бешено вращал глазами и пытался пустить слюну на руку Рони, зная его неимоверную брезгливость. Наконец ему это удалось, Рони тут же с воплями его отпустил и начал вытирать руку жилеткой Воса.
 - Мы решили, что будем петь, - сказала сияющая Рината.
 - И что же?.. - спросил Вос, отпихиваясь от Рони.
 - Романс.
Вос замер и секунду смотрел в угол зала, показавшийся ему развернувшейся бездной.
 - Какой романс? - потом почти обычным голосом спросил он.
Что за романс? Что это такое вообще?
 - Ну, - протянула Рината. - это песня. Классическая. Хит минувших веков.
 - Зачем будить мертвецов? - поинтересовался Вос. - У нас что, своих хитов не хватает?
 - От них всех тошнит, - вставила Сол.
 - От тебя всех тошнит. - пробормотала Вос и громче добавил. - Если от романсов всех тошнит, зачем их петь? Это что, диверсия?
 - Не прикидывайся дураком. - оборвала его Бени.
 - Он хоть веселый? - с не вполне понятным апломбом спросил Вос.
 - Нет... Не совсем, - ответила Рината. - Это русский романс.
 - Только не это, - замахал руками Вос, - тоска, зима, медведи... Хотя, это не “Калинка - малинка”? Тогда пожалуйста...
 - Он все-таки дурак, - убежденно сказала Бени. - Вос, ты отстаешь от жизни. Ирония над русскими в избитом сочетании “Калинка - малинка, тоска и медведи” давно уже умерла, кто так сейчас говорит, тот выставляет напоказ свое невежество.
 - Не слишком ли сложная речь для тебя, милашка... -  устало огрызнулся Вос. - Я просто забочусь о веселом духе выпускного концерта, что вы ко мне привязались? Ну, что там за романс? Что за лирическое “тю-тю-матютю” вы нам приготовили?
 - Романс “Белеет парус одинокий...” -  благоговейно сказала Рината.
 - Мы учили его на уроках пения, - вставила Сол, - и так воодушевили учительницу, что она разложила для нас его на три голоса. И осталась довольна результатом.
 - Надеюсь мэр Капучино и гости останутся тоже довольны от вашего разложившегося романа, - проворчал Вос.
 - Не роман, а романс, - двинулась на него Сол, - не разложившийся, а...
 - Да ну тебя, - отошел от нее Вос, - угрозы, рукоприкладство, нелепые обвинения... Хотели танцевать - пожалуйста! Петь - пожалуйста! Что не поем-то?!
Рината потянула девушек к сцене, Бени махнула рукой Рони.
 - Гитара здесь? - спросила она.
Он, улыбаясь, кивнул головой.
 - Иди, бери ее и марш на сцену.
Рони встал и направляясь к шкафу, где хранились музыкальные инструменты колледжа.
 - Постой, - схватил его Вос, - какая гитара? Ты с ними заодно?!
 - Вообще-то, я пару раз им аккомпанировал, так, на вечеринках...
 - И ты, Брут... - с ненавистью прошептал Вос и сердито уселся в кресло.
Рони настроил гитару, сел на стул, девушки встали за его спиной и напряженно замерли. Вос вздохнул.
Рони тронул струны, выдержал паузу, потом ритмично постучал по деке гитары и взял волнующий аккорд каким-то баскским переливом.
 - Черт, коррида какая-то, а не русский романс! - пробормотал Вос и принялся за раскуривание папиросы в мундштуке. - Все хотят быть Кармен. Даже эти каштанки. Но как мог Рони!..
Но тут каштанки - Кармен запели. Первый куплет был никакой. Ни агрессивный, ни лирический. Делили они голоса неплохо, но с какой-то вялостью и запуганностью. Второй куплет был ничем не лучше второго, но Сол вдруг начала пританцовывать. Едва пристукивая, едва двигая бедрами, едва прищелкивая пальцами. Похоже, ритм и мелодия ее увлекали больше, чем слова. Она пела не основную партию, на низах, лишь создавая фон. Бени всю страсть мятежного парусника вложила в горящий взгляд, устремленный на Рони. Она чуть-чуть склонилась к нему, пожирая глазами его отрешенное лицо. Он был отдан игре. Бени ревновала и восхищалась. Она пела для него, но он, не отвергая ее и, может даже воспламененный ею, был все-таки наедине со своей гитарой. Рината стояла прямо, полузакрыв глаза, высоким чистым голосом вела, судя по всему, основную партию. Она обхватила себя за плечи, как будто боясь излишних жестов. Она представляла собой ту странную притягательную фигуру исполнителя, для которого чувства - это музыка, музыка - это чувства, парус не только в словах, он и вправду где-то маячит, и уже качает тебя, и ты умираешь на последней ноте, чтобы ровно через три секунды вернуться на землю.
Они допели и посмотрели на Воса. Нельзя сказать, чтобы он был ошарашен или вообще взволнован.
 - Еще раз, - сухо сказал он.
Они спели еще раз, почти также невыразительно, хоть и самозабвенно.
- Значит так, - сказал Вос, подходя к ним. - Условия для успеха. Во-первых, вы сейчас будете репетировать здесь до одурения (без меня, разумеется), пока не привыкните к этой сцене. Во-вторых, на концерт являетесь в черных платьях. Купите, сошьете - без разницы, время есть и не обеднеете, пригодится на похороны... Мои, например, если я останусь здесь еще на час. Итак, Рината - длинное платье классического типа, закрытое горло, длинные рукава. Бени - тоже самое, но в обтяжку так, чтобы швы трещали, когда будешь подниматься. Сол - длинное, черное, с пышной оборкой. Можешь взять бубен или маракасы, будешь ими греметь, в пределах приличного, конечно. И пританцовывай, пожалуйста, но тоже в пределах. Рони - ты в белом. Надеюсь, придешь не в шортах. Все, адье!
 - Эй! - схватила его Сол. - Причем тут маракасы?
 - Это будет кстати...
 - Но ведь это не испанская серенада?!
 - Не знаю, играли вы именно это...
 - О! - воскликнула Рината. - Это не правильно, придется переделать, просто нам казалось...
 - Ничего не переделывать, - маршальским тоном остановил ее Вос и снял с себя руки Сол. - Никто ничего не поймет. Русские не обидятся, испанцы тоже, все далеко, а концерт близко. Не держите меня, иначе всех переубиваю.
И он решительно двинулся прочь.
 
 
 
***
 
Студенческие выпускные вечера... Ожидание чуда еще отчаяннее и бредовее, нежели под Рождество. Нет ни одного нормального лица. Мужская половина просто пьяна с самого утра или еще со вчерашнего вечера, а милые дамы в последний раз, за полчаса до начала торжества, мучительно решают - какой имидж выбрать в сей памятный день. Обычный имидж кажется скучным и серым. “Нет, сегодня я должна быть самой собой...” Что удивительно: при грандиозной установке на необыкновенность и потрясающий эффект, девушки на подобных мероприятиях всегда делятся ровно на две категории. Первые, пытаясь создать образ юной прелестной особы, надевают коротенькие платья, завязывают на челке бантики и щеголяют гольфиками. Чем невероятно напоминают, как говорится, “молодящихся крокодилов”. Вторая партия затягивается в супер - платья, качается на высоких каблуках и боится пошевелить головой, где возвышается залакированный шедевр местного парикмахера. Их тоже немного жаль, особенно их уставшие полусогнутые коленки, но все-таки их вид более позволяет разглядеть будущие достоинства. Поэтому, пожалуй, спрос на танцах глубоким вечером будет более на затянутых дам. К тому же шампанское снимет напряжение их декольтированных спин, придаст блеск глазам и уверенность мужским рукам. Но все это еще впереди. Пока же только состоялось вручение дипломов и вот вереница выступающих растянулась за украшенными цветами кулисами. Пошло дрожание рук, прем успокоительного, нервные смешки и новые колкости по поводу нарядов, теперь рассмотренных уже с близкого расстояния.
Вос стоял у сцены в черном, очень приличном костюме, поигрывая программкой. Рони, пробираясь за кулисы сквозь толпу счастливых слезящихся родителей, шепнул Восу:
 - Ты так спокоен...
 - Не совсем, - отозвался Вос, - я думаю, где взять денег на новый автомобиль.
 - Ты даешь... А за концерт не переживаешь?!
 - А что за него переживать? Ничего уже не изменишь, все равно все все переврут и никто ничего не заметит... Премия получена и ее явно не хватает на воплощение моей мечты.
 - Ты даешь...
 - Иди, иди к своим испаньолкам, не раздражай меня...
Вос взмахнул программкой, девица - ведущая в розовых кружевах побледнела, сглотнула слюну ужаса и творческого зажима, дернула уголком рта и закричала о начале концерта. К чести Воса, следует заметить, что он умело перетасовал номера по мере их впечатлительности и концерт шел ровными волнами спада и всплеска эмоций. Патетические стихи сменялись сценками, песенки - небольшими играми с символическими подарками, короткая речь кого-либо из гостей “сверху” - и все по новой... Романс “Белеет парус одинокий” был припасен напоследок и выход его исполнителей был встречен бурными овациями и потому, что ребята были славными и все уже чувствовали конец череды “маминых радостей” на сцене колледжа.
Вос расслабленно и удовлетворительно смотрел на сцену. Рината, Бени, Сол и Рони смотрелись очень эффектно. Они все были очень красивы, они были вместе, но каждый в собственном мирке. Это мирок интриговал и обострял внимание. Публика вдруг перестала шуметь и ласково слушала голоса и гитару, следила за каждым движением Сол и одобрительно ухмылялась связующей ниточке Бени и Рони. На втором куплете Вос как-то подтянулся, наморщил лоб и было достал папиросу, но разумеется, одумался и лишь щелкнул пальцами. И тут Рината, выходя на финальные аккорды, звенящим голосом в приятной полутишине спела: “Белеет парус одинокий в тумаре моня голубом...” Замерла и замолчала. Бени и Сол уверенно допели, Рони сильнее, чем следовало, ударил по струнам, публика взорвалась хлопками, сочувственно приговаривая “это от избытка чувств!” Занавес шарахнулся, все повскакивали и бросились к выходу, где на террасе ждал шведский стол и оркестрик.
Вос пробился за сцену и увидел рыдающую Ринату, утешающую ее Сол и обнимающихся Рони и Бени.
 - Никто и не понял, - говорила Сол, - зря ты так переживаешь. Перестань, пойдем танцевать.
 - Сцена - это волшебство! - задыхалась Бени. - Сотни устремленных глаз на тебя одну!
 - С тобой был рядом я! - улыбался Рони, обнимая ее за плечи.
 - Но смотрели на меня! - Бени высвободилась и начала метаться по пыльному пятачку. - Я ни капли не боялась. Я владела голосом, музыкой, сценой и людьми! А как хлопали!!!
 - Я никогда, никогда больше не буду петь...  - шептала всхлипывая Рината. - Никогда. Я умру от позора. Я сожгу это платье. Я ненавижу себя. Я ненавижу всех.
 - Зря! - бодро сказал Вос и поцеловал руку Сол. - Мадам, мое восхищение Ваши маракасы пробили брешь в моем каменном сердце. Имеющий уши да услышит, имеющий глаза да увидит. Увидев плотоядные взгляды отцов и гостей города, услышав ваше отрепетированное вокалиссимо, я понял, как заработаю себе на автомобиль.
 - Все, Вос сошел с ума. - сказал Рони. - Какая связь между маракасами и твоим автомобилем?
 - Прямая, - ответил Вос. - Прямая, короткая, почти интимная связь. Но об этом чуть позже. Не люблю пустых слов. Всем веселиться, Рината, прекрати истерику.
Но у Ринаты сильно разболелась голова, ее отправили на такси домой. А Вос и Сол, Бени и Рони провеселились до самого утра. Все, кроме Воса, официально вступили в новую взрослую жизнь. В эту ночь она  к ним была снисходительна.
 
 
ГЛАВА  II
 
Владелец самой респектабельной гостиницы в Капучино когда-то чем-то был обязан ушедшему в мир иной отцу Воса. Это семейное предание, без особых впрочем подробностей, любила частенько вспоминать мать Воса. Так и не добившись, в чем была суть одолжения, Вос тем не менее решительно ринулся на рандеву с владельцем отеля “Монплезир” и, значительно вскидывая брови, об оплате старых счетов с взаимовыгодной концессией. Мудрый владелец, сразу разгадав скандальную натуру Воса, решился его выслушать. Вос предложил не такую уж и страшную авантюру: ангажемент для Ринаты, Бени, Сол и Рони в ночных шоу при отеле. Кстати, шоу-то как такового и не было. Играла музыка и все. Вос уверенно заявил, что живое исполнение популярных песен в исполнении свеженьких пташек повысит количество как клиентов, так и выпитого спиртного. Владелец сомневался в качестве предлагаемой продукции, но Вос неустрашимо врал. Ударили было по рукам, но тут всплыл шкурный вопрос о гонорарах. Если гонорар четверки исполнителей заставил владельца лишь пожевать немолодые губы, то гонорар администратора Воса вынудил подумать о трех вещах: сердечных каплях, возможной дешевизне услуг наемных убийц и проклятии грехов молодости. Но житейская мудрость взяла вверх и был заключен контракт на две недели, со сниженной оплатой. Вос ликовал, владелец задумчиво рассуждал про себя о том, как из милых детей вырастают отвратительные пираньи.
Через неделю репетиций нового репертуара, квартет предстал перед первыми зрителями. Не стоит лгать, что их выступления себя оказались бомбой в курортной жизни Капучино. Они просто пришлись кстати. Флиртующие отдыхающие уютнее чувствуют в темное время суток. Они засиживались в баре до рассвета. Состоятельной половине курортной пары приятно тряхнуть кошельком при все более изумляющейся другой половине. Сыпались заказы на определенные на определенные песни, платились щедрые чаевые. Контракт продлился. Правда, с наступлением зимнего сезона показалось вдруг нерентабельным содержать живых певцов при баре, но тут спасло два обстоятельства. Во-первых, в бар стали капитально заглядывать и местные жители. Были здесь и завсегдатаи, и “калифы на час”, и азартные путники начинающегося сложного любовного романа, отягощенного либо односторонним супружеством, либо социальной иерархией, либо Бог еще знает чем. Во-вторых, Вос, забросивший колледж, но раскрывший в себе талант редкого вида бизнесмена “делать деньги из ничего”, продал владельцу ”М.” идею коктейлей и грязевых ванн, массажа и настоек - все вместе направленных для женщин исключительно на похудание, для мужчин - усиление потенции. Напечатал роскошный буклет и не поленился объездить все уголки и закоулки маленькой страны. Доходы покрыли расходы, и с лихвой. Извечная мечта о стройном теле и неиссякаемой мужской мощи направили потоки людей и денег в Капучино в страшный мертвый сезон.
Вос купил автомобиль, но не утолил жажду обладания. О своих финансовых грезах он благоразумно не говорил вслух. К квартету остыл и вновь грыз мундштук папиросы.
Отношение четверки к их сегодняшней жизни было неоднозначным. Они добросовестно репетировали каждый день и вообще относились к деятельности своей достаточно серьезно для молодых людей. Лидером, двигателем и оплотом была Бени, с ее неиссякаемым энтузиазмом и любовью себя на сцене. Она следила за новинками на эстраде, осаживала уходящего в импровизации Рони. Они давно уже жили вместе, правда, так и не поженились официально. “Богема!” любила восклицать Бени. Она ругалась с Рони, когда он часть (и значительную!) денег тратил на новые гитары, не пускала его играть на сцене одному и запрещала стричь белокурую гриву. Покупала ему только тесные белые джинсы, справедливо замечая, что он в них очень сексуален, бешено ревновала ко всем подряд и расцарапала не одно лицо смазливых официанток. Рони, сломленный ее бурным темпераментом, наслаждался пылкой любовью и тихушной игрой собственных композиций на чердаке снятого ими в аренду домика. Бени властвовала и дома, и на сцене. Она одна позволяла себе спускаться к столикам клиентов, пропевая низким с хрипотцой голосом мотив в лицо определенному мужчине. Ее чаевые были больше остальных.
Сол могла бы тоже спускаться, но не решалась, да и не хотела. Не решалась связываться с Бени, которая считала шумно выражающую восторг публику своей вотчиной. Не хотела, потому что ей нравилось петь так же, как печь торт “Наполеон”. Это было наслаждение, сдобренное похвалой и изумлением. Но она не воспринимала музыку как жизненную стезю. Однако знала, что работа горничной никуда от нее не денется, а пока ореол “человека от искусства” приятно дополнял пикантность во многие знакомства. Серьезный молодой человек из банка кроме поцелуев позволял себе намеки на совместную жизнь, оговаривая, конечно, что пение - хорошо, но для крепкой семьи ночные забавы - слишком крепкое искушение. Сол была абсолютно с ним согласна и заверяла, что как только состоится самое волнующее событие в жизни девушки - помолвка, квартет станет трио и никто от этого не проиграет.
Мучительнее всех переживала работу в “Монплезире” Рината. Она долго не давала согласия и только разумные доводы Сол, крики Бени, ободряющие и умоляющие улыбки Рони, настойчивость и наглость Воса заставили сказать ее “да”. Она прекрасно пела на репетициях, седой бармен дарил ей розы. Но перед началом выступления у нее всегда портилось настроение, она панически боялась забыть или перепутать слова, вела партию невыразительно и слабо. Держалась скованно и ужасно страдала. Но к концу выступлений, когда на улице начинался восход солнца, напряжение ее покидало и последние песни она пела трогательно, игриво, отдаваясь музыке без остатка. Когда все выходили из отеля уставшие, раздраженные и осунувшие, ее лицо сияло. Она тихонько напевала удавшийся ей в это вечер мотив и шла домой отчужденная от быта не измотанностью, а счастьем музыкальных грез. “Блаженная”, ворчал Вос, когда Рината проходила мимо, не узнавая его. “Тебе бы хорошего мужика!” кричал он ей вслед, она вздрагивала, оборачивалась и так нежно говорила “привет, Вос!”, что он сердито сплевывал и бормотал “вот с таких и кормятся дурдомы...” Рината шла отдыхать, чтобы вечером опять бояться и петь.
 
***
 
Однажды Вос, сидя в баре “Монплезира”, поймал себя на мысли, что испытывает довольно редкое умиротворение души. Это его позабавило, так как умиротворяться  особо было не с чего. Последние три дня мозг его напряженно кипел в поисках чего-нибудь новенького в расширении новых материальных возможностей на базе отработанных данных. Мозг кипел впустую. Новенькое не вырисовывалось. Вдруг наступила эта самая истома, когда чувства измождено притупляются, как будто расслабляясь перед пока еще неизвестным рывком. “Что-то будет,” лениво и радостно подумал Вос, “что-то будет и это что-то приплывет само.” Он смотрел на свое детище - квартет на сцене, сегодня ребята были явно в ударе, публика танцевала, подпевала и хлопала  благодарно даже там, где этого, впрочем, и не требовалось. Рядом с Восом тяжело приземлился на крутящийся табурет грузный мужчина солидного возраста и с весьма сладострастным огоньком в карих глазах. От него исходил запах, ореол богатства. Вос с уважением на него посмотрел. Мужчина ему подмигнул и, как это бывает в курортных барах, доверительно выдал следующее:
 - Я видел кое-что и покруче, но эта компания на сцене что надо. Пожалуй, Капучино теперь будет вспоминаться не только тухлой водой. Они так молоды. Черт, молодость так и хлещет. Я бы с удовольствием провел вечерок с одной из этих красоток. Можно и с двумя. А, да хоть со всеми тремя. Не сомневаюсь, что в любви они столь же вдохновенны, как и на сцене. Так бывает почти всегда.
 - Не выйдет, - едва качнул головой Вос, - не те девицы. Одна помешана на музыке, мужчины для нее: или классный аккомпаниатор, или классный тенор - баритон, или чудо - автор. Естество мужское ее как-то не волнует. Причем на самом деле.
 - Не подходит, - пробормотал богатый мужчина.
 - Вторая живет с гитаристом, бешенная собака... Если с кем и переспит, так только назло Рони. Потом следует бурное объяснение, вопли и примирительный экстрасекс в течении двух - трех недель. Сегодня как раз такая благословенная вторая неделя.
 - Жаль, - вздохнул толстяк.
 - Третья все ничего, но тут сидит ее потенциальный жених, работник банка. Она так хочет замуж, что даже перестала фирменно покручивать бедрами. А у нее это получалось очень даже ничего.
 - Не беда. - помолчав, отозвался мужчина с толстым кошельком из крокодиловой кожи. - Девиц тут хватает, найду что-нибудь не столь замороченное. А где я могу купить кассету с записью этой четверки?
 - Какую кассету? - настороженно спросил Вос.
 - Аудио или видео, - пожал плечами собеседник.
 - С кем?  - переспросил Вос.
 - С ними, - ткнул пальцем мужчина в сторону сцены.
 - Зачем? - заинтересовался Вос.
Мужчина довольно долго на него смотрел и вдруг, ухмыльнувшись, ударил ладонью по стойке бара.
 - Ставишь выпивку, и я кое-что тебе объясню. Ты, похоже, шустрый юный бизнесменчик.
Вос моментально заказал выпивку, с улыбкой чокнулся, позволив себе лишь внутренний монолог о жирных, наглых свиньях, но! Но знающих толк в жизни и, самое главное, способах зарабатывания денег.
 - Все просто, - опрокинув виски, сказал толстяк. - Во всем мире давно продают в подобных заведениях аудио - и видеозаписи местных исполнителей. Почему берут? Память, сувенир, приятное певичке, хвастовство перед нищими родственниками. Масса причин. Прибыль нормальная, затраты - минимальные. Один раз в студии запишешь ребяток и - перекатывай себе по мере надобности. А уж видеокамеру следует держать под рукой. Вдруг клиент захочет сняться, поющим вместе с красотками. Или наоборот, одиноко сидящим во время всеобщего веселья. Это для жены. Вместе с коралловыми бусами. Вот так.
Вос с энтузиазмом чокнулся еще раз, отдохнувший мозг вновь закипел. Но теперь уже было ясно, что варится в этом универсальном котле.
Вос решительно переговорил с покорным хозяином “Монплезира” и увез на целую неделю четверку в столицу. Разместив их в отеле, бросился на поиски недорогой студии звукозаписи и с виртуозным жульничеством договорился о смешной цене за запись полуторачасовой кассеты. Четверка веселилась вовсю - запись в студии! Хо - Хо! Вот это круто! Звезды Капучино и может даже теперь и не только этого города. Да и столица. И вообще Вос молодец. Правда, работа в студии оказалась не так уж и легка. Вос, несмотря на полное отсутствие опыта в подобных делах, ужасно привередничал. Вымотал и звукорежиссера, и ребят. Они перестали играться наушниками и кривляться перед микрофоном и услышав, в конце концов, собственную запись впали в восторг, сперва притихнув, позже улив всю студию шампанским, вопреки обличительным речам Воса о расточительности. Но, вообще, Вос и сам любил погулять и все это прекрасно знали. Поэтому отмахнулись от его стенаний, щедро его напоили и раскрутили на ночное варьете за его счет. В варьете поехали вместе с хозяином студии, где тот подняв три тоста подряд за истинных талантов из провинции, вдруг предложил Ринате подпеть в одной композиции, которую ему заказал один человек для юбилея своей несравненной жены. Жене исполнилось пятьдесят, а заказчику было всего тридцать семь, поэтому несравненность жены измерялась, возможно, исключительно в денежном эквиваленте. Но, впрочем, какая разница! Хочет человек сделать ближнему приятное - пожалуйста! К тому же деньги он за это платит немалые и композиция исполняется отличными местными силами. Но не хватает чистого высокого голоса. Конечно, можно и его найти. В столице есть все и в избытке. Но, может, Ринате будет это интересно...
 - Можно попробовать, - улыбнулась Рината.
 - Сколько заплатите? - трезвым и обыденным голосом спросил Вос.
 - В зависимости от результата, - отрезал хозяин студии.
 - Наколете, - протянул Вос.
 - Тебя наколешь, - ответил тот.
На том и порешили.
На следующий день только Рината и Вос пришли в студию. Хозяин приветствовал их в ослепительном белом костюме с толстой золотой цепью на загорелой, но уже немолодой шее.
 - Да, можно быть лилипутом, лысым, с седой шевелюрой лишь на груди... Но! Одежда превращает тебя в достойного человека, - сказал Вос на ухо Ринате.
Она недоумевающе посмотрела на него, он выразительно кивнул в сторону хозяина.
 - Клянусь, - продолжил он, - сегодня тебе будут строить куры.
 - Бред какой-то, - нахмурилась Рината, - я сейчас вообще уйду.
 - Нет! - вскричал Вос. - Я пошутил. Иди и старайся петь хорошо. От этого зависит в купе какого класса мы поедем обратно.
 - О чем ты думаешь! - презрительно сказала она.
 - О полезном. А о чем постоянно думаешь ты, лучше не произносить вслух. Твоя вечная потусторонняя улыбка порядком меня раздражает. Ах, не влезайте грязными ногами в мои светлые грезы. Ах, мир несовершенен, но есть мир иной и лучший... Там струны арфы...
Рината повернулась и тут хозяин, возившийся над аппаратурой со звукорежиссером, махнул ей рукой и показал на стеклянную комнату, где собственно и пели.
Рината, облегченно вздохнув, прошла в комнату и поспешно надела наушники.
 - Все, отгородилась... - процедил Вос и вскрыл жестяную банку с пивом. Теплая пена облила его грудь и ноги, Вос взорвался последними словами, его вывели прочь. Хозяин склонился над пультом и сказал в микрофон:
 - Рината, послушай, а потом спой слова “Санта Дора” там, где это тебе покажется нужным. Мне интересно, угадаешь ты это место или нет.
Рината кивнула. В наушниках что-то щелкнуло и три секунды был слышен легкий потрескивающий шум. Рината села на стульчик и откинулась, закрыв глаза. Хвалебная песня пятидесятилетней Доре... Санта Дора... Какая пошлость.
Раздался первый непонятный звук. Рината растерянно слушала наплыв гармонии, пока не увидела, что это легкие, хранящие неподвластные тайны, прозрачные волны у самых ее ног. Подняла глаза. Она стояла у подножия холма, на вершине которого высилась круглая башня из серых громадных камней. Узкая тропинка вела к ее открытым воротам. Сквозь белоснежные облака огромный сноп солнечного света бил в центр башни, у которой не было крыши. Значит, это и не башня, это мощная круглая стена. За ней кто-то был. Но кто? Спокойный от знания многого, голос ангела - хранителя за правым плечом говорил Ринате, что она может подняться и узнать. Может она и остаться здесь. Истинная мудрость никогда не скажет “действуй только так.” Да никто никогда и не отдастся чужой воле хоть без малейшего сомнения в рвущейся душе. Даже чистокровные лидеры ощущают сомнения и хотя бы раз хотели быть ведомыми высшей силой, предначертанием и решением Иного. Ангел - хранитель легко подтолкнул Ринату и пошел впереди. Рината пошла за ним. Но у входа в башню Ангел - хранитель оставил ее. Здесь все она должна была решать сама. Испуганная и возбужденная, Рината прижалась к теплым камням стены и опустила голову. Что-то давило и не отпускало ее. Но холодный ветер с подножия холма больно ударил. Она подняла голову и увидела колонну мужчин, медленно идущих к башне. Их низкие голоса были безумно чувственны, движения размеренны, ноги окутывала пыль, вздымающаяся от тяжелой поступи. Они были такие разные, и невероятно красивые. От них исходила такая мужская сила, такой мощный призыв, что Рината почувствовала горячую дрожь во всем теле. Она испытывала унизительную страсть к каждому из этих мужчин. Ее пугало желание раствориться в объятиях и поцелуях, ей мучительно этого хотелось. Эти глаза и губы, столь многообещающие и не обещающие ничего. Хор голосов, не скрывающих бездну наслаждений и черное дно “после”. Рината задыхалась, она, как распятая, еле держалась на ногах, но камни и сила, исходящая от мужчин, не давали ей возможность измождено упасть на землю. Но вдруг из башни, открытой небу, раздался женский хор. Он не был ни страстным, ни эмоциональным вообще. Неземное спокойствие, дарованное страданиями и слезами, звучало над головой Ринаты. Это не был ответ. Ведь мужчины петь не перестали. Это было скорее изболевшееся и успокоенное подтверждение сказанному мужчинам. Да, наслаждение и страсть теплят жизнь и даруют неоспоримое триединство прошлого, настоящего и будущего. Расплата женщины за единственный смысл жизни - любовь страшна. Но все проходит, и женщина вновь выходит навстречу. Она не перестает верить. Она то угасает, то вспыхивает. Она уничтожает свое сердце любовью. Но не откажется от любви ни за что.
Рината услышала отдельный мужской голос и увидела вышедшего вперед одного из колонны. Его голос не был потрясающим, скорее он был прост. Но он говорил о примирении двух начал. О том, что любовь оставляет след и зовет за собой всегда двоих. Что мятеж вселенной тела и души жестоко разрывают мужчину и женщину. Но он же и бросает их навстречу. И есть великое слово “прости”. И только оно может позволить выйти из башни. Ведь открытые двери еще не означают счастья. Это всего лишь открытые двери, но войти или выйти через них подчас невозможно.
И женские, и мужские голоса согласились и с этим. Возникла вдруг какая-то странная, напряженная пауза. И Рината поняла, что вот здесь-то она и должна сказать заклинание “Санта Дора”. Рината почувствовала невыносимую боль. Она должна вызвать из башни Святую Дору. Отдать ее своим голосам этим мужчинам. А сама остаться вне? Или занять место Доры в башне? Но кто придет за ней?
И против воли, повелеваемая музыкой, она пропела “Санта Дора”. Отчаянье скрутило ее тело, она оторвалась от стены и бросилась к обрыву. На остром краю она обернулась. Она увидела красивые мужские тела, но никто не бросился за ней вслед. Она оттолкнулась от лезвия камней. А может, они просто знали, что ничего не случится? Поток воздуха подхватил ее, лаская и поворачивая, вознес к столбу света. А после все же низринул вниз. С чужим именем на устах Рината ударилась о морские камни, последняя волна бережно накрыла ее вечностью и покоем.
“Рината!”, шумело в ушах, “Рината, очнись!” Рината посмотрела через стеклянную перегородку и увидела довольного Воса и пристально смотрящего на нее хозяина студии. Рината сняла наушники и нетвердой походкой вышла из комнаты.
 - Угадала? - кричал Вос. - Угадала, я выиграл, гоните монету.
 - Я угадала? - устало спросила Рината.
 - Да. - тихо ответил хозяин. - Все четко.
 - Он ведь ее обожает, - с тоской сказала Рината.
 - Кто? Кого? - встрял Вос, засовывая деньги в бумажник.
 - Молодой муж пятидесятилетнюю Дору, - прошептала Рината, с трудом удерживая слезы.
 - Никто этого и не отрицал, - ответил хозяин, внимательно глядя в ее глаза.
Она отвернулась и стала рассматривать плакаты на стене, видя только серую башню на холме.
 - Я приглашаю вас обедать, - громко сказал хозяин.
 - Отличная мысль! - потер руки Вос. - Отличная!
 - Сейчас запишем и спустимся в ресторан, - продолжал хозяин, не сводя глаз с Ринаты. - Хорошо, Рината?
 - Конечно, - машинально ответила она и направилась в стеклянную комнату.
Перезаписывали раза три. Лицо Ринаты постепенно светлело, исчезла горькая растерянность.
 - Я поняла, - сказала она, когда хозяин вручил ей персональную кассету с записью песен, - я поняла, это просто такая прекрасная музыка!
 - Нет, это декламация вслух у постели умирающей тетки, - разозлился Вос. - Ты не позорь меня, пожалуйста, Рината. Конечно, музыка! Какая песня без музыки...
 - Ты очень впечатлительна, - не замечая Воса, произнес хозяин студии. - Странно, что эта песня так на тебя подействовала. Она хорошая, но ведь ты каждый вечер на сцене и музыка не должна быть для тебя уничтожающим откровением.
 - В том-то все и дело, - улыбнулась Рината. - Я не люблю сцену, толпу, режущие музыку звуки смеха, чавканья, бросание ложек, вилок, ножей... Я была один на один с музыкой. Я слышала свой собственный голос извне. Я была рядом и все это меня обволакивало. Это несравнимо ни с чем. Это счастье соприкосновения с неподдающимся разуму волшебством, от которого тает тело. Возвращаться на землю очень тяжело.
 - Вот это меня и беспокоит, - пробормотал хозяин.
 - Мы идем есть или нет? - вздохнул Вос. - Мое тело тает от истощения. Если приглашение в ресторан было шуткой, так и скажите. Пойду один. Хотя после такого заманчивого предложения очень тяжело возвращаться на землю.
Рината заинтересованно посмотрела на него, хозяин ухмыльнулся и все направились в ресторан, который славился и кухней, и ценами, и посещениями людей “от искусства”.
Вос вел себя почти непристойно. Он непристойно пожирал и изысканные блюда, и всех тусующихся знаменитостей. Ноздри его раздувались, он был напряжен, как тигр перед прыжком. Он бросил вилку лишь когда хозяин студии сказал:
 - Рината, ты безусловно талантлива. Ты создана для музыки и обладаешь голосом, над которым если поработать, может заставить публику рыдать.
 - А, - Вос чуть не лег грудью не стол, - крошка может чего-нибудь достичь?
 - Да, - неприязненно отозвался тот. - Может, вне всякого сомнения. Но нужен человек, который бы всем этим занялся.
 - Какие проблемы?! - вдохновенно ударил себя в лежащую грудь Вос.
 - Ты - мелочь, - отрезал хозяин.
 - Понял, - Вос встал. - Мне пора проверить бандитку Бени с ее олухом и рациональную Сол. Ухожу, оставайтесь. У вас куча интересных дел. Рината, не подведи.
Он игриво ударил ее по спине и ушел. Рината съежилась и оставила недоеденным пирожное.
 - Рината, - хозяин положил рыжую волосатую руку ей на плечо. Она вздрогнула и отодвинулась.
 - Рината, - повторил тот, - ваш Вос - кретин. Мне от тебя ничего не надо. Можешь этому не верить. Но я должен тебе сказать, что путь в шоу-бизнес редко бывает чистым. Когда мы наслаждаемся великолепием звука, слова, картины, мы не знаем, из какой грязи вырастает этот плод. Да простым людям это и ни к чему. Для них - чарующий результат. Для нас - работа. Конечно, садоводов не пугает перспектива рыться в дерьме, чтобы потом обожать свои розы. Можно к этому относиться и так. Но ты - слишком странная, как говорится, тонкая натура. Ты способна ради музыки на грязные намеки, липкие руки, ругательство твоего таланта, сплетни, интриги, депрессии? Если да, я тебе помогу. Вос не так уж и не прав. ты можешь стать хорошим вложением капитала.
Рината молчала. Потом сказала:
 - Только хорошая музыка и только в студии.
 - Нет, - ответил хозяин, - чтобы заслужить это право - много дрянной заказной музыки и куча поездок по совершенно неинтересным местам.
 - Публика... - отрешенно произнесла Рината.
 - Разная до омерзения, - кивнул головой хозяин. - Провалы и успех.
 - Но я дойду до возможности петь только хорошее и только в студии? - Рината впервые посмотрела хозяину в глаза.
Он смешался и повертел салфетку в руках.
 - Рината, кто может сказать наверняка? Судьба человека - загадка. Ответ знает только время.
Рината встала из-за стола, задвинула легкий белый стул.
 - Спасибо за все. - невыразительно сказала она и пошла из зала.
Хозяин студии закурил сигарету и долго смотрел ей вслед. Он вдруг почувствовал щемящую пустоту. Он долго сидел не двигаясь. Но все же его ждали дела. Конкретные дела. Он расплатился и твердой походкой направился в офис.
Рината поднялась в номер, поставила кассету в магнитофон, запрограммировала на повтор и пошла в душ. Сквозь шум скользящий по телу воды, она слышала свой голос среди породнившихся с нею, но не принявших ее других голосов. Пережитое ныне вместе с обыкновенной водой из души очищало, гладило, наполняло радостным томлением и нежеланием возвращаться. Вдруг занавеска душа отдернулась и показался Вос.
 - Ну, что? - старался он перекричать звуки. - Как там у тебя с этой плюшкой?
Рината ошарашено смотрела на Воса.
 - Ты что, рехнулся? - неожиданно грубо сказала она. - Закрой занавеску.
 - Ладно, чистюля... - он задернул занавеску и сел на пуфик у зеркала. - Ну, как? Давай выкладывай.
Рината молчала. Она выключила душ, обернулась полотенцем и пошла в комнату. Вос, припрыгивая, ввалился за ней.
 - Что меценат тебе пообещал?
 - Ничего, - отмахнулась Рината.
 - Как?! - Вос замер и гневно оскалил зубы. - Как ничего?! Ты, что ли, выеживаться стала? Обалдела? Такой шанс! Ну, отдалась бы - делов то... Я бы, может, на тебе даже женюсь, чтобы особо не приставали шушера всякая. Столица, Рината!
Рината зло расчесывала мокрые волосы.
 - Ты слышишь, дура?! Да выключи ты эту тошниловку, я с тобой разговариваю!
Рината сорвалась с дивана, ударила Воса по лицу и закричала:
 - Убирайся! Пошел вон! Пошел, пошел или я убью тебя!
 - Господи, - прошептал Вос, выбегая из номера, - я думал, у нас только Бени припадочная. Но этот дзандзик! Туда же...
В коридоре он столкнулся с Сол. Из номера Ринаты все еще слышались крики, заглушаемые музыкой и рыданием.
 - Что там? - встревожено спросила Сол.
 - Рината свихнулась, столичный ритм жизни не для нее.
 - Что ты мелешь? - подозрительно сказала Сол. - От столичного ритма жизни так не рыдают.
 - Много ты знаешь, - бросил Вос и повернулся.
 - Вос! - окликнула Сол. - У нас еще большая неприятность.
 - Нет, - замотал головой Вос, - нет... Вы ненавидите меня, но я вас ненавижу в сто раз сильнее...
 - Бени сбежала, - вздохнув сочувственно, сказала Сол.
 - Что? - тупо переспросил Вос. - Что сделала?
 - Ушла, - развела руками Сол.
 - Может, в туалет?
 - Какой туалет, - закатила глаза Сол. - Туалеты в номерах. У тебя разве нет?
 - У меня разве да. Но Бени могла пойти на поиски приключений в туалет общественный.
 - Почти, - пожала плечами Сол, - вернется она точно вся в дерьме.
 - Фу, Сол, что за слова...
 - Ой! - изумилась Сол. - Что это с нами?
 - Да так. Итак, тема дня - исход Бени. Куда, с кем?
 - Мы познакомились сегодня с одним тщедушным типом, он обещал Бени настоящий концерт, в настоящем зале, настоящими профессионалами. И она ушла с ним. Рони кинулся было с кулаками, его выгнали из ресторана. Он пьет уже третий час и разнес всю мебель в номере.
 - Где я? - вдруг прошептал Вос. - Может, это сон? После полового воздержания и алкогольного несдержания со мной такое бывает...
 - И вообще недержания... - хихикнула Сол.
Но из-за дверей Ринаты опять раздался кричащий плач. Сол нахмурила брови.
 - Принесу ей снотворного, - сказала она. - Ты уж к ней, Вос, пока не заходи.
 - Нет, ни за что, - вздохнул Вос.
 - Иди к Рони, надо его угомонить.
 - Нет и к нему мне идти что-то тоже не хочется. Пойду в бар. Может, встречу Бени с ее факиром. Баранья башка, верит в сказки, провинциалка чертова...
Он ушел, бормоча обзывательства в адрес всех и вся. Сол взяла пузырек с таблетками и вошла к Ринате. Рината, всхлипывая и дрожа, сидела на полу. Магнитофон молчал.
 - Ну, солнышко. - ласково сказала Сол, - что случилось?
 - Почему все так мерзко... - стуча зубами, прошептала Рината.
 - Потому что всякое бывает, успокойся.
 - Из грязи вырастает цветок... - всхлипнула вновь Рината.
 - Да, конечно... - озадаченно согласилась Сол.
 - А если не вырастит? Если грязь останется грязью, а сверху будет лишь след сапога, растоптавшего цветок? Как тогда жить?
 - Э... - Сол налила в стакан воды. - Рината, выпей таблеточку.  Поспи. Я боюсь тебя расспрашивать, что произошло...
 - Ничего! - живо и болезненно вскинулась Рината. - Ничего!
 - Да, тем более... - поспешно погладила ее Сол. - Вот и хорошо. Отдохни, а потом, если захочешь, поговорим о сапогах, цветах и грязи.
 - Не хочу, - устало прошептала Рината.
 - Не будем! - взбодрилась Сол. - Поговорим о другом, ты главное выспись.
 - Иди, - вяло махнула ей рукой Рината. - Спасибо за все.
Сол вышла, закрыла за собой дверь и услышала, как включилась музыка. Сол сокрушенно покачала головой. Но в принципе, песня эта была пронизана гармонией медитации, глядишь, скорее уснет. Дай Бог!
Рината лежала на широкой кровати, укрывшись шелковым тонким покрывалом. Она перестала плакать и вновь погрузилась в мир спетой песни. Музыка, слова хора и слова хозяина студии, Вос, далекие Сол, Бени, Рони... Все медленно и вязко крутилось в голове. Белый потолок был безлик, но не мешал размышлять. Одна, постепенно выбирающаяся из плена прочих, мысль оформилась и сжала сердце. “Все проходит... Но стоит ли спускаться, достигнув поднебесной вершины? Оставаться вечно здесь невозможно, но уверенности в силе подняться вновь нет. И возвращение ужасно. И лучше уже не будет никогда. Только раз можно взлететь. дважды не летают. Они лгут себе и остальным. Они просто вспоминают единственный полет. Они смешны и жалки в своих воспоминаниях о вершине, где им следовало остаться. Тоска. Тоска. Тоска.”
Рината легко поднялась и, доверяясь обещаниям мужчин у башни, приветствуя женские голоса, приняла горсть снотворного. Песня началась вновь. Боль в сердце стихала. Рината стремительно мчалась прочь от возможных ошибок, суррогата чувств и так не узнанной земной жизни. “Все”, услышала она свой голос и сомкнула отяжелевшие веки. Все...
 
 
ГЛАВА  III
 
Сол сидела за ближним столиком к сцене, устало откинувшись на спинку стула. Сегодня у нее была дневная смена. А это значит, что она давным - давно должна быть дома. Домой идти не хотелось. Перед глазами привычно мелькало постельное белье из двадцати пяти номеров третьего этажа “Монплезира”, шум пылесоса ревел в ушах, толстые пальцы ловко засовывали чаевые в нагрудный кармашек накрахмаленного передника. Сол отпила джина с тоником и закрыла глаза. Домой идти не хотелось. Горничная здесь, горничная там. Пять лет образцовой уборки, образцового приготовления образцовой пищи, образцовое поведение в гостях у сотрудников образцового банка, образцовое поведение в постели - “всегда пожалуйста, но без экспериментов”. Короче, пять лет образцовой супружеской жизни. Наверное, грех жаловаться, удачный брак, достаточные деньги и достаточные чувства. Вот только домой идти не хотелось. Такое уже случалось. Когда муж узнал, что Сол пишет песни и подсовывает их Бени и Рони, скандал был приличный. Смягчающим обстоятельствам было признано лишь то, что Сол не афишировала свое “дикое творчество” и не претендовала на авторство и тем более на выступления. Для мужа все, что связано со сценой - прочная лестница вниз, к падению нравов. “Шлюха - певица, гитарист - тупица”, обычно говорил он о Бени и Рони. Жена банковского служащего не должна мараться знакомством с подобными. На то, что горничных больно щиплют за задницу, глаза закрывались. Работа! Курорт! Пусть щиплют, от этого в грезы не впадаешь. А музыка - бесовщина. У Сол все валится из рук и блуждает страшная улыбка - в голове складывается новый мотив. Муж зорко следит и как коршун кидается в атаку. Вызывается из могилы беспомощный дух Ринаты, посылаются куда подальше Бени и Рони, трясется перед носом свидетельство о браке, тащит за шиворот сильная рука по углам семейного благополучия. Больше всех почему-то обвиняется Вос. Вос, сгинувший в столице, так и не вернувшийся в Капучино. Вос - это было слишком давно, чтобы служить поводом для упрека. С пустым сердцем Сол убирает двадцать пять номеров третьего этажа “Монплезир”. А через какое-то время незаконнорожденная музыка рвется, истощает и радует мозг и тело. И тогда Сол идет к Рони. И если он не очень пьян, играет ему и напевает. Он загорается, пальцы становятся гибкими и он выдает блистательную аранжировку. Затем приходит Бени и если она не очень пьяна, удается убедить ее эту песню спеть.
Сегодня у Рони и Бени очень тяжелый день. Хозяину отеля надоели их “пьяные рожи”, разнузданность Бени и драки Рони. И давно уже их выступления стали минусом, а не плюсом ночного бара. Сегодня тяжелый день у Сол. Рони и Бени уволены. Кто будет петь ее песни? Никто. Зачем их писать? Сами просятся. Напевать, убирая номер. Сол отхлебнула большую порцию джина с тоником и стиснула зубы. Ей хотелось плакать и не хотелось идти домой.
Она услышала какую-то возню и брань. Кто-то плюхнулся рядом с ней. Сол вздохнула и открыла глаза. Так и есть, Бени. Навеселе, в вызывающем красном платье и черных пошлых чулках с розочками.
 - Привет! - Бени подняла красивую руку. - Тоже решила посмотреть на этих слизняков?
 - Каких? - устало спросила Сол.
 - Сладеньких придурков, что пригласил выступать этот кретин монплезирский. Заезжие звезды. Приехали пополоскать свой кишечник, и любезно согласились прополоскать кишечники и нам своим пением. И им еще за это заплатят. Меня сейчас стошнит.
 - Так не сиди, уходи скорее... - усмехнулась Сол.
 - Нет уж, я посижу. Мой супер-Моцарт тоже сейчас заявиться. Ему нужен, видите ли, глоток свежей музыки. Глоток протухшего пива ему в глотку...
 - Бени, не ругайся... - сморщилась Сол.
 - Меньше бы бряцал свои недоделанные музыкальные выкидыши, больше пользы было бы.
 - Перестань, Рони сочиняет отличную музыку.
 - Молчала бы, муха банковская. Иди, жарь курицу. Чего сидишь в ночном баре? Или какой постоялец обещал раскрыть тебе душу, а ты ему - тело за хорошую подачку?
 - Заткнись, Бени, - лениво прервал ее Сол. - Просто заткнись. Или я пересяду.
Бени закурила и закинула ногу на ногу так, что были видны черные трусы.
 - У тебя видны трусы, - сказала Сол.
 - Это значит, что я еще не совсем разбитная девица. Трусы - символ скромности.
 - Сидишь не скромно.
 - Но ведь на мне трусы!
Сол махнула рукой и выпила еще. К ним подошел Рони. Он был все еще белокурым красавцем. Но руки дрожали, нижняя губа безвольно оттопыривалась, белые джинсы были грязными, от него дурно пахло.
 - Привет, Сол. Поминаешь?
 - Кого? - снисходительно, но с опаской, как в беседе с душевнобольными, спросила Сол.
 - Пять лет, как умерла Рината...
 - Господи, - уронила голову на руки Сол, - сегодня...
 - Спасибо, Рони, ты испортил бедняжке Сол весь вечер, - пьяно и язвительно засмеялась Бени.
Сол тяжело на нее посмотрела.
 - Как ты можешь? - тихо процедила она.
 - Да сколько можно ныть? Подумаешь, она всегда была с тараканами в голове. Хорошо хоть не вены себе вскрыла, валялась бы в ванне с кровью, дохлая римлянка... Ненавижу кровь... Вовремя ты ей таблетки подсунула. Сдохла красиво и все плачут.
Сол схватила стакан и бросила в дергающееся лицо Бени. Та и не подумала увернуться. Стакан чвакнул о лицо , голова Бени запрокинулась, из носа и разбитой губы потекла кровь. Сол швыряла в Бени салфетки, солонку, Бени защищалась руками и ужасно бранилась. Рони тупо на нее смотрел.
К ним подскочил охранник и подняв за подмышки Бени, поволок ее к выходу, она лягалась. Сол всю трясло.
 - Извини, - сказал Рони, - она не хотела. Она не злая. Она любит тебя. Но больше всего она завидует Ринате.
 - Ну, так последовала бы ее примеру, - зло бросила Сол и разревелась.
 - Боится, - рассудительно покачал головой Рони. - слишком любит жизнь.
 - Это у нее-то жизнь?
 - А у кого жизнь...
Сол притихла.
 - Куда ее? - помолчав, спросила Сол.
 - Бросят в парке. - пошевелил рукой Рони, - знают, что я подберу. После того как она расцарапала лицо полицейскому, ее обходят. Знают, что я ее подберу.
 - Пошли, - сказала Сол. - Как бы чего не случилось.
 - Что может случиться с Бени? Чума...
Они вышли, молча прошлись по парку. В конце аллеи сидела Бени с бутылкой пива в руке. Рядом жадно гладил ее коленки какой-то нервный парень.
 - Похоже, птенчик первый раз пытается снять шлюху... - наклонился Рони к Сол.
Сол передернула плечом.
 - Рони, ведь это же твоя жена...
 - Кто бы помог мне об этом забыть.
Они подошли ближе. Кадык юнца возбужденно гулял по прыщавой шее. Глаза поглощали вываливающуюся из декольте грудь Бени. Она размахивала бутылкой пива о орала о дискотеке “Черный Карл”. Рони схватил ее за талию, перебросил через плечо, оставшееся пиво вылилось ему на джинсы. Бени обмякла и кинула бутылку в обомлевшего юношу. Он протянул было худые руки, потом сглотнул слюну обиды и поплелся прочь.
Сол прижалась к сосне и в который раз за вечер закрыла глаза. “Черный Карл”. Эту историю знал весь Капучино. Знали многие приезжие. “Черный Карл”. Это все, о чем Бени могла говорить часами.
Удивительно, но плюгавый мужичонка с огромным перстнем, приставший к Бени в столичном ресторане, действительно организовал ей концерт. Нет, не концерт, конечно. Он дал ей возможность выступить на солидной площадке вместе с профессионалами. Впоследствии Вос рассказал Сол, что солистка группы, любовница мужчины с перстнем - продюсера этой самой группы, объявила себя беременной. Продюсер вручил ей деньги на аборт. Она, крича, что не убьет его ребенка. безумно любя его (т.е. мужчину с перстнем, хотя в это верилось с большим трудом), выкинула деньги в окно. Чем осчастливила сидящих под окном людей, но не своего возлюбленного. Он пожал плечами. За три дня до концерта в “Черном Карле”, солистка заперлась, позвонив всем-всем-всем, посвящая в тонкости состояния токсикоза. По ее подтексту было ясно, Что в принципе токсикоз не так уж страшен для выступления, если только обладательница токсикоза - замужняя дама. Желательно - жена продюсера. Большой перстень не смутился и наткнулся на Бени. Группа пока только раскручивалась, солистка только называлась солисткой, а Бени была хороша собой. Последней каплей в пользу Бени стал и ее вполне недурственный голос. Она репетировала с присущим ей бешенством, загоняла музыкантов, обе песни удались. Ей купили узкий золотой комбинезон, золотую чалму, огромные золотые серьги - кольца и парчовые туфельки на двенадцатисантиметровых каблуках. Бени вопила от счастья и совершенно измотала в постели продюсера. Он пока улыбался и ни о чем не жалел.
Для свободы действий на выступлении Бени одела микрофон с наушниками, выпила бутылку джина, чем страшно изумила всех вокруг.
Она выбежала на сцену под ритмичные, заводящие публику, и музыкантов вступительные удары рок-н-рольной композиции. Все осветительные приборы, описав головокружительную дугу, вспыхнули светом на ее тонкой золотой фигуре. Вокруг ревели гитары, сзади бил по вискам и в затолок ударник, под ногами бушевало человеческое море. Кто-то свистнул, Бени издала животный, утробный рык и, как будто всю жизнь жила на сцене, двинулась прямо к авансцене. Бедра ослепительно вздрагивали в скользящем за ней светом. Она крутилась, призывно наклонялась вперед, маня и отталкивая всем телом. Она ни разу не сбилась в песне, хотя музыканты были готовы ко всему. Публика стонала. Никто не танцевал друг с другом, каждый танцевал перед ней. Когда в конце песни она дернула молнию комбинезона, которая доходила до пупа, и выгнулась как кошка, народ ошалел окончательно. Кое-кто полез на сцену, но вспотевшая охрана отбивала атаки как могла.
Бени подняла левую руку, правой спокойно застегнула молнию и вытянула в тормозящем жесте обе руки перед собой. Подвластное море послушно стихло. Бени начала второй номер - блюз “Осенние слова”. Весь блюз она простояла на одном месте, ноги ее не шелохнулись. Но плечи, грудь, шея, руки и голова - они жили совершенно самостоятельной жизни. В каждом движении было столько то сдерживаемой, то прорывающейся страсти, что толпа впала в настоящий экстаз. Бени казалось, что она царица амазонок, сжимающая в руках поводья тысячи жеребцов, запряженных в золотую колесницу. Голос ее и звенел, и хрипел, и стелил такой бархат, что можно было сойти с ума.
Но увы! Это было все. Начинающей группе было позволено исполнить только две песни. Бени тяжело и радостно дышала. Ей очень не хотелось уходить со сцены. Но ударник торжественно схватил ее на руки и под восторженные крики унес за кулисы. Бени брыкалась. Продюсер фамильярно ее облапил и собрался сообщить хорошую новость - возможно, Бени в группе подзадержиться. И тут появился худощавый, атлетически сложенный мужчина в дорогом костюме, с седыми висками и холодными глазами. Он молча посмотрел на Бени, потом едва кивнул головой. Здоровый мужик (тоже в дорогом костюме) подошел к Бени, сжал ее локоть и бесстрастно передал приглашение провести вечер в лучшем ресторане в лучшей компании. Бени не могла отвести взгляд от холодных прозрачных глаз стоящего перед ней мужчины. Он, едва улыбаясь, приподнял левую бровь. Он был непознанным, таинственным объектом. Что-то было в нем страшное, но безумно пьянящее кровь. Бени двинулась к нему. Продюсер с перстнем визгливо закричал, хватая ее за гладкий комбинезон. Наверное, он позволил себе обзывательства. А может и нет. Просто Бени надоело его царапанье по телу и бабий визг. Она, почти не оборачиваясь, влепила ему пощечину. Тот замахнулся в ответ, музыканты заволновались. Здоровый мужик кому-то двинул, началась потасовка. Мужчина с холодными глазами подтолкнул Бени к выходу. Дальше все как-то смутно. Отдельные картины. Роскошный автомобиль. Много выпивки. Много мужчин - близнецов, все в дорогих костюмах и с холодными глазами. Кажется, ей даже сделали больно. А может, и нет. Пачка денег в трусах. Номер в отеле. Бени проснулась, отвратительно себя чувствуя. Но вспомнила выступление и повеселела. Она пела блюз “Осенние слова”! И публика умирала. Вот так! Вот вам. Она приняла душ, напевая блюз. А потом вспомнила все остальное. Ей стало страшно. Она заказала кофе и курила одну сигарету за другой. Вместе с кофе ей принесли утреннюю газету. Там была большая заметка о вчерашней дискотеке в “Черном Карле”. Хвалили тех, ругали этих. Об их группе  - ни слова. Но целый абзац о безобразной драке за кулисами, в результате которой известный продюсер со множеством ушибов и переломов лежит в госпитале. Бени задумалась. Как быть? И вдруг увидела сбоку приписанный фломастером ответ: “Хочешь жить - убирайся.”
Бени убралась из отеля, но не из столицы. Она подрабатывала официанткой и посудомойщицей. Выдерживая время и рассчитывая вернуться на сцену. Сломанный нос - это, конечно, ужасно. Но ведь какой был успех! Настоящий продюсер отдаст свой нос за хорошее капиталовложение. Месяца три спустя она встретила как-то полинявшего и изрядно облезшего Воса. Она узнала о смерти Ринаты и о том, что ей в столице ничего не светит. Она упустила свой шанс. Второе известие причинило Бени гораздо больше страдания. Но она не сдавалась еще полгода. Но Вос был прав.
Отравленная столичной сценой, она не желала петь в забегаловках. А выше подняться не удалось. Бени стала пить. И буянить. И вернулась в Капучино. Рони тоже пил. Они стали пить вместе. Но пока молодость брала свое - они еще не плохо выглядели и пели в “Монплезир”. Рони медленно угасал, Бени разрушалась на глазах. “Будь проклята музыка”, сказала Бени в день своего двадцатипятилетия. “Будь проклята сцена. Если ты не можешь без нее жить, а на ней ты никому не нужна.”
 
***
 
Сол оторвалась от сосны. “Монплезир” не стал для Бени сценой. Рони не стал для Бени музыкой. Остались две песни “Черного Карла”. Сол медленно шла по аллее. Пора домой. Часы показывали полдвенадцатого. Сол вздрогнула. Домой идти не хотелось. Не хотелось до ужаса. Она, опустив голову, шла мимо отеля. Через распахнутое окно лилась простецкая, милая, заводная музыка. Она подошла к окну. На сцене пять веселых, обаятельных парней пластично двигались в такт легкой мелодии. Сол подумала о муже и зашла в “Монплезир”.
Она села за ближний столик к сцене. Бени, Рони, Рината - все осталось в прошлом. Симпатичный парень в расстегнутой белой рубахе подмигнул ей со сцены. Она отпила заказанный коктейль и улыбнулась ему в ответ. Гости и завсегдатаи бара уже приплясывали. Ребята на сцене, кружа голову шаловливой молодостью, затянули шлягер о вечной любви, бэби и ночи. Сол вдруг опьянела и откровенно улыбалась расстегнутому. Он легко соскочил со сцены, схватил ее за руку и вывел на сцену к микрофону. Прихлопывая в ладоши, приобнимая ее за талию, он приглашал ее подпеть незатейливый припев. Кто ж не знает припев про бэби?! И Сол, не высвобождаясь из объятий симпатичного мальчишки, спела такой второй голос в припеве, что юные звезды заорали “браво, класс!”, а пьяная публика одобрительно засвистела. Охрана расслабилась.
Еще было спето несколько хитов, Сол испытывала давно забытое наслаждение союзом молодости и музыки. Было выпито необъятное количество шампанского и распахнутая рубаха на молодом теле увлекла Сол в гостиничный номер. Молодое тело знало свое дело. И все было бы хорошо. Но когда симпатичный мальчишка взял гитару и запел о несравненной красотке на золотом песке, о крыльях за спиной, дверь в номер отворилась и за спиной появился муж Сол. Мальчишка все понял, пожал с улыбкой плечами “вот так всегда”, и пошел в ванную комнату, по пути несерьезно замахнувшись на мужа гитарой. Муж отпрянул и скрестил руки на груди. Сол сидела на кровати, наклонив голову и видя перед собой только начищенные носки туфель мужа. Пауза затягивалась.
 - Ну, что ж... - начал муж. - На чашах весов взвешивались семья и грязная богема. Моя мама предупреждала - из певички спутницу жизни не сделать. Она была права. А ты, прикрываясь музыкой, просто всегда стремилась к разврату. Ваша кучка бездарностей - обыкновенная клоака распутства. Вы идеально подходили друг к другу, не удивляюсь, если у вас был групповой секс.
Сол закрыла лицо руками, у нее вдруг ужасно заболела голова. Раскаленный обруч сжимал и ломал череп. В глазах темнело и только яркие болезненные точечки глумливо вспыхивали, отзываясь на каждое слово чужого человека, стоящего перед ней.
 - Поздравляю тебя, теперь ты плывешь вместе с бездельниками, терзающими инструменты, у кого не музыка - слюни, не слова - блевотина. Катись к помойке, там твое место...
Кто-то больно ударил Сол по затылку, она истошно закричала и упала навзничь. Рассохшаяся арба одержимо трясла ее разбитое тело по вечным камням. Как долог путь в никуда! Если бы умереть в этой арбе, дробящей камни. Не привози меня никуда. Не надо. Пусть солнце выжжет мои глаза, пусть пыль забьет мои легкие и горло. Пусть звенящее молчание отнимет мой голос. Пусть тело мое умрет. Только не привози меня никуда.
Вдруг Сол поняла, что приходит в себя. Мольбы остались не услышанными. Так и надо, поделом. Но желанный исход оставил кругом тьму лазеек. Дотянись до окна - этой высоты тебе хватит и для полета, и для смерти. Дотянись до крюка на потолке, до аптечного шкафчика, до ванной, полной теплой воды.
 - Я дотянусь, - пообещал Сол.
 - Что? - кто-то заботливо склонился над ней.
Сол приоткрыла глаза. Больничная палата. букет цветов у изголовья. Странно, кто ей мог его принести. Уж не мальчишка же в расстегнутой рубахе. И не муж... Сол болезненно поморщилась. Кто-то тут же сочувственно и нежно погладил ее холодную руку. Она с трудом повернула голову. Рядом с ней сидел мужчина. Его лицо было очень знакомо, но разбитая голова не посылала из своих недр знаний имени этого мужчины. ОН что-то стал говорить. Сол отчужденно и внимательно смотрела на его лицо. Черные, гладкие, густые волосы, тронутые сединой. Дорогая стрижка. Выражение лица, которое бывает только у людей, знающих, что такое достоинство. Морщины у чуть лукавых глаз. Глаза голубые. И черные ресницы. Красивый рот что-то говорит, говорит... Сол закрыла глаза. Стыдно... Я вижу лишь красивое лицо. Как я устала.
 - Сол, - тихонько потряс ее за плечо мужчина, - тебе не хуже?
 - Хуже кого? - произнесла Сол.
Мужчина растерялся.
 - Я хуже всех, - продолжала Сол, - не надо мне об этом постоянно напоминать...
 - Сол! - изумленно воскликнул мужчина. - Я и не думал...
 - Что вам надо? - скривилась Сол.
 - Вообще зашел проведать...
Сол опять посмотрела на его лицо и вдруг ужасно смутилась: ведь перед ней сидел владелец “Монплезир”.
 - Простите, - забормотала она. - Я вас не узнала, простите.
Мужчина заметно приободрился, улыбнулся, морщинки вокруг глаз сложились в лучики. Сол вздохнула.
 - Мне велено тебя не утомлять, - значительно сказал он. - Но у меня к тебе предложение. Я хочу коварно воспользоваться твоей беспомощностью, чтобы ты ответила мне “да”.
Сол улыбнулась и подумала, что у нее нечищеные зубы и заспанные глаза. Впрочем, все равно.
 - Мы так редко с вами общались, и так официально, - с запоздалой игривостью прошептала она, - я удивлена. Какое предложение? Убирать пол-этажа за ту же оплату? Или два этажа за ту же оплату?
 - Нет, - решительно сказал он и тут же по-детски хихикнул. - Об уборке забудь. Мне нужна деловая леди, знающая толк в музыке.
Сол помрачнела и отвернулась к стене.
 - Музыка... - глухо повторила она.
 - Да, - уверенно и твердо согласился он. - Именно.
Сол помолчала.
 - Это не про меня, - наконец выдавила она. - И, честно говоря, не понимаю, о чем вы говорите.
 - Все просто, - энергично начал он.
Но тут вошла медсестра и тактично указала на часы. Владелец “Монплезир” был большим человеком, но тут властвовала медсестра. И ей это было чертовски приятно. Однако мужчина сухо заявил “только пять минут” и она вышла.
 - Все просто, - спокойно повторил он. - Я все помню и все знаю. Я следил за тобой, когда ты пела. Я знаю про твои песни, я знаю про твои деловые способности. Пора привлекать к развлекательной деятельности отеля хороших гастролеров. Мне этим заниматься некогда. Займись этим ты. Пожалуйста.
Сол смотрела на него и молчала.
 - Приходи в себя, - несколько суетливо вдруг сказал он. - Поскорее. если тебе не нравятся розы, я распоряжусь насчет гладиолусов или чего ты там любишь. Кажется, все-таки розы. Да? Нет? Что ты молчишь?
Да, - едва сдерживая слезы, кивнула Сол.
 - Чудесно! - закричал он и в палату ворвалась медсестра.
Он чмокнул медсестру в лоб и подмигнул Сол. Увидел, что ей стало не по себе, поперхнулся и церемонно откланялся.
Дверь закрылась.
Сол приподнялась. На столике у кровати лежало уведомление о разводе. “Торопится смыть пятно позора”, усмехнулась Сол. Шевельнулась обида, ее тихо сменила грусть, затем приятное волнение и, наконец, желание заснуть, чтобы проснуться совершенно здоровой.
Ей снились три девушки в коротеньких юбочках, танцующих в облачке пыли на сцене колледжа. Они были так трогательны в своей наивной юности; шаг со сцены - шаг во взрослую жизнь. Не покидайте сцену! Впрочем, спуститься придется все равно. Тогда - храни вас Бог! Сол плакала. Слезы размыли силуэты, а боль и плач упорно разделяли душу с телом...
 
***
 
Но всем известно: слезы во сне - это к большому счастью...