Сон третий история о том, как таня антоненко, ари какабадзе и но

Как-то добрым июньским вечерком мы, трое закадычных друзей, гуляли по местному парчку. Туда-сюда цокали каблучками юные искательницы приключений, сомнительной наружности молодые люди то и дело предлагали "выпить водки – пообщаться", кудахтающими стайками струились по дорожкам мамаши со своими чадами. В общем, стандартный букет. Нона ела сладкую вату. Мы с Ариком выскребали из карманов последнюю мелочь на пиво. Вдруг, ни с того ни с сего, Арик вздохнул: "Эх, хорошо бы под Караоке спеть... Давненько не пел". И столько в этом вздохе было грусти, столько, можно сказать, тоски по дивным звукам музыкального аппарата вкупе с собственным голосом, что мне захотелось просто встать, пойти и купить старику Ари этот самый аппарат Караоке, чтоб он пел на нем в свое удовольствие всю оставшуюся жизнь. Но денег не было. А душа поэта просила песен. Прямо-таки умоляла. Тогда было решено действовать.
Мы быстро доели сладкую вату, распрощались с ребенком, нагло ноющим "Тетенька, дай на сигаретку" и двинулись в путь. Мы мыслили масштабно. На следующей неделе намечался ежегодный говнорок-фестиваль в центральном парке культуры и отдыха нашего славного города, на коем и было решено удивить своими вокально-инструментальными умениями уважаемую публику. Необходимую аппаратуру мы взяли "поиграться" у модного, но никому неизвестного ансамбля, состоящего из наших общих друзей. Поцеловали по очереди дяденьку, составляющего списки участников фестиваля и незамедлительно оказались в тех списках.
Наступил долгожданный день предстоящего триумфа. Мы, наряженные, немного скомканные и напуганные собственной дуростью, выперлись на сцену. Нас забыли объявить. Ну и ладно, мы же пришли петь. Петь! Перед нами раскинулась огромная толпа, гудящее и вопящее море, вот оно, море незнакомых людей, которые сейчас будут тыкать в нас пальцами и орать "Децл - лох!". Они ждут чего-то от нас, чего-то нефигового, достойного их доблестного внимания. Мы сгрудились на сцене, толкаясь и решая, кто на чем будет играть. Арику отвели синтезатор, а мы с Ноной, вырывая друг у друга микрофон, выясняли, кто будет главным вокалистом.
"Я буду петь!"
"Нет, я, у меня голос лучше!"
"Отдай!"
"Не отдам!"
Вдруг я заметила еще один микрофон и вспомнила, что, помимо синтезатора, у нас есть бас-гитара.
"Ладно, тогда я буду на гитаре", согласилась я и мы, наконец, выстроились в ряд.
"Что петь-то будем?"   
"Не знаю, надо что-нибудь такое, рОковое, чтоб зацепило"
"Ну, ладно, давайте уже начнем, а там определимся"
"Арик, заводи"
Тут Арик, зардевшись ушами от смущения, достал из кармана сложенную вчетверо тетрадь, расправил ее и положил на пюпитр перед нами с Ноной.
"Вот, я вчера специально песню написал, пойте"
"Да как же мы петь будем, мы же слов не знаем!", возмутились мы.
"Ну, так вы с бумажки читайте и пойте"
"Хорошо. Давай ты, Нона, первый куплет, я второй, а припев вместе", - по-братски разделила я текст.
"Начинаем"
Следующие пять минут прошли как в бредовом тумане.
"Тваи бирюзовые глаза-а-а-а-а...", тянула Нона, не попадая в такт.
"Да-да-да-да-да-да-да-а-а-а", подвывал где-то сбоку Арик.
Когда дело дошло до второго куплета, оказалось, что Нона, разволновавшись, забыла всю очередность и продолжала петь, не останавливаясь и уже совсем не обращая внимания на музыку, которую, честно говоря, и назвать-то оной можно было с трудом. В самый ответственный момент, когда мне надлежало забацать какой-нибудь забубенистый пассаж, пальцы перестали меня слушаться, и вся музыка свелась к невнятному "Дрын-н-н-нь... Брын-н-н-н-нь..." А Нона все пела.
"Тебя я никогда не забыва-а-а-а-а..."
Я, в безнадежной попытке спасти представление, пыталась попискивать что-то ей в такт, не разбирая слов.
Наконец песня закончилась. Толпа ревела. Было непонятно, то ли она ревет от радости, то ли выкрикивает всевозможные маты и ругательства в нашу сторону. Вдруг, прорвавшись сквозь милицейское оцепление, к сцене выбежали две девушки, миролюбиво настроенные и вполне миловидной наружности. Они вскарабкались на сцену и протянули нам две мятые бумажонки.
"Что?", хором спросили мы.
"Автограф можно", - робко улыбнулись они.
Потом нас быстренько оттеснили за кулисы, не дав нам спеть больше ничего. Позже, когда суета и волнение улеглись, и мы сидели по ту сторону сцены, вальяжно растянувшись на траве и слушая, как за нашими спинами шумит толпа, Арик произнес:
"А что, неплохо получилось. Жалко, всего одну песню спели"
"Ничего, авось еще пригласят", - успокоила его я.
"На коньках бы покататься…" - мечтательно протянула Нона.