Жертва

ЖЕРТВА

Его считали у нас простоватым и даже - слегка чудаковатым человеком (и фамилия у него была подстать: Чуднов, Гаврила Прокофьич Чуднов – так мы его называли). Но он не был ни тем, ни другим. Он просто верно «служил партии и народу», как, видимо, считал он сам. Я не знаю ни его биографии, ни деталей его жизни – не пришлось беседовать по душам.
Вероятно (и скорее всего) он был военным в отставке, судя по тому, насколько был исполнителен. Вполне возможно, что простой деревенский парень Гаврила Чуднов, попав в армию, дослужился до определенного чина, возможно, учился на каких-либо курсах, а то и в военном училище. Учеба давалась непросто, но он был упорен и – главное! – исполнителен. Со временем, выйдя в отставку (и будучи, разумеется, членом партии коммунистов), он взвалил на себя, с подачи райкома, нелегкую ношу парторганизатора небольшого промышленного предприятия, каким оказался наш Таллинский стекольный заводик. И – в силу своей врожденной исполнительности – тянул эту лямку пусть не творчески (поскольку не умел творчески-то), зато по партийному уставу: всё до буквы согласно инструкциям райкома. Это значит, взносы всегда собраны и сданы вовремя, собрания по всей форме проведены, протоколы оформлены. И поскольку вся документация у «Гаврилы Прокофьича»  была в полном порядке, он и задержался в парторгах стеклозавода на многие годы. И никто, похоже, не видел и не понимал, как ему бывало тяжело! Эстонского он не знал, потому вся его «партагитация» проводилась на русском; красноречием он не блистал – откуда взяться красноречию у бывшего деревенского парня? - потому все его «партийные проработки», равно как и отчетные доклады, несли на себе отпечаток казенщины, нарочитости, и даже определенного косноязычия. Он старался, он  ОЧЕНЬ  старался, но его все равно втихаря называли «чудом» (хорошо еще не «в перьях»).
По долгу общественной службы я часто контактировал в свое время с парторгом Чудновым, и поначалу мнение о его «чудаковатости» отчасти разделял. Но пару лет спустя я все-таки разглядел, как мне кажется, глубинную суть этого человека. И понял, что он был просто слегка наивен и чист, что он любил юмор, и что вся эта навязанная ему партийная суета давно уже «достала» его до самых печенок.
Однажды у нас на заводе произошло своеобразное «общественное ЧП». Какой-то мерзавец из наших работников (оказывается, работали у нас и такие) из нездорового интереса бросил в печь для отжига продукции живую молоденькую кошку… Печь представляет собой туннель, с одного конца которого на металлическую подвижную сетку ставятся только что изготовленные из горячего стекла изделия, а с другого конца через час изделия выходят уже остуженными до нормальной температуры. Максимальная температура внутри печи 520 градусов. И вот какой-то ирод решил посмотреть, «а успеет ли проскочить по горячему туннелю кошка?». Кошка успела… но выскочила с вытекшим глазом, обгоревшими ушами, скрюченной лапой и совершенно спаленной шерстью. Сердобольные наши женщины поохали, и поручили мне, тогдашнему комсоргу, «пристроить» пострадавшую киску, которая за две минуты стала законченным инвалидом.
Я – к парторгу Чуднову. Он посмотрел, покачал головой, и решил вопрос по-военному, но вполне справедливо для ситуации: выдал мне малокалиберную винтовку из заводского спортивного арсенала и три патрона… Разумеется, кошка была не жилец, хоть и продолжала жалобно мяукать. Произвести необходимую «санитарную экзекуцию» лично я не смог – не было навыков в ликвидации живых тварей. Пришлось искать исполнителя. Выручил мой тогдашний дружок из «трудных подростков» Витя Евдокименко. Мы спрятали винтовку под рабочую робу Виктора, взяли несчастную кошку и три «её» патрона и пошли «пристраивать» беднягу (ни одна живая душа на заводе не должна была знать о распоряжении парторга).  На пригорке у железнодорожной ветки вырыли ямку, опустили в нее приговоренную, стараясь не обращать внимания на рвущее душу предсмертное мяуканье. Трех патронов нам как раз хватило, одного было бы недостаточно, потому что Витя с первым выстрелом от волнения промахнулся… Возвращались на завод подавленные, все так же пряча винтовку под одеждой. Людям сказали, что кошку пристроили у сердобольной бабуси, а парторгу доложили о выполнении задания. Всё это случилось в середине семидесятых. А в начале марта 95-го Витю Евдокименко зверски убили (см. на этой web-странице мое автобиографическое повествование «На тетиве», гл.13, часть 3-я, «Мушкетеры»).
Но вернусь к нашему парторгу Г.П.Чуднову. Через много лет его, наконец, освободили от тяжелой общественной ноши – райком нашел еще одну «достойную кандидатуру». Гавриил Прокофьевич, перестав быть парторгом, сначала возглавил было службу Гражданской Обороны завода, но затем как-то тихо и незаметно куда-то исчез. Однажды я встретил его в одном из трех парков нашего района. Он очень постарел, был чем-то сильно озабочен и заметно прихрамывал. Меня он не узнал, и я не стал его тревожить: пусть себе идет по своим делам. Что толку вспоминать былое, если человека явно заботят какие-то текущие проблемы – связанные ли со здоровьем, материальные либо еще какие-то. Но уже тогда, глядя ему вослед, я подумал: вот брошена жизнь человеческая на алтарь «коммунистической идеологии». И что? Из человека по капле высосали всю энергию, благодаря его исключительной исполнительности не один вышестоящий партийный деятель вовремя отчитался перед еще более вышестоящим партначальством, и, возможно, даже получил партийное повышение. Про парторга Чуднова же они давно и прочно забыли: отработал - до свиданья. И ни признания парторгу, ни привилегий, ни почета – всё сие пожинали партийные боссы. А сотни и тысячи «чудновых» просто стали для партии «отработавшей массой», жертвами, шламом.
А затем грянула «перестройка», которая вообще прошлась катком по судьбам подавляющего большинства «чудновых». Сколько же всего наворочено в бывшем нашем Союзе за прошедший век! И будь я каким-либо знаменитым скульптором при деньгах и возможностях (как, скажем, З.Церетели), я бы поставил громадный бронзовый памятник таким вот исполнительным, немудреным и совестливым людям, каким был наш парторг Г.П.Чуднов. Потому что они вынесли на своих нервах всю тяжесть партийных бюрократических безобразий бывшего КПСС. Они стали своеобразным буфером между «партией» и «народом», искренне стараясь сгладить реальные противоречия между этими двумя понятиями, пытаясь оживить давно уже мертвый тезис «единства» партии и народа. Потому что к началу «перестройки»  ПАРТИЯ  втихаря питалась спецпайками, а  НАРОД часами простаивал в очередях хоть за какой-нибудь колбасой. Им, «чудновым», не хватило мужества противостоять явной дури партийных верхов, и они в конце концов были раздавлены адским напором на них партийной бюрократии, и тихо ушли в небытие. Их «раздавили» против их воли, а они ведь были простыми, немудреными ГРАЖДАНАМИ  некогда великой страны.
И вот чтобы помянуть их честность и совестливость, я бы и поставил им большой бронзовый памятник.

23-24.07.2003
Таллин