Тополь, тополь, тополек...

Автобус трясся по разбитой северной дороге — на юг. Мы привыкли к тому, что на юге должно быть по крайней мере не холодно, а еще лучше — тепло, но привычка эта часто сменяется разочарованием: на ином севере теплее, чем на юге...
Впрочем, девушка, трясшаяся вместе с автобусом — на последнем сидении справа — знала: на том юге, куда она ехала, тепло быть не может. Лена — привычное до оскомины имя: в любой компании почти любого возраста обязательно найдется хотя бы одна с таким именем. Короткие, даже слишком, волосы, не доходящие до длинной мальчишечьей шеи; неуловимого оттенка глаза — не то серые, не то голубые, с короткими редкими ресницами, покрасневшие то ли от бессоницы, то ли от слез. Острый подбородок. На вид ей — не то двадцать, не то двадцать три года, хотя вполне можно дать и восемнадцать. И дело не в том, что хорошо сохранилась — просто не повзрослела. Хотя — пора бы.
Вместе с Леной на ухабах подбрасывало сидевшего слева от нее парня лет двадцати пяти. Едва войдя в автобус — тоже в Серове, — он приземлился на одно сидение с ней, хотя рядом были свободные места. Лена скривилась — еще не хватало, чтобы клеиться начал. Не было настроения даже говорить, не то что строить глазки.
За окном автобуса мелькали весенние, голые пока, деревья; на проталинах сквозь пожухлую прошлогоднюю траву едва пробивалась нынешняя зелень. Лена смотрела за окно, хотя, похоже, не понимала до конца, куда и зачем едет. Автобус дернул задом, как норовистая кобыла, и девушка очнулась. Рука ее почти автоматически скользнула в карман и нащупала тяжесть сложенного вчетверо листка.
...Телеграмму дала в Серов соседка матери, баба Зоя. Одному богу известно, где нашла она Ленкин адрес.
Рука, обжегшись о листок, выскочила из кармана. Острый локоть дернулся и уткнулся в бок сидевшего рядом парня. От неожиданности тот охнул, а Ленка пробормотала:
— Извини...те...
Парень выдохнул, — видно, изгоняя боль, и спросил:
— Плохо?
Лена подумала, что не стоит ничего рассказывать случайному попутчику — мало ли... — и просто кивнула головой. Кивок получился едва заметным, но парень его все-таки разглядел.
— Ты какая-то вся потерянная, — заметил он.
— Я еще сама не поняла, сколько я потеряла... — отозвалась Лена. Она уронила эту фразу в пространство, не отвечая парню, а просто констатируя факт.
— Деньги? — спросил тот и кивнул на карман, из которого так больно выдернулась ее рука.
— Если бы... Деньги еще будут, а...
И она замолчала. Больше говорить не хотелось. Наверное, в этом просто был виноват весенний авитаминоз. Во всяком случае, в это верилось.

***
Лет пять, или даже шесть не была она в Екатеринбурге. Ну да, почти сразу после выпускного, когда, поссорившись с матерью (из-за чего — уже не вспомнить, наверняка — мелочь какая-нибудь, раздутая тогда до размеров слона...), сбежала в Серов. Впрочем, это мог быть совершенно другой город — скажем, Североуральск или даже Томск. Просто денег хватило только до Серова и осталось еще чуть-чуть — на мороженку и первые два дня.
А потом завертелись вокруг разные проблемы, из которых надо — кровь из носу — вылезать, выкарабкиваться... До матери ли?...
Выкарабкивалась в одиночку: рядом — никого, да и кому ты нужна со своими проблемами, когда у каждого своих — ворох?.. Бывало, мелькала мысль: надо бы хоть весточку дать матери, что, мол, здорова... Но что-то удерживало. Застарелая обида, что ли?..
Серо-синие глаза, травленые зимней вьюгой, скользнули по случайному попутчику. В его зрачках не было заметно усталости. «Никого, — подумала Лена. — Вокруг — ни одного человека... Манекены, занятые только собой».
Серые деревья, опаленные былым холодом, толпились вдоль дороги, будто в громадной очереди за счастьем. Они не продвигались к нему ни на шаг, да и есть ли оно, счастье? Этого Лена не знала.
...А он, сидевший рядом и временами молча взглядывавший на нее — знал? Или просто был уверен?
— Тебе плохо, — повторил он утвердительно, и Лена почти разозлилась — ну да, плохо, это видно, должно быть, и невооруженным глазом, но зачем же вот так — в лоб?!
И, точно желая растравить себя еще сильнее (хотя, казалось бы — куда уж?..), сунула руку в карман. Попутчик опасливо отодвинулся от ее локтя, а Лена, не обращая на него внимания, вытащила телеграмму — лаконичную и слегка отдававшую цинизмом: «Можешь вступать наследство». Стоило ли подозревать в цинизме добрейшую бабу Зою? Но рядом с телеграммой все равно витал его дух.
Парень прочел три коротких слова на листке, но — ненавязчиво, не в упор, а — скосив глаза. Сунул руку в карман, достал картонный прямоугольник и, протянув Лене, сказал:
— Если что, звони... Помогу.
Глянула мельком: «Казанцев Игорь Юрьевич, юрист» и сунула визитку в куртку,  где лежала телеграмма. Усмехнулась: «Помощничек!..» Парень явно набивался в консультанты.
Но разве ее сейчас интересовало наследство?..

...Игорь вышел первым и предложил руку. Он протянул ее через лужу, пролегшую от автобусных колес до тротуара. Лена решила, что отказываться от помощи не стоит, оперлась и прыгнула. Не рассчитала и влетела прямо в него, да так, что их губы почти соприкоснулись.
— Извини... — пробормотала она, потирая кончик носа. —...те.
— Ничего, — сказал он. — Может, оставишь свой телефон?.. Или адрес...
Игорь произнес эти слова мягко, ненавязчиво.
— ...Нет у меня дома, — медленно проговорила Лена. Однако расставаться на такой ноте было невежливо. — Я позвоню... если что...
— Звони, — отозвался он. — Даже если ничего.
Они дошли до перекрестка вместе, а потом выяснилось, что ему — на Вторчермет, а ей — на Пионерский. Рассталась без сожаления — обычное дорожное знакомство, но визитку не выбросила — вдруг и на самом деле?..

***
Трамвай трясся через весь город. Лена сидела у окна и хотела лишь одного: спать. Почти на автопилоте вышла из трамвая, добрела до бывшего своего дома и долго торчала перед закрытой дверью подъезда, пока не появилась соседка с четвертого этажа. Она смерила Лену с ног до головы — подозрительно, будто не узнавая; открыла дверь и посторонилась, пропуская.
Поднялась на второй этаж. Постояла немного у бывшей своей двери. Нажала на кнопку звонка. Он взвизгнул противно и смолк. Вслед за ним грянула тишина.
Лена жала на кнопку — исступленно, нервно, пока из соседской квартиры не вышла баба Зоя и не сказала сухо, протягивая ключ:
— Мать похоронили две недели назад. Не знала?
Ее «не знала?» прозвучало с издевкой.
— Не знала, — спокойно произнесла Лена и взяла ключи.
Соседка постояла, переминаясь, с полминуты, потом вздохнула и вернулась к себе. Лена, с третьего раза попав ключом в замочную скважину, отворила дверь.
Затхлый больничный запах рвал ноздри. Першил в горле. Она попыталась перестать дышать, но это не было выходом. Тогда Лена вдохнула порцию воздуха, в котором носились мельчайшие атомы десятков лекарств, и сползла по стеночке на пол.
Минут пять спустя она все-таки нашла силы подняться и пройти в комнату. Шпингалет балконной двери заело, и Лена, раздирая в кровь пальцы, пыталась его поднять. Наконец, это ей удалось. Через балконное стекло в квартиру проникали вечерние, почти ночные звуки. Шум проехавшей машины тоже был ночным — каким-то усталым и одиноким.
Холодильник пустой. Лишь в угол морозильника забилась полупустая упаковка пельменей. В шкафу стояла пачка чая в пакетиках да теснились стеклянные банки, дно которых едва покрывали какие-то крупы. Зачем было лезть в холодильник и в шкаф, если есть не хотелось? А что — хотелось? Наверное, пить. Но не этот дикий чай с бергамотом, а что-нибудь покрепче.
Что-то звякнуло от случайного удара ногой. Должно быть, осталась заначка с поминок.
Лена свинтила головку с бутылки, включила телевизор, села перед ним по-турецки, налила водку в стакан и чокалась то с дикторшей новостей, то с Брюсом Уиллисом, а потом свалилась тут же, на обтрепанном ковре, знакомом с далекого детства.
Проснулась поздней ночью. Спину ломило. Хмель подвыветрился, и откуда-то, наверное, из подсознания, пришло понимание, что умение успевать — великое благо, которое, к сожалению, дано не всем...

***
После завтрака Лена вышла на балкон. Посреди двора торчал один-единственный оставшийся в живых тополь. Мама говорила, что они с отцом посадили его, когда родилась она, Лена Осина. Потом были пеленки, распашонки, первая прогулка по квартире... Потом — детский сад и воспитательница, которая, оговорившись, поставила ударение в этой фамилии не на «о», а на «и»... Она поняла, что ошиблась, когда вертлявый Костик Юреев, приплясывая, заверещал:
— Дерево осина, де-ерево оси-и-ина...
Тогда воспитательница, подумав, сказала:
— Леночка у нас не осина. Она у нас тополек...
И продекламировала:
Тополь, тополь, тополек,
Кто тебе расти помог?..
С того дня Лену — тонкую и нескладную — стали звать Топольком.
Потом во дворе появилось еще несколько тополей и детских колясок. А когда Лене было три года, исчез отец. А Ленкин тополь остался. Сначала в окружении более младших своих собратьев, а сейчас почему-то — один. Остальные — не то спилили, не то сломали...
...Нет, все-таки холодно. Лена вернулась в комнату. Нужно сметать пыль, мыть пол, куда-то идти хлопотать о наследстве... Но Екатеринбург, казалось, вытянул все жилы, все силы — незаметно, будто и не было их, этих сил. Будто все остались там, в Серове.
Но сегодня — пятница, до понедельника можно отдохнуть и поразмышлять, как «докатилась до жизни такой»...
Лена валялась на диване — в своих стареньких шортах, обнаруженных в шкафу. Она едва влезла в них и подумала, что, наверное, стоит чуть-чуть похудеть. Сидела, вытянув голые ноги. В голове роились обрывки мыслей — о Серове... о маме, которую вообще нельзя было бросать или, по крайней мере, стоило появиться, проявиться на месяц раньше. Или на год. Впрочем, какой смысл сейчас об этом?.. Когда-то мама пахла молоком и уютом. Последним ее запахом был запах лекарств, от которого до сих пор невольно подрагивали ноздри.
На балконе было свежо. В центре двора по-прежнему торчал тополь. А куда бы он за день делся? Вспомнился старый детский стишок:
Тополь, тополь, тополек,
Кто тебе расти помог?..
Никто. Растет на любой почве. Никому не нужен. Обычное дворовое дерево, не какой-нибудь изысканный пирамидальный...
А мама?.. Ждала? Или отчаялась ждать?
Какая разница? Оба вопроса окрашены одинаково, дело только в оттенках желтого цвета. Привыкла же все — сама, почему же сейчас от одиночества сводит скулы и хочется упасть? — вон туда, к тополевым корням...
Это просто усталость. Просто нужно лечь и закрыть глаза. И насочинять себе что-нибудь хорошее. Как в детстве.
Снились коляски, дядя Гена из соседнего подъезда, копающий землю под маленькое деревцо; семиклашки, гоняющие мяч...
А потом пришел понедельник, и вместе с ним — заботы, надвинувшиеся вплотную, словно туча, закрывающая небо перед грозой; поиски работы, оформление документов... Однажды обнаружила в кармане визитку случайного попутчика, повертела в руках и сунула обратно: ничего страшного, без консультантов обойдется, в первый раз, что ли, в одиночку свои проблемы решать?..

***
Мать всегда была рядом. А тех, кто рядом, часто не замечаешь: есть — и ладно... Если же человек далеко, о нем в лучшем случае только вспоминаешь: да, был такой когда-то...
А может, и хорошо, что когда-то сбежала в Серов? Не сбежала бы — так и осталась бы мамкиной дочкой, вечно — под крылышком... А сейчас все — сама. ...Но запах лекарств раздирал ноздри и першил в горле.

Визитка случайного попутчика оказывалась почему-то в самых неожиданных местах: на кухонном столе... телевизоре... на подушке... И откуда она бралась там? — будто поселился в квартире домовой и исподтишка шалил, сбивал с толку.
На работе — лица... лица... лица... Касса, сдача... У каждой из девчонок-продавщиц — мать, отец, муж, свекровь... У Лены у одной — никого. Пустой дом. А где-то, наверное, все-таки есть родственники, о которых мать почему-то никогда не говорила. Не знала об их существовании? Или, может, не хотела знать?
Лена, закрыв глаза, стояла под душем. Вода стекала по ней, почти не встречая преград. Но легче не становилось. Бессмысленная трата времени... Она шагнула из-под струй, оглядела себя в висящем напротив зеркале и неожиданно продекламировала:
Тополь, тополь, тополек,
Тонок ты и одинок...
Насухо вытеревшись, облачилась в старый мамин халат и вышла в комнату.
...Вчера Вика бросила ей — на ходу, — отпуская шампунь очередному клиенту:
— Ленка, ты чё такая смурная? Хочешь, с парнем познакомлю?
Осина не ответила, но Вика, не обратив на ее молчание никакого внимания, продолжила:
— Его зовут Игорь, он...
Лена перебила:
— Хватит мне Игорей!..
Вырвалось. Что сделал ей Игорь? Ничего. этот юрист даже не был назойливым. Но его визитка в неожиданных местах...

***
В шкафу лежала какая-то папка. Раньше Лена ее не тронула бы — мамина, но сейчас... когда матери нет...
Из папки выпали фотографии. Прямо на ковер. Лена елозила по нему голыми коленками, собирая фотографии. Их было много. Их было неожиданно много. И на каждой — незнакомое лицо, если не считать матери, и... и... Откуда он взялся? Нет, ну откуда он взялся?
— Черт, — сказала Лена. — Ч-черт...
С фотографии на нее смотрел Игорь. Лена отшвырнула фотографию. Перевернувшись в воздухе, картонный прямоугольник лег лицом вниз. На обратной его стороне маминой рукой было написано: «Игорь Казанцев».
— Черт, — повторила Лена. — Ч-черт...
Опустилась на пол. Ковер чуть-чуть колол голые ноги. В папке остались еще какие-то фотографии... мелко исписанные листки бумаги, а на одном — аккуратно вычерченное генеалогическое древо, в самом низу которого выведено: «Елена Осина, 13.05.87». Чуть выше — «Юлия Осина, 7.08.64».
Лена склонилась к древу.
— Бабушка Нина... — шевелила губами Осина. — Так... У нее брат Сергей. Казанцев... У Сергея и Надежды сын Юрий... У Юрия и Любови Казанцевых сын... Игорь?.. Ну да, Игорь...
Кем доводился ей Игорь Казанцев, Лена вычислять не стала. Брат... У нее есть брат. Впрочем, почему бы ему и не быть?..
Лена поднялась с ковра, прислонила фотографию к стоящему на столе перекидному календарю и, подперев руками подбородок, стала рассматривать случайного попутчика, неожиданно оказавшегося родственником.

***
Звонок неуверенно пискнул. К двери прошаркали шаги. На пороге, переминаясь, стояла Осина, — будто пришедшая из детства, — тонконогий и нескладный Тополек.
— Баба Зоя...
Она не смогла произнести больше ни слова.
— Заходи уж... — проворчала соседка, но глаза настороженными и злыми не были. — Не на пороге же говорить...
И Лена шагнула вперед.
Потом они сидели на кухне — за кружкой чая, и баба Зоя говорила:
— Ну хорошо, ну поняла я тебя... Ты думаешь, это выход?.. Самостоятельности захотела?... свободы... А свободы-то нет... Разве на необитаемом острове... А ты знаешь, что мать, когда ей двадцать два, что ли, было — из дома сбежала?
Лена подумала, что не знает о матери почти ничего. Жили когда-то вместе... да нет, не вместе — просто рядом. И все.
— Почему... ушла? — выдавила Лена.
— Нашла парня. А родителям не глянулся. «Не про тебя он», — говорили. Да разве ж она послушается? Так и ушла к нему.
Лена покрутила в руках кружку. Чай выплеснулся через край, но она этого не заметила.
— Дальше! — потребовала Осина, глядя на свои руки, обнимающие теплую кружку. Рукам было холодно.
— Сама поняла... через четыре года. Тебе уж тогда года три было... Слава богу, ушел без скандала и раздела имущества...
— Где он? — снова потребовала ответа Лена.
— Да кто ж его знает? Может, и в городе-то нету. Да ты пей, чай-то совсем остынет.
— Зачем? — спросила Осина и замолчала.
К чему относилось это «зачем?», похоже, не знала даже она.
— Как ты сбежала, мать родственников искать начала. Письма куда-то слала, по архивам выписки разные делала. Фотографии какие-то переснимывала... Ко мне чуть не через вечер забегала, все про поиски про свои рассказывала. Я не выдержала однажды, спросила: «Для дочки стараешься?». А она смутилась, проговорила что-то вроде: «Корни свои каждый знать должен...». Ну я и поняла, что для тебя это все. Чтобы ошибок ее не повторяла. А сама думаю: где дочка-то?..
Лена тянула из кружки терпковатый чай и молчала. Говорить не хотелось. Да и нечего было говорить.
Она вернулась в пустую квартиру; села на ковер, скрестив ноги, и уставилась на телефон. Тот молчал со времени ее приезда, но зря, что ли, она за него платит?..
Визитка никак не находилась. Еще несколько дней назад она обнаруживалась в самых неподходящих местах, а тут как в Лету канула. Должно быть, домовой устал и ушел в отпуск или на покой, и некому подбрасывать Лене визитку бывшего ее попутчика, так кстати оказавшегося родственником. И, может, хорошо, что дальним?..
Осина подскочила с ковра и перевернула квартиру вверх дном. ...Под покрывалом на диване лежала подушка, под ней — дамский роман, а в нем — за тринадцать страниц до конца — потерянный картонный прямоугольник...
Лена аккуратно положила визитку возле телефона и вышла на балкон. Чиркнула спичкой у конца сигареты и затянулась. Курила она редко — только если жизненные обстоятельства совсем уж загоняли в угол, и нужно было успокоиться и принять единственно верное решение.
— ...Алло? — сказали на том конце провода.
— Игоря Юрьевича Казанцева можно?
— Я.
Секундная пазуа, и —
— Это Лена. Ну... помните, в автобусе из Серова...
— А! — кажется, он даже оживился.
— Вы... не можете подъехать... ко мне? — Лена выталкивала слова, боясь — откажет, не приедет, а ей нужно встретиться с Игорем здесь, дома — никакого офиса!— ни...
— Проблемы с наследством? — участливо поинтересовался юрист Казанцев.
— Д-да...
— А в офис не хотите?..
Он не договорил.
— Не-ет! — почти крикнула Лена.
— У нас не кусаются, — произнес Игорь и спросил. — Может, встретимся в кафе?
— Нет, — уже спокойно произнесла Осина. — Тут... у меня... документы... Мне бы не хотелось...
— Понял, — сказал он. — Подъеду. Говорите адрес...
Положив трубку, Осина метнулась к шкафу, оделась почти на ходу и выскочила на улицу. В ближайшем супермаркете купила торт, шампанское, банку «Нескафе»...
Квартиру драить закончила минут за тридцать до прихода Игоря, подтащила к дивану журнальный столик и выключила верхний свет. Легкий интим от бра, сверкающе-зовущая золотинка на горлышке бутылки, стоящий на плите чайник, и...
...звонок в дверь. На пороге — Игорь. Папка под мышкой. Голубые глаза. Прямой нос. Длинные пальцы.
— Привет, — бросил на ходу, раздеваясь. — Куда пройти?..
Лена, лишившаяся внезапно дара речи, протянула вперед руку. Он заметил журнальный столик... шампанское, торт... и обернулся. В его ошалевших, почти уже шалых, глазах читалось: «Ну ты дае-ешь... Ну ты и...».
— Я объясню... Игорь, я... все объясню... Сейчас... Вы проходите... садитесь... Папку... можно вот сюда... Руки можно помыть... здесь. Я... сейчас...
Чайник на плите уже задыхался.
— Зачем? — спросил наконец Игорь.
Лена села на диван, скрестила руки на острых коленках и сказала:
— Игорь...
Ей не нужно было заглядывать в древо, вычерченное матерью. Лена знала его почти наизусть.
— У тебя отец — Юрий, а мама — Любовь... — говорила Осина, скорее для того, чтобы удостовериться, что не ошиблась, что Игорь на самом деле — тот. — Бабушку звали Надежда, а дедушку — Сергей...
— Да-а... — протянул он, еще ничего не понимая.
— У Сергея Казанцева была сестра Нина...
— Ну...
— Это моя бабушка, — быстро сказала Лена.
Игорь присвистнул. Теперь он понял все.
— Денег не будет, — отозвалась Лена.
— Заработаем, — почти машинально сказал Игорь. — Так, выходит?.. Ну ты, сестренка, даешь!.. Так что ж ты...
— Я только недавно узнала... Мама... древо... генеалогическое... ну и... Я фотографию твою увидела в папке... Ну и... позвонила.
— Значит, никаких проблем? — спросил юрист Казанцев.
Лена Осина, рисуя узоры на журнальном столике, сказала:
— Есть... одна большая проблема.
Игорь чуть подался к ней:
— Ну?..
И тогда она сказала:
— Одиночество.
Он чуть помедлил и спросил, почти констатируя:
— Ты хочешь, чтобы я остался?
Этот вопрос Лена замолчала. Она сказала только:
— Открой шампанское. Чего ж оно стоит зря?
Игорь раскрутил проволоку, снял золотинку и, держась за пробку, потребовал:
— Ты не ответила на мой вопрос. Ну?!
Лена будто бы безучастно пожала плечами:
— Оставайся. Места хватит...
И в этот момент пробка взвилась в потолок.
— За встречу, сестренка! — сказал Игорь.
А Лена проговорила:
— Дети всегда повторяют ошибки родителей. Так вот — за то, чтобы мы не повторяли ничьих ошибок...
Она сделала пару глотков, отставила недопитый бокал и ушла на кухню — готовить кофе себе и Игорю...

21 — 30 марта 2002 г.