Хочу верить

                ХОЧУ     ВЕРИТЬ.
  Есть много такого, чего не может быть. Чего-то действительно не может быть. Но кое-что все-таки существует.                «Секретные материалы»               
  Это был небольшой городок, совсем недавно ставший областным центром и теперь усердно делавший вид, что он быстро развивается. А правда была в том, что кроме одного крупного и парочки-другой второстепенных заводов и двух-трех институтов местного значения в нем не было ничего примечательного. И никто особо талантливый или знаменитый здесь не рождался и не умирал. Хотя в городке гордо стояли памятники и Петру I, и Пушкину, которые якобы когда-то побывали здесь, но это был один из тех случаев, когда желание иметь заметную историю намного сильнее чувства правдивости. Тем не менее ни люди, ни природа тут ничем не отличались от множества других    городков на политической карте нашей огромной родины. И поля, и луга, и леса, насколько хватит глаз, и реки с когда-то чистой, незамутненной водой, и заводские трубы на фоне сероватого неба - всё, всё как и в десятках других русских областей, пардон, губерниях Российской Федерации.
И вот в этот ничем не примечательный, пыльный, хотя и зеленый городок какой-то прихотью насмешницы-судьбы была заброшена она - Мария Преображенская. Хотя многие никогда и не подумали бы, что она чем-то особенно существенно отличается от множества других таких же девушек семнадцати  лет... Невысокая, полненькая, с неброскими прямыми волосами темно-русого цвета, с лукавыми карими глазами, она действительно вполне могла сойти за обычную студентку-первокурсницу местного педагогического института, гордо именующего себя университетом. Впрочем, может, так и было. Вот только мысли у нее порой бродили какие-то нехорошие. Как долго Маша старалась объяснить их переходным возрастом, молодостью, книгами, фильмами и прочим! Больше всего Мария Преображенская хотела быть как все, обычной девчонкой, которая особо не задумывается над учебой и всякими там глобальными проблемами, ходить на вечеринки и дискотеки, носить мини, покрасить волосы в какой-нибудь радикальный цвет, влюбиться и дружить с каким-нибудь классным парнем, чтобы потом или заменить его другим, или выйти за него замуж и завести среднестатистическое российское количество детей - одного с половиной; но больше всего ей хотелось всегда чувствовать себя в своей тарелке в любой компании. Но не везло в этом человеку. Бог на счастье или на горе наградил её неплохими умственными способностями и неустанным желанием быть лучше всех, да еще  честолюбивыми мечтами стать знаменитой, богатой, уважаемой, быть невозмутимой деловой женщиной - "Мадам Президент" или что-нибудь в этом роде. А может, дело было и не в этом. В чем-то другом. Но одно было правдой - душа у нее была какая-то мятущаяся, вечно неудовлетворенная, словно голодная; требовательная какая-то душа, что-то искала она все время. Она была как олицетворение этой переходной эпохи - 90-е годы XX века в России - словно она находилось между двух миров, двух цивилизаций - старое боролось с новым и не всегда проигрывало, или это просто были свойственные каждому человеку искания молодости.

  День сегодня с самого начала обещал быть неудачным. С утра Маша поссорились с сестрой. Саша, как ее звали, была на два года ее младше и в 100 раз удачливее, впрочем, тут, усмехнулась Маша, она согрешила – удача смотря в чем. Если в учебе, уважении более старших и тем, что с этим связано, то тут, безусловно, везло Марии, а вот в успехе у парней, танцах, способности «отрываться» и связанной с этим способностью влипать во всякие истории, то тут лидером, даже чемпионом, была Шурочка. Маленькая, тоненькая черненькая Саша была взбалмошной, легкомысленной очаровашкой, немного нервной, непоколебимо уверенной в своих достоинствах, необыкновенно популярной у сверстников. Сестры не были такой уж полной противоположностью друг другу. И Маша пользовалась определенной популярностью, просто у нее было несколько верных друзей, а у Саши их был миллион, правда, не столь уж верных. Сестры обычно довольно легко находили общий язык, но порой случались и конфликты. Вот и сейчас они сцепились из-за какой-то ерунды.
- Саша, это ты взяла мою помаду?! – Маша в черных брюках и прозрачной блузке без рукавов, которую и блузкой-то назвать было нельзя, не погрешив против истины, вошла в комнату сестры. Та в шортах и футболке заменявших ей домашний халат, лежала на кровати вверх пузом с книжкой в вытянутых руках под оглушительный вой магнитофона.
- Да, а что?
- Немедленно давай сюда! – потребовала Маша, недовольно бросив взгляд на накрашенные губы сестры. – Тебе она вообще не идет. Слишком яркая.
- Да вон она на столе, - вяло отмахнулась Саша.
- А что ты читаешь? – Маша чуть повернула книгу, чтобы прочесть название на обложке. – «Белая и черная магия»? Ты что совсем того? Это же для полных кретинов написано, для людей со слабой или извращенной психикой и прочих…- она замялась, растянув губы, чтобы нанести помаду, - даже не знаю, как сказать. Они же на этом деньги делают, придумают сами, а потом продают таким, как ты.
- Да замолчишь ты наконец?! – внезапно сорвалась Саша. – Я же ничего не говорю, когда ты свои любовные романы читаешь!
- А я и не говорю, что это высоко художественное чтиво. Но магия… надо быть полной дурой, чтобы читать это!
- Ну конечно, - язвительно произнесла та, - только ты у нас знаешь, что можно читать, а что нет. Светлая голова!
-  Не называй меня так! - как же Маша ненавидела это дурацкое  прозвище.               
- Тогда перестань вести себя как зануда. Ты тоже не идеальная.
- Зато ты у нас само совершенство. Если ты такая нервная, то лечиться надо!
-  Это еще кому из нас надо лечиться! И вообще зачем ты заявилась в мою комнату?! Вечно лезешь, куда не просят!
Маша пулей вылетела из комнаты, не найдя ничего достойного ответить и пробурчав что-то типа: "Ну, и сиди здесь".
И вот сейчас, поднимая полы длинной дубленки на ступенях института, она раздраженно отчитывала себя за глупость. И стоило так взрываться из-за какой-то книженции. Почитает-почитает и бросит. Это же ее сестра, ей всегда надо перебеситься. Она вечно загорается, влюбляется, обвешивает всю комнату плакатами своего сегодняшнего кумира, а потом забывает и влюбляется в нового. Так и с магией будет. Дура, ну дура ты, Маш. Просто   слов нет. Точно Саша сказала:  вечно лезешь, куда не просят. Думай лучше о консультации. Ты даже не подумала, что спросить.
Консультация была по ОПМ - истории русской общественно-политической мысли, и вел этот предмет декан, очень хорошо вел, так что предмет у Маши был один из любимых. "Экзамен через три дня, а ты даже не открывала лекции. Мало тебе предыдущего экзамена. На элементарный вопрос не могла ответить! Дура, дура", - продолжала ругать    себя Маша.
- Привет, Маш! - послышалось со стороны.
- О, привет! - узнала она подругу, стоящую у стены вместе с группой однокурсников. Все сосредоточенно обсуждали прошлый экзамен.
На консультации декан очень  подробно объяснял билеты,  и  Маша кусала губы, что не заготовила ни одного вопроса. После того, как толпа вывалилась из лекционной, Мария подошла к преподавателю и спросила  (это было еще одной чертой её противоречивого характера - она ненавидела громко задавать вопросы, обращая на себя тем самым  всеобщее внимание):
 - Скажите, а цитаты приводить надо?
Декан скептически посмотрел на нее.
 - Как ты себе это представляешь? Они же очень большие, - видя, что она смутилась, он помягче объяснил. - Если конечно запомнила. Например, в "Записке о древней и новой России" Карамзина: "Можешь все, но не можешь законодательно ограничить свою власть". Если запомнила, то только лучше, а нет, ну и ничего.
Отчаянно пытаясь побороть нахлынувшее смущение. Маша задала еще более идиотский вопрос:
- А вот если ответы получаются по объему небольшие, то... это ничего ?
Декан начал распинаться на тему полноты высказывания и о воде в ответе. Маша брякнула что-то насчет того, что с этим нет проблем, и они разошлись.
"Интересно, почему я чувствую себя такой дурой?". Все последующие дни были посвящены ОПМ. Телефон, казалось, решил всеми силами помочь хозяйке в сложном деле подготовки к экзамену и звонил, не умолкая. Даже пару раз он передал ей голос одного парня, к которому она была особенно неравнодушна. Почему-то день экзамена пришел, словно поменявшись местом со своим более ранним собратом. Перед экзаменом все волновались, учили, пытались объяснить другим то, что и сами толком не понимали.
- Ой, зачетка упала! Это плохо! - периодически раздавался чей-то испуганный голос.
- А я подложила под пятку  пять рублей - чтобы получить "пятерку".
- Тут хоть бы не "три".
- Это кому как. Мне хоть бы "три".
- А я голову вчера  не мыла, чтобы знания не вымыть.
- Не верю я во все эти приметы, - буркнула Маша, в очередной раз прерывая свои неудачные попытки повторить лекции.
- Да ты никогда ничему не веришь!
- Все эти приметы - чушь, - заявила староста, - все будет так, как захочет Бог.
"Будто Богу есть дело до ваших оценок", - подумала Маша.
- Вот знаете, чего я понять не могу, - вдруг сказала она, - вот читаешь в книгах: "Продал душу дьяволу". А в реальной жизни никто ни Бога, ни черта не видел. Представляете, как было бы здорово, если б предложил кто-нибудь что-то подобное...
- И что,  ты бы согласилась? - отозвался один парень из их группы. - Не, я бы ни за что...
- Нет, вы не поняли. Просто было  бы интересно, хотя бы раз увидеть что-то подобное. А то ведь в жизни нет ничего чудесного, в том смысле, что чудес, волшебства нет в жизни, - «Интересно, почему я никогда не могу ясно словами объяснить свою мысль", - с пассивным отчаянием подумала она.
- Ой, Маш, замолчи. Не призывай нечисть. "Действительно, Маш, лучше молчи", - поддакнула она про себя. На том экзамене она получила "4" и пришла домой злая, как черт. "Интересно, почему я всегда боюсь получить "3", а потом возмущаюсь, почему не "5",- мрачно размышляла Мари.
К третьему экзамену сил вообще не осталось, но прошел слух, что некоторым ставят автоматом, и это поддерживало угасающую надежду на  благополучную сдачу сессии.
"Если предложит "4", соглашаюсь без разговоров", - решила Маша. Он поставил "5", не задав ни единого вопроса, кроме: "А почему по остальным экзаменам "четверки"?"
"Интересно, это я такая умная или я ему нравлюсь?" Потом начались каникулы, и на них ничего интересного не произошло. Мария встречалась с друзьями, читала, смотрела телек и ничего не делала. Вначале, она даже мечтала, чтобы скорее начались лекции, а под конец - наоборот, чтобы они не начинались. Тем не менее ничто не вечно. Точно в срок каникулы кончились, и начался второй семестр, в котором были новые предметы, преподаватели, но Маша поймала себя на мысли, что ей неожиданно легко было втянуться в учебу после каникул.
Вторая, неделя ознаменовалась одним интересным событием, вернее двумя. Нет, не так: одно, а потом как следствие целая плеяда других. Итак, когда они сидели всей группой на каком-то семинаре, в  кабинет вошел декан и   сказал:
- Познакомьтесь. Это Владислав Ангелов. Он перевелся из другого института и теперь будет учиться с вами.    Рядом с деканом появилась высокая фигура парня в черных джинсах и белой рубашке без воротничка.  Маша вместе со всеми  подняла глаза и тут же мысленно усмехнулась: сколько лет, интересно, этот парень поступал в институт. Слишком высокий и слишком широкий в плечах, он выглядел не на 17 или даже не на   18 лет. Да и его крупное с широкими скулами и вообще с довольно резкими чертами лицо не походило на лицо будущего учителя. Впрочем, тут же поправила себя Маша, большинство из них не собиралось идти работать по специальности.
Парень тем временем легко пробежал глазами на лицам сидящих, на мгновение останавливаясь на каждом. Встретившись взглядом с Машей, он слегка улыбнулся, даже не улыбнулся, а словно только хотел это сделать. Маша поймала себя на мысли, что он бросил ей какой-то вызов, причем только ей и именно ей. А может, ей просто показалось, ведь, кажется, никто ничего не заметил. "Владислав Ангелов... Ну и имечко! Тоже мне ангелочек. Брюнет с накаченной мускулатурой в черном пиджаке и джинсах".
В этот момент "ангелочек" повернулся и уперся в нее взглядом. Казалось, он понял, что она думала о нем, и сейчас с усмешкой подтвердил свое предположение. Маша почувствовала некоторое раздражение, вернее, даже не раздражение, а некоторую заинтересованность. Парень больше смахивал на классическое изображение, даже не знаю, дьявола-искусителя, что ли. Было что-то в нем от демона, беса, дракулы, в общем, что-то зловещее. Маша усмехнулась и тут же забыла о нем. На перемене все подошли знакомиться с новеньким.
- Что за фамилия такая - Ангелов? - спросил кто-то.
- Говорящая фамилия, правда? - раздвинул губы в улыбке парень. 
- Я почему-то представляла себе ангелов блондинами, - неожиданно для себя влезла в разговор Мария.
- Что за предрассудки? - снова  обнажил зубы в улыбке он. Почему-то Маше показалась эта улыбка знакомой, словно она сама  улыбается, когда вроде как надо, но не хочется. "Господи, о чем я думаю?" - Обычно все зовут меня Влад, - добавил  Ангелов.
Разговор побежал дальше, а скоро все пошли, по домам. Маша  снова влезла в свою длинную дубленку и направилась к своей остановке. Ей в отличие от всех остальных в группе надо было ехать вниз, а это значит - оставалось лишь махать ручкой друзьям, стоящим  на противоположной стороне улицы.
- Привет! - раздался сзади звучный голос.  Мария повернулась и увидела Влада Ангелова.
- Привет! Тебе куда ехать?
- Вниз. Тебе тоже, Маша?
Она немного удивилась, что он запомнил  ее имя, хотя  для нынешнего времени оно не было очень уж распространенным.
- Да. Ты давно в этом городе? Где ты живешь?
 Он назвал район и улицу.
- Надо же совсем близко от меня, - тут Маша подумала, что не посчитает ли он, что она набивается в постоянные спутницы.
- Очень хорошо. Будем по дороге делать домашнее задание.
- Их дома надо делать.
- И часто ты делаешь абсолютно все дома? - подняв брови, спросил Влад.
- Не могу припомнить ни одного такого случая, - усмехнулась Маша. "Слава Богу, он  не зануда".
   Подошел их автобус. Стоя у заднего окна, они рассматривали проезжающий мимо  пейзаж. Единственным примечательным сооружением была церковь из красного кирпича.
- Церковь, - задумчиво произнес Влад. - Ты ходишь туда?
- Да нет, очень редко.
- В Бога не веришь или в посредников?
- Даже не знаю. Слишком уж много мне кажется нелепым... то есть я хотела сказать, - попыталась поправиться Маша. "Вдруг он особо верующий", - я имела в виду...
- Я понял, - перебил её Влад. - В одной библии глупостей  не счесть. Конечно, для средневековья еще могло сойти. Но для нынешнего времени многое безнадежно устарело.
- Да, - согласилась Маша, - не все, конечно.
 Парень сверкнул глазами, и почему-то она поежилась как от страха. "Странный он какой-то".
- Конечно, - немного насмешливо произнес он. - Однако порой библия запрещает самые интересное в жизни.
- Что ты имеешь в виду? - "Надеюсь, он не о сексе".
- Допустим, книги. История христианства не раз повествует нам об  уничтожении, возможно, гениальных трудов.
- Да, - внезапно увлеченная мыслью поддакнула Мари, он как будто читал её мысли. - Никакой критики авторитетов, никакого, творчества, никакого свободомыслия, никаких отступлений от священных канонов. Истина содержится лишь в них, и разум наш лишь для того, чтобы осмысливать их.
- Только слепая покорность. "Очи долу". Ни нами придумано, ни нами отменять. Перед Богом мы ничто. Так что единственный способ чуть-чуть приподняться - это отказаться от всего человеческого. Ведь так?               
Маша внимательно посмотрела на Влада и вдруг заметила, что у него слишком темные волосы, и на морозе на нем не было шапки. И  глаза у него  какие-то недобрые, зловещие глаза, слишком светлые и яркие для таких волос и  смуглой кожи.  Как-то эти глаза нехорошо блестят. Но, черт возьми, откуда, он знает то, о  чем   она иногда думает?! «Успокойся, не думаешь ли ты...» - Маша    не стала додумывать некоторой ненормальной мыслишки, которая мелькнула в голове.
- Я верю, что в любой религии есть свои зерна истины, а в нашей, их множество, - "Господи, что это меня в лирику потянуло?" - Что-то у нас мрачноватый разговор получался.
Влад улыбнулся, и почему-то в этот раз эта улыбка показалась неотразимой; она мелькнула, как молния, сверкнули белоснежные зубы, весело и лукаво блеснули глаза.
- У тебя есть братья, сестры?
- Да, сестра, младшая, - ответила она.
- И она совсем на тебя не похожа, - почти без вопросительной интонации сказал он.
- Как ты догадался? 
 Ангелов легко пожал плечами.
- Хочешь, я скажу, что таких как ты больше не существует? - улыбка мелькнула в лукавых глазах. Маша рассмеялась.
- Нет, а то я, не дай Бог, подумаю, что ты со мной заигрываешь.
    "Ну вот, снова этот нехороший взгляд".  Они посмеялись.
- Ну что ты. Я, конечно, попытаюсь, но не в первую встречу, -  пошутил он, потом непонятно зачем и вроде бы невпопад добавил, - у каждого человека свой ангел-хранитель и свой демон-искуситель.
- У тебя такая странная фамилия. Откуда она?
- Дед клянется, что румынская, но  черт её знает. А ты - Преображенская, довольно редкая фамилия.
- Я тоже не знаю. Тут какая-то темная история. Прадед всю жизнь был Семенов, а потом вдруг стал Преображенский. О сём факте история умалчивает.
   Этого разговора хватило до самого дома.
- Ну вот, тут я живу. Четвертый этаж. Спасибо, что проводил.
- Не за что. Мне по пути. Через дом. У тебя есть телефон? Давай завтра я за тобой зайду, и вместе поедем  в институт. 
Нельзя сказать, что предложение Маше не понравилось.
- Только не очень рано.
Он подождал, пока она зайдет в подъезд, и исчез за поворотом.

   Этим вечером сестра как-то очень странно смотрела на нее.
- О чем это ты сейчас думаешь? - наконец не выдержала Саша, в очередной раз заметив необычно блестящий взгляд старшей сестры.
 -  Да так, глупости всякие. Ну ладно, я пойду почитаю лекции.
- Ну уж нет! - закричала Александра, догоняя Мари, и с размаху они упали на кровать. - А ну рассказывай!
   Маша наморщила лоб.
- Да вот, новый парень у нас в группе.
- Та-ак.
- Живет через дом от нас. Мы сегодня вместе возвращались из института. Только вот... странный он какой-то.
- В каком плане?
Маша перекатилась на живот и пристально посмотрела на сестру, словно ища на её лице ответ.
- У тебя когда-нибудь было так, чтобы вы с парнем думали об одном и том же и теми же словами, если не о... сама знаешь о чем ?
- Нет. Я вообще удивляюсь, как мы понимаем друг друга, иногда мне кажется, что мы разговариваем на разных языках.
Увидев в глазах сестры смех, Маша толкнула её в плечо и расхохоталась.
- Хватит прикалываться, - с трудом произнесла она.
 Этой ночью ей приснился Владислав Ангелов. Только вот сон этот был очень уж необычный. Влад был одет во все черное и в черном пальто, это зимой-то…Нет, была не зима - лето, жаркое лето, или, может быть, весна. Ладно, неважно.
- Запомни, Маша, у каждого свой ангел-хранитель и демон-искуситель. Я - твой демон. Запомни, потому что тебе придется сопротивляться. Ты ведь знаешь: или ты добро, или ты зло; или хорошая, или плохая; или белое, или черное; третьего не дано. Или ты все делаешь правильно, или  ты грешница. Или ад, или рай. В этом мире нет половинок, теней, полутеней, нет середины. Есть лишь истина и ложь, Бог и Дьявол. А кто тебе ближе решать тебе, только тебе.
Звучный завораживающий голос начал стихать, словно удаляться. И  вдруг снова зазвучал громко.
- И еще, Мари. Ты ведь любишь, чтобы все было четко и ясно. Так вот - это испытание, искушение...
Испытание... Искушение...
Маша  резко открыла глаза. Сначала они, не понимая, уставились в темноту, постепенно сознание вернулось на место. Она узнала свой шкаф напротив кровати, полки на стене, дверь с наклеенным постером "Секретных материалов". Маша села на постели и выпила воды из стакана, который всегда стоял у нее на ночь. "Господи, ну и приснится же такое", - подумала она, но заснуть почему-то не могла. Девушка осторожно, чтобы не заскрипел старый матрас, сползла с постели и, отодвинув чуть-чуть занавеску на окне, на ясное зимнее небо и бледную одинокую луну. На Маше была коротенькая полупрозрачная ночная рубашка. Когда она купила  её, Саша только сказала: «Не могу поверить, что ты это наденешь. Она же полностью прозрачная и кружево на  самых интересных местах».
«Не на всех»,- тогда усмехнулась Маша. Знала бы Алекс о той  ночнушке, которая лежала на самом дне Машиного ящика с бельем. Она так не разу ее и не одела.
Утром Влад зашел за ней, и они вместе поехали в институт.  Ничего экстраординарного не произошло, только иногда странные глаза Ангелова лукаво вспыхивали, словно он знал, о чем она думает. "Прекрати, дура, это просто плохой сон!" - отчаянно подумала Маша перед самой их остановкой. В этот момент Влад слегка наклонился к ней и тихо произнес:
- Ты вовсе не дура.
Она не успела спросить, что это значит, но неприятное чувство осталось, словно он действительно прочел ее мысли.
Второй парой был семинар по философии. Обсуждали библию: происхождение, историческую верность, моральную ценность, актуальность и прочее.    
- В библии строго противопоставляются два философских начала - добро и зло и олицетворяющие их Бог и Дьявол. Люди своими делами выбирают себе путь: или вверх, или вниз. В нагорной проповеди Бог-сын Иисус Христос определяет и четко указывает 7 смертных грехов, которые являются критерием моральности человека, - канцелярским  стилем и голосом говорила Маша. - В православии Бог считается защитником, всемилостивым и всепрощающим. Тем не менее именно в православии существует множество запретов и ограничений, типа постов или одежды в церкви. В библии много говорится об искушении, испытании веры, когда может противопоставляться вера в Бога и любовь к собственному ребенку. Идеальной жизнью по библии является жизнь, в которой все добытые жизнью по библии является жизнь, в которой все добытые собственным трудом блага отдаются другим неимущим людям,  оставляя себе лишь минимум для поддержания жизни. Лучше отшельничество, мученичество. Ненарушение 7 заповедей - это прямая дорога в рай, по крайней мере - заявка на это, - Маша остановилась перевести дух. Тут раздался уже знакомый глубокий голос:
- Я не согласен с некоторыми утверждениями. А то Бог у Вас получается какой-то ханжа. Как Вы еже заметили, Бог всепрощающий, т. е. какой бы не был тяжкий грех, если человек не хотел этого делать или раскаялся в содеянном, Бог обязательно поймет и простит.
- Даже убийство?
- Даже убийство. Например, в целях самозащиты. Или защиты. Если ты еще можешь сам для себя принять мученическую смерть, то мы не имеем права жертвовать жизнью другого, более слабого человека. В таком случае убить врага - святое.
- Ну а воровство, предательство?
- Если воровство совершено в отчаянии, то его тоже можно понять. Например, из-за голода. А предательство... если из-за зависти, жажды власти, то это, безусловно, грех. Но ведь порой страх за близких заставляет нас лгать, нарушать слово, клятву, предавать... Его завораживающий голос, казалось, жил собственной жизнью. Он словно гипнотизировал, зачаровывал, а слова попадали в мозг, словно минуя уши. Маше казалось, что он обращается только к ней одной. Она как-то странно себя чувствовала. Он словно знал её мысли, ведь это она сама не раз излагала все это друзьям. И не могла оторвать взгляд от этих бездонных, слишком светлых глаз. Он словно вампир пил её душу.
- Но ведь в библии этого нет?
- Но в библии сказано, что Бог всепрощающий, - Маша  видела, как сверкают глаза Влада, когда он это говорил. - Но с другой стороны. Богу особенно в Старом завете наплевать на чувства верующих. Он даже приказывает Исааку убить своего сына, остановив его только в последний момент. В Ветхом завете Бог только карает и наказывает, причем за малейшие прегрешения, например, за любопытство Он превратил жену Лота в камень, но особенно - за ослушания его приказам, - Маша понимала, что дискуссия вышла за пределы обсуждаемого на семинаре вопроса, но не могла заставить себя прервать Влада. Разве не она сама так думала? Как её бесили порой все ожившие предрассудки: пост, нужный для экономии продуктов в конце зимы - начале весны, старославянский язык, который никто уже ни понимал, многочасовые молебна, обязательные юбки и платочки, а еще то, что Бог не  признает книг, описывающих любовь, убийства, интриги, вообще те, что не о Боге; Бог, который не понимал любви к родным и к человеку противоположного пола. Ведь в Священном писании, библии и молитвах ничего не сказано про такое чувство, даже если и сказано, то оно считается чуть ли не грехом, человек может лишь одно - уничтожить его. А отношение к браку? Брак - это святое; а если супруг - подлец и изменник, или просто нелюбимый человек? Влад прав: есть ложь, предательство, даже убийство ради добра, но ведь они все равно остаются таковыми. "О черт, о чем это я? Вечно меня в какую-то философию тянет. Разве об этом думают нормальные люди в 17 лет?". Маша поняла, что Влад замолчал, и инициативу перехватил другой парень, но Ангелов по-прежнему смотрит на нее, в её глаза, прямо в черные зрачки, словно пытаясь увидеть, что твориться  за ними. "Дьявол, - подумала Маша, - неужели правда? Неужели есть Бог и Сатана? И сейчас он, как Мефистофель в "Фаусте" пытается... что пытается? Почему у него такие черные волосы? И что это за значок такой... Дракула, что ли? Да нет, глупости. Тебе просто приснился кошмар ночью... ну конечно, не кошмар, так - дурной сон... И ни Бога, ни Черта нет. Ты ведь сама изучала историю первобытного общества. Бог не мог создать всяких там синантропов, питекантропов и прочих, ведь он сотворил первого человека по образу и подобию своему. А ты что изучала - атлантропы, синантропы, неандертальцы. Это те фазы, которые прошел человек до современного вида от обезьяны. Нет, не от обезьяны, а от общего предка человека и обезьяны. И вообще ты же знаешь все эти теории о происхождении жизни, планеты, природы, ну из газообразного облака или как это правильно звучит и подобные ей. Так вот Бог ну никак не вписывается в эту схему, и уж тем более Дьявол. А библия, библия на определенном этапе была нужна обществу, вот и создали веру, христианство и Христа придумали. Ведь ты изучала историю. Помнишь, в Риме, какие там нравы были. Разумеется, этому нужно было противопоставить что-то светлое и чистое. Вот так-то. И вообще вся история христианства разве не доказывает, что Бог - это обыкновенная идеология. Ведь если бы Он был весь такой хорошенький, беленький и пушистенький, то зачем тогда инквизиция, гонения на другую веру, сжигания на кострах, пытки, уничтожение книг и других прогрессивных достижений. Зачем истреблялись племена негров, индейцев "во имя веры", а крестовые походы, когда погибла масса людей? И вообще все религиозные войны? И если Бог всемогущ, то почему же столько народу верит в других богов? И если Бог так добр и справедлив, то зачем умирают люди, ладно еще старые, но зачем умирают молодые? Зачем лишать матерей их детей, или отцов, братьев, мужей? Так, всё, остановись. Тебя опять занесло. Да вот и звонок уже».
Вся группа вывалилась в коридор, и Маша почувствовала на себе косые взгляды однокурсников... или кажется? Она подняла голову и изобразила на лице улыбку: "У меня нет проблем".
"А я девочка с плеером..."- вспомнила она глупенькую песенку Земфиры.
Следующая лекция была по вспомогательным историческим дисциплинам, и Маша без особого удивления обнаружила, что ей совсем не хочется идти на нее. "Ладно, побалую себя", - успокоила свою совесть Мари и легко сбежала по ступенькам до холла. Надела дубленку, накинула капюшон и вышла из института. На улице все было белым-бело и так отчаянно красиво, даже этот серый город и тротуары, засыпанные песком. Но отчего-то вдруг захотелось плакать. "Пройдусь пешком", - решила она баловать себя до конца. Надо сказать, что Мария любила, гулять одна вовсе не потому, что ей нравилось любоваться природой, не отвлекаясь ни на что, а потому что... просто ей так лучше думалось. Природа настраивала её на лирический лад, и мысли уносились куда-то в запланетные дали. "Этот мир создан для того, чтобы им наслаждаться", - непонятно почему подумала вдруг Маша. - Во всем, абсолютно во всем можно увидеть красоту. Иногда смотришь и не можешь налюбоваться. Даже как-то больно становится вдруг оттого, что не можешь эту красоту забрать с собой. Никакие фотографии, никакие картины не могут передать её. Какой бы гениальный писатель или поэт  ты ни был, тебе не  удастся описать даже сотую доли того, что видишь. Как можно рассказать словами о тихой красоте холода и снега, об алом огромном небе Петербурга, о морском прибое или о просторе русских полей, когда  ты, кажется, сердцем любуешься и душой впитываешь эту безграничность, эту... Ну вот опять не хватило слов. Иногда думаешь, неужели все это создано не Богом, а это все только органические и неорганические вещества? Почему же тогда они вызывают такие острые чувства? Это как стихи, как песня... Ну вот точно в лирику потянуло". Маше нравилось медленно шагать по тонкой полоске сквера. Было что-то волнующе прекрасное в проезжающих мимо машинах, в зданиях под старину, в стилизованных фонарях, в её длинной дубленке, которая создавала иллюзию погружения вглубь веков. Маше нравилось иногда думать, что она может оказаться в какой-то другой эпохе, другой стране. Ей казалось, что таким образом она восстанавливает душевное равновесие.
Тут к ней подбежала девушка в короткой дубленке и заученной скороговоркой произнесла:
- Да благословит Вас Господь. Возьмите, пожалуйста, - и протянула ей небольшую брошюрку. - Мы будем рады, если Вы присоединитесь к нам, сестра.
Маша взяла книжечку и машинально улыбнулась, подумав, насколько выученной стала эта улыбка.
"Бывает ли у Вас чувство одиночества? Чувствуете ли Вы себя порой покинутым? Болит ли у Вас иногда душа от горя, потерь, печали, несправедливости, тревоги? Может, Вы разочаровались в жизни, справедливости? Не чувствуете ли Вы, что этот мир катится в бездну из-за своей злобы, жестокости, пустоты? Можете ли Вы сами найти смысл жизни?.." Маша оторвалась от брошюрки и усмехнулась, вспомнив прочитанный где-то афоризм: "Если ты вдруг нашел смысл жизни, тебе самое время проконсультироваться психиатра".   Внезапно её руки сами собой смяли бумагу в противно шуршащий шарик.
"Ненавижу! Ненавижу! Как же я все это ненавижу! Люди просто трусы. Они просто всего боятся: смерти, горя, боли, да мало ли  чего! Бога нет и никогда не было! Если б Он был, разве Он допустил бы все это? На свете столько всего плохого, что просто невозможно верить, что на небе существует Бог, который бесконечно добр. А если и есть Бог, то ему абсолютно на все наплевать! Я могу еще понять, когда умирают люди, но за что живые страдают? По мне, лучше самой умереть, чем потерять кого-то любимого. У меня нет детей; но мне кажется, что если Бог отбирает ребенка у матери, то эта боль страшнее всего на свете. И если Бог этого не понимает, Он не заслуживает ни веры, ни преданности. Но Бога нет,  а есть только вечные ценности - добро, любовь, верность, преданность и тому подобное. И есть трудности, боль, смерть ...   И ничто не может спасти от этого..."- Маша подняла глаза к небу, внезапно почувствовав в  них жжение от слез. "Нет", всё, прекрати об этом думать, а то совсем того уже", - решила она, так   и не сформулировав для себя ничего нового.
- Еще раз привет! - услышала Маша сзади уже знакомый приятный   голос. Она сделала над собой усилие и с улыбкой повернулась.   
- Привет! Что ты тут делаешь?
- Да вот ехал из института, увидел тебя и решил присоединиться, - ответил Влад.
Что-то в этом объяснении не стыковалось, но Маша не стала  гадать что, просто посмотрела на часы. Три часа и пять минут.
- Вас что отпустили с лекции? - за 5 минут он никак не мог добраться досюда.
- Да, почти с половины.  - Отмечали, кого нет?
- Нет, - он обаятельно улыбнулся. - Прогуливать нехорошо, Маш.
- А кто прогуливает? - сделала невинные глаза Мария, в очередной раз поддавшись его обаянию. - Ты, наверно, просто не заметил меня.
  Они рассмеялись.
- Между прочим как можно думать о серьезных вещах, когда вокруг такая красота?
- С чего ты взял, что я думаю о серьезных вещах? - "0н, что мысли читает?"
- У тебя было такое несчастное лицо, что я даже через окно автобуса это заметил.
- Тебе просто показалось, - резче, чем хотела, ответила Маша.
- Всё, понял. Не лезь куда не просят, - поднял руки Влад. - Пойдем тогда погуляем, - он кивнул в сторону небольшой аллеи, уходящей в сторону от сквера.
- Я не знаю, завтра практическая по...
- Ой, Маш, не говори глупости. Почитаешь полчаса лекции, вот и вся подготовка, - он дразняще улыбнулась.
Маша почувствовала, что губы сами собой раздвигаются в ответной ухмылке.
- Знаешь, ты не похож на других парней, - протянула она. - Большинство из них давно бы уже смылось после...- Маша замялась, но Влад и так понял.
- Слабаки. У тебя просто слишком сильный характер. И ты умнее многих парней, они этого не любят.
- Да ладно тебе. Я никогда так уж сильно не...
- Да, ты стараешься не влезать в обычные разговоры с особо умными мыслями, но они это все равно чувствуют и сторонятся.
- Да ладно тебе, - повторила Маша, - даже если ты прав. Есть   много ребят намного умнее меня: Антон, например, или Андрей  и Мишка Голубевы. - Маша замолчала, внезапно уже в который раз за этот проклятый день почувствовав, что слезы наворачиваются на глаза, словно услышав наяву: " ты сама ставишь преграды между собой и людьми".
- Прости, я не хотел тебя расстроить, - теплый голос заставил её повернуться и с улыбкой посмотреть на Влада.
- Почему ты решил, что расстроил меня? - легко произнесла Мария. Она была уверена, что её лицо не выдает её чувств, ведь она столько тренировалась, чтобы никогда не терять внешней невозмутимости. - По-моему, ты только что сделал мне комплимент.
- Вот и хорошо, - он немного помолчал. - Ты умеешь стрелять?
- Это как посмотреть. Лично я считаю, что да; а те, кто видел, как я это делаю, считают, что нет.                Влад хохотнул.
- Давай проверим, и я вынесу непредвзятый вердикт.
- Что ты имеешь в виду?
- Вот тот тир.
Действительно, как она сама не догадалась. В это маленькое  дряхлое здание она сама иногда заходила. Правда, очевидно давно, потому что многое здесь разительно изменилось и, как ни странно, к лучшему.
- Из чего ты стреляла?
- Вон из той винтовки. Это ведь винтовка? И вон из того, что покороче, не знаю, как называется. Надо же, никогда не видела в  тирах настоящие пистолеты.
- Тут нет боевых патронов, так что успокойся, - Влад мельком улыбнулся ей и протянул заряженный пистолет. - На, попробуй.
- О нет. Я в жизни не стреляла из такой штуковины. Только по телеку видела. Я даже не знаю, где у него предохранитель.
- У этого нет. Ладно, смотри, как это делается.
Влад встал, в исходную позицию, прямо как в фильмах, чуть выставил вперед правое плечо, поднял зажатый в обеих руках поблескивающий холодной сталью пистолет и с минимальными промежутками сделал 6 выстрелов. Маша только, когда он опустил руки, поняла, что все это время сдерживала дыхание. Все 6 выстрелов  попали в цель, причем в разные цели - 6 фигурок в верхнем ряду сейчас болтались, с противно-радостным визгом, сообщая всему миру, что их подстрелили. 
- Чтоб меня...- выдохнула Маша, не договорив.
- Обязательно, - усмехнулся Влад. - Ну теперь ты.
- О нет! Теперь я точно не буду. Я даже в стену не попаду!
- Вот это я  тебе обещаю. К тому  же здесь со всех сторон стены, в какую-нибудь да попадешь. Ну давай.      Маша взяла в руки пистолет и удивилась его тяжести.
- Стреляю вон в ту черную белку, или  это заяц?  Первый выстрел свалил на повал соседнего волка... в нижнем ряду, второй ударил в клоуна выше, третий - ... Лично Маше казалось, что  совсем не так уж плохо, хотя она уже ощущала, знакомое раздражение оттого, что у нее не получается, но сейчас при посторонних она ни за что в жизни не показала бы его.  - Милая, во что ты стреляешь? - ласково спросил Влад, мягко обнимая её за плечи.
- Я же сказала - в того зайца. А ты во что думал?
- В звезды, слишком высоко целишься, дорогая, - он встал позади, обнял её обеими руками,  опуская пистолет в  её ладонях. Дубленки они сняли еще раньше. - Встань покрепче на обе ноги, не опирайся на какую-то одну. Вот так, да. Не прищуривайся. Крепко держи пистолет. Да, я знаю, он тяжелый.
Первый выстрел они фактически сделали, вместе и попали. Второй был более самостоятельный...
Минут через 40 Маша стреляла так, будто тренировалась всю жизнь, не совсем, конечно.
- Не понимаю, как тебе это удалось, - сказала Маша.
- Что удалось?
- Научить меня попадать в цель.
- А ты это умела и раньше, только не знала этого, - с полной серьезностью ответил Влад.
- Что ты имеешь в виду?
- То, что сказал. В первый раз все учатся, а все остальное время это просто повторение и тренировка. Ясно?
- В принципе я мысль уловила. Но как-то все тогда просто получается.
- Да жизнь вообще не особо сложная. Трудная - да, но не сложная.
Маша решила не затрагивать такую глубоко философскую тему и сказала:
- Постреляй еще. Хотя бы пару раз, хочу полюбоваться. Влад улыбнулся, взял пистолет, медленно навел его на цель. Было что-то волнующе-зловещее в этой сильной фигуре, в холодном блеске оружия, в неторопливых    хищных движениях, в черных волосах и в сдержанном сверкании светлых зловещих глаз. Влад повернул голову и тихо произнес:
- Правда, зло намного привлекательнее добра.
Маша почувствовала, что снова, по неизвестной причина сдерживает дыхание, и быстро опустила глаза. Когда она снова посмотрела на Ангелова, ей показалось, что в его непонятных глазах мелькнуло красное пламя, но конечно, это было лишь отражение фар отъезжающего автомобиля.
Через мгновение напряжение спало. Одевшись, они вышли на улицу. Было еще светло, но уже стало ясно, что день постепенно сдает позиции. Маленький парк, в которою они находились, сейчас выглядел просто восхитительно. Давно не таявший снег лежал аккуратными полосками вокруг очищенных дорожек. Деревья, неестественно темные на этом фоне, казалось, были нарисованы талантливым, начинающим художником, который еще не научился точно передавать цвета. Парк был тих и почти безлюден.  Невдалеке пела приятным голом известной актрисы кафе-шашлычная. Небо полностью застилали серые тучи, обещая уже знакомый непрекращающийся снег.
- Если долго не видишь большие города, то наш город кажется очень красивым, правда? - словно обобщил их мысли Влад.
- И не говори. Но все равно я хотела бы лето или хотя бы весну, - словно невпопад добавила Маша.
- Как в сказке про 12 месяцев?
- Точно. Обожаю этот мультик. Глупо, да?
- Да нет. Я бы тоже хотел лето. Летом как-то интересней и нескучно.
Такой разговор бывает между людьми, которые давно знакомы. Некоторое время они молчали.
- Странно, - проронил Влад, - мы знакомы  пару дней, а мне кажется, что уже тысячу лет. Банально звучит, да?
- Моя сестра называет это синдромом  одинаково...- Маша замялась - не сочтет ли он это наглостью.
- Синдромом одинаково сломанных часов, - закончил за нее Влад и, повернув к ней голову, ласково-рассеянно улыбнулся.
- Как ты узнал?! - Маша всегда думала, что эту фразу придумала Саша.
- Прочитал где-то. Или услышал. Люблю подобные дребедени, - они немного помолчали, потом Влад добавил, словно размышляя вслух, - а может, мы уже встречались, допустим - в прошлой жизни
- Ты веришь в переселение душ? - почему-то удивилась  Маша.
- А почему бы и нет. Ты не считаешь, что довольно обидно: всю жизнь учишься, совершенствуешься, решаешь для себя мировые проблемы, а потом раз - и всё. А так хоть какой-то смысл.
 Они посмотрели  друг на друга и рассмеялись. 
- Действительно. Но ведь рождаясь заново, каждый раз забываешь, что было в прошлой жизни, - решила она подыграть.
- Но ведь потом легче обрести уже раз понятые ценности.
- Как у Платона, да? Души в другом, высшем мире видят идеи, а потом на земле вспоминают их.                Они переглянулись и рассмеялись.
- Да, примерно так, - после длительной паузы Ангелов задал вопрос, - расскажи мне про свою семью. Я знаю только про сестру. Какая у тебя семья?
- Семья как семья. Мама, папа и два с половиной ребенка: я, Саша и собака.
- Ну и юмор у тебя, - усмехнулся Влад.— А сестра намного младше тебя?
- На два года. Сейчас в десятом классе.
- И совсем на тебя непохожа. Чем?
- Всем, - улыбнулась Преображенская. Как говорит бабушка: "Невероятно, что у одних родителей такие разные дети". Она худенькая, брюнетка, с острым язычком и склонностью к преувеличениям.
- Она обожает дискотеки, шумные компании и влюбляется в каждого нового артиста или певца, так?
- Черт возьми, откуда, ты знаешь?
- Я знаю такой тип людей.
- Она неплохая девчонка, - почему-то обиделась за сестру Маша.
- Да, я знаю.
- Откуда?
- Потому что она твоя сестра.
- Спасибо.
- Не за что. Вы часто ссоритесь?
- Бывает, но не очень часто. Так, грыземся потихоньку. У нас такой стиль общения. По-настоящему мы и не ссоримся, очень редко, - рассеяно добавила она. - Почему ты спрашиваешь?
- Просто интересно. Я просто не могу понять...
- Что понять? - поторопила она, когда он замолчал. Влад пристально вгляделся в её лицо, и Маша запретила себе вздрагивать под прицелом этих проницательных глаз.
- Я не могу понять, почему ты не можешь найти себе место в жизни.               
 Маше показалось, что её ударили: в грудь булыжником, отчего вдруг перестало хватать воздуха, впрочем она смогла изобразить на лице недоумение, подавив инстинктивное желание огрызнуться.
- С чего ты взял?
Влад пожал плечами, но каким-то образом она поняла, что он заметил её первоначальную реакцию.
- Мне кажется, ты боишься... как бы это сказать... быть самой собой, что ли, боишься, как к этому отнесутся друзья, сокурсники, ну и всё такое прочее...
Маша достаточно начиталась всевозможных романов, чтобы просто-напросто заявить, что это не его дело, зная, что это только уверит его в его подозрениях. И не  желая услышать: "Ты уходишь от ответа" или что-нибудь в этом роде, она легко и беззаботно улыбнулась и сказала:
- Да нет, я как-то и не задумывалась, что думают обо мне сокурсники. Я уже большая девочка, чтобы стараться всем понравиться. Я поступаю так, как считаю нужным, и если это кому-то не нравится это его проблема, - " Так закругляйся, - Маша, - приказала она себе, - ты же знаешь, когда человек много говорит, кажется, что он оправдывается или убеждает сам себя. Не перегибай палку".
- Да, ты так и делаешь, я знаю. Но потом ты мучаешься вопросом, что об этом подумают люди, чьё хорошее отношение тебе важно.
"Черт возьми, откуда он это берет?!"
- Разумеется, мне важно то, что обо мне думают дорогие мне люди, - так же спокойно улыбнулась Мария. Ни на лице, ни в глазах не отразилось ничего, кроме этой спокойной улыбки.
- В том-то и дело, что ты думаешь не только о реакции близких, но и о реакции вообще людей, даже тех, кто тебе не нравится.
 Маша расхохоталась:
- Я у тебя выхожу какой-то неврастеничкой с комплексом неполноценности. Поверь мне, - она ласково положила руку на его ладонь, - у меня все в порядке, - в этот момент она выглядела именно как совершенно уверенная в себе женщина, не знающая сомнений. "Интересно, - подумала Мария, - почему мне лучше всего получается врать?"
- Вот такой ты и должна быть - уверенная, спокойная, целостная, - он ласково улыбнулся и остановился. - Извини, если говорил неприятные вещи. Ну вот мы и пришли.
Только сейчас она заметила, что они подошли к её дому, И покаянно улыбнулась. Влад легонько потрепал её по щечке, и почему-то это показалось совершенно уместным, еще раз улыбнулся и, бросив "пока", ушел. Маша приказала себе отправляться домой, но почему-то еще долго стояла у подъезда.
Поднявшись на свой этаж, она открыла дверь своим ключам. Только шагнула в квартиру, как на нее налетела сестра.
- Кто это?! Тот новый парень?! - почти закричала она, словно ей только что подарили путевку в Диснейленд. - Про которого ты рассказывала?! Да?!
- Успокойся, - шутливо одернула её Мари. - Откуда в тебе столько энергии? Дай мне раздеться.
- Шикарный парень! Просто класс! Я шла из школы, когда увидела вас! Вы выходили из сквера! Красавчик! Ну давай, Маш, выкладывай, что между вами?! Я умру, пока ты разденешься!
Маша искренне и беззастенчиво наслаждалась нетерпением сестры. Она обернулась, вешая дубленку в шкаф, и, подняв брови, произнесла:
- Да успокойся ты, ничего такого не было, - при этом вид у нее был такой лукавый, что Саша, разумеется, не поверила. Маша обожала этот прием: говоришь правду, но так, что никто тебе не верит, а упрекнуть во лжи потом никто не может. 
- Так и тебе и поверила! Меня не обманешь! Давай колись! Маш!!! - закричала она, когда старшая сестра преспокойно отправилась в свою комнату. - Ну рассказывай!
Маша с блаженной улыбкой повалилась на кровать, подложив руки под голову, нимало не заботясь о наглаженных брюках, блузке и черном пиджаке.
- Правда, он прелесть? - словно размышляя вслух, спросила Маша, нарочито мечтательно уставившись в потолок.
- Убью! - взвыла Алекс и попыталась защекотать сестру, та предвидела подобный маневр и схватила Сашу за руки, и они, хохоча и барахтаясь, покатились по кровати. Выбившись из сил и насмеявшись до боли в животе, они устало уселись на полу, прислонившись спинами к кровати.
- Ты просто маньячка какая-то! Посмотри, что ты сделала с моей блузкой! - с притворным гневом заявила Маша. Они оглядели друг друга и снова покатились со  смеху.
- Так кто он?
- Тот самый парень, которого перевели к нам, - ответила наконец Мария, стаскивая с себя блузку.
- Вы что, вместе пешком шли из института? 
- Ты просто романтик, Саша, - заявила Мари, швырнув ей блузку, та ловко поймала её и аккуратно повесила, на плечики. - Между нами ничего не было, - вполне искренне добавила она. - Мы просто  болтали.
- И всё?! - с нажимом спросила Александра, зная склонность сестры утаивать некоторые детали.
- Ну еще... он учил меня стрелять, - стараясь говорить невозмутимо, призналась Мари.
- Он учил тебя стрелять?! - закричала Саша, швырнув ей скомканный махровый халат. - И ты молчишь?!
- Ну да. Мы зашли в тир и постреляли, и Влад показал мне, как это правильно надо делать, - внезапно она резко перешла на восторженный тон. - Ты бы видела, как он стреляет! Он ни разу не промахнулся. Представь себе - высокий, с накачанными мускулами брюнет со смуглой кожей и серыми глазами держит в вытянутых руках пистолет и, не моргнув ни разу, бьёт в цель!
- Вау! - Саша повалилась на кровать. - Представляю себе! А потом с огнем в глазах смотрит на тебя!
Внезапно Маша сдвинула брови, разом став серьезной: она вспомнила, что Ангелов сказал в этот момент. Что он имел в виду? "Правда, зло намного привлекательнее добра?"
- Маша! Маша! - потрясла её за плечо Саня. - Что с тобой?! Он приставал к тебе?! Мари расхохоталась.   
- Нет,  мамочка. Он просто,  как-то зловеще порой выглядит.
- Правда, похож на дракулу? - снова вернулась к восторженному тону Саша. - Этакий демон-искуситель.
- Ты тоже заметила? - с некоторой тревогой спросила Маша.
- Ну конечно. Это же аксиома. Парни бывают милашки-мальчишки как Леонардо ди Каприо или вот такие мрачноватые плейбои.
- Плейбои? - усмехнулась Маша. - Нет, я бы не сказала. Он ко мне даже не прикоснулся.
- Совсем так уж не прикоснулся? - лукаво переспросила Саша.
- Нет, конечно - он обнимал меня, когда показывал, как надо стрелять.
- Вот!
- Но совсем не так! Знаешь, - ведь всегда чувствуешь, когда парень тобой интересуется. А тут нет!
- Совсем?
- Ну я не знаю, - внезапно усомнилась Маша.
- Что ты не можешь понять?! - словно возмущаясь, закричала Алекс. - По-моему, все ясно как Божий день!
- Понимаешь, я немного беспокоюсь. Он словно видит меня насквозь. Порой мне кажется, что он читает мои мысли. И взгляд у него такой... странный. То ласковый, то недобрый... даже не знаю, как объяснить…
- - Да-а, это серьезно, - протянула младшая сестренка. Глядя на веселую ухмылку сестры, Маша не выдержала и, расхохотавшись, швырнула в нее диванную подушку.
Однако, усевшись за тетради, Мария снова задумалась над их с Владом прогулкой. Мысли путались, но приятные ощущения остались. Поэтому она  запретила себе делать какие-либо выводы, зная свою склонность делать их, основываясь на сиюминутных мыслях, а не фактах.
"У человека есть лишь один выбор - или абсолютное добро, или абсолютное зло; середины не существует. Или грех, или святость. Или вечные мучения, или вечное блаженство, - кто-то стоял позади нее; кто-то, кто обнимал её за плечи; кто-то, кто с мучительной нежностью откинул её волосы с шеи, кто прижался теплыми неторопливыми губами к чувствительной коже плеча; кто, кто сладостно и горько шептал ей на ухо. - Или наслаждение здесь, или безгрешие везде..."
Маша проснулась, резко и широко распахнув глаза. Её тело всё было напряжено, словно она ожидала нападения каждую минуту. "Черт, - подумала она, - вот черт". Мария заставила себя расслабиться.
"Это всё луна, - сказала себе она, поднявшись с кровати, совершенно не заботясь о  скрипе матраса. - Я не задернула занавеску. Луна полная и какая-то неестественно бледная. Впрочем, когда светит луна, все становится каким-то ненастоящим. Может, у меня шизофрения? Я слышала, шизофреники реагируют на полнолуние. Ну всё хватит, Маш. Успокойся и не забивай себе голову глупостями. А то этак тебе вампиры начнут видеться. Это же ты, Мария Преображенская, правильная, разумная и практичная до противного. Ты же помнишь, как тебя называют - Светлая Голова, а ты о чем думаешь? Впрочем, это чертово прозвище никогда мне не подходило. У меня в голове вечно какой-то беспредел. Однако странно - днем были тучи во все небо, а сейчас такая яркая луна и звезды, много звезд. Хотя какая разница? Рассуждай трезво и ложись спать":
Хотя она вроде бы успокоилась, всю оставшуюся ночь её мучили непонятные неясные горько-сладкие сны, которые на утро она и не вспомнит. Несмотря на это утром Маша встала бодрая и даже веселая.

- Завтра День Валентина.
Маша оторвалась от тетрадки и посмотрела на Влада. Его лицо ровным счетом ничего не выражало.
- Да, действительно, сегодня 13 февраля, - её голос прозвучал нейтральнее некуда.
- Пойдешь на дискотеку? Завтра будет общеинститутская.     - Да, - Мария всегда ходила на такие дискотеки. - Конечно.
- Пойдем вместе?
У Маши в голове пронесся вихрь разных мыслей, впрочем  она не могла сказать, что неприятных.
- С удовольствием.
Они улыбнулись друг другу и уткнулись в тетрадки, лихорадочно записывая лекцию.
- Скажи, что бы ты хотела от жизни... в отдаленном будущем? - они шли по скверу, глядя на сырую вдруг решившую взбунтоваться природу. В такую погоду хотелось как можно скорее добраться до дома и не вылезать из-под пледа, однако Владу удалось вытащить её из автобуса. Впрочем нельзя сказать, что Маша очень уж хотелось ехать в этой до отказа набитой консервной банке. Снег   под ногами тихо и противно таял, заставляя думать о недолговечности всего на свете. Небо оставалось таким же серым, но как ни странно в воздухе было то, что называется "пахнет весной". Или, может, это настроение было такое?
- От жизни...- Маша тихо и грустно улыбнулась. Она и сама точно не знала. Иногда ей хотелось славы, баснословного богатства и власти, чтобы все на свете любили её и восхищались ею, чтобы её глаза смотрели с бесчисленных плакатов, а её лицо было известно всем на этой планете. А порой ей хотелось жить в тихом маленьком городе, иметь свой дом и работать в какой-нибудь     хорошей фирме, в которой носят только деловые костюмы,  иметь     постоянного "друга" и знать свое будущее на несколько  лет вперед. А иногда ей хотелось быть спасателем, каждый день рисковать жизнью ради других людей, или быть тайным агентом и выполнять опасные и завораживающие воображение спецзадания. А еще ей хотелось быть всегда любимой,  чтобы кто-то любовался ею и понимал её   малейшие чувства и не раздражался её недостатками.
Маша подняла свои умные задумчиво-улыбчивые глаза на Влада. -  Свою квартиру, обставленную так, как мне и  только мне хочется, свою машину, любимую работу, небольшой круг верных хороших друзей и никаких проблем в личной жизни. Все тихо и спокойно, - словно подшучивая над собой, легко произнесла она. - Если хочешь - гармония; так сказать - Божья благодать.
- Спокойствие, невозмутимость и одиночество...
- Не обязательно,  улыбнулась она последнему определению.
- План минимум, да? - вдруг спросил Влад; на её вопросительно поднятые брови, он пояснил. - Ведь порой хочется чего-то большего?
"Даже больше, чем порой".
- Ты прав, - усмехнулась Маша. - Иногда хочется блистать и гореть как звезда, быть, так сказать, надеждой и гордостью всего человечества или по крайней мере этой страны.
- Именно это я и хотел услышать.
Маша удивленно везлась на него. Влад сверкнул зубами в своей дьявольской ухмылке. Мария невольно поежилась от неприятного чувства: она терпеть не могла чувствовать себя уязвимой, что бывало всегда, когда она раскрывала кому-то свои тайные мысли.

- С Днем  Святого Валентина! - Влад потрясающе выглядел, хотя она и не знала, что именно в нем изменилось. Но в его глазах была такая нежность и ласка. Он мягко притянул её за шею к себе и легко поцеловал в приоткрытые губы. Это чувство было так приятно и светло, что на душе у Маши стало тепло и спокойно. Она опустила голову и посмотрела на открытку, которую Влад ей подарил. На ней ангел с молитвенно сложенными руками, склонив голову на бок, смотрел на нее с такой лукаво-невинной улыбкой, что Мария почувствовала, что губы сами собой растягиваются в улыбке. На обратной стороне было написано:


   Любовь, если она не превращается в     слепое обожание, делает нас совершеннее

Мари подняла голову и встретила ласковый, добрый взгляд Влада. Она потянулась и также легко и быстро поцеловала его в губы.
- Тебя тоже с Днем Валентина.
Этот день вышел да редкость хорошим, добрым и светлым. Все поздравляли друг друга, целовались и улыбались... Хороший был день. И под его обаянием тихо оттаивала природа. И небо было  голубое, и птицы пели, и. было что-то такое вокруг, что казалось, будто весна наступает. Маша вместе с Владом возвращались домой. У нее было удивительно хорошо на душе; полная гармония и покой. Она не чувствовала никакой романтики, и в то же время ей казалось, что самые лучшие мечты сбылись. Она подняла глаза к небу и увидела совсем рядом золотой крест на куполе краснокирпичной церкви. "Он не заслужил рай, он заслужил покой", - вспомнила Маша фразу из Булгакова. "Если после смерти ощущаешь вот такой покой, - подумала она, - то зачем же нужен рай? А может, рай именно такой?"
- Ты веришь в Бога? - спросил Влад, проследив её взгляд. Маша перевела на него глаза. У него был совершенно непроницаемый вид, и она боялась высказать то, что думала. Она всегда старалась, чтобы люди не знали её истинных чувств,   Ангелова она знает всего несколько дней, но он понимает её, тут же возразила она себе. "Вот это и страшно". Маша собралась было отшутиться, но взгляд её уткнулся сначала в чистое ярко-голубое небо, потом в сияющий золотой крест, а затем в глаза, которым было так трудно солгать. И ей почему-то расхотелось шутить, более того, она внезапно ощутила, что к глазам подступили ненавистные слезы, вот поэтому Маша сделала то, что сделала - она отвернулась.
- Маш, - в голосе был тихий  мягкий упрек. Она пожала плечами, словно отгоняя нежеланные чувства, и решила честно ответить.
- Мой отец - законченный атеист, мама... мама очень сильно верит в Бога, а сестра верит... во всех богов сразу...
- А ты?
- А я...- она замолчала и почувствовала, как его сильные заботливые руки за плечи разворачивают её к себе. Серые глаза смотрели на нее серьезно и ласково, и Маша тихо выдохнула:
- А я хочу верить.
Его теплые губы ласкали и лелеяли, а   осторожные пальцы наслаждались шелковистостью её волос, кожи. Этот поцелуй не был неожиданным, и он не был... страстным, он был естественным продолжением доверия.
- Почему только хочешь?
- Потому что мне надо знать.
 И вот тут Влад слукавил, но не полностью.
- Я не знаю, существует ли Бог, но поверь мне, дьявол существует.
 Маша отшатнулась и уставилась на собеседника. "Черт возьми, эти светлые глаза, из-за них..." Она не стала додумывать, что из-за них у Влада был слишком зловещий вид. Ох, недобрый был у него взгляд. И Маше внезапно стало страшно. «Просто Влад слишком любит черный цвет». Она улыбнулась и сразу почувствовала себя уверенней.
- Как у Булгакова, да?
Влад улыбнулся и провел рукой по черные волосам.
- Примерно.
Маша расхохоталась и решила поддержать  шутку.
- И ты значит Воланд?
- Меня называют по-разному. Воланд наиболее точное. Сдерживая улыбку, она продолжала расспросы:
- А я в роли Бездомного или Берлиоза? Может, мне тоже сегодня отрежет голову? - подняла она брови, улыбаясь глазами.
- Нет, сегодняшний вечер ты проведешь дома одна, - серьезно произнес Влад.
"Кто кого, - подумала Маша, - эти трюки мы знаем. Сколько раз мы с Саней так друг друга разыгрывали. Серьезная мина - и кто первый не выдержит».
- Мы же вроде собирались сегодня пойти на дискотеку. К тому же родители и Саня дома. Влад улыбнулся и еще серьезнее ответил:
- Через полчаса тебе позвонит староста и скажет, что дискотеку отменили из-за гриппа, родители на выходные уедут к друзьям в другой город, а около семи вечера позвонит Саша, скажет, что переночует у подруги и попросит перед родителями прикрыть. Они не любят, когда Саша ночует не дома.
Она смотрела на него: он был абсолютно спокоен, даже обычен, в глазах ни капли юмора - и расхохоталась.
- Прекрати, Влад. Я сдаюсь.
- Я серьезно.
- Что серьезно?
- Я не человек.
- А кто же ты? Дьявол?
- Ну не совсем, конечно, дьявол. Думаю, лучше всего подходит определение демон. Да, Демон наиболее точно.
Маша немного ошалело смотрела на него и не знала, что ответить. Разумеется, она не верила этому, но ничего достойного не приходило в голову. Поэтому она продолжила расспросы, решив идти до конца.
- Демон, значит. Ага, - как будто ей все стало ясно, произнесла Мари. - Демон - это хорошо. И почему ты так решил?
- Глупый вопрос тебе не кажется?
- Как и весь этот разговор, - отрезала Маша, внезапно разозлившись. - Давай его прекратим. Хватит меня дурачить. Шутка зашла слишком далеко. 
 
- Вот сейчас ты думаешь, что надоела мне и что я держу тебя за дуру. Но это не так, - удерживая её за плечо, сказал Влад. Она резко повернулась, сжав  кулаки:   он был абсолютно прав.
- Убери руки! - она пошла вперед, желая только побыстрее добраться до дома. - Если не хочешь идти со мной на дискотеку, то так и скажи и не надо выдумывать такие изощренные отмазки. Я вовсе не претендую   на то, чтобы встречаться с тобой. Если не хочешь этого, так и скажи, и останемся друзьями. Не  бойся, я не обижусь.
- Маша, послушай меня, - он крепко держал её за плечи, не давая ей вырваться. - То, что я сказал - правда.
- Ну конечно же! - язвительно подтвердила она.
- Да, правда. Ты сама позвала меня. Помнишь, перед вторым экзаменом, ты жаловалась, что в жизни нет волшебства и вообще ничего сверхъестественного. Так вот я здесь, чтобы убедить тебя. Тебе нужны доказательства. Да? Ну что ж. Твое полное имя - Мария Михайловна Преображенская. Ты родилась 21 августа 1981 года. Твою сестру зовут Александра. Она родилась 18 мая 1983 года. Родители - Татьяна Петровна в девичестве Беликова и Михаил Федорович. У вас есть собака по кличке Бес. Ты назвала его  так. Твой любимый фильм - "Секретные материалы". Ты любишь подобные вещи, это влияние твоей взбалмошной сестры. Ты всегда хотела стать юристом, а в тайне мечтала быть певицей или актрисой, потому что тебе кажется, что ты постоянно притворяешься, что ты в жизни играешь тысячу ролей и не знаешь, что именно ты из себя представляешь. Тебе порой так хочется, чтобы кто-то намного умнее тебя, какая та на самом деле, чтобы ты потом могла выстраивать этот образ. Сегодня на завтрак ты ела бутерброд с паштетом, но ты его терпеть не можешь и всегда тайком скармливаешь собаке. Я знаю все про тебя.
- Послушай, Влад, большинство из этого можно элементарно узнать, а остальное, ты выдумал. Ты странный парень. Я, пожалуй, пойду, и знаешь...- она обернулась. В мозгу звучало только:
"Надо уходить. Бежать!" Ей стало страшно: маньяк какой-то. А может не поэтому, а потому...- и знаешь, я, пожалуй, не пойду сегодня на дискотеку, так что не заходи за мной. Влад одним шагом преодолел разделявшее их расстояние.
- Тебе хочется бежать от меня, и ты думаешь, что я псих. Но тебе от меня не уйти. Потому что ты - это я, а я - это ты. Ты боишься меня, но еще больше  себя, потому что я прав. И еще одно, чтобы ты поверила - я знаю все про тебя из твоих же дневников.
- Я не веду дневник, - обрадовалась Маша тому, что нашла единственную неправду в его словах.
- Нет, ведешь, Машенька. Только делаешь это необычным способов. Ты пишешь письма. Ники.
-.Что еще за имя такое? - ей хотелось плакать и визжать от злости. Она пыталась отгородиться единственным известным ей способом - она лгала.
- Обычное. Николай Димидов. Ты его всегда так называла - Ники. А он тебя - Мари, а Сашу - Алекс. Это делало вас ближе и отгораживало от всего остального мира. Вы с ним были лучшими друзьями до восьмого класса, а потом он уехал и быстро перестал писать. Но тебе хочется думать, что он не забыл тебя. Вы познакомились с ним, когда переехали в этот район. Тебе было 6. Ты сидела на корточках и рисовала мелом на асфальте домик, с тоской поглядывая на играющую в "разрывные цепи" компанию незнакомых детей. Вот тогда он к тебе и подошел и предложил присоединиться к ним. Ты не знала, что сказать, просто смотрела на него снизу вверх, потом протянула руку. В ней был забытый мелок. Он засмеялся и, взяв его, присел рядом и дорисовал домик. С тех пор вы стали дружить. Многие даже думали, что вы были влюблены друг в друга, но это было не так, но с ним ты чувствовала себя уверенной и любимой. "Ты верила, что он никогда не бросит тебя в беде и всегда будет рядом, когда нужен. И тебе так отчаянно хочется верить, что он тоже помнит о тебе, что он просто не может тебе писать. Может, его отец суперсекретный агент, и его семья должна была прервать все связи с прошлой жизнью. Или что-нибудь в этом роде. И ты пишешь ему письма, но не отправляешь их. Вместо дневников. Поверь мне, Маша, я знаю, он не забыл тебя, и он тоже пишет тебе письма и не отправляет их.
- Черт возьми, неужели Саша рассказала тебе об этом?! Но она же клялась, что не читает чужих писем! Неужели она?! Моя сестра! Это вы задумали вместе?! Признайся, она тебе все это рассказала? - закричала Маша.               
- Нет, да и как она могла, ведь ключ от шкатулки с письмами всегда с тобой?
Маша потрогала цепочку с медальоном, в котором был миниатюрный ключик от шкатулки.
- Я не знаю, откуда ты всё это узнал, но я не желаю этого слушать. Ты просто сумасшедший, а может, и маньяк! Отстань от меня! Я не хочу связываться с тобой и твоими бредовыми идеями. Она развернулась и быстрым шагом, с трудом сдерживая желание побежать, направилась к дому. Мари обернулась, но Диада на аллее уже не было. Она побежала, стараясь удержать нахлынувшие чувства, воспоминания. О Боже, как же она ненавидела себя за то, как в голове смешивались мысли, образуя полную неразбериху в душе. Чувства приходили в смятение, и хотелось рыдать. Ники всегда удавалось её успокаивать. Ей было достаточно его улыбки, рукопожатия, ободряющего взгляда. Как же Влад узнал про Ники и письма?
Маша заставила себя остановиться, глубоко вдохнуть. "Успокойся, успокойся. Всему есть разумное объяснение. Нельзя так реагировать на всяких придурков. Успокойся. Он не прав. Ты же знаешь, что с тобой все в порядке. Взрослая, умная, красивая, и у тебя все получится. Все в порядке. Забудь. Забудь как плохой сон. О Ники, как же ты мне нужен!" Она поднялась на свой этаж и постояла, чтобы восстановить дыхание, открыла своим ключам дверь и посмотрела в зеркало. Откуда в этих спокойных глазах столько лихорадочного блеска? Она сняла беретик и стала расстегивать пальто.
- Маша, это ты?
- Да, мам! - закричала она. Ей не хотелось видеть сейчас Мать и вообще кого-либо. Но та как назло появилась в коридоре.
- Как дела? Все хорошо?
- Да, ма. Все как всегда. Обычный, день, - Маша чуть себе язык не откусила: День Всех Влюбленных - обычный день? - Всё просто прекрасно, - «Надеюсь, она не заметив, какая искусственная получилась улыбка».
- Прекрасно, девочка моя. Какие планы на вечер?
- Сегодня дискотека в институте. Пойду.
- Только не поздно возвращайся.
- Меня Влад проводит, - брякнула, не подумав, она.
- Хороший мальчик. Солнышко, звонили Мигуновы, приглашали к себе. Ты не возражаешь, если мы поедем?
- Без нас? - ухмыльнулась Маша. - Конечно, нет.  Когда вы уезжаете?
- Пятичасовым автобусом. Вернемся в воскресенье вечером. "Черт его возьми, откуда он знал?!" - ругалась она про себя, раздеваясь.
- Маш! - ворвалась в комнату Саша. - Ты знаешь, что предки уезжают? Мария стояла посредине комнаты в брюках, лифчике, с блузкой в руках.
- Саша, может, ты научишься стучаться, что ли? - раздраженно вздохнула она.
- Зачем? Маш, я пойду к Кате, ладно? - она чмокнула сестру в щеку и побежала к двери.
- Саш, подожди. Я хочу...- она хотела поговорить, но, посмотрев на нетерпеливое личико сестры, махнула рукой и сказала. - Ладно, не важно...
Почему-то у Маши было чувство, что её обманули. Она села за стол и, глядя в зеркало, стала расчесывать волосы, это её успокаивало. Ну и достал её этот Влад! Чего она так разнервничалась?! Но откуда он узнал про Ники?! Маша закрыла глаза и провела ладонями по лицу, словно отгоняя воспоминания, но они не уходили. Ники, Ники, где же ты? «Ненавижу этого Влада! Ненавижу! Какая же я дура. Нельзя так нервничать. Всё, решено. Иду на дискотеку без Влада».
Маша привела еще множество разных доводов и фактов, неизвестно, что объясняющих. В конце концов она добилась лишь только того, что снова разозлилась. Так что, когда зазвонил телефон, она в раздражении схватила трубку и рявкнула в нее:
- Алло.
- Э-э, привет, - немного ошарашенным тоном заговорила трубка. - Это ты, Маш?
- Да, я, - заставила она говорить себя спокойно. - Еще раз привет, Оксана.       
- Ты знаешь, что дискотеку отменили?
- Почему? -  ошарашено спросила Маша старосту.
- Из-за карантина. Ну ты слышала, грипп везде, и отменили.
- Лучше бы занятия в институте отменили, - произнесла она, лишь для того, чтобы что-нибудь понять. Староста хмыкнула и попрощалась. Маша медленно положила трубку на место и уставилась в пространство. "Нет, этого не может быть, просто  не может быть. Этого не может быть, потому что не может быть в принципе. Строго по Чехову». Тут Маша вспомнила фразу из своих любимых "Секретных материалов": "Есть много такого, чего не может быть. Чего-то действительно не может быть. Но кое-что все-таки, существует». 
- Маша, помоги мне! - позвала мама.
« Может быть, я игнорирую факты?»
Наконец родители уехали, даже собаку с собой забрали: "на природу"; и Маша осталась одна в пустой квартире. Обычно она любила одиночество и темноту, но сейчас, проходя по сумрачным комнатам, она внезапно почувствовала пустоту. Что-то тревожило её изнутри, неспокойно было на душе. Она поставила кассету и села за стол, достала бумагу, ручку...
"Дорогой Ники! Сегодня День Всех Влюбленных, и клянусь, я думала, что буду рассказывать тебе совсем о другом. Но сейчас я нахожусь в полной растерянности. Знаешь, со мной случилась такая странная вещь. Банально звучит, да? Тем не менее это случилось. Что? Понимаешь, к нам в группу перевели одного парня, и мы с ним сдружились, причем довольно быстро. Он очень хорошо понимал ^ меня. Почему понимал? Потому, что сегодня он наговорил мне такого, что я больше не хочу его видеть, тем более дружить. Но знаешь, я не могу понять... просто он рассказывает обо мне такие вещи, которые никто не знает... то есть понимаешь... он знает про тебя и письма, а про них я не говорила даже Алекс. И еще одно - он всегда понимает, что я чувствую, как будто читает мои мысли. Конечно, этого быть не может, потому что это невозможно. Большинство из того, что он обо мне знает, можно легко узнать. Лучше всего для этого подходит Алекс, она хотела, чтобы мы с ним встречались, но я не верю, что это она, Она бы не стала, и потом какой-то глупый план тогда получается. Короче, я почти уверена, что это не Саша. Но кто же тогда, Ники? Впрочем это меня меньше всего волнует. Понимаешь, я всегда хотела выглядеть абсолютно невозмутимой, идеальной и уверенной в себе. Но ты же знаешь, это не так. Я не хочу в это верить, знать и слышать об этом. Но он прав, я постоянно играю роли: хорошей дочери, старшей сестры, классной девчонки или добросовестной ученицы и т.д., и т.п. Но это ненастоящая я. Знаю, это звучит мелодраматично. Иногда я спрашиваю себя, чего моя душа хочет. И не знаю ответа на этот вопрос. Я постоянно колеблюсь и боюсь поступить неправильно. Я не могу прямо заявить человеку, что я о нем думаю: ни хорошее,  ни плохое. Я не могу твердо, не сворачивая идти к цели, не отвлекаясь по пустякам. Я не знаю, что хочу от жизни, кем хочу стать,  чего добиться... Меня считают очень спокойной, уверенной в себе, твердо стоящей на ногах и всегда трезво смотрящей на мир. Но, Ники, это не так! Я так хочу верить. Мне необходимо видеть в жизни какой-нибудь смысл, который не уничтожается даже смертью, но у меня слишком рациональный ум, чтобы думать, что есть что-то..."
Маша оторвалась от письма и закрыла глаза. Нет, не так. Почему же не удается словами объяснить  то, что думаешь, чувствуешь? Раньше получалось. Мария всегда садилась писать письма, чтобы успокоиться. Она подняла руки и, словно умываясь, провела ими по лицу, но безумные мысли не улеглись, не исчезли, а все также продолжали дурманить голову.
- Всё, хватит, - заявила Маша в пустоту, поднялась, дошла до кухни, поставила чайник, потом отправилась в зал, включила телевизор, поставила видеокассету с концертом Малинина и растворилась в музыке. В воображении мелькали различные картины, и ей казалось, что она живет другой жизнью и душа у нее другая. Я твою кожу знаю всю, И кровь твою я знаю всю, Я ухожу, ты прошепчешь: "Рано", Но это последняя битва титанов.
Маша всегда очень остро чувствовала музыку, и считала, что её нельзя отделять от слов. Она представляла музыку первозданной природой, а слова - человеческим созданиям и любила этот контраст, потому что вместе это совершенство.
        Мы поздно встретились, и вышли на дорогу.
        Наш путь лежал чрез тысячи орбит...
        Душа рвалась... Душа взывала к Богу,
        И мир внимал безмолвию молитв.

"Надо жить", - мне сказала вчера,
При свечах кинув карты, цыганка
 И в осеннюю полночь ушла,
 Спрятав слезы под шелк полушалка.
 Надо жить, только как и зачем?..
 Надо жить и терпеть, эту боль,
 Что попутчицей следует всюду.
 Надо жить и играть эту роль.
 Не хочу, не умею, не буду!

  Настойчивый сигнал телефона  наконец добрался до Машиного сознания, и  она вскочила как ошпаренная, сообразив, что он звучит уже  довольно долго.
- Алло!
- Маша? – раздался в трубке удивленный  голос сестры. Мари сообразила, что недоумение  Саши вызвано тем, что её старшая сестра слишком запыхалась. - Ты что так долго не берешь трубку?
- В ванне была.
- А-а, - похоже, Сашу это мало  волновало. - Маш, ладно  я  переночую у Кати? Пожалуйста, Машенька - в голосе сестры была такая мольбе, что Мари не выдержала бы даже, если б хотела, хоть и знала, что Саша, наверное, с полчаса тренировалась, чтобы выдать этот жалостливый тон.
- Я не против.
  -  Спасибо, Машенька! Ты чудо!
Маша кривовато улыбнулась: младшая сестра вертела ею, как хотела. Хотя она и не имела ничего против: хватит уже того, что над ней родители тряслись, как будто она была вазой из бесценного китайского фарфора, пусть хоть Саша ни в чем себе ни отказывает.
- Маш, а перед родителями прикроешь?
- Ладно, но если они позвонят, когда меня не будет, мы были у Иринки, хорошо?
- Это куда ты собралась? - немного ревниво спросила Саня.
- На дискотеку в институт.
- Её же отменили.
- Откуда ты знаешь? У меня встреча. И если ты хоть слово скажешь на эту тему, последствия тебе известны.
   Саня хохотнула.
- Рада за тебя. Ну ладно, счастливо.
Маша повесила трубку. Вообще-то она никуда не собиралась, просто так сказала, из чувства противоречия. Внезапно девушка застыла на месте. "Черт возьми, все случилось так, как он говорил. Родители уехали. Саша у подруги. Во имя всего святого, что происходит в этом доме?!" Её размышления прервал звонок, на этот раз в дверь.
- Кто там?
- Вам заказное письмо. Распишитесь. Маша открыла дверь. Пожилая женщина-почтальон протянула ей обыкновенный белый конверт с множеством печатей.
- Мария Преображенская?
- Да, это я.
- Распишитесь здесь, пожалуйста.
Закрывая дверь, Маша недоуменно смотрела на письмо. "Кто мог мне прислать заказное письмо?" Она вскрыла конверт.
"Дорогой Ники! Сегодня День Всех Влюбленных, и клянусь, я думала, что буду рассказывать тебе совсем о другом..."
"Этого не может быть!" - Маша побежала в свою комнату и уставилась на стол.  Её письмо Ники все так же лежало на его поверхности, как она его и оставила. Но факт оставался фактом, а именно - она же держала в руке точную копию этого письма: на той же бумаге, теми же чернилами и её подчерком, даже с теми же помарками, что и в первом, с теми же переносами и с теми же завихристыми заглавными буквами. "Нет, этого не может быть". Даже если кто-то решил бы подделать её почерк, для этого нужно время, надо иметь перед глазами оригинал, но она не более часа назад написала его. Маша подняла глаза на окно. Его занавешивала полупрозрачная тюль: сфотографировать через такую невозможно, да и этаж четвертый. "Тогда что же это?" Она медленно отправилась в зал, держа в руках оба письма, рассеяно включила кассету с концертом.
Сколько раз мы словно на расстреле,
Глядя в дуло времени, стояли.
Кто мы в этой жизни - менестрели   
Вечные скитальцы и бродяги.
Секут нас, как плети, ветра и дожди.
Мы вечные дети на Млечном пути.
Звезда наших странствий, гори, не сгорай.
Мы ищем, мы ищем потерянный рай...


- Этого не может быть! - громко сказала Мария, уставившись в ночь своими темными глазами.
- Всё еще не веришь? - раздался с дивана знакомый глубокий голос, и, резко повернувшись, она уставилась в насмешливые серые бездонные глаза. Маша отступила на шаг назад и покачала головой.
- Это просто сон. Я сплю, и мне снится дурной сон. Кривая улыбка исказила лицо Влада.
- А ты ущипни себя.
Для верности Маша со всей силы рванула длинными ногтями по руке. Как не странно Влад никуда не исчез, а лишь еще насмешливее ухмыльнулся, и резкая боль на запястье не позволила ей усомниться в реальности происходящего.
- Кто тебя впустил? Саня? Это что новый способ знакомства? - внезапно разозлилась Маша. "Да что в конце концов происходит в этом доме?!"
- Каким образом ты это себе представляешь? Ты, конечно, законченный циник, но твоя сестра все еще питает надежду, что ты поверишь.
- Не говори глупости, - отрезала Маша, - Такие шутки как раз в стиле моей сестры.
-  Неужели вы думаешь, что твоя сестра стала бы так шутить?
- Не знаю, - Маша вдруг почувствовала себя смертельно уставшей. - Я не знаю, что тебе от меня нужно. И вообще что ты тут делаешь?! - снова разозлилась она. - Что тебе от меня надо?!
- Твоя душа.
Его спокойный даже обычный тон ударил  по нервам как по струнам.
- Ой, хватит, а?! Прекрати молоть эту чушь! Слышать больше не хочу про эту белиберду! Надоело уже! Посмеялись и хватит! Видеть тебя не хочу!
 Как-то сразу Влад оказался рядом, перед ней, и почему-то она не смогла отвести взгляд. Её раздражало, что он намного выше и приходиться задирать голову, чтобы посмотреть ему в глаза.
- Не хочешь, - его голос был глух и почему-то проникал в самую глубину сознания - Я знаю, что не хочешь, но я уже здесь. Это ты позвала меня, И тебе от меня никуда не деться.
- Это как же я тебя позвала? - подняла брови Мария. - Что-то я такого не припомню.
- А ты помнишь, как спрашивала себя и других, есть ли волшебство в мире?
- Ну да, но я ведь не одна такая. Вон Санька постоянно об этом болтает.
- Саша верит в это, так что  ей не нужны доказательства.
- Доказательства чего?
- А как ты думаешь? Доказательства того, что в этом мире есть чудеса, если хочешь, сверхъестественные силы, волшебство и всё такое прочее.
- Подожди. Так ты хочешь сказать...- Маша замолчала, потом подняла руки, словно объясняя что-то, - что ты не человек, то есть... ты демон, ангел,  призрак или как это там называется... И ты умеешь... творить чудеса?
- Ну наконец-то. Да, я могу многое, что вы люди называете чудесами, колдовством.
- И кто же ты?
- А ты готова в это поверить?
Маша уже открыла рот, чтобы что-то ответить, но так и застыла, не зная, что сказать.
- Не знаю, - наконец произнесла она. - Я не знаю. Но я еще никогда так не хотела поверить.
Она развернулась и немного прошлась по комнате, жестикулируя, словно объясняя урок.
- Но если ты действительно принадлежишь чему-то сверхъестественному, то невольно встает вопрос, кто ты - черт или ангел. Поскольку на ангела ты явно не тянешь, ты скорее всего дьявол. А это значит, что ничего хорошего я от тебя не дождусь. Ты сам сказал, что тебе нужна моя душа. А зачем? Чтобы отправить в ад, на вечные мучения? Так?
  Маша повернулась к Владу.
- Я права?
  Влад смотрел на нее чуть ли не с восхищением и тихо, но очень довольно усмехался.
- Ты меня поражаешь. Машенька, - он явно не мог сдержать улыбки, - вот что значит разум и логика. Даже я не думал, что они в тебе так сильно укрепились. Это просто потрясающе.
- И все-таки я права?
   Влад стал серьезным.
- Малыш, почему ты решила, что существует только добро и зло?
- Не называй меня малыш, - машинально поправила она. - Я читала библию, там именно так и сказано. Если не соблюдаешь все правила, то всё - извините, вам не повезло. Вы заслужили билет только в одну сторону и не в лучшую. Вам достались бесплатные вечные мучения.
- И ты веришь в это? Посуди сама, когда мы умираем, тело наше остается на этой стороне, а душа отправляется на ту. Так как же бестелесная душа может гореть в огне, пусть и адском? Ведь все описанные в библии мучения явно физические, причем придуманы без особой фантазии и воображения. Скажешь, нет?
- Я не особо хорошо знаю текст библии, чтобы спорить с тобой.
- Верно, но все же подумай, библии была написана более 2000 тысяч лет назад. Тебе не кажется, что за это время многое изменилось?
- Но ведь есть вечные ценности, - она не позволяла себе верить, но ей слишком хотелось, чтобы он оказался прав. И ей было все равно, что из этого выйдет. Ей отчаянно были нужны его слова, которые трогали что-то древнее и дикое в её подсознании, где-то в самой глубине утаенных желаний.
- Вечные ценности слишком субъективны, чтобы верить в них. Ценности и истины для каждого свои. И никто не может запретить нам верить в их правоту. И ад большинства людей - это их отход от их же истин. Когда мы перестаем делать то, что хотим, зная или не сознавая это, нам становится не за чем жить.
- Нет, - покачала она головой, - так не может быть. Всё слишком просто. У людей есть, кроме желаний, еще разум, воля, чувства, обязанности, интересы, ради которых стоит жить.
- Разум и воля еще никого не сделали счастливым. Зачастую следовать им и есть единственное желание человека. Чувства или интересы - это все одно: желания, пред которыми мы бессильны. Мы можем их подавить, но это медленно убивает нас. Обязанности, долг - это лишь поводы цепляться за жизнь.
- Нет, - "Нет, нет", - говорила она возникающему воспоминанию. - Нет, нет. Ведь это не правда, скажи мне. "Лучшее для человека было бы не родиться, а следующее за этим - не жить", - это было из Ницше, которого они недавно изучали, - речь мудрого сатира, она не помнила имени. - Ведь это не правда? Ведь мы не живем иллюзиями? Ведь под нами нет бездны, от которой только шаг и в которой даже душа - ничто? Ведь в жизни есть смысл? Смысл, который не уничтожается даже смертью, даже крушением иллюзий? Скажи мне, что есть. Если скажешь "нет", я этого не вынесу.
Он знал ответ. Сейчас как никогда раньше, он видел всю эту бездонную бездну её души. И его сердце, если оно у него было, линовало. Буквально, пело и смеялось, хохотало от удовлетворения. Он наклонился и, взяв её безвольно повисшую руку, очень легко прикоснулся к ней губами.
- Бездна есть, поверь мне, есть. Но она не вокруг нас, она - в нас. Это в нее мы боимся заглянуть. Мы  боимся, что там окажется пустота или зло. Пустота порождает зло, с которым никто не справится сам. Зло лучше  пустоты. Зло может не причинять никому боли. Потому что зла как такового не существует, зло - это слишком сильные желания,  которые мы боимся осуществить и осуждаем. По никто не может знать, что в этой бездне. Поверь мне, Маша, там просто есть жизнь - чувства, эмоции, желания, которые делают людей великими, которые позволяют нам быть настоящими и счастливыми. Мы можем жить или умереть, но наши творения, наши мысли, наши мечты, сны, наши души никогда не оставят этот мир. Они всегда будут будоражить нас или других людей. Мы умираем, чтобы снова родиться, чтобы снова чувствовать и желать, любить и страдать - он легонько провел рукой по её щеке, наслаждаясь жаждой глаз, души, тела. - У меня не хватает слов, чтобы рассказать тебе всю глубину самой идеи жизни. Мы не имеем права отказываться жить, любить, желать, чувствовать. Мы можем не любить кого-то конкретно, но наши мысли, мечты, сны, песни, воспоминания, если они достаточно сильны, всегда с нами; пока они есть - это значит, мы живы. Только так и стоит жить. Пока мы способны чувствовать, мечтать, помнить, мы достойны жить. Жить, понимаешь! Жизнь - это наивысший дар, наивысшее благо.
- Но нельзя же жить одними чувствами, ведь есть обязанности, мораль, чувства других людей, которым мы не имеем  права причинять боль.
- Кто любит, тот поймет. Никто, ни один человек не может запретить нам желать и добиваться чего-либо в этом мире. Если любимые тобой люди не понимают, осуждают твои чувства, значит они любят не тебя, а нарисованный себе образ. Ты думаешь, ради них стоит жертвовать счастьем, пусть даже мимолетным. Если они тебя любят, то не должны мешать тебя. И может, жизнь, которой ты якобы лишилась, сделав то или другое, и не стоит сожалений. И поверь мне, всё можно изменить. По крайней мере тебе не придется сожалеть о потерянных возможностях.
Не отрывая взгляда от черных дул зрачков, он мучительно медленно вел пальцы по её щеке, к губам, дрожа, по ним, и вниз к шее, как бежала бы капля крови из сомкнутых губ, по шее, заставляя девушку откидывать голову.
Ей хотелось верить, чувствовать, знать, но откуда-то из глубины её безнадежно трезвого сознания кралось сомнение, сомнение и страх, так хорошо знакомые ей. И она приветствовала их... потому что они были привычны и не новы. Ей не хватало сил оттолкнуть его, но и не хватало безумия поверить ему.
- Зачем ты говоришь мне это?
Ей казалось, что она не слышит его ответ, а пьет его: из его глаз, из его губ, из его души, сердца, как пьют музыку и боль.
- Ты нужна мне. Ты. Твоя душа. Я хочу забрать её и никому не отдавать. Испить до дна, сделать своей, сделать такой,  как  я. Сделать вечной мечтой, желанием, сном, музыкой, призраком жизни или смерти.
Она отошла от него, но знала, что теперь ей уже не освободиться. Мария повернулась, и ее красивой влекущее  лицо застыло   бледной маской в его глазах.
- Почему я? Почему именно я?
- Потому что в тебе так много желаний. Они бьются в тебе, как дикие птицы. Ты сдерживаешь их, не даешь воли, но ты даже представить себе не можешь, какое наслаждение видеть их, чувствовать их, он положил ладонь повыше её груди и покрепче нажал, и Мария почувствовала, как что-то неизвестное ей - может, сердце - рванулось ему навстречу, - за этой маской невозмутимости и спокойствия. Машенька, если б ты знала, как ты красива, чувственна. Ты ведь чувствуешь это? - он снова коснулся её шеи. Словно разминая затекшие  мышцы, она повела головой. - Я знаю - чувствуешь, - прошептал он, прижимаясь губами к едва ощутимой жилке там, где наиболее уязвимей" чувствуется жизнь. А ей так хотелось сейчас ощутить боль от его губ. И голова закружилась, когда его ладонь чуть спустила махровую ткань с плеча. - Ты же знаешь, что я прав. Ты знаешь, как часто боль соседствует с наслаждением, а страх - со страстью. Зло влечет тебя как магнит. И ты ничего не можешь с этим сделать. Я могу сделать тебя бессмертной, дать всё, что пожелаешь - деньги, славу, весь мир.
  Холодный омут вокруг начал смыкаться. Брови её изогнулись, она хотела понять, что он просил.             - Взамен чего?
- Пойдем со мной. Мы пройдем сквозь века, сквозь миллионы миров и жизней, сквозь время и расстояние.
  О этот разум, кто тебя придумал и в наказание за какие грехи?!
- Ты обещаешь мне все земные и неземные блага, но хочешь отобрать мою жизнь?
- Твоя жизнь будет другая. Не в этом мире, не с этими людьми, не в это время, без страха, без этих проблем, без неуверенности.
 Маша чувствовала, как ледяной страх выползает откуда-то из нее.
- Мы сможем менять жизни, делать их лучше или хуже. Мы будем творить историю. Мы изменим мир. Мы сможем жить лишь чувствами и делать всё, что захотим.
Страх перешел в панику. Холодную такую панику. Она отступила на шаг назад и выставила перед собой ладонь, словно защищаясь.
- Нет, - для убедительности она покачала головой, - нет. Ты же знаешь, что я никогда не смогу расстаться с родными, с друзьями, с теми, кого люблю и кем любима. Ты можешь считать меня трусихой, но я не сделаю того, что ты хочешь, хоть и не совсем понимаю смысл твоего предложения. Моя жизнь - это только моя жизнь, какая она ни была бы.
- И ты хочешь, чтобы она такой осталась? Навсегда? С твоей неуверенностью, комплексами, обидами, безденежьем, неудачами, со страхом. Знаешь, малыш, ты просто не понимаешь, что я есть. Я тебя вижу насквозь. Ты думаешь, я не знаю, как тебе порой трудно, как ты постоянно не уверена, как вечно не знаешь, как поступить, что сделать, что сказать, как отреагировать. Ты живешь в своем узком мирочке, и когда тебя кто-нибудь трогает, спрашивает о чем-то, просто смотрит, ты словно из-под воды видишь искаженную реальность и отвечаешь, как будто только что вынырнуть из-под воды и еще не разобравшись в действительности. Ты хочешь остаться в этом мире? В этом мире?
Ей хотелось размахнуться и что есть силы ударить его по лицу, расцарапать его или еще как-нибудь выразить свой гнев.
- Ты никогда не даешь воли своим чувствам. Потому что у тебя их нет. Потому что ты никогда не знаешь, что  хочешь; да даже если б знала, то все равно не сделала бы так, как хочешь. Потому что ты боишься. Ведь ты знаешь правду о себе, ту правду, которую знаю я. А правда в том, что ты не такая хорошая, как думаешь. В том, что добро для тебя - только хорошо сыгранная роль. Ты вбила себе в голову разные там правила морали да нравственности, а на самом деле ты стерва, и ты ненавидишь их. Ты вообще ненавидишь весь мир. И знаешь за что? За собственную глупость - за собственные запреты и ограничения. Ты мечтаешь о покое и одиночестве, потому что боишься, что, однажды полюбив, причинишь людям слишком сильную  боль. Тебя неправильно воспитали. Тебя не воспитали человеком, личностью, цельной и настоящей, так... какой-то сборник правил   и запретов, ты как в клетке заключала в себе все настоящее, все стоящее и стала лишь этой клеткой. Только с виду человек, а копни поглубже - пустота. Пустота, в которой лишь неясные отрывки мыслей и почти неслышные отзвуки желаний. Я предлагаю тебе освободиться. Это не сделает тебя лучше, но это избавит тебя от оков.
- Если я такая плохая, то почему я еще живу?
- Потому что всем плевать. Они не видят, что там внутри. Да впрочем и не стремятся видеть. И ты знаешь это и тоже не любишь их, мало того не любишь - тихо ненавидишь!
- Нет! - как крик птицы в тишине.
- Тогда объясни мне, почему такое происходит?
- Да если б я знала! Послушай, - постаралась успокоиться она, - я не знаю в чем причина моей неуверенности, но уж точно не в том, что ты думаешь. И сейчас, в данный момент я хочу лишь одного, чтобы ты ушел. Прошу тебя, уходи.
Они молча как два непримиримых противника смотрели друг на друга. Никто не сдался.
- Нет, я не уйду. Но я хочу, чтобы ты знала, что я не причиню тебе зла.
Напряжение спало, и она почувствовала небывалую слабость во всем теле, но руки Влада уже поддерживали её и почему-то в их надежности она не сомневалась.
- Я не сделаю тебе ничего плохого. Ты поняла?
 Маша кивнула. Да, он сделает, как обещал. Вдруг глаза Влада блеснули весельем.
- Хочешь, я скажу тебе, что ты особенно обожаешь?
Она подняла бровь, приглашая его продолжать.
- Музыку и танцы.
Мария сделала невероятную мину.
- Скажешь – нет? А разве не ты танцуешь по комнате, когда знаешь, что тебя никто не может видеть?
Разумеется, он был прав. Вспомнив, в каком виде она танцует, Маша несколько смутилась.
- Ты видел? - подняла она брови, чувствуя, как испрошенная неудержимая в своем веселье улыбка расползается по лицу и брызжет из глаз.
- Ты против? - глаза Влада добродушно усмехались.
- Да как тебе сказать...
Они внезапно не выдержали и расхохотались. Успокоившись, Маша, все еще улыбаясь, сказала.
- Мы могли бы стать друзьями.      
- Э нет, так просто ты, подружка, от меня не отделаешься. Мари посмотрела в его неугомонные глаза и махнула рукой.
- Ну и ладно. Потом не говори, что не предлагала.
- Стерва.
- Ты сам сказал это.
Они продолжали смотреть друг на друга. Маша пыталась разложить по полочкам все, что он тут ей наговорил, а Влад с усмешкой наблюдал за этим. Маша понимала, что в отношении нее он частично прав. Как это ни странно, но она знала, что она вовсе не злая, потому что для этого нужно было слишком много усилий - и душевных, и физических. Она знала, что при желании, она может натворить таких дел, что самой завзятой сволочи и не снились. Но дело было в том, что ей было проще простить, не обратить внимания, не думать, забыть. Она перечитала это слабостью, отсутствием воли, она предполагала, что это обыкновенный банальный здравый смысл. И она верила в это, как люди верят в науку, в порядочность, в вечные ценности. Маша никогда  не боялась выпустить наружу этого злого демона, потому что не верила, что он в ней есть.
  А Влад сейчас смотрел на нее и наблюдал так четко как в телевизоре, как ее глаза снова приобретают свой обычный спокойный цвет, что означало возращение назад, к её сущности, которую эта девочка еще не понимала и которую он должен был заставить осознать себя. И он смотрел и восхищался, потому что она была таким цельным, таким по-настоящему живым творением вселенной, что казалось невероятным, что она просто человек. Влад знал - так бывает: бывают родственные души, которые всегда в любой месте и в любое время найдут друг друга; бывают души, которые и не души вовсе, а так тело как оболочка; а бывают вот такие, как будто весь мир в единой душе, и каждая малейшая вещь вокруг отражается в ней и оставляет неизгладимый след. Такие души не могут осознать себя, потому что они всё пропускают через себя, хоть и не понимают этого. Эти души знают все вечные ценности, но не могут этим воспользоваться для себя, потому что они слишком хорошо знают людей, чтобы не понимать и не прощать их, а они сами слишком глубокие бездны, чтобы на их основании можно было построить более или менее приемлемое сооружение.
 Но у Влада была другая задача, поэтому он дерзко улыбнулся и протянул ей руки, поднимая её с дивана.
 - Хочешь конфетку?
Озадаченная таким поворотом разговора Маша уставилась сначала на приятеля, потом на открытую коробку конфет, неизвестно как появившуюся в его руках. Её любимых конфет.
- Или может, шоколадку? - словно в руках фокусника на его ладони появилась плитка шоколада.
Маша покачала головой, закрыла глаза, потом открыла их, но как ни странно, сладости в его руках не исчезли.
- Здесь темно, ты не находишь? - Влад переложил шоколадку в другую руку, небрежным жестом обвел комнату и щелкнул пальцами. И в то же мгновение зажглись все многочисленные свечи, стоявшие в комнате.
- Так ты не хочешь конфетку?
Внезапно в Мари прорезался юмор. "Может, я сплю, и это просто оригинальный сон?"
- А за конфеты, как за яблоки не изгоняют из рая? - подняла она брови.
- Ты же не веришь в Бога? - отпарировал Влад.
Маша сунула конфету в рот и подошла к ближайшей свече, подняла её и убедилась, что та ни к чему не подсоединена. А значит зажглась сама по себе. Могло ли это быть? Маша обернулась к Владу.
- Это какой-то обман зрения.
- Только не обожгись.
 Маша протянула руку и резко отдернула её - горячо.
- Может, это гипноз, и всего этого нет?
- Тебе бы романы писать.
Она уловила в его глазах смех, и ей тоже почему-то захотелось рассмеяться.
- Или у меня помешательство рассудка, и я лежу где-нибудь в больнице, а все это происходит только у меня в голове. Где-то я читала, что сумасшедшие живут в выдуманном ими мире, не замечая ничего вокруг.
Теперь глаза Влада откровенно смеялись.
- Ты сомневаешься в самой себе?
- Но ведь такое вполне может быть, - не унималась Маша.   
- Тогда почему бы тебе не насладиться всем этим, ведь сумасшедшие  счастливы в своем мире.
 Нельзя сказать, что Маша была в восторге от этих слов.
- И что же ты предлагаешь?
Что-то очень озорное засветилось в глазах Влада.
- Может, для начала потанцуем?
- Потанцуем? 
 "Ну что ж, это можно", - подавила Маша мысль, что принимает предложение, пусть и невинное, но, возможно, от дьявола.
- Только вот одета ты не для танцев, - произнес Влад, разводя её руки за ладони. - Позволь мне, - он отпустил её руки и, не отводя от нее пристального  взгляда, на некотором расстоянии от нее провел ладонью по воздуху. - Вот так, - он запустил пальцы, а в его глазах было... неужели восхищение? тихое спокойное обожание. Влад провел руками по её щекам, под глазами, словно вытирая слезы, лбу, подбородку, шее, закрыл пальцами её глаза, коснулся губ. - Ты такая красивая, ты знаешь это? - его голос был так же ласков, как и руки. - Тобой должны любоваться, любить, лелеять. Я хочу, чтобы ты  это знала. Ты так красива. - Он развернул её за плечи к зеркалу. Маша открыла глаза и с удивлением воззрилась на свое туманное в свете свечей отражение. На ней было надето белое платье из струящегося прохладного  шелка, открывавшее одно плечо. Тускло блестящая брошка перехватывала шелк на манер греческой туники. Платье плотно облегало талию и широкой юбкой спускалось до колен, На     стройных ногах были надеты белые туфельки-лодочки. Маша подняла взор и вгляделась в собственное лицо в зеркале. Обрамленное вдруг завившимися темными волосами оно словно сияло необыкновенной красотой. Вроде бы ничто и не изменилось, но глаза вдруг засветились тихим обаянием красоты, словно свечи, скрыли все изъяны внешности, которых, может, и не было. Маша опустила взгляд и провела рукой по платью, волосам. Это не иллюзия, не мираж: на ней действительно надето это шелковое совершенство, и её волосы завиты в такие изящные локоны. Она обернулась к Владу. На нем был надет белый пиджак и такая же шелковая рубашка. И теперь Мария чувствовала себя достойной парой этому красавцу. Она глубоко вздохнула, словно освобождаясь от всего, что долгие годы сковывало её, чувствуя, как таинственная, божественная улыбка расползается по губам, подбородок сам собою приподнимается, а в глазах появляется вызов и приглашение, насмешка и благодарность.
- Потрясающе, - выдохнул Влад.
- Белое, - усмехнулась Маша, приподнимая край платья. - Если ты - из темных сил, то почему же тогда белый цвет?
  Влад ухмыльнулся в ответ и под тихую музыку обнял её за талию.
- Позволь рассказать тебе одну историю, - двигаясь в такт музыке, произнес он.
- Правда это или неправда - неважно... Когда-то от высших сил родились две дочери-близняшки. Одна из них стала справедливостью и возмездием, а другая - лицемерием и жестокостью. Так вот, у Лицемерия и жестокости были невинные глаза и милое детское личико, светлые волосы, и любила она всегда светлые цвета. А так же у нее был кривой нож и много мелких бесов в помощь. А у Справедливости и возмездия были черные волосы и огненные глаза, стальной тяжелый меч и боевая колесница. Справедливость может мчаться только вперед, а когда это невозможно, она призывает на помощь свою сестру-Лицемерие и жестокость, потому что та предпочитает обходные пути. И вместе они творят справедливость. Но суть этой истории в том, что любая сущность двойственна. Справедливость может быть жестока, а лицемерие может быть красиво. В любом человеке или в каком-либо другом живом существе всегда есть два начала - добро и зло, а то, как они представляются, не имеет значения.
Внезапно музыка изменилась, ударив по нервам барабанным боем, и Влад почти встряхнул её, с вызовом глядя в ее глаза.
- Сколько раз ты танцевала одна в этой комнате, но тебе не хватало партнера. Я знаю каждую твою мысль и каждое твое движение еще до того, как ты его сделаешь, так что не бойся, что я не поддержу тебя. И не стесняйся, ведь меня фактически нет.
Что за безумие было в воздухе этим вечером? Маше было на все наплевать: музыка, плова, прикосновения рук, тел пьянили как хорошее крепкое вино. И не было конца этому бреду. Влад действительно  на лету угадывал все ее желания, все её движения. Ей нужен был этот дерзкий вызов, этот почти злой порыв. Словно дикий ветер сорвал покрывало цивилизованности. Может, так танцевали шаманы или ведьмы при луне. Отчего-то хотелось дико смеяться, хохотать и плакать.
- Всё, вес, не могу больше, - вытирая слезы смеха, с трудом выговорила Мари. - Правда, не могу.
Ласково придерживая ее  за плечи, Влад усадил её в роскошное кресло, а сам уселся у её ног. Мари наклонилась с всё подходящей с лица улыбкой к нему и, поддразнивая, произнесла:
- Этого не может быть, - пробуя на вкус его губы...
- А этого и не было, - так же необязывающе целовал он её. Внезапно Мари подняла голову и внимательно уставилась на него.
- Слушай, а ты правда не можешь причинить мне зла?
- Фактически - нет, но я могу словами или еще как-нибудь по-другому убедить тебя причинить вред самой себе.
- Значит, всё зависит только от меня? - Разумеется, только от твоей доброй воли. Только ты можешь решить переступить черту.
 - А что я получу, если переступлю черту?
- Все, что захочешь. Никогда не будешь знать забот, болезней, трудностей. Я могу дать тебе богатство, баснословное богатство, мировую славу. Ты сможешь увидеть весь мир, попробовать все, что захочешь.
- Но? Ведь у всего есть оборотная сторона.
- Ты права. Во-первых, если ты получишь богатство и известность от меня, это будет означать, что ты не добилась этого сама. Ты не сможешь ничего изменить. И постоянно будет мало. А поскольку все это добыто не тобой, ты не сможешь сделать что-то еще, добыть что-то еще, творить, работать. Каждый раз будешь просить меня…Ты не сможешь творить добро. Не сможешь любить. И тебя никто не полюбит.
- Даже если я попрошу об этом? Влад придвинулся ближе к её лицу.
- Но ведь это будет не любовь. Это будет колдовство и магия, не настоящее чувство.
- А как же мама, сестра, родине, друзья?
- Они будут любить, но не тебя. Потому что тебя уже не будет. Это будешь уже не ты. А они будут любить ту Марию, какая ты сейчас. Они будут любить свою дочь, сестру, родственницу, но не твою душу, личность, индивидуальность, понимаешь?
- Но ведь я буду по-прежнему любить их.
- Возможно, но это чувство будет тихо умирать, ведь ты получишь неограниченную власть. Неограниченную власть, - повторил он, словно пытаясь заставить её вдуматься в глубинный смысл этих слов. - Тебе будут чужды их проблемы и заботы, их радости и удачи. Тебе будет неинтересно. Скучно. Ведь ты сможешь получить всё, что захочешь, одним взмахом руки, даже бессмертие.
- На свете слишком много интересного, неизвестного, чтобы разочароваться в мире.
- Ну и на сколько хватит этого интересного? Год, два? Десять? Двадцать? Поверь мне: люди очень быстро пресыщаются, когда все есть, когда не надо ничего добиваться.
- Послушай, - Мари внезапно пришла в голову интересная мысль, - если можно получить бессмертие, значит можно не попасть ни в рай, ни в ад? Так есть или нет ад?
- Ада как такового места нет. Но есть наказание за грехи, но у каждого оно разное. У кого-то это постоянная боль - все равно какая: физическая ли, боль потери, расставания, сожаления, вечной тоски; у других - это постоянная неудовлетворенность, когда ничто не приносит радости, у некоторых - это осознание содеянного, память о том, что уже не изменить; да мало ли что. То, чего человек больше всего боится, и есть его ад. И поверь мне, милая, каждый получает то, что заслужил, не важно здесь или там. Ад может быть и в этом, и в том мире.
- А какая же твоя роль в этом мире?
- Я создан, чтобы искушать людей. Мне нравиться ломать души.
- И моя душа сломается?
- Это тебе решать. Ты можешь остаться такой, как ты сейчас, но, к сожалению, милая, ты уже никогда не обретешь покой. Ты можешь присоединиться ко мне и получишь всё, что захочешь. А можешь и сломаться. Если не будешь достаточно сильной. А там победа, поражение или ничья... В этом мире нет правил, Мы сами выбираем себе путь, но это означает, что только на нас лежит ответственность за то, что мы сможем или не сможем выдержать этот путь. В этом мире, Маша, у нас нет защитников, кроме нас самих. Ми можем сами устанавливать правила жизни или слепо тащиться за ней. Я не знаю, сможешь ли ты выдержать это. Но сейчас я ухожу. Подумай над тем, что я сказал...
- Эй, подожди! Как это ты уходишь?! Ты же ничего толком не предлагаешь! А только...
- Нет! - прервал он ее. -  Я предлагаю очень многое. Ты просто подумай. И когда поймешь и примешь решение, просто созови меня.
 Он вышел на середину комнаты, взмахнул руками, словно закрываясь невидимым покрывалом, исчез... Вот он был, а сейчас уже нет.
Маша подбежала к тому месту, где он только что стоял, и протянула руку, но его уже не было там.
  Очнулась Маша в своей постели от звона телефона. Голова раскалывалась  так, что казалось - сейчас взорвется. Маша схватила трубку и рявкнула в нее: "Алло!". Заставив себя говорить мягче, она пообщалась с родителями, успокоив их и сообщив, что сестра сейчас в ванне. Положив трубку, девушка рухнула на подушку и тупо уставилась в потолок, отчаянно стараясь припомнить, что же, черт возьми, все-таки произошло. То, что упорно всплывало в памяти, заставило ее усомниться в собственном психическом здоровье.  Маша нехотя выбралась из постели и, добредя до кухни, выпила таблетку аспирина. Через некоторое время полегчало. Мари покрутила головой, разминая затекшую шею. Ясность мысли пока не хотела вернуться к ней, зато очнулось чувство юмора. Маша зачем-то посмотрела вверх и произнесла в пустоту:
- Скоро начну видеть розовых слонов.
 Маша прошла в зал и потрогала свечи. Конечно, воск давно застыл, но их длина заметно уменьшилась. Значит, вчера они горели. Мари подняла голову к потолочным балкам, призывая Бога в свидетели.
- Этого не может быть!
Она отпила глоток воды и повернулась. И тут увидела его - то самое белое шелковое платье с серебряными блестками. Оно действительно лежало на диване. Мари почти благоговейно дотронулась до нежной прохладной ткани. Она понимала, что подобное чудо стоит бешеных денег, так что оно никак не могла оказаться в доме. Такие вещи они не могли себе позволить. Да и куда в этом городе его можно надеть? Отчего-то на глазах вдруг навернулись дурные слезы. Маше всегда отчаянно хотелось иметь дорогие вещи. Платья, украшения, машины, картины, да мало ли на свете красивых вещей. Она резко вздохнула и прикрыла рукой рот, словно запрещая себе переживать о том, сколько всего она не может себе позволить. Она была молода, очень молода и очень красива, и она хотела иметь красивые вещи, которые могли сделать её еще краше. Маша знала, что сможет их носить. Она была создана для дорогих тканей и мехов. Может, такие мысли и были грехом, но это было таким искренним желанием, что казалось, оно владеет всей душой.
- Разве я не имею права мечтать? - "Почему я должна довольствоваться тем, что я могу себе позволить и не мечтать о лучшем? Я хочу иметь много денег, хочу носить дорогую одежду и не считать каждую копейку. Разве это плохо? Мне надоели отговорки, что миллионы людей живут намного хуже, чем я! Какое мне дело до них? Я - это я, и плевать я хотела на остальных!" Маша резко вздохнула и закрыла глаза. "Да что это я в самом деле?" Она приказала себе остановиться, но раздражение осталось. Она прошла на кухню, поставила на плиту чайник, открыла холодильник. Опять ничего вкусного нет. Опять салат из морковки. Конечно, морковный салат - это вкусно, но несколько лет каждое утро на завтрак! Я лучше умру, чем буду еще и сегодня его есть! Колбаски бы! Или круасанчик... или  пирожное! О чем я думаю?!"
Маша собралась что-то сделать, как вдруг заметила на тумбочке в прихожей письмо. Письмо пришло от бабушки. Та жила на Украине. Сейчас там было очень тяжело.
           "Здравствуйте, мои дорогие!
  Наконец собралась  вам написать. Вы что-то не пишете, не звоните. Как вы там живете, цены у вас растут, как посмотреть да послушать, приходишь в ужас. Что будет дальше? Что делать? Немного о себе. У нее тоже все дорого. А главное - нет здоровья, да и откуда оно будет, если приходится так работать? У нас на работе всё сокращают, а больных много, 4 месяца я была одна на 38-40 больных /отпускная кампания/, а теперь ничто не оплачивается дополнительно, весь день как белка в колесе, а пенсионерам платят только на 0,75 ставки. Но какой выход, все так дорого, а с моим диабетом надо быть хотя бы относительно на диете. Давление держится стабильно высокое, таблетки пью 3-4 раза в сутки, что за напасть такая, не знаю. Очень стали дорогие лекарства, атенолол, который я пью 2 раза в день, и энап вечером. Атенолол 14 таблеток стоят 5 гривен 60 копеек, энап 14 Гривен. Представляете, сколько уходит на них денег, не говоря уже о других лекарствах.
Танечка, родная, если можешь, достань мне атенолол, а то у нас только индийский, а он хуже. И еще, пожалуйста, нозепам, у нас его совсем нет, а ведь без него я совсем не могу. Танечка, может быть, ты достанешь мне лекарства.
У нас на рынке есть всё, но у людей нет денег, цены слишком высокие. Сама посуди, как можно так жить, если у меня как у участника войны пенсия 74 гривны, а у Жени зарплата 120, а ему еще семью содержать.
Женя работает, но в этом месяце дали только половину денег, говорят - нет. Наташе в прошлую неделю дали деньги за июнь месяц и сказали до конца года платить не будут, нет денег. Представляете, каждый месяц за квартиру 75 гривен и за проездные 75 гривен. Вот и 150 гривен уходит Бог знает на что. А что остается на жизнь?
Вообщем беда и всё. Может, и у вас тоже так? Это, конечно, ужас. Больно смотреть на всё это. Кто же думал, что будет такая жизнь и старость?
Мои дорогие, как тяжело, что вы так далеко, очень скучаю, да разве можно словами выразить материнскую тоску да еще в таком возрасте!
Живите хорошо. Пишите.
29.11.              Очень люблю вас.
                Целую,
                Мама»       
Не чувствуя горячих слез на щеках,  Маша горько рассмеялась:
- Нет, Маша, ты не имеешь права мечтать.
Отчего так больно? Почему? Почему?!  Ей хотелось кричать, но не от боли, а от бессилия. Их семья, как могла, помогала бабушке, но ведь этого мало! Это не решает вопроса. Если б... если б была какая-то возможность... Почему все так сложно?! Всё упирается в деньги. Все всегда упирается в деньги! Как же быть? Мари понимала, что когда человеку плохо в материальном или физическом плане, ничто другое уже не трогает.
"Почему?! О Господи, ну почему? Почему все так сложно?! Почему нельзя просто жить и иметь все необходимое?!" - задавала она вопросы в пустоту несуществующему Богу. Маша хотела верить, но бездействие Бога ей не позволяло. И сейчас она с безнадежной ясностью поняла, что никто в этом огромном мире не поможет ей. И не потому, что не может, а потому, что всем абсолютно безразлично. Прямо как у Ницше: "Человеку надо учиться жить при нетости Бога".
Через полчаса Маша обнаружила, что сидит на полу,  прислонившись спиной к дивану, одну за другой отправляя в рот конфеты из коробки и чувствуя, что что-то размазано по щекам.
Она зло вытерла их и зашипела на себя:
- Слабовольная дура! Что ты все ревешь и ревешь! Ненавижу!
 Больше всего на свете Мария ненавидела свою слабость. Обычно она не  позволяла себе поддаваться ей. И если все-таки это случалось, потом она чувствовала себя отвратительно и делала всё, чтобы забыть. Поэтому Мария стиснула зубы и резко встала.
- Всё, хватит! Просто не думать!
На автомате она умылась, оделась, поела и  вышла из   дома. Одинокие прогулки всегда успокаивали ее. Несмотря на месяц февраль погода была относительно теплой, и Мари отправилась прямиком в парк. Деревья без листьев. Их четкие силуэты на фоне безупречного бесцветного неба. Серые  тротуары и земля с остатками грязного снега. И в душе пустота. Откуда взялось это чувство безразличия ко всему миру? Маша вдыхала холодный мокрый воздух  и позволяла глазам привыкнуть к невзрачной красоте непроснувшейся природы февраля,  наслаждаясь отсутствием каких-либо мыслей в голове. Медленный, очень медленный шаг. Но вот уже она вышла к реке. Те же мокрые деревья. Островки серого снега и черные дыры во льду. "Хочу покоя", - подумала Маша, но он не приходил. - "В мире нет покоя, ответил ей голос из глубины души. - В  этом мире - ничего нет. Есть  холод, крик и бесконечный серый цвет. Ты ищешь света и тепла, но они просто обман, игра воображения. Есть только белый и черный. Но белый вовсе не означает светлый. Белый скучен и однообразен. Только черный может быть по-настоящему ярким". С такими или примерно такими мыслями она вышла к широкому проспекту. Шум ударил по барабанным перепонкам. Резко взвыли тормоза. Вопли гудков и ругань. Отчаянный крик птицы в небе заставил её вскинуть голову. Пахнуло гарью и выхлопами машин. Под ногами тихо, раздражающе хрустел гравий. А в душе мелкий злобный бес пищал: "Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!" Порыв ветра пронизал до самых костей. Маша подняла взгляд на серое безразличное небо, хмуря брови. Она хотела бы, чтобы сейчас разразилась гроза, ураган или хотя бы метель. Ей раздражало это бесконечное равнодушие мира. Мария сузила глаза и мысленно приказала взвыть природе. Мимо совсем близко к тротуару сверкая огнями, пронеслась блестящая черная иномарка и лихо остановилась у светофора, горделиво выдерживая завистливые взгляды прохожих и автомобилистов. Небо постепенно темнело. Ветер трепал длинные прямые волоски полы пальто. Маша наслаждалась его злыми порывами. В глазах внезапно появился какой-то плотоядный блеск. Где-то вдалеке разбилось стекло. Она ускорила шаг. Сейчас в этом мире не  было ничего серого, только черное и яростный красный свет огней. И ей хотелось драться, бороться, рвать, беситься, действовать. Маша уже не желала полутонов, а только яркости, ярости, силы, цвета, жизни. И внезапно перед ней словно  из-под земли выросла знакомая краснокирпичная церковь, золотыми куполами вознесшаяся в безжалостную бездну неба. И однообразные святые смотрели с высоты стен. Повинуясь внезапному порыву, Маша потянула на себя тяжелую деревянную дверь и вышла внутрь. Её встретил полумрак, нищие по сторонам и тихий заунывный голос священника. Стараясь не стучать каблуками по бетонному полу, она шагнула вперед и посмотрела вверх. Там была темнота и пустота, которые чем-то невидимо, но ощутимо давили на плечи.
Маша не сразу поняла, что к ней обращаются. Какой-то мужчина неопределенного возраста, но явно духовной направленности мягко упрекал сё за то, что она в джинсах и без головного убора.
- Извините, - невнятно пробормотала Маша, - я только на минутку.
 Она расстегнула ворот пальто, стащила с плеч шелковую косынку и завязала её на голове а-ля Шанель, пряча от людей глаза, в которых полыхало пламя злобы и воли. Вокруг словно змеи колыхались огоньки свечей, а из темноты впереди раздавалось пение и громкий словно с трибуны голос, читающий молитву. Слова она разобрать не могла - они сливались в единый рокот и гулко отдавались от каменных стен. Внезапно все словно поплыло перед Машиными глазами. Казалось, даже стены изгибаются. Лица с высоких икон искривились, словно им было противно все происходящее здесь и ужасно хотелось расхохотаться. Казалось, все людские грехи тихо, но неумолимо выползают из теней храпа. В нос ударил запах плавленого воска и ладана. Маше казалось, что она слышит вопли, крики, стоны, словно в агонии бились священные лики с икон, казавшиеся Маше до этого такими бездушными. Она, что есть силы, сжала кулаки, вонзаясь до крови ногтями в кожу, но боли не чувствовала. Она видела, как что-то ужасное отделяется от стен, как вся бессменная, не понимаемая никем обрядность, все церковные и мирские суеверия, все страхи и сомнения устремляются вверх к святым куполам и с диким хохотом возвращаются в людей. Если бы в этот момент хоть кто-нибудь заглянул в её дерзко поднятые к небу глаза, он увидел бы отражение этих мыслей, безумия и жизни рождавшейся души; но никто ничего не видел и не чувствовал. А Маше хотелось дико расхохотаться, смешивая смех со слезами. Сейчас она презирала людей за слепоту и трусость. И словно отражаясь от её мыслей, со страшным грохотом распахнулись тяжелые двери храма, и злой порыв ветра сорвал шелковый платок с Марии, повернувшейся со всеми на звук. Она увидела в дверях высокий черный силуэт и ощутила безумный прилив энергии. Эхо от ударившихся в стены дверей гулко разнеслось по храму, да так, что зазвенели стекла в иконах, но Машины глаза были прикованы к неясной темной фигуре на входе. Казалось, человек, если это был человек, медлил, раздумывая войти ли. Потом сделал шаг вперед, и Маша могла поклясться, что услышала дикий сатанинский хохот за секунду до того, как двери захлопнулись и видение исчезло. Казалось, все прихожане тихонько выдохнули от облегчения, но не она. Мария повернулась к алтарю и посмотрела на фигуру распятого Христа, и на этот раз поняла, что это уже не имеет значения, уже ничто не имеет значения. Больше ей здесь делать нечего. Это место уже не свято для нее; та, другая сторона бытия уже заявила на нее свои права. Да и для самой Маши теперь было невозможно и не нужно находиться здесь. Поэтому она повернулась и, не перекрестившись, вышла  из церкви.
Домой Мария вернулась поздно; что она делала все это время, она не помнила. Где-то бродила, гуляла, не более. На пороге ее встретила сестра.
- Где ты была?!
Маша подняла холодные безразличные глаза на вылетевшую из зала Сашу и отвернулась, снимая сапожки.
- Какая разница?..
- Я пыталась дозвониться тебе весь день, длинные гудки. А если бы родители позвонили?!
  Бесенок  внутри Марии бурно отреагировал на тон. 
- Отвали! Я прикрываю тебя перед родителями, хотя не обязана этого делать, так что будь добра, не лезь в мою жизнь, как я не лезу в твою!
Нельзя сказать, что Саша была сильно обескуражена таким ответом. Тем временем Маша повесила в шкаф пальто и направилась в свою комнату, надеясь, что Алекс поймет настроение сестры и отстанет от нее. Но до Саши дошло не сразу.
- Как это не лезть в твою жизнь? Я ведь твоя любимая сестра, - она смягчила тон, в голосе даже появились игривые нотки, которые обычно безотказно действовали на сестру, но в этот раз номер ее прошел.
- Слушай, ты что, не можешь хоть раз в жизни оставить меня  в покой?
- Да ладно, Маш. Чего ты сердишься? - заглядывая ей в глаза, пропела Алекс, направляясь за ней в комнату. На пороге Мари резко повернулась и произнесла:
- Алекс, ради Бога, ты можешь сегодня меня не трогать?! Я не хочу с тобой  ссориться, но сегодня отстань от меня.
Саша еще немного постояла перед захлопнутой перед её носом дверью, потом подала плечами и повернулась. "Да ладно. Перебесится и успокоится".
Маша повалилась на постель, надеясь на благословенный сон, но как всегда бывает в таких случаях, он не приходил. Душа металась и как пойманная птица билась в теле, пока девушка не забылась тревожным беспокойным сном, больше похожим на бред.
Следующий день тоже не принес облегчения. Казалось, что тучи на душевном небе Марии Преображенской всё затягиваются. Маша словно балансировала между реальным и внутренним мирами, угрожая свалиться в бездну бессознательного. Периодически она выныривала из своих переживаний, стоически переносила разговоры с сестрой, родителями, героически улыбалась друзьям  и пыталась не выдать, не показать того, что творилось в душе. Она рассчитывала, что когда в понедельник пойдет в институт, все постепенно уляжется, успокоится, как сотни раз до этого. Но что-то пошло не так. И даже постоянные лекции, семинары, библиотеки не приносили желанного душевного равновесия. Влада она не видела, в институт он не приходил всю неделю. Маша начала думать, что сходит с ума. Ей уже начало казаться, что она уже ощущает косые взгляды однокурсников. Но хуже всего было так, что она никак не могла погрузиться в привычную жизнь. Она словно видела себя со стороны: как она отвечает на семинарах, как разговаривает с друзьями и родителями, как смеется чужим шуткам...
"Дорогой Ники! Я не знаю, что происходит со мной, я не могу найти себя. Я словно есть и словно меня нет. Я не сознаю собственных желаний и интересов. Словно внутри меня какое-то безликое колышущееся море, нет ни конца ему, ни края, ни начала, ни середины, ни дна, ни поверхности. И в нем тонет /или уже потонуло/ всё, что когда-либо составляло мою личность, индивидуальность, мой характер, мою волю. Меня, моего "Я" уже нет, а есть... есть просто оболочка, которая впрочем умеет есть, пить, разговаривать, слушать, но не чувствовать, не мыслить, не верить, не желать. Кто я? Кто я, Ники? Я никогда не была ни плохой, ни хорошей, ни верующей, ни неверующей, ни одиночкой, ни компанейской девчонкой. Если нет души, Ники, то зачем жить и мучаться? Но я не могу умереть, потому что я всегда считала, что жизнь - это единственная абсолютная ценность. Все остальное: убеждения, идеи, гипотезы, верования - могут оказаться ложными, и только жизнь всегда права… Что мне делать, Ники? Я не знаю. Как обрести душу? Которой, может быть,   никогда и не было..."
Маша отчаянно боялась, что её состояние заметят окружающие. Она не могла потерять их уважение, их дружбу, свой авторитет... потому что они составляли огромную часть ее жизни. Но почему-то именно сейчас Мари чувствовала себя, как никогда покинутой, даже брошенной. Ей было некому рассказать о том, что происходит внутри. В представлениях друзей и родных она всегда была очень цельной, сильной, целеустремленной, немного самоуверенной, и, разумеется, у нее не должно быть никакой мятущейся души. Маша понимала, что для многих она является своего рода прибежищем, устойчивым клочком суши в беспокойном море жизни. Если что-то случалось, то чаще всего они все обращались именно к ней, потому что она была умна, логична, спокойна и никогда не впадала в панику. А вот сейчас Маша чувствовала себя потерянной, и не к кому было обратиться за помощью. Не было никого достаточно сильного рядом, чтобы она могла довериться ему, опереться на него, не боясь, что он разочаруется в ней или не поймет.
И с каждым днем она чувствовала нарастающее напряжение и раздражение; она начала замечать, что все обычные бытовые мелочи дико выводят её из себя. Раньше она умела не замечать их, не обращая внимание на выкидоны родных.               
Саня куда-то смылась, а они с родителями смотрели какой-то фильм из популярных в нынешнее время "ментовских" сериалов. Во время рекламы Маша с пульта переключала другие каналы.
- Маша, если тебе нравится это скакание, иди на кухню и щелкай каналы там, - раздался с дивана злой голос отца. - Меня это раздражает. Как же ей хотелось вскочить на ноги и закричать на всю квартиру: "Тебе очень нравится смотреть рекламу?! Какой принц нашелся - раздражает его! А меня бесят твои вечные приказа и ЦУ! Почему я должна во всем тебе подчиняться?!"
Разумеется, Маша этого не сделала. Она молча отложила пульт и пошла на кухню ставить чайник. Перед фильмом к ней забегала подруга, и, закрывая за ней. Мари неплотно захлопнула вторую дверь. Разумеется, первая - железная - дверь была закрыта на замок. На очередной рекламе отец пошел в ванну и увидел распахнувшуюся деревянную дверь.
- Что это такое?! Что трудно дверь закрыть?! Ума не хватает?! - Маша повернулась к отцу, тот стоял с заварочным чайником в руке, у самой, этой проклятой двери. Чтобы закрыть её, надо было лишь протянуть руку.
- Ну так закрой ее, - ее голос был спокоен и немного насмешлив.
- Почему я должен делать что-то за тебя?! Твоя подруга, ты и закрывай! А то расселась, королева какая! Привыкла, что всё за нее делают другие.
Маша почувствовала закипающую ярость. Самое обидное, что до этого настроение от фильма улучшилось.
- Ну что тебе трудно толкнуть дверь?!
- А тебе трудно поднять свой зад и дойти до двери?! Сколько можно все делать за тебя!
 Тут из зала вышла мама. Маша уже обрадовалась возможной защите.
- Что тут происходит?
- Да сколько можно?! К ней подруги ходят, а она даже не может зад оторвать от стула, чтобы дверь закрыть!
Маша почувствовала закипающие на глазах слезы от несправедливости и, стараясь, чтобы голос не сорвался, сказала:
- Да что, трудно дверь захлопнуть?!
-  Как ты с отцом разговариваешь?! Мы всё для тебя делаем, а ты даже не пошевелишься, чтобы сделать то, что тебя родители попросили!
  Глупо. До нельзя глупая ситуация, но в тот момент Маше так не казалось. Она выбежала из кухни, а в своей комнате упала на кровать и позволила прорваться слезам, таким глупым, детским слезам в которых, кажется, была вся горечь мира, которые не дозволяла себе уже много лет. Это были даже не слезы, а рыдания бессилия, невозможности отстоять себя в стычке с обоими родителями. Она колотила кулаками подушку, не в силах избавиться от бессильной слепой ярости. Она понимала, что у нее просто истерика от глупости всего происходящего, но остановиться уже не могла. Она хотела позволить себе всё это - и слезы, и ярость, и ненависть, и жалость к самой себе, и думать, что её не любят и не уважают. Сейчас ей хотелось наслаждаться этим самоуничтожением. Сейчас она желала быть дрянью и сволочью. Сейчас она ненавидела весь мир и себя саму. Она презирала весь этот проклятый мир за всю его несправедливость, тупость и идиотизм, за его жестокость и бесчисленность. Сейчас, в этот невыносимый миг она позволила себе быть просто молодой девушкой, идеалисткой, максималисткой, а не той спокойной, разумной, даже безликой Марией Преображенской, какой обычно она хотела себя видеть и какой видели и любили её близкие. И она ненавидела их за это. За то, что они не видели, не хотели видеть всё то, что составляло её настоящую сущность. За то, что они ни разу не поинтересовались, что она чувствует, думает, хочет. За то, что они так бестолково и искренне радовались, когда она говорила, что у нее всё хорошо и нет проблем. За то, что она так долго не могла их огорчать. За то, что в этом мире не было никого, кто понял бы её самые потайные желания и кому она могла бы о них рассказать. Она ненавидела их всех за то, что даже сейчас сдерживала рыдания, чтобы никто, не дай Бог, не услышал и не пришел разораться на нее или, еще хуже, утешить её.
 Она так неистово предавалась самоуничтожению, что не сразу поняла, что лежит уже не на подушке, а на теплой мужской груди, и её плечи теперь укрывает бережно накинутый плед, и чьи-то ласковые руки крепко и осторожно обнимают её. Она резко вскинулась и зло вытерла глаза.
- Что тебе тут надо?! - задала она очередной идиотский вопрос.
- А ты как думаешь? - тихий голос во тьме усмехнулся. Маша попыталась вырвать, но то ли не особенно успешно, то ли не особенно усердно.
- Ты не имеешь права вот так врываться в мою комнату! И вообще как ты тут оказался? - это было сказано без должного возмущения.
- Я же дьявол, детка. Ты же помнишь?
- Ах, ну да - дьявол. Как я могла забыть? - издевательски спохватилась она. - А здесь что надо?
- Да вот - решил тебя соблазнить, - голос тихо и весело насмехался над ней, но не зло.
- Ты хотя бы скрыл это для приличия.
- Детка, ты начиталась глупых книжек, Я не хочу, чтобы ты потом сказали, что я тебя не предупреждал.
- Сволочь.
- Просто дьявол, да?
- Точно-точно, - Маше вдруг стало весело и интересно. - И что ты предлагаешь?
 Влад поднялся и за руки потянул ее с дивана.
- Одевайся, мы идем на дискотеку.
Через пару минут она оказалась одета в черные кожаные шорты, черный обтягивающий топ, а на шее красовалось ожерелье из черных и красных камней.
- Что это?
- Нет, это не рубины, - ответил на её мысли Влад. - Кое-что пострашнее.
- Ты куда?! - из зала раздался голос матери.
- На дискотеку.
- Уже поздно.
- Не бойся!
Маша даже не выскользнула, а вышла из квартиры, зная, что мать еще не скоро придет себя от такой выходки старшей дочери.
- Рано не ждите!
Тихонько хохоча про себя, она сбежала по ступенькам и там внизу попала в объятья Влада. Они пошли на самую крутую дискотеку города. Там оттянулись по полной программе. Потом всю ночь прошатались по улицам с компанией парней, с которыми там же и познакомились. И Маша всю ночь ощущала на себе горящие жаждущие голодные глаза и наслаждалась тем, что именно она вызывает огонь в их крови, пусть даже в глазах тех, на кого она днем и не посмотрела бы. Сейчас она презирала себя такую, какой была еще этим днем. Этой ночью она ненавидела и презирала весь мир и его правила. Явилась она домой под утро. Разумеется, тут же оказалась перед матерью.
- Где тебя носило?! - еще чуть-чуть и стены могли бы рухнуть, но сегодня Маша ненавидела даже страх, любовь, беспокойство за мать и стыд.
- А что?
- Да как ты смеешь, дрянь?!!!
Маша резко повернулась. Глаза её резко сощурились, и она тихо прошипела:
- Осторожнее, а то я вам такую жизнь устрою!..
В её взгляде было столько ненависти, отвращения и вызова, что мать отступила. Она знала, что иногда с её старшей дочерью лучше не связываться, что она намного сильнее и упрямее, чем казалась обычно. Она хотела себя успокоить, что её девочка не дура и не наделает глупостей, и старалась забыть, что обычно ей подобное не свойственно.
На утро Мария отправилась в парикмахерскую и выкрасилась в яростный совершенно неестественный черный цвет с парой-другой синих прядей. Вообще волосы обрезала по плечи и сделала челку. Теперь они стали почему-то похожи на парик "а-ля Клеопатра". Купила себе вызывающую бордовую помаду и зеленые линзы, то ли от них, то ли от чего-то еще в её глазах появился злой сумасшедший блеск. Матери не нравился её новый стиль одежды - черное, красное, кожаное, вызывающее, но она чувствовала себя не в праве возражать, ведь для ее младшей дочери подобное было в порядке вещей. Да и дома Мария почти не бывала - то в институте, то в библиотеке, то на дискотеке. И придраться было не к чему. В институте - одни "5",-преподаватели нарадоваться не могли. Татьяна Петровне точно это знала, т.к. там библиотекарем работала её близкая подруга. Конечно, все были немного удивлены этой переменой, но не особо. К тому же она точно знало, что иногда к Марии лучше не подходить, обычно такое настроение не затягивалось дольше, чем на пару часов, а сейчас прошло 2-3 недели с той ночи.
Но был человек, который знал Машу лучше, ближе.
- Маша, - Алекс заглянула в комнату сестры, та сидела за столом спиной к ней и что-то деловито строчила.
- Я занята, - голос был сух и безразличен.
- Мне надо с тобой поговорить.
- Надо - говори, - не отрываясь, ответила Мари. Саша замялась, желая привлечь внимание сестры, но, поняв, что цели не достигла, начала говорить. Почему-то все эти перемены страшно пугали ее. И сейчас она не чувствовала себя такой уверенной как обычно. Последнее время она вообще не чувствовала себя уверенной. Раньше Маша всегда вытаскивала её из различных переделок, а сейчас Алекс чувствовала, что помощь нужна как раз Мари.
- Маш, что с тобой?
- А что со мной? - сестра даже не подняла глаз, не оторвала быстро бегущей ручки от листа. Саша всегда так дорожила тем, как Мария внимательно выслушивает ее... или недостаточно дорожила?
- Ты так изменилась.
- Ну и что?
- Все это так необычно. Ты теперь почти не бываешь дома. И вообще... твоя новая прическа, одежда и прочес. Я уже не помню, когда мы с тобой в последний раз разговаривали.
- Сегодня за завтраком.
- Ты прекрасно понимаешь, о чем я! Маш, это словно не ты. Ты всегда помогала мне! Всегда спрашивала, как я, интересовалась, - голос обиженной девочки прорвался сквозь спокойный рассудительный тон, который хотела выдержать Саша в течение всей беседы.
На него Маша откликнулась, но совсем не так, как рассчитывала Алекс. Мари резко повернулась на стуле и уставилась на нее своим новым злым взглядом.
- Не понимаю, почему ты в претензии. Раньше ты была стервой, а теперь нас двое. Саша опешила от того, как это было сказано.
- Я недавно видела тебя на дискотеке. С этим... Владом. Маша подняла брови, а в глазах появилась усмешка, словно она вспомнила что-то.
- Ты хоть сознаешь, что ты вытворяешь?!
- Тебе не нравится?
Нет, Саша не могла сказать, что ей совсем уж не понравилось. То, как танцевали Маша и Влад, было... очень эффектно, даже красиво, но слишком уж... вызывающе, откровенно, как сказали бы раньше, вульгарно.
- Не то, чтобы совсем не поправилось, но ты так обычно не танцуешь.
- Да что ты?! Да что ты обо мне знаешь?! - на этот раз Маша сорвалась на крик.
- Ты - моя родная сестра! - тоже закричала Саша. - А я узнаю о подобных переменах от подруг! А этот Влад... ты спишь с ним?!
- Даже если сплю, какая тебе разница?! - они стопил друг против друга, такие похожие, такие разные, такие злые, словно поменявшись ролями.
- Как это - какая разница?! Ты могла хотя бы рассказать мне об этом! Ведь мне интересно! Ты моя старшая сестра, мы всегда всем делились. Маш, ты же моя лучшая подруга!
- Я не буду тебе ничего рассказывать! Это моя жизнь, что хочу, то и делаю! И не собираюсь ни перед кем отчитываться, тем более перед тобой!
- Да что с тобой такое, черт возьми, происходит?! - закричала Саша.
- А что со мной такое происходит?! Я не понимаю, что тебя не устраивает! Учусь я отлично, просто дома теперь не сижу как старая дева!
- Ты стала такая... злая! К тебе теперь не подступиться! Тебе словно плевать на всех!
- А, может, мне и правда плевать на всех?! Я не понимаю, почему именно  ты ко мне придираешься! Разве не ты, еще и года не прошло, как кричала, что хочешь жить по-своему, что тебя надо принимать такою, какая ты есть! А теперь я хочу жить по-своему! И мне, если честно, плевать, что об этом думаешь ты или мама! Вы привыкли, что я у вас такая правильная и спокойная! И вас никогда не интересовало, что я на самом деле из себя представляю. Я не понимаю, почему я должна в первую очередь думать о других! "Мама будет волноваться!», "Что скажут люди?", "Надо вести себя прилично", - передразнила она. - Мне надоело постоянно скрываться! Я хочу поздно приходить домой и не искать оправданий! Я хочу встречаться с парнями и не думать, что об этом думают маменька с папенькой! Я просто хочу, чтобы меня не трогали! Дружба, любовь, доверие, чтоб ты знала, держатся на незаданных вопросах, на помощи на любую просьбу, на ненеобходимости отчитываться. Когда "я хочу" является достаточно веским основанием. Если бы ты меня понимала, то этого нелепого разговора сейчас бы не было...
- Ну что ты решила? - они с Владом сидели на скамейке в парке. Выл поздний вечер. Она опиралась спиной на грудь Влада и держала в одной руке бутылку пива "Балтика-9".
- Что ты имеешь в виду? - Маша не хотела ни о чем думать. Ветер приятно холодил кожу, а руки Влада согревали.
- То, чем мы сейчас занимаемся - диско, тусовки, новый имидж - может дать тебе любой парень, а я могу предложить намного больше.
 Маша, закинув голову, посмотрела на небо сквозь ветви деревьев.
- А именно?
- Самые дорогие рестораны, кафе, казино, шикарные машины, самые модные и дорогие наряды, брильянты, золото, серебро, яхты, путешествия, вся Европа, Америка, любые острова, знакомства со "звездами". Самые лучшие, богатые, знаменитые, красивые мужчины у твоих ног. Как я уже не раз говорил, всё, что пожелаешь.
- Взамен чего?               
- А разве есть разница? Разве не все равно, что бы заплатишь за все богатство мира? Что такое ты можешь дать мне, что превысит это?
- Где-то я читала, что обычно за это просят душу. 
- Душу? Зачем мне твоя душа? Что мне с ней делать? Душа - это миф. Никто толком про нее ничто не знает. Подумай сама, что такое душа? Характер, индивидуальность, может, какой-то особый вид энергии?
- Постой, постой, постой, - Маша обернулась лицом к Владу. - А разве не ты мне и года не прошло как пел что-то про бессмертие души, про то, что души переселяются сквозь время и миры, что можно получить бессмертие и все такое прочее?
- А ты мне веришь? Пойми, Машенька, в мире нет ничего постоянного. Души тоже меняются. И мир порой очень жесток. Иногда смерть кажется единственным выходом и, поверь мне, не самым плохим. Смерть вообще ничего не решает. Она никогда не избавит нас от того, от чего мы хотим избавиться. Но наша ненависть к себе может разрушить нас еще до смерти. Даже бессмертие души не спасает нас. С душой другого человека ничего нельзя сделать. Можно подчинить человека, но он всегда будет пусть только в мыслях, пусть только в потаенных желаниях освобождаться от этой власти. Высшая задача Сатаны - это подчинить себе душу. Но я понял, что даже тогда она легко может освободиться, найдя в себе силы осознать, что надо измениться. Человек может подчиниться злу только, если сам впустит его в себя, но не под влиянием момента или в результате каких-нибудь жизненных неудач, а осознанно, это зависит от определенных личностных качеств. Не спорю, есть такие люди. Но даже с ними ничего не случается, они становятся своего рода посланниками зла. Большинство же людей на каком-то этапе меняются, пусть для этого порой и нужны очень серьезные внешние факторы. А ты никогда не станешь таким демоном зла. Я знаю такой тип людей. Только время на вас зря тратишь. А потом год, два, ну десяток, пусть даже в конце жизни вы начинаете испытывать угрызения совести, вину и прочее и всё - все труды даром пропали. В новой жизни начинай все сначала. Никакого смысла. Мари, ты никогда не станешь такой уж плохой, чтобы ты не сделала. Хотя, конечно, все не могу знать даже я. Да и не хочу. Потому что тогда и жить будет неинтересно. Я просто хочу быть с тобой рядом. Но я хочу освободить тебя от всего земного, это единственное, что я могу. Я не знаю зачем, но ты мне нужна. Ты чем-то неодолимо привлекаешь меня.
 Маша смотрела в его глаза и не знала чему верить. Мог ли он говорить правду? И да, и нет. Врал ли он? Может, да, может, нет. Но она хотела ему верить. Она знала за собой эту черту - желание верить. Но сейчас, глядя в его бездонные серые глаза, она всем своим существом желала подчинить себе эту гордую свободолюбивую душу. Она понимала это и боялась, что это будет как раз та ниточка, за которую он утащит её за собой. Она знала, что если отдаст кому-то свое сердце, то пойдет за этим человеком куда угодно, хоть на край земли и даже дальше. Но она не хотела, не хотела терять свободу, которую так недавно приобрела. Она  понимала, что это, возможно, иллюзия, но пока она хотела в нее верить. Но возможно, она уже хотела большего. Возможно, она даже хотела его. Но сейчас она была не готова.
Она не знала, как сказать ему об этом, но он и так все понял. Влад поднялся и потянул ее за руку.
- Пойдем.
- Куда? - спросила она, вставая.
- Бесплатный образец продукции в рекламных целях, - заявил он, обнимая её сзади. На ее недоуменный взгляд добавил, - полетаем.
- Что?!
- Представь себе, что ты можешь взлететь, и доверься мне.
- Тебе же нельзя верить, - проворчала она.
- Это точно. Но у тебя нет другого выхода.
"Он как всегда прав", - лениво подумала Маша и зажмурила глаза. Через какой-то момент она поняла, что не чувствует ногами земли, но не знала по-настоящему это или только кажется. Над ухом раздался тихий смех.
- Открой глаза, котенок.
Маша неохотно разлепила веки. То, что она увидела, не позволило ей закрыть глаза снова, она даже еще шире распахнула их. Они летели над городом. Летели! Над городом. Как описать это ощущение, которое из смертных мало кто испытывал? Даже если б ей удалось это, никто не поверил бы. Впрочем она и не собиралась. Сейчас она думала лишь об этом невозможном мгновении, смотрела на огни этого серого безликого города, который сейчас вовсе не казался таким. Этот скучный город превратился в сказку, в волшебное царство невидимых фей и эльфов. Они пролетали над притихшими парками, над пустынными улицами, над гремящими дискотеками, над всем этим пустым тщеславным миром, который считал себя чуть не центром вселенной. Но сейчас она не думала об этом, она просто  наслаждалась, все еще не веря в происходящее. Ветер обдувал лицо, шею, руки, тревожил сердце, а еще Маша постоянно чувствовала на своей талии крепкие теплые руки Влада. Они медленно стали снижаться, и ей было смешно, что люди на улицах не видят их. Один раз она столкнула зачем-то стоящее на балконе ведро воды, и оно вылилось прямо на проходящего мимо мужчину. Другой раз скинула с кого-то шляпу, и он бежал за ней целый квартал. Потом Влад включил у всех светофоров красный свет. Затем они врубили на всей: улице сигнализации всех машин и магазинов. На другой улице во всех домах вырубили свет. Да и вообще повеселились на славу. Маша давно так не смеялась, она чувствовала себя настоящей ведьмой, только метлы не хватало.
- Влад, скажи, существуют ли ведьмы? - полуобернувшись, спросила она. Он улыбнулся.
- Да.
- А как ей стать?
 - Пообщайся с потусторонним.
Она расхохоталась. Казалось, все вокруг пело: "Свобода! Свобода! Свобода!". И ничто другое не имело значения.
- Нравится?
- Еще бы!
- Чего бы тебе еще хотелось, - он знал это еще лучше нее. - Закрой глаза.      
- Зачем?
- Скоро узнаешь, - не прошло и секунды, как он приказал, - можешь открывать. Маша чуть не ахнула.
- Питер! Влад, это же Питер! Как ты догадался?! Впрочем ладно, и так ясно.
Питер, этот город мечты, вот он, прямо перед тобой! Питер  с его дворцами, мостами, башнями, магазинами, памятниками, соборами, улицами, театрами, парками. И еще был день.
- Я перенес нас на несколько часов назад. Мне показалось, что день намного приятнее ночи, в данный момент.
Даже обидно, что он всегда прав и всегда все предвидит.
Гуляли ли Вы когда-нибудь по Невскому? Или по какому-нибудь другому, главному проспекту крупного столичного города? Тогда Вы знаете это чувство проносящегося вокруг мира. Здесь все живет само по себе. Здесь всё живет... движется, говорит, куда-то спешит, наблюдает, думает, дышит. Яркие витрины дорогих магазинов, сияющие подмигивающие вывески казино, живые шумящие маленькие кафе, летящие умопомрачительные автомобили, темные громады старых домов и поблескивающие воды рек, речек и каналов с многочисленными мостами, памятники и статуи. А Питер... это всегда Питер. Его атмосферу не передать никакими словами. Даже небо. Видели ли Вы когда-нибудь питерское небо? Это самое громадное на свете небо. Самое странное, интересное, самое завораживающее...
Она и не заметила, как они подошли к Неве. На душе было легко и свободно. Ей хотелось смеяться. Голубой небо, яркое солнце, весело играющая волнами река, даже холодный ветер не трогал ее сегодня.
- Эй! - закричала она проплывающему мимо катеру. - Эй! Эй, вы там на корабле!!! - замахала она руками и засмеялась. Она смеялась и смеялась, и не могла остановиться, просто не было сил, и желания. Она чувствовала, как что-то бесконечно новое и бесконечно знакомое заполняет её душу; все пространство в ней и вокруг нее. Люди смотрели на нее, и мужчины не могли отвести глаз от её глаз, в которых светилось всё счастье жизни так ярко, что даже солнце не могло сравниться с ними. Влад взял её за руку, и они побежали по набережной навстречу солнцу и ветру.
У Эрмитажа как всегда была очередь, но они прошли мимо них в дверь, и люди пропускали их, словно не видели. Так же спокойно они прошли мимо кассы и проверяющего билеты. Влад показал ему чистый лист бумаги, и тот, кивнув, пропустил их. Они поднимались по самой роскошной лестнице в мире. Маша задрала голову, шелковые черные волосы потерлись о кожаную куртку.
- Скажи, а существуют ли олимпийские боги?
 Влад кивнул.
- Я тебя с ними познакомлю.
Маша посмотрела на него, тщетно пытаясь понять, шутит ли он или нет.
- А стоит  ли?
- Нет.
И они расхохотались. Почему-то в этот раз Эрмитаж не вызвал у нее привычного, немного давящего чувства благоговения. Она словно стала видеть больше, чем просто картины или статуи, она  стала видеть в них и за ними жизнь. Жизнь во всех её оттенках. "Как странно, - думала Маша, - в искусстве постоянно перемешивается жизнь и смерть, реальное, земное и потустороннее; где-то это видно больше, где-то меньше, но во всем этом есть что-то, не принадлежащее этому бытовому миру, в котором обычно живут люди. Эти 2 мира неразрывно связаны между собой. Может, это и есть жизнь? Бесконечная смесь практичности и мистики. Тело и душа, земля и небо, разум и чувства, планы и вера. Может, и нет в этом ничего странного? Что вообще такое жизнь? Биологическая форма существования органического соединения или неповторимое сочетание судьбы и личности? Как объяснить то, что чувствуешь, если это не просто физические ощущения? Как наука может объяснить удивление, горечь, восхищение, боязнь? Как с помощью наук объяснить искусство и литературу? А музыку? "Быть может, все это пустое? Обман неопытной души...",- вспомнила она строчку из "Евгения Онегина". - Действительно ли все это происходит со мной? Иль только снится? Или я брежу в какой-нибудь психбольнице? Как мне довериться тому, что я вижу, если это расходится с моими разумными представлениями о жизни? Кто не прав? Они ли? Или мои глаза сейчас? И как мне жить теперь? Все всегда возвращается на круги свои. Вот и я снова пришла к вопросу, с которого все начинается. Может, просто не думать об этом? " Она посмотрела на спутника и от души улыбнулась ему.
Наконец, они вошли в зал, который с первого раза надолго запал ей в душу, тот самый, что с огороженным оградкой паркетом, с золотой певчей птичкой, с позолоченными перилами балкончика второго этажа, с мраморным фонтанчикам у дальней стены, с ярким солнечным светом, льющимся из окон с обеих сторон.
- У меня есть идея.
"Господи, что он еще задумал?" Она даже не успела повернуться, как он оказался прямо перед ней и склонился в церемонном поклоне. Влад оказался одет в черный смокинг, идеально /разумеется/ сидящий на его высокой подтянутой фигуре.
- Позвольте пригласить Вас на тур вальса.
  Маша оглядела себя и уже в который раз не поверила своим глазам. На ней было красное бархатное платье, какие носили в прошлых веках, с тяжелыми складками, с слишком открытым декольте, с золотым шитьем и драгоценными камнями. Она повела рукой, рассматривая широкий бархатный рукав, словно он мог объяснить ей это чудесное превращение. Она потрогала шею. На ней было широкое ожерелье с тяжелыми камнями, подозрительно напоминающими рубины. Она даже боялась подумать, что с её прической. Маша насмешливо и восхищенно воззрилась на спутника.
- Я в жизни не танцевала вальс.
- Это еще не повод отказываться от приглашения, - усмехнулся он, обнимая её за талию, вдруг оказавшейся, как и полагается, удивительно топкой. Маша непроизвольно метнула взгляд на вход в зал, откуда должна была вот-вот появится экскурсия.               
- Почему ты всегда оглядываешься на то, что подумают другие. Они все здесь для тебя.
  Только сейчас она заметила, что комната полна людей в старинных костюмах  с бокалами шампанского (кажется) в руках, увидела убранные ограды и стеклянные колпаки над экспонатами, маленький оркестр в углу зала и сотни, сотни свечей. А за окном словно уже была ночь, и Маше казалось, что она слышит шум волн, бьющихся о гранитные берега. Поднялись в едином порыве смычки, руки слились в едином объятии, и первый шаг вальса был сделан так, будто это было дыхание, затем последовал еще и еще. Захватывало дух от переполняющего чувства красоты движений и музыки.
- Это было потрясающе! - она не знала, сколько прошло часов, впрочем ей было все равно. Когда они вышли на улицу, была уже глубокая ночь. Эрмитаж уже давно был закрыт. Но они преспокойно вышли, причем сразу на Дворцовую площадь. На Маше снова была её одежда, только вместо куртки Влад накинул ей на плечи длинную невесомую, разлетающуюся шубу. Она чувствовала себя как, наверное, девушка из дорогой рекламы. Пусть всё это не мое, но пусть хоть на несколько мгновений весь мир поверит, что и эта шуба, и этот шикарный мужчина рядом, и эта ночь принадлежат ей. Она будет наслаждаться каждым мигом этой сбывшейся сказки, всю эту ночь, а реальности, реальности ей хватит завтра и всю оставшуюся жизнь.
Они свернули на боковую улочку, потом еще на одну. Вдруг они услышали крик женщины.
- Отпусти меня, чмо поганое! - На другой стороне улицы две фигуры, мужская и женская, отчаянно боролись, сопровождая это дело отборным матом. Женщина была очень молода, одежды на ней  было мало, а косметики много, что было видно даже при здешнем слабом, да что там, почти отсутствовавшем освещении. Мужчина был невысок, крепок и противен. Наконец ей удалось вырваться, она отбежала немного, но он настиг её. Повернувшись, она заорала:
- Отвали, козел!
Всё произошло в несколько секунд. В руках мужчину оказался нож, он размахнулся и одним мощным ударом полоснул её по горлу. Маша завизжала. Кровь прорвавшимся фонтаном брызнула из горла. От силы удара женщина сделала несколько шагов назад, а потом опрокинулась на спину, хрипя и корчась в предсмертной агонии, всё еще цепляясь за ускользающую жизнь. Мужчина схватил ее сумочку и побежал прочь.
Машу словно парализовало, она не могла оторвать взгляда от брызжущей крови.
- Влад! Влад! Помоги ей! Ты же можешь! - наконец прорезалась ее первая мысль в этой ситуации.
- А зачем? - раздался равнодушный голос. Его спокойствие ударило по нервам, как нож по венам (она тут же попыталась забыть выражение).
- Ты спасешь человеческую жизнь!
- А стоит ли её жизнь этого? Полтора месяца назад она родила ребенка, мальчика через несколько часов его нашли на помойке задушенного колготками.
Маши не могла вымолвить ни единого слова. Её губы словно свело судорогой... чего? страха? ужаса? презрения? боли? Все эти чувства били так мелки, так ничтожны. В том чувстве, что охватило её, было все и намного больше. С таким чувством ломаются души, рушатся миры. Что сейчас творилось внутри Маши? В ней рушился её собственный мир, тот мир, который есть у каждого человека и который принадлежит только ему, тот самый уютный и упорядоченный мир, который люди любят или презирают, но в котором живут. А если рушатся его устои, то существует ли человек без этого мира?
- Отведи меня домой, - прошептала она. "Домой, домой", - думала она. Может привычные стены, знакомая обстановка сотрут, сгладят… что? может, воспоминания обо всем этом дне, который не мог, не должен был быть.
Дома она с ногами забралась на кровать, обняла подушку и уткнулась в нее. И всю эту ночь ей не удалось сомкнуть глаз. Стоило лишь прикрыть их, как перед мысленным взором вставала кровь. Только кровь, ярко-красный цвет смерти. На следующий день Мари не пошла в институт, а все так же продолжала сидеть в углу своей кровати, стараясь не думать.
- Маша, ты дома? - тихий дрожащий голос принадлежал сестре, нерешительно заглянувшей в комнату.
- Да, - Маша почему-то была уверена, что Саша давно уже в школе.
- Можно с тобой поговорить?
Что-то в её голосе заставило Мари внимательнее вглядеться в её лицо. На нем словно не было красок, оно побледнело, осунулось, только вспыхнувшие губы отчаянно дрожали, а большие карие глаза были полны слез.
- Господи, Сашенька, что случилось?! Неожиданное сочувствие заставило слезы брызнуть из прекрасных любимых глаз, и Саша бросилась к сестре. Машины руки сами по себе крепко сжали её в объятии. Мари отчаянно прижимала к себе её маленькое тело, которое, казалось, всё содрогается от каких-то мировых бед.
- Что случилось? Сашенька, солнышко, что произошло? Расскажи мне, милая, маленькая моя девочка, - все Машине существо со всей силой, на которую было только способно, рванулось на помощь её маленькой сестренке. Мари обнимала ее, гладила по голове, плечам, спине. - Что случилось, малышка?
  Саша крепче прижалась к сестре.
- Я...Он...- всхлипывала Алекс, пытаясь что-то сказать. - Он... Маша, я видела... видела его с другой... С другой девчонкой... Я видела...
  Разумеется, речь шла о последней любви Александры, это был мальчик из 11 класса, и вроде всё у них было так серьезно и уже довольно долго, да и мальчик нравился Марии.
- Они... они целовались, - Саша зарыдала еще сильнее.
- Ты уверена?
- Двести процентов! Маша, он меня предал!
Девочки, обнявшись, сидели на кровати, Саша плача, а Маша всей душой сопереживая ей. Ей охватили всепоглощающая любовь и жалость к сестре, казалось, смывающие мощной волной все другие переживания. Они склонили друг к другу головы, черные волосы перемешались, руки сплелись. И кто-то, глядя сверху на девушек, тихо, очень довольно, словно утвердившись в своем предположении, усмехался, не зло, но очень довольно.
Через некоторое время они, успокоившись и вытирая слезы, сидели рядышком, держась за руки.
- Надеюсь, ты не сделала никакой глупости? - как можно мягче спросила Маша.
- Что ты имеешь в виду? - недоуменно всхлипнула Саша.
- Ты... не спала с ним? - ей было неприятно спрашивать об этом, но она считала, что должна.
-Нет. А ты?
- Что я? - пришел черед удивляться Маше.
- Ну, Влад?
- Нет, ничего такого, - уверено ответила Мари.               
- Ты любишь его?
- Люблю? - казалось, ничто не могло поразить ее больше, чем этот вопрос. - Нет.
- Тогда почему вы встречаетесь?
- Саша, ты поражаешь меня! - расхохоталась Маша. - Ты же сама десятки раз ходила на свидания, даже если парень не особо тебя и интересовал. А тут - "любишь ли ты". Мы просто друзья, - "Не совсем так, конечно", - подумала она. Просто она не знала как еще назвать их отношения. - Нам хорошо вместе, и поэтому мы встречаемся, - "Так было до некоторого времени", - снова мысленно поправила она себя. Маша подумала, что она слишком резка и, ласково улыбнувшись, спросила. - Ты больше не будешь плакать?
  Саша закусила губу и покачала головой.
- Нет.
Сестры снова обнялись, просто радуясь тому, что они вместе, и схлынувшему напряжению.
- Маш, а почему ты не в институте?
- А почему ты не в школе?
  Саша подняла брови, скопировав любимое Машино выражение лица.
- Мне что-то захотелось подумать.
Они улыбнулись друг другу.
- Вот и мне тоже.
- Маш, - после некоторого молчания произнесла Алекс, - коль уж мы сегодня дома, ты не сделаешь заварные пирожные?      Ну как откажешь этой заискивающей мордочке?
- Ладно, уговорила.
- Маш, ты прелесть!
- А ты - подлиза!
 На следующий день в институте Влада, разумеется, не оказалось. Отменили пару по философии, и они всей группой сидели в аудитории и в кампании по 5-6 человек разговаривали, спорили, смеялись на разные темы: от политики до любви. Такие разговоры доставляли им всем истинное удовольствие.
- Я согласна с Ницше, - заявила Ирина, тема была затронута из-за того, что изучали этого несчастного Ницше и по философии, и по культурологии, и по мировой литературе, и преподаватель по психологии явно благоговел перед ним и только и ждал случая привести цитату из его произведений. - Мир злобен, жесток, мелочен и несправедлив. И вообще этот мир - худший из всех возможных миров.
Да, это было в Иринкином стиле. Она любила подобные высказывания. Был ли это обыкновенный пессимизм? Или наигранный, скрытый романтизм? Верила ли она в это? Или нет? Хотя какая разница? Это было необычно, оригинально, привлекало внимание, а что еще в принципе нужно?
Мари сидела, закинув ногу на ногу, и с интересом и некоторой  долей насмешки смотрела на подругу.
- Худший из всех возможных миров? - наклонившись чуть вперед, переспросила она. - Почему же?
- Скажешь, нет? Войны, убийства, насилие. Жадность, злость, измены, тщеславие, лицемерие, лживость, зависть. Люди всегда стремятся к власти, деньгам, по трупам пойдут к ним. Ты вспомни, что творилось еще не так давно - доносчик на доносчике, правда это или нет, никого не волновало, если можно было за это ухватить кусок получше, забраться повыше. Люди похожи на крыс на тонущем корабле, только люди еще прикрываются лживыми добродетелями. В отличие от крыс.
- А как же Бог? Есть ли Бог? - голос Маши был насмешлив, она явно пыталась спровоцировать подругу.
- Бог есть. Он управляет этим миром, не давая ему совсем сойти с катушек.
- Но если есть Бог, и он управляет этим миром, то как же он допустил, что мир докатился до такого?
- Я же говорила - люди порочны, они сделали его таким.
- Если люди так мелки и ничтожны, то зачем же тогда Бог? Зачем тогда всё его могуществе? Неужели он различает отдельных людей в этой одинаковой серой массе 8 миллиардов? Зачем он?
- Он каждому воздает то, что тот заслужил.
- И ты думаешь, Богу есть дело до того, что мы делаем? Он что, следит за каждым шагом, за каждой недодуманной мыслью любого из 8 миллиардов?
- Я не пойму, Маш, ты что, не веришь в Бога?
- Я просто думаю, что Богу в большинстве случаев поплевать на всех нас. Он обитает там где-то, невыразимо далеко, периодически взирая на нас и думает: "Ну надо же, копошатся". Или изредка: "Смотри-ка, какой интересный тип, что там с ним происходит? А вот так сделаем, что он будет делать? Выдержит или нет? Не выдержал, жаль, ну да ладно».
- Как ты можешь так думать? - почти закричала Иринка. - Бог добр и каждого видит, и каждому помогает!
- Да что ты?! А тебе не кажется, что такое отношение к Богу все объясняет?! Все, что творится в мире. А то у тебя люди получаются и всемогущи, раз сумели до неузнаваемости изменить Божье творенье, и ничтожны, раз даже в своей жизни не могут восстановить его. А может, люди просто безвольные трусы, выдумали себе добренького Бога и его великий замысел, чтобы как-то оправдать происходящее вокруг и дать слабым надежду, что хоть что-нибудь получат в другой жизни? Может, Бога и нет? Почему мы верим именно в христианского Бога? Может, существуют миллионы миров, между которыми и существуют боги, не вмешиваясь в нашу жизнь, как считал Эпикур? А может, есть некая безликая сила, которая движет миром, но при этом каждый из нас управляет своей судьбой сам? А может, богов великое множество, и каждый из них отвечает за что-то своё - за любовь, смерть, за землю, за весну, за луну? А может, они управляет нами как дети куклами, придумывая ситуации и руководя нашими действиями, чувствовали, словами, как персонажами в книгах? - она играючи перебирала словами, мыслями, идеями, чувствуя, как ее речь увлекает однокурсников. - Ведь если бы ты писала книгу, разве жили бы твои герои безоблачно счастливой жизнью? Ведь это скука смертная! Все писатели ставят своих героев в трудные, порой ужасные ситуации, калечат им жизни и все такое прочее.
- А может, боги - это растворенная в воздухе, природе, вещах энергия. Они летают вокруг и каким-то образом воздействуют на нас, - подхватил эстафету Юрка.       
- А может, существует множество параллельных миров, и где-то есть еще такая же я, только, может, я учусь на врача или инженера, или фотомодель, или певица. И мы никогда в том мире не встречались или наоборот между кем-то из нас роман.
- Или мы все живем в другом времени.
- А может, эта жизнь не единственная. И мы снова и снова рождаемся и умираем. Рождаемся в другое время, в другой стране, другого пола, а, может, и не людьми.
- А может, время не идет всегда вперед, а вращается по замкнутому кругу. И после смерти выбираешь, в какой век, какую эпоху тебе попасть, или за тебя выбирают.
- А может, все мы персонажи какой-то книги или герои какого-то фильма, и живем до тех пор, пока эта книга или фильм пользуются популярностью.
- А может, есть какие-то сверхъестественные силы, и можно с помощью магии, колдовства, оккультных наук управлять ими и влиять на судьбы и события.
- А может, существует и жизнь и на других планетах, какие-нибудь там марсиане или фуфлорианцы, и именно они занесли жизнь на эту планету.       
- А может, существует множество других форм жизни, про которые мы просто ничего не знаем - духи, призраки, гномы, феи, эльфы.
- Демоны, - добавила Маша.
- А может, мы сами придумываем себе жизнь. Если мы верим в богов, или эльфов, или инопланетян, или домовых, или призраков, то они и появляются. Вера может творить чудеса.
- А может, вообще ничего нет. И этого разговора нет. А мы живем каждый в своем мире, придумываем себе события и поступки, и людей и природу. Каждый все видит по-своему, и невозможно сверить впечатления об одних и тех же предметов, потому что других людей нет, вернее, они есть, но мы не можем даже видеть друг друга. И всё это лишь плод нашего воображения или сознания, а без него не существует.
- А может, все мы рождены для какой-то великой цели.
- Или эксперимента.
- Или для подтверждения какой-нибудь истины.
- Или просто так. Случайно.
- Мы сами направляем свою судьбу, но то, что мы родились, родились именно такими и именно у этих родителей... может ли это быть случайно?
- А может, каждый наш шаг просчитан и даже мысли заранее известны.
- А может, наоборот.
"Сколько на свете разных "может", - думала Маша, выходя из института, - и все они имеют право на существование. Ведь ни одна из них не доказана, и ни одна не опровергнута. Может, истины и нет. Или она у всех своя. И что вообще такое истина?"   
- Маш! Подожди! - Догнала ее Иринка. - Может, пройдемся? Мария посмотрела на подругу и кивнула.
- О чем ты хотела со мной поговорить? - немного резче, чем намеревалась, спросила Преображенская. - Ведь не ради свежего воздуха ты идешь в противоположную, чем тебе нужно, сторону.
 Иринка немного опешила.
- Да вот...- пробормотала она. Они уселись на качели друг против друга и, слегка покачиваясь, начали разговор.
- Помнишь, давно мы с тобой разговаривали и ты сказала, что главное в жизни - это сама жизнь, что Жизнь, Судьба или Бог дали нам столько всего прекрасного - друзей, книги, Фильмы, песни, цветы, любовь, что мы не в праве требовать чего-то еще или спрашивать, почему так мало. Что-то в этом роде. Что даже слезы, тоска, боль, страх - это тоже дары, которые заставляют нас чувствовать себя и жизнь острее, без них мы не могли бы оцепить то хорошее, что стало привычным. Ты помнишь?
- Конечно, И к чему ты это сейчас вспомнила?
- Ты еще веришь в это?
- Ты ведь никогда не верила в мои слова. Это ведь сейчас главней.
- Мне кажется, что ты уже не веришь в это.
- Я не знаю уже чему верить, Ирин. Не знаю. Я почти  уверена, что есть жизнь после смерти, но уже не так уверена насчет жизни до смерти.
- Что ты имеешь в виду?
- Это так трудно объяснить, - Маша наклонила голову, а потом вновь пристально посмотрела подруге в глаза. - Мне кажется, что жизнь человека - это постоянное подсознательное ощущение смерти, чувство уходящего времени. Зная, что мы не вечны, мы стремимся, как можно больше сделать, успеть, оставить хоть что-то после себя. Вот скажи, если бы та совершенно точно знала, что будешь жить и снова, и снова, и снова, разве ты бы стала стремиться создать что-то сверхъординарное, превосходящее все возможное? Не стали бы казаться все эти мелочи - учеба, оценки, карьера, семья, влюбленности - ненужными? Зачем учить физику, химию, биологию, если, изучая магию, мистику, можно познать все мировые тайны? Зачем думать об успехах на работе, в учебе, об отношениях в семье и с окружающими, если все это преходящее? Разве все это может сравниться с громадным, ошарашивающим миром потустороннего, сверхъестественного?
- Так что же получается, я не пойму, - перебила ее Иринка. - Ты веришь в сверхъестественное или нет?
- Я думаю, - осторожно произнесла Маша, немного приврав, - что сверхъестественнее, как мы его называем, - это какая-то еще неизученная форма жизни, вроде как вода имеет три состояния, так и все живые организмы, а может, и неживые, имеют какие-то другие состояния.
- Постой-ка. Так, по-твоему, все-таки Бога нет?
- Я этого не говорила. Я согласна с Вольтером, что даже если бы Бога не было, его следовало придумать. Просто очень уж хорошая идея получается - всем обездоленным обещается награда за страдания, всем подлецам - наказание за содеянное, всем потерявшим близких - встреча с ними после смерти, а людям вообще - бессмертие. Уж больно гениальная идея. И всем хорошо.
- Так ты веришь в Бога или нет? - повторила Ирина.
- Как ты не поймешь? Если Бог есть, то почему у нас никаких доказательств этого, почему ему бы каким-нибудь образом не дать всем понять, что он существует? А Бог есть, но наряду с ним существует масса всякой нечисти, типа демонов, духов, призраков, леших; зная это, не полетит ли в тартарары вся эта наша любимая, организованная, иерархичная, линейная модель мира?
- Ты сама себе противоречишь. По-твоему, невозможно, чтобы сверхъестественное показало себя, ни то, чтобы не показывало. Может, чтобы этот мир не сошел с ума, мы ничего конкретного не знаем о Боге, а можем только верить в него или не верить.
- Но зачем же тогда нужна эта линейная схема мира? Если совершенства можно достичь, лишь читая молитвы и копаясь в себе, то почему бы всем только этим и не заниматься?
- Потому что людям нужно  есть, пить, одеваться и прочее.
- Но если все так прекрасно устроено, то почему же мы по большей части не чувствуем совершенства мира, скорее наоборот, мы видим страдания и несчастья или обыкновенную бытовую муть, которая невесть почему так нас раздражает. Ты сама не далее как сегодня утром утверждала, что мир зол, жесток и бездушен.
- Я считаю, что кроме Бога есть еще и Зло. И в человеке 2 начала - плохое и хорошее. Только все чаще и чаще плохое преобладает. Мир медленно, но верно катится к своей гибели.
- Так почему же Бог позволяет ему это и не вмешивается?
- А почему Он должен быть ответственен за поступки людей? Люди сами решают какой путь им избрать.
- Так зачем же нужен такой Бог, если даже его творение медленно гибнет?
Они смотрели друг на друга словно враги. Широко раскрытые немигающие глаза, сжатые губы. Они сидели на качелях друг против друга и молчали. Наконец Ирина не выдержала.
- Тебе легко говорить! Ты пользуешься всем тем, что Бог тебе дал и самовлюбленно считаешь это своим! У тебя всё всегда хорошо и ты думаешь, что так всегда будет, потому что ты такая хорошая и правильная! Ты просто горя не видела! Вот если бы у тебя, как у меня, отец и брат погибли, ты не была бы так самодовольна! Ты даже представить себе не можешь, что это за чувство, когда еще секунду назад с тобой был твой самый любимый человек, а сейчас его уже нет. Нет, ты понимаешь?! И никогда не будет. И не поговорить, не посмеяться с ним больше, не увидеть, не обнять! И где он? Они? Неужто в земле лежат? Гниет, и черви его едят? Его, самого лучшего, самого любимого, самого родного, твою плоть и кровь, того, кого у тебя родней нет! Как можно объяснить, как это возможно, что все его мысли, мечты, его любовь, идеалы вот так разом исчезли, пропали в никуда, вернее, лежат в земле. От этого можно с ума сойти. И ты можешь считать меня дурой, Маш, но я верю, что все это не уничтожилось со смертью тела, что я когда-нибудь встречу их снова, потому что я люблю их, а они любили меня. Ты можешь думать, что хочешь, но только так я могу жить. Когда теряешь любимого человека, только вера помогает выжить. И если не это истина, то что же?
«Хороший вопрос», - думала Маша, пешком возвращаясь домой. Над ним бьются лучшие умы человечества вот уже несколько тысячелетий подряд. Может, лучше об этом не думать, а просто жить?
И тут как из-под земли перед ней вырос Влад.
- Ну конечно! По сценарию твой выход. Так и знала, что ты сейчас явишься, - проворчала Маша, уставившись в его ухмыляющуюся физиономию. - А я-то всё гадала, куда ты запропастился и когда я увижу твою довольную рожу.
 Влад буквально покатился со смеху.
- Разве ты забыла? Если я тебе нужен, то позови и я...
- Да-да-да, я помню. И ты явишься как лист перед травой и так далее. Память - это единственное, в чем я не сомневаюсь. Проблема в том, что ты периодически появляешься, когда меньше всего нужен.
- Перестань ворчать, - улыбнулся Влад. Маша скептически посмотрела на него, взяла под руку и ответила:
- А мне нравится ворчать.
- Я знаю, - притворно вздохнул он и перевел тему. - Ты начинаешь выполнять мою работу.
 Маша поняла, что он говорит про Иринку.
- Надеюсь, ты не возьмешься за нее? - Ох, как она этого не хотела. - Она - это не я. Она и сорваться может... Ты вообще-то прав - не стоило этого делать.
  Влад недоуменно /разумеется, притворно/ посмотрел на нее.
- Ты о чем?
- Нельзя причинять людям боль, - медленно, словно думая о чем-то другом, произнесла она.
- Что это в тебе проснулось человеколюбие? - насмешливо спросил он.
Она молча смотрела на него. Нет, не потому что обдумывала его вопрос. Она всесторонне рассматривала одну идею. Ведь Влад предлагал ей творить добро. Сколько всего можно сделать с помощью той силы, которой он обладал. Ох как много. Сколько жизней можно спасти, сколько бед не допустить. Сколько детей из-под колес вытащить! Сколько неизлечимых болезней вылечить! Сколько катастроф и стихийных бедствий предотвратить! Сколько всего можно сделать! Ради этого стоит жить! Ради этого можно пожертвовать той жизнью, которую ведешь! Может, в этом смысл  жизни. Разве не об этом она мечтала? Почему же это так долго не приходило ей в голову?
- Я хочу помогать людям, - медленно помологам произнесла она. - Я действительно этого хочу.  Разумеется, с твоей помощью.
Лицо Влада как обычно было совершенно непроницаемо.
- Ты уверена? Впрочем, я вижу, что да. И многое ты можешь отдать за это? Даже я попрошу тебя покинуть все родное для тебя? Даже если твои родные будут думать, что ты умерла?
 Её губы дрожали. Она представила себе, что будет с мамой, когда она узнает о смерти дочери. А Саша? А бабушка? И ничего не вернуть. Они будут знать, что она умерла. "Но как я могу умереть?" Маша прикрыла глаза. "Все люди для чего-то предназначены, - думала она. - Так для чего же предназначена я? Что может быть достойнее помощи людям? Мы все любим изображать из себя жертвы, когда это ничего для нас не стоит. А способна ли я на действительную жертву? Ну же, решайся. Сделай наконец единственно правильный выбор в своей жизни. Может, в жизни и нет никакого смысла, но пусть в моей будет цель".
Волосы падали на её лицо, глаза горели скрытым, но ярким огнем. Она медленно разлепила губы и четко выговорила:
- Да.
Влад смотрел на нее и думал, что перед ним самая красивая женщина на свете. Так, наверно, выглядел Иисус перед распятием, пусть это и не совсем верное сравнение, но Ангелов знал, что в каждом человеке скрывается этот дух милосердия, что ли... человеколюбия, но в настоящей жизни условности и предрассудки не дают проявить его, потому что людям проще бороться с крупными бедами, чем с мелкими препятствиями. Люди не видят способа проявить его и чувствуют себя порой неловко, делая добро. И он знал, что будь на её месте кто-то другой, он поступил точно так же. Но это ни капельки не умоляло значимости её поступка. Но Влад не собирался лишать ее жизни, во всех значениях этого слова. У него была другая задача.
Они находились глубоко в парке, и никто не мог видеть их; правда, никто бы и не увидел.
- Давай сначала попробуем, - тихо произнес он.
- О чем ты? - неуверенно спросила она.
- Смотри, - Влад поднял руку, и перед ними словно на экране возникла картинка. Она колыхалась и дрожала, но была достаточно четкой, и Маша видела, как молодой белобрысый парень шел по неустойчивому веревочному мосту. Вдруг что-то треснуло под его ногами, и он с криком рухнул вниз, в последний момент успев ухватиться за повисшую веревку. Его руки, бледные и худые, отчаянно цеплялись за жесткий конец, напряглись, покраснели. Ноги беспомощно болтались в воздухе. Лицо исказила гримаса отчаяния и боли. Вдруг веревка поддалась вниз, и Маша увидела, что та рвется, медленно-медленно, по одному волоску, но парень явно не скоро доберется до того места, где намечался разрыв. На его лицо отразился дикий животный страх.
- Ты можешь ему помочь, - голос Влада был суров и бесчувственен. - Если хочешь, конечно.
- Хочу, - Маше было немного боязно, но она старалась сдержаться. Следующий шаг может стать концом и началом.
- Сейчас в твоих руках магическая сила. Хочешь, закрути веревку, хочешь - раскрути.            
Маша подняла руку и повернула кисть вправо - веревка начала раскручиваться быстрее, а парень закричал. Мари быстро повернула пальцы в другую сторону, и о чудо - концы веревки снова соединились, и она стала как новенькая. Маша испытала такое невероятное чувство облегчения, словно сама висела на веревке.
Но тут картинка сменилась другой. По посадкам вдоль дороги шли молодая женщина в скромной одежде и девочка, крепко цеплявшаяся за руку матери.
- Того человека, что ты спасла, зовут Виктор Гноев. Через полчаса он пойдет по этой дороге и встретит их. Женщину зарежет, а девочку задушит. Чтобы не орала. Ограбление.
Слово, произнесенные сухо и внятно, словно камни ударились в её грудь. Она просто стояла и смотрела на него.
- Ты можешь этому помешать, - голос усмехнулся. - Если хочешь, конечно.
Перед ней снова возникла картинка, где парень, Витя Гноев, цепляясь тощими исколотыми руками, карабкался наверх. Но канат уже начал рваться в другом месте.
- Поступай, как знаешь, - произнес Влад.— Ведь ты творишь добро.
Убить... ради двух других людей. Двух невинных душ. Женщины в простенькой кофточке и длинной юбке и маленькой девочки с забавными веснушками. Это будет несчастный случай, который спасет две другие жизни.
Маша подняла руку, и веревка начала раскручиваться быстрее,   пока наконец с визгом не порвалась последняя нить и мужчина с отчаянным воплем не полетел вниз.
Мари бросила последний взгляд на девочку и женщину, идущих по тропинке в посадках. Они весело смеялись, не зная, что только что избавились от смертельной опасности.
- Поздравляю, Маш, ты стала убийцей. - Голос был так насмешлив и самодоволен. Маша крутнулась на месте и уставилась в его бездушные глаза.
- Что ты такое говоришь?! Ведь он убил бы их!
- Да, но он этого не сделал. А значит он умер формально невиновным.
Тяжелое молчание повисло между ними. Казалось, оно длилось миллионы лет.
- Я руководствовалась добрыми намерениями, - выдохнула она.
- Но это убийство, - раздельно выговорил он.
- Я спасла две жизни.
- Это лишь оправдание, которое теперь просто слова, которые нельзя проверить. Если хочешь делать добро, привыкай делать зло. И потом откуда ты знаешь, что он убил бы их? Может, он по дороге встретил бы своего бывшего подельника, они передрались бы и прирезали друг друга. И тот, другой ублюдок не пошел бы дальше и не изнасиловал бы девочку, возвращающуюся из школы. Или ту женщину с ребенком спас бы какой-нибудь парень. Она влюбилась бы в него, вышла бы за него замуж, и у них бы родились бы дети, которые могли бы стать великими и обогатить искусство, науку или историю.
Маша непроизвольно свела брови, потому что, потому что... ей было страшно. И еще... еще она не могла поверить... в это предательство...
- Ты понимаешь? Ты, спасая, как ты считаешь, кого-то, может, покалечила кому-то жизни.
- Но я спасла их.
- А может, кто-то вот так же спас когда-то Ивана Грозного, или Сталина, или Гитлера. Помнишь, царевич Дмитрий, сын Ивана Грозного умер в Угличе. Кто знает, может, если его бы спасли, Россия не вверглась бы в Смуту, а может, он окончательно бы уничтожил страну. Или если бы если вместо Николая Первого на трон вошел Константин, как планировалось, то может, Россия бы стала конституционной монархией, а может, он довел бы страну до полного разорения. Что ты на это скажешь?
Что могла сказать Маша на это? Ей хотелось броситься на землю, забить руками и ногами и разрыдаться в голос от собственного бессилия. Он был прав, абсолютно прав. И она ненавидела его за это. Даже ее самое правильное решение в жизни оказалось ложью, фарсом. Оно ничего не решало и никому не помогало. Так зачем же ей предоставлялся выбор?
- Что ты от меня хочешь?! - закричала она. - Ты то поднимаешь меня на вершину, то бросаешь об землю! Что тебе от меня нужно?! Что бы я ни делала, все не так, все неправильно! Почему?! Почему?!
 Он схватил её за руки и до боли сжал запястья.
- Ты думаешь, жизнь проста? И что есть только хорошее и плохое?! Что существуют только два ответа, и только один из них правильный?! Ты не Господь Бог, чтобы решать это, а  тем более судьбы людей!
Домой Маша пришла поздно. Она чувствовала себя избитой и преданной. В её стройном правильном мире не оказалось верного ответа на простейшие вопросы. "Сколь бессмысленно наше существование, если мы не знаем даже, что хорошо, что плохо", - думала она, одиноко бредя по улицам. Открыв дверь своим ключом, она сразу же натолкнулась на отца. Вот этого еще не хватало.
- Где ты была?!
Маша ненавидела выяснять отношения с отцом. Она не могла ему прекословить, он слишком давил на нее авторитетом.
- А тебе какое дело? - она хотела пройти мимо, почти наслаждаясь собственной грубостью.
- Я твой отец! Как ты смеешь так со мной разговаривать?! Я не твой какой-нибудь мальчишка-одноклассник!
У Маши на душе было пусто-пусто, и даже гнев отца ее не трогал. Тут он схватил её за плечо и чуть не откинул к стене. И Мари разозлилась. Злость куда приятнее пустоты.
- Да что ты говоришь?! Отец, значит?! - издевательски заговорила она. - И хороший отец, наверное? Да тебе всю жизнь было плевать на нас с Сашей! - выплевывала она слова.
- Да как ты смеешь?!
- Это всё, что ты можешь мне сказать? Ни одного довода больше в голову не приходит? Только орать можешь?
Отец замахнулся, но Маша с неожиданной силой перехватила его руку.
- Только посмей! Ты что не можешь нормально выяснить отношения без крика и шума? - её лицо всё леденело и леденело. Вмиг всплыли все обиды, все невысказанные обвинения, все пролитые в подушку горькие слезы. - Я не помню ни единого раза, чтобы ты поговорил со мной, просто так, по душам, если ты не читаешь нотацию или не рассказываешь что-то интересное только тебе. Ты ни разу не поинтересовался, кто мои подруги, какие меня отношения с друзьями в институте, что я читаю, чем увлекаюсь в данный момент, есть ли у меня мальчик, что я думаю об этой книге или об этом фильме. Ты не разу не рассказал мне, как у тебя дела, что тебя волнует, что радует. Ты ни разу не сказал мне, что ты меня любишь, что гордишься мной. Ты никогда по-настоящему не интересовался мною. Ты только начинаешь раздражаться, когда мама заставляет тебя встречать нас с Сашей поздно вечером или если мы чего-то не понимаем в домашнем задании и тебе приходится помогать нам. Ты обращаешь на нас внимание, только когда у нас проблемы, и которых тебе приходится разбираться или участвовать. А если бы их не было, то, мне кажется, ты и не заметил бы нас.
- Я всегда помогаю вам, - высокомерно процедил отец.
- Да, помогаешь. Ты все делаешь, чтобы никто не мог сказать, что ты плохой отец. Но не больше. Мы как соседи живем в одной квартире, но не знаем друг друга. Чтобы быть настоящим отцом, надо любить, надо, чтобы мы доверяли тебе. А мы не можем. Ты воспитывал нас сдерживать свои чувства и самим разбираться со своими проблемами и никогда не жаловаться, не плакать, ничего не просить. Дети не могут не плакать, пап. Но сейчас, даже если б ты захотел, я тебе ничего бы не рассказала. Мне жаль, но мы никогда не станем друзьями. Я долгие годы переживала твое равнодушие, Саша пыталась до тебя достучаться, но ты считал это капризами. Но зато сейчас мы обе поняли, что теперь уже поздно. Надо просто не обращать внимания. Так что давай не будем портить друг другу жизнь. Ты не вмешиваешься в мою, а я не буду доставать тебя.
Маша прошла мимо ошалевшего отца, не желая замечать высунутые в дверь зала испуганные лица матери и сестры. Она разобрала постель и уткнулась в подушку. Ей бы заплакать, но слез не было. На душе было пусто и погано. А усталость такая, что не удавалось даже заснуть. В голове крутились слова Влада, разговор с отцом и еще много чего. Мария чувствовала себя разбитой, издерганной, невыносимо бессильной и опустошенной. Она ненавидела весь этот день со всеми его эмоциями, но даже ненависть не давала силы, а только отбирала их. Под конец Мари заснула тяжелым, беспокойным, дурным сном. Так что утром она проснулась едва ли не такой же усталой как накануне. Была суббота, и идти в институт было не надо. Маша тихонько вылезла из постели. Часы показывали восьмой час. Для выходного дня слишком рано, но, Маша встала, умылась, залезла в джинсы, свитер и вышла из дому. Было совсем тепло. Весна расцветала буйными красками зелени. Природа тоже уже проснулась и, казалось, собиралась наверстать упущенное за зиму время. И Маша словно в первый раз увидела молодую зеленую траву, нежные свежие листочки на деревьях, первые робкие цветы мать-и-мачехи, словно впервые вдохнула воздух, наполнивший все тело ароматами весны. Маша внезапно поддалась порыву и поехала на дачу, благо было недалеко. Она долго шла по посадкам и наконец свернула к реке. Дом и калитка были закрыты, но она даже не дошла до них. Она обессилено уселась на нагретую солнцем трубу и уставилась на блестящую впереди реку. А та преспокойно несла в свои воды, изгибаясь и поворачиваясь, словно демонстрируя свои возможности. И там за рекой был луг. На нем ничего "культурного" сроду не росло. Там пасли коров и другой скот. А совсем вдалеке был лес. Тонкой, аккуратной, темной  полоской он отгораживал небо и землю. И все это было настоящим. И все это было таким обычным, привычным. Но почему-то именно это поразило Машу до глубины души. В этом пейзаже не было никакой экзотической роскоши, просто поля, просто луга, просто река, лес и земля... А еще небо. Безукоризненно чистое небо спокойного голубого цвета, каким оно бывает только здесь. Теплые цвета акварели словно начинающего художника, который изобразил обыкновенный пейзаж и вложил в него душу. Маша поднялась и пошла по полю. Как объяснить красоту русского луга? Наверное, это невозможно, если хотя бы раз не видеть и... не любить. Как объяснить то, чувство, что захватывает смотрящего не этот бесконечный простор и волю. Наверное, именно это чувствовали наездники из прошлых времен, с улюлюканьем проносившиеся по этим лугам, по этой благодатной земле. Это чувство переполняет смотрящего, и он не может оторвать глаз от этого самого обыкновенного пейзажа. Так, наверное, смотрят на океан - беспокойное пространство, которое нельзя себе подчинить, но которое уже владеет тобой. И поле также. Смотришь на него и начинаешь по-настоящему понимать все сложенные про него стихи, песни, пословицы, поговорки, все эти обычно кажущиеся такими пафосными "матушка-земля", "матушка Русь" и прочее. Вот и Маша сейчас почувствовала что-то, какой-то немысленный прилив энергии, который почти изматывал своей силой. Она закрыла глаза и остановилась. Все так просто. Как земля может вызывать такие эмоции? Она медленно подняла веки и села на поваленное давней бурей дерево. Сколько она себя помнила, оно всегда лежало здесь и оставалось таким же крепким, как и в ее детстве. Зачем тратить время на поиски ответов на глобальные вопросы. Жизнь ведь проходит. Увлеченная всей этой историей с Владом, она не заметила даже, как весна наступила, как появилась первая трава, как распустились первые листочки и цветы, как поголубело и потеплело небо. Жизнь - вот она, совсем рядом, вокруг. Маша наклонилась и взяла горсточку земли. Она была черная и рыхлая. Мари помяла её в руке и медленно рассыпала её вокруг. Был слышен стрекот каких-то насекомых, шум ветра в траве, всплески воды. Солнце пригревало плечи. Было легко, легко, словно никаких мыслей не было вовсе.
- Маша, это ты? - раздался за спиной звонкий мальчишечий голос. Она обернулась и увидела мальчика. Он жил в деревне, у его бабки они всегда покупали молоко, когда оставались ночевать на даче. Совсем еще маленький, с большой головой, копной темно-русых кудрявых растрепанных волос и большими доверчивыми глазами. Маша обожала этого мальчика, такой добрый, отзывчивый, добросовестный и в то же время сколько в нем жизни, энергии.
- Привет, Дим, Как дела? - она улыбнулась и похлопала рядом с собой по дереву. Он тут же плюхнулся рядом и затрещал:
- Нормально. А что ты тут делаешь? А где все ваши? Я тебя сразу заметил. Ты одна?
- Да, - улыбнулась она на этот поток вопросов. - Вот приехала полюбоваться...
- На что?
- На реку, на лес, на поле.
- А что на них любоваться. Лес как лес, поле как поле. А река у нас и правда красивая.
- Как учеба?
- Нормально. Только учительница по русскому меня не любит.
- Почему? - удивилась Маша.
- А я постоянно ошибки делаю.            
- А ну покажи, - сказала она. Димка с готовностью достал тетрадь. Он был способный мальчик, только никто им не занимался. Родители много работали да и не придавали учебе особого значения. Учится и учится, нет уж очень много "двоек", ну и Слава Богу. Страницы тетради были все исчерканы красными чернилами. Да-а, ошибок тут и впрямь... Ерундовые ошибки, по правде говоря.
- Давай разберемся. Хочешь?
Димка кивнул, и они погрузилась в разбор ошибок. "Вот смотри это слово, проверяется так-то. Знаешь почему? Да, правильно. Почему же написал неправильно? Ну да ладно. А вот это словарное слово, его надо запомнить. А здесь запятая потому, что..." Солнце пригревало все также, ветер дул все также ласково. Река была все такая же синяя. Но что-то изменилось. Что-то в ней самой. Наконец, они закончили, и Димка, довольный, сидел рядом и улыбался. Маши ласково обняла его за плечи, и он доверчиво прижался к ней. У Маши на глазах отчего-то появились слезы. "Когда-нибудь и у меня, возможно, будет такое маленькое чудо", - подумала она и ужаснулась. Дети... ребенок... это было все так далеко и в то же время... такое милое маленькое чудо. Обнимать его, целовать, смеяться с ним, учить, любить, разговаривать, воспитывать... Это маленькое чудо, и то, что вокруг - трава, земля, вода, солнце. Как от такого можно отказаться? А ведь это просто жизнь.
 Она бросила взгляд на реку. Её воды казались тяжелыми и словно густыми. Они неторопливо перекатывались неровными медленными волнами, словно точно знали, куда движутся и были преисполнены значимостью своей миссии. Мари вздохнула полной грудью, и её лицо озарилось первой по-настоящему искренней и радостной улыбкой за долгое время. Теперь она знала свой ответ на предложение Влада.
Родной дом встретил ее тишиной и полумраком зашторенных окон. Она скинула туфли, прошла в комнату и отдернула занавески. Свет залил все пространство вокруг. Мари повернулась, стянула свитер и бросила его на кровать. И так и застыла. В дверях, прислонившись к косяку, стоял Влад. Что-то изменилось в нем. Или это она смотрела на него другими  глазами? Она сейчас увидела в его взгляде теплоту... и нежность. Они долго смотрели друг на друга, не отрываясь.
Он как-то сразу оказался рядом. "Слишком близко", - мельком подумала Мари. Он провел ладонью по её щеке, скользнул ею на шею, плечи, а она не могла отвести взгляда от его глаз.
- Ты решила? Ты пойдешь со мной? - спросил этот глухой звучный голос, словно идущий откуда-то из глубины той бездны, которая называется миром.
Её глаза словно боялись на секунду закрыться, чтобы не потерять его из виду. Они взволнованно и пристально смотрели на него. Казалось, в них должны задрожать слезы. Да, она решила.
- Понимаешь, Влад, - медленно, словно подбирая слова/впрочем так и было/ начала она. - Ты очень много для меня сделал, и я ценю это. И мне хотелось бы, чтобы ты был постоянно рядом, и хотелось бы испытать все, о чем ты говорил. Но... я не могу. Не могу, понимаешь? - прошептала она, проводя ладонью по его щеке.
- Почему? - голос был тих и ласков. И глаза Влада были слишком близко. Слишком близко. Как в омут погружаясь в его взгляд, она продолжила:
- Я не хочу... терять эту жизнь. Я ничего еще в ней не испытала. Может, лет через 40 я и согласилась бы на твое предложение, но сейчас не могу. Зачем мне какие-то неземные ощущения, если я и здесь еще толком не жила. Ты прав, в жизни много всего отрицательного, но... есть много всего прекрасного. Это чувство трудно передать... То, какое удовольствие получаешь от общения с друзьями, однокурсниками. И мне ужасно нравится гулять... просто на природе. Понимаешь, настоящей природе? Когда чувствуешь листья, траву, воду да мало ли что еще. Или дождь, или пение птиц за окном, или даже лужи и грязь. Пусть оно иногда и раздражает, но оно есть. Разве дух может любить пиво, мороженое и косметику? Эти маленькие радости приносят настоящее удовольствие. Ими заполнена жизнь. Книги... Я хочу, чтобы меня любили, обнимали, ласкали, но чтоб это был настоящий парень, - закусив губу, она смотрела на него, отражаясь в его глазах. Он видел, как набежавшие слезы, словно капли дождя, текут по ее щекам. Подобные слезы как ливень, после них становится легче. Он взял в ладони её лицо, вытирая пальцами слезы. Она повернула голову и коснулась губами его руки. - Настоящего парня, понимаешь...
Его губы коснулись её губ. В мыслях и у того, и у другого все еще звучали ее слова и всё, что стояло за ними. Его губы скользнули по ее щеке, глазам, виску. Она позволила себе обнять его за шею, запутаться в волосах, притянуть его к себе ближе. Слишком близко… «Этого не может быть, - подумала она. - Хотя почему бы и нет...»
Они сидели на кровати, крепко обнявшись. Маша улыбалась и с удовольствием вспоминала всё, что произошло с того самого момента, как она впервые увидела Влада. И постепенно ее лицо становилось задумчивей. Если кто-нибудь мог сейчас услышать ее мысли, то он, как и Влад восхитился бы, как её строгий аналитический ум начал заново пересматривать все произошедшее. Через некоторое время она отстранилась и внимательно посмотрела на него. Влад заглянул в её спокойные карие глаза и понял, что она уже обо всем догадалась. Мари легонько усмехнулась и покачала головой.
- Так расскажи-ка мне еще раз, кто ты и зачем появился здесь, - с тихой насмешкой попросила она.
- А ты как думаешь? - улыбаясь, спросил Влад. Она ответила на улыбку, поддаваясь его обаянию.
- Если бы ты... как бы это сказать... представлял злые силы, - осторожно подбирая слова, произнесла она, - ты бы сразу затащил меня в постель, не к себе, так к кому-нибудь другому; ты засыпал бы меня подарками, против которых я не смогла бы устоять; не подкидывал бы трудных проблем, а как на блюдечке подавал бы легкие решения; ты обрушил бы на меня множество внешних несчастий, которые я не уверена, что вынесла бы достойно. А вместо этого ты всегда был рядом, защищая от всего, что могло со мной произойти, и, не давая наделать глупостей. Мне продолжать?
Влад, улыбаясь глазами, смотрел в такие же усмехающиеся глаза. Похоже, придется признаваться. Его миссия была выполнена, и теперь он мог с чистой совестью, если она у него была, уйти.
- Ну что же мне сказать? Ты права.
- Так кто же ты?
- Честно говоря, не знаю, - усмехнулся он. - Я один из тех, кого каждый человек встречает на своем пути. Иногда люди сами этого не сознают, но один разговор может изменить жизнь или направить её в другое русло. Для некоторых это священники, врачи, друзья или лорд Джон как в "Портрете Дориана Грея". А для тебя вот демон, -/она улыбнулась/.- Я точно не принадлежу к злым силам. Но и добро тоже порой бывает жестоко, так что в принципе это не имеет значения. У каждого своя дорога, и, как правило, она не бывает ни плохой, ни хорошей.
- Так, может, ты наконец ответишь на мои вопросы? Есть ли Бог?
- Милая, как же ты до сих пор не поняла? Истина многолика, и у каждого она своя. А мораль - это не кулинарный справочник, куда можно заглянуть и сразу же найти ответы  на все вопросы. Человек, как это не банально звучит, - это целый мир. И он сам себе создает себе Бога, дьявола, рай и ад. И если человек верит в это, для него это абсолютная истина, и как может другой человек запретить ему верить в это? Это его вера, и других она не касается, ни в прямом, ни в переносном смысле. Поступай, как тебе подсказывает совесть и интуиция. И ничего не бойся. Как бы ни было больно, трудно, сложно, обидно, это жизнь и надо наслаждаться каждым ее мгновением.
- А смерть?
- Смерть ничего не решает, Машенька. Смерть - это не конец. Поверь мне, Машенька, в смерти нечего страшного нет. Единственное тяжелое в ней - это разлука с любимыми. Но если чувства к ним достаточно сильны, то вы встретитесь снова - или в этой жизни, или в следующей, или на этой стороне, или  на той, но в другом теле. Кстати, это же касается врагов. Сильные чувства слишком крепко связывают людей.
- А есть судьба?
- Что-то наподобие этого есть, но есть и обстоятельства, и случайности, и просто твои решения. Человек, если, конечно, он сам этого хочет, сам управляет своей судьбой, пусть, конечно, и не полностью.
- А есть духи, привидения и прочее?
- Маш, ну сколько тебе объяснять, - ласково улыбнулся он, - если веришь, сильно, глубоко веришь, то и планету можно сдвинуть.
- А как был создан мир?
- Разве это имеет значение? Если ты считаешь, что так, значит так. А если этак, значит этак. Не существует единых истин, даже законы движения в зависимости от условий меняются.
- Ничего не поняла, ну да ладно. А зло есть?
- Есть, но в чистом виде встречается не часто. Но есть. И если ты думаешь, что его больше, значит его больше, если меньше, значит меньше.
- Как-то все очень однозначно получается.
- Ты права. Это очень трудно объяснить. Всё находится в неразрывной взаимосвязи. Иногда обстоятельства влияют на нас, иногда мы на них. Будь сильной и не бойся быть слабой. Общайся с людьми и научись разбираться в них. Никогда не теряйся и будь уверена в себе. Старайся делать все то, что хочешь. Но чтобы это не причиняло это особой боли /не беспокойства/ другим. Ну что тебе еще сказать на прощанье?
- На прощанье? Ты уходишь?
- Да. Я должен.
- Но...
- А да еще, не считай Бога ханжой. Он все понимает, что бы там не говорила церковь. Не бойся его. Он все поймет и, если надо, простит. Будь человеком и поменьше думай, что скажут другие. Бог не зря создал все окружающее. Может, все это для тебя.
- Чего-то ты не договариваешь.
- Верно, но до многого ты должна додуматься сама.
Влад поднялся и потянул ее за руки.
- Ну, как у вас говорится, мне пора.
- Подожди! Я тебя когда-нибудь еще увижу?
- Вряд ли. Но я всегда буду с тобой, пусть ты меня и не увидишь, но если попытаешься, почувствуешь. Я всегда буду тебе помогать… оттуда, - он смешно повел глазами. - Никогда не сомневайся в этом, если тебе так легче.
Он отпустил её руку и шагнул вперед, потом обернулся. Она не знала, что сказать, но чувствовала, что он уже уходит.
Мария посмотрела на Влада, стараясь во взгляде выразить благодарность и любовь.
- Я хочу, чтобы ты знала, что, чтобы не случилось, там в том мире тебя будут всегда любить.
И он просто исчез, а она все еще продолжала смотреть на окно, где еще секунду? минуту? час? назад видела вход в бесконечность.




  Мария шла по весенней дорожке в институт и, улыбаясь, вспоминала разговор с сестрой. "Знаешь, ты была не права насчет отца. "Да, знаю, но, может быть, я должна была сказать это".  "Так где же Бог, Маша?" "Здесь, там, везде, в природе, в книгах, в тебе, во мне, в чувствах, в искусстве... А как ты думаешь?" "Я верю, и мне этого достаточно".
  Тут кто-то схватил её сзади. Она аж вздрогнула.
- Ага, попалась! - раздался смех подруг. Мари рассмеялась, обняла их за плечи и сказала:
- Перепугали до смерти!
- Ты так опоздаешь!
- У меня отличная идея, - заявила Иринка. - Оксане я уже говорила, она кивнула на старосту. - Она согласна. Давайте всей группой поедем ко мне на дачу, скинемся и сделаем... допустим, шашлыки.
- У-у, шашлыки, - мечтательно вздохнула Маша.
- И торт сделаем, - добавила Оксана.
- Я согласна! - заявила Мари, и все расхохотались. Вот это жизнь! И она только начинается, и ею надо наслаждаться. Даже если они опаздывают на лекцию...
- А знаешь, Влада Ангелова перевели в другой институт, - сказала Оксанка. - За год - в третий институт! Такого просто не может быть.
- В жизни чего только не бывает, - ответила Мария.






К 0 Н Е Ц.
февраль-июль 2000 года.