Предисловие к независимому обзору - напутствие

Как-то раз, в одном из писем к глубокоуважаемой Эротине Моральевне, автор этих строк позволил себе, в пылу полемики, одно неосторожное заявление: дескать, вот возьму, раздухарюсь, да и напишу обзорище, в котором раздолбаю весь ваш конкурс, да и литераторов-прозарушников, в придачу – ну и, разумеется, тут же, был пойман на слове. Так что готовьтесь, господа литераторы: раз уж назвался груздем – придется в корзину лезть.  И если – слава тебе, Господи! – мне не приходится вас жЮрить, рассыпая направо и налево двойки, тройки и колы, провоцируя обиды и наживая себе врагов, то уж пожУрить вас ничто помешать мне не может, поскольку от этого ни у кого ничего не убудет. Тем более – конкурс анонимный, и мне, человеку достаточно свежему в вашей компании и, пока еще, не знакомому с прозарушной «табелью о рангах», ничего не стоит быть абсолютно Объективным в своей СУбъективности и раздать, как говорится, всем сестрам по серьгам. Но… довольно каламбурить, пора и по делу.

Для начала, попробую определить критерии, на которых должны будут основываться мои рассуждения (вполне возможно, длинные и нудные, на фоне обычного прозарушного трепа) – об Эротике, как таковой, о настоящем конкурсе, ну и, разумеется, о литературных произведениях, на нем представленных, если, конечно, они таковыми являются, поскольку для меня любой конкурс в любом жанре, в первую очередь, должен быть литературным, а затем уже наполненным той или иной узконаправленной конкурсной тематикой. 

Так что первым и основополагающим критерием являются литературные достоинства (недостатки) того или иного произведения. Понимаю, что это весьма субъективный критерий, но тут уж ничего не поделаешь.

Второй критерий – его содержательность (бессодержательность, соответственно). Я имею в виду не соответствие произведения теме, предложенной в номинации, – это задано в условиях конкурса, а нечто значительно большее: ради чего оно, собственно говоря, написано? Какую задачу ставил перед собой автор, создавая свой текст? Чем хотел он поделиться со мной, читателем? О чем я, в свою очередь, должен задуматься? Наконец, что нового, какую неизвестную,  интересную, нужную мне информацию почерпну я из него? Кто-то из «больших» сказал: «Рассказ – капля, отражающая мир. Но отражать действительность эта капля, как и любое другое настоящее произведение искусства, должна синтетически».

По-моему, очень дельное высказывание. Замечу от себя: в любом, даже самом легкомысленном жанре. И еще: мне кажется, любое произведение искусства должно строиться по законам драматургии. А на Театре, помимо сверхзадачи, конфликта, сквозного действия и событийного ряда существует такое понятие – «подтекст», т.е. то, что находится за текстом.

Скажем, я прошу кого-то принести мне стакан воды. Текст вполне определенен, да вот задачи могут быть совершенно разными. То ли мне, действительно, хочется пить, то ли я хочу, к примеру, удалить человека из комнаты, чтобы сказать о нем какую-нибудь гадость. Так вот, по-моему, именно наличие подтекста или, если угодно, второго плана и отличает литературу от макулатуры.

И вот тут, в связи с этими двумя критериями, я позволю себе не согласиться с уважаемым членом жюри г-ном Сабаровым. Цитирую:

«…Я бы так сказал: если эротический текст возбуждает в читателях сексуальные инстинкты - это и есть его главное литературное достоинство. :)… » (Дмитрий Сабаров).

Пропущу мимо ушей (точнее, глаз) смайлик, поскольку не уверен, правильно ли я понял его адрес, и попытаюсь аргументировать свои возражения, ссылаясь, время от времени, на классиков этого прекрасного жанра. Давайте подумаем, что же такое эротика в литературе: цель или средство? Где – курица, где – яйцо, ею снесенное? Что для нас важнее – лошадь, или содержимое телеги, которую она везет?

У Березовского, к примеру, в его знаменитом произведении «Мать», подробный анализ эдипова комплекса, в самом крайнем его проявлении, представлен на широком и объемном фоне войны, морального разложения армии и нравственной опустошенности общества, и, хотя он и является основной сюжетной линией, позволю себе думать, что автор замахивался на значительно большее.

Да и Алексей Толстой, рассказывая нам суперэротческую шпионодетективную историю неискушенного в эротическом искусстве и познающего его на практике со «случайной» попутчицей молодого офицера, потерявшего, в результате, ценнейшие документы, вряд ли ставил перед собой задачу всего лишь возбудить в читателе сексуальные инстинкты.

В гениальных произведениях Боккаччо и Рабле радостная эротика служила средством борьбы с застоем средневековья, высмеивая ханжество, жадность, глупость, чиновничий произвол, но вспомните, что в том же «Декамероне»  разудалая «Бочка» соседствует с романтичной «Легендой о соколе» и, без этого баланса, вряд ли этот шедевр Возрождения пережил бы века.

Прекрасно, когда «эротический текст возбуждает в читателях сексуальные чувства», но, если он служит только для этого, он становится таким же суррогатом, как многочисленные разнообразные приспособления секс-шопов, онанизм по телефону и поток псевдоэротической окололитературы, заполонившей периодику и книжный рынок.

А вот другой тезис г-на Сабарова:
«…Слово же "порнография" считаю оскорбительным, ругательным, как и деление на "эротику" и "порнографию": по мне, можно говорить лишь о степени откровенности в соответствующих сценах, но, насколько понимаю, тут для современной взрослой литературы табу не существует вовсе…»

(Дмитрий Сабаров), – я полностью поддерживаю, правда, с небольшим, но существенным уточнением: если это, действительно, литература. И к ненормативной лексике я отношусь совершенно лояльно, если она необходима как дополнительное, чрезвычайно сильное средство выражения мысли, а не является самоцелью. Для меня творчество Баркова с его сверхненормативным «Лукой» является такой же «энциклопедией русской жизни», как и шедевры Пушкина, Гоголя и других корифеев отечественной литературы. Автор знаменитого «Конька-горбунка» Ершов другие свои, к сожалению, малоизвестные произведения, застраивал, сплошь да рядом, на ненормативном российском фольклоре.

И «порнография» также может быть фактом серьезного искусства. Возьму пример не из литературы, а из смежного с ней вида искусства – кинематографа. Скажем, фильм «Калигула», выдержанный в жанре «самого жесткого порно», я считаю произведением искусства. И не только благодаря блестящей актерской работе Малколма Макдауэла, а потому, что  в нем ярко и последовательно выражена мысль, блестяще озвученная в свое время Лионом Фейхтвангером, также, кстати, не чуравшемся в своих произведениях эротики: «Всякая власть развращает. Абсолютная власть – развращает абсолютно». А псевдоисторический фильм о Екатерине Великой того же режиссера искусством не считаю и никаких, даже эротических, эмоций он у меня не вызывает, несмотря на предельную откровенность эротических сцен и мастерство режиссера, поскольку кроме этих сцен в фильме нет ни-че-го. Как говорится – ни уму, ни сердцу. Добавлю: ни половому органу.

Третий критерий – индивидуальность автора, вернее, его индивидуальный «почерк». Поверьте, очень утомительно читать подряд поток опусов, словно вышедших из-под одного пера. И, как только перед глазами мелькнет неординарный текст, – а это ощущается сразу –  внимание моментально удваивается, и появляется интерес, даже вне зависимости от того, насколько он профессионально сработан.

Четвертый критерий – и от этого никуда не деться – это, как раз, степень раскрытия темы, предложенной в той или иной номинации, я бы сказал – эротическая наполненность, а главное – неожиданность и своеобразие воплощения этой темы, поскольку, в большинстве случаев, подходя к моменту эротического процесса, уже заранее знаешь какими словами и в какой последовательности (с большим или меньшим знанием терминологии) он будет описан.

И, наконец, пятое – элементарное знание русского языка: грамматики, синтаксиса и пунктуации. Неверно поставленная запятая или другая закорючка, так же, как и ее отсутствие в нужном месте, могут, зачастую, напрочь изменить смысл написанного. А читать опусы с грамматическими ошибками, вообще, как-то неловко. Ну, а о стилистических ошибках я уж и не говорю. Бывает, сам выверну что-нибудь этакое, особенное, заковыристое, потом читаю – ужас берет.

Ну вот, собственно, на этом можно бы и закончить вступительную часть и приступить непосредственно к обзору, но… нам с всенародно обожаемой Эротиной Моральевной необходимо договориться по следующему вопросу: буду ли я присылать свои соображения о прочитанном по частям, по мере поступления материала для размышлений, или заинтригованные авторы подождут окончания конкурса, и получат разнос сразу в полном объеме. Во всяком случае, я постараюсь не обмануть ее надежд и, по ее выражению, «Огнем и мЕчем пройтись по конкурсу», дабы послужить раздражителем, катализатором, камнем, брошенным в воду и еще чем угодно для возбуждения полемических страстей на благо отечественной литературы.

Оговариваюсь заранее: все конкурсные материалы, в силу большой занятости, прочесть и осмыслить не смогу, поэтому те, кто будет пропущен, увы, останутся в состоянии «три Н» (термин, изобретенный таджикским писателем и критиком М. Рабиевым , означающий «наивное неведение невинности»).

  Желаю конкурсу расти и набирать вес, авторам – с каждым днем писать все лучше и лучше, жюри – судить строго, но не забывать, что авторы – тоже люди.