что-то будет

На одной странице помещается тысяча знаков, а может и больше.. В этих буковках и цифрах каждый пишущий хочет уместить свои мысли, чтобы проходящие мимо письменного стола люди, или мимо книжного ларька читатели, остановившись и развернув эту некую печатность, перестали бы быть «мимо». Чтоб откуда ни возьмись их надуло какой-то мыслью – своей или от книги. Так надувает музыка, пробираясь по внутренним органам и стремясь вылезти в любую промежность, и ты думаешь, что прямо сейчас и родишь или вырвет тебя, вместо этого начинаешь орать что-то неистово – сама выход нашла.. Так надуваешься пивом разливным, когда нет цели напиться, когда становишься частью пивоваренного процесса – без тебя и твоих глотков он незавершён, и вот ты безответственно, не понимая цели, но чувствуя небходимость дуешь и жжёшь.
Как так сделать от книги, от тысячи знаков; чтобы текст стал не текстом, а как мама и папа внутренним пространством, вне которого пока ты маленький ты не хочешь и не умеешь существовать. Как обрести сюжет нипрокого и про миллионы. Как обнаружить в себе силы не свести героев с пути, а разрешить им жить, как они того хотят и заслужили, и сидеть миролюбиво записывая все их тело- и психодвижения, безмолвно, лишь иногда постанывая от безысходности. Как научится писать своё, забывая про страх и боль, которое это своё выделяет внутрь, как яд, и отрывать это от себя на страницу, чтоб стало понятно любому, что это правда-правда, а не газетная истина.
 Удивительно, что ты не задумываешься об этих вопросах, и уж не приведи Кто-то подумать, что нельзя писать пока ты не ответил на них для себя. Садишься и пишешь на работе «между покурить», дома между «помыть тарелки», у друзей между « за т-я!», пишешь и пишешь, не различая себя и фон, миллионы другого писанья и того, что только что убежало из-под пальцев, ни ответив ни на один вопрос, задав дюжину новых.
Кстати вот новое слово – Дюжина. Некая девица, без сомнения окрашенная, без излишних заломленных жестов, с  пухлыми дикими губами с глянцевых журналов. И в паре с ней Оглоед –продавленный на затылке котелок, потёртые штиблеты с дырками на больших пальцах, облезлая галантность, побитая интеллигентность, вычурная речь с изысканным матом, который не услышишь так просто, только от него. Они пьют в переулке Стрельникова чай-Матэ, который противится им так же, как они его вкусу и идут домой жрать Гречу обыкновенную, послушную и стеснённую в удобствах. Складывают вещи в Тумбу, тум-бу, такую же диковинную, как и их жизнь.
Так у каждого: от точки до точки, от одного слова до другого протекает жизнь, странная или с эксцессами, с Кастрюлями,  Наумами, Клячами, с тысячей нужных слов, еле умещающихся на странице, так желающих оказаться на странице, чтобы прозвучать в чём-то другом до этой поры незнакомом.