Шкаф из Рима

I
Шкаф — тяжёлый, грузный, коричневый, гладкий, выше человеческого роста, весь в мощных волнах долгого полированного дерева — стоял на нежно-голубой лестничной площадке. Было лето, и яркие зелёные листья громко шелестели за тусклыми заляпанными чем-то белёсым стёклами подъезда.
Из широкой замочной скважины торчал длинный толстый ствол ключа. Над ним были две округлые ручки с тонкой витой гравировкой: «Rim».
Лестница молчала.
— Кто это?— громко спросила Лена Стеклотарина.
— то… то… то…— загремело эхо по железным перилам.
Лена как раз стояла возле дверей, когда на глазок легла бесшумно-тяжёлая дубовая тень. Стеклотарина попыталась глянуть что там, остро прищурив глаз, но увидела лишь серьёзный бок шкафа.
Девушка огляделась. На гладкой стене, слева от шкафа, появилась свежая рыжая надпись — тонкая, выцарапанная размашистыми угловатыми буквам: «пока с большого бодуна». Стеклотарина недоверчиво глянула вниз. Пустые воздушные пролёты уходили вниз, среди ровных голубых полос перил. Лицо обдувала нежная свежесть летнего дня.
— Кто же его втащил?— пробормотала она.
Лёгкий ветерок шелестел опрокинутыми вниз волосами.
— И зачем это лето?— внезапно для самой себя выдала Стеклотарина.— Или что-то уже совсем не то.
Она отступила от прохладных перил и упёрлась спиной в тяжёлый шкаф. Потом развернулась и подошла с лицевой стороны. Полированная тень тяжёлого шкафа заслонила светлый летний подъезд. Лена решительно ухватилась за ключ и начала поворачивать.
Тонко запели и закапали массивные зубчатые колёса. Тяжёлая створка двери степенно отворилась, и на Лену обрушился изнутри шкафа огромный пустой волнистый куб воздуха. Слева брюхо шкафа было огромным и пустым, а справа распадалось на степенный столбец толстых гладких полок, похожих на дорогие серьёзные книги, которые стоят аккуратным деревянным рядом. Нигде внутри шкафа не было ни пылинки — только пустая, готовая принимать в любом количестве лакированная дубовая гладь с широкими разводами, придающими дереву дополнительный лоск. Даже не трогая его можно понять — шкаф идеально смазан и собран, все полки скользят тяжёло, степенно и гладко, нигде нет ни щелей, ни трещинок, ни крупных застывших капель клея. Изнутри шёл тугой запах тяжести и гладкой чистоты.
Шкаф был пуст.
— И зачем было мне в дверь звонить?— наконец выдала Стеклотарина.— Всё равно никого не видно.
Окончательно запутанная Лена глянула на ключ и обнаружила, что у него нет бородки. Это был тяжёлый золотистый цилиндрический штырь с аккуратным плоским выступом спереди. На выступе застыла гибкая резьба: «Rim».
Немного успокоившись, Стеклотарина начала осматривать шкаф с другой стороны.
II
С тягучим звуком, похожим на мычание сирены, где-то внизу отворилась дверь. Слабая железная тень скользнула по серым кирпичам стены, и в тускло освещённую комнату дохнул отзвук ветреного воздуха сырого ночного двора. За привычной тускло-серебристой полосой асфальта перед подъездами всё затянула упругая тень с застывшими клубами кустов.
Анатолий Васильевич нырнул по плечи в ночной дверной проём и начал оглядывать толстым взглядом непроницаемый мрак. В ночных зарослях тихо клокотал тонкий свист. Анатолий Васильевич закрыл дверь и дважды повернул в низкой дыре скважины толстый прут коричневатого железного ключа. Потом разжал руку, отошёл к привычному тускло-уютному столу и положил её на исцарапанную столешницу.
«Ты пойми»,— плоско, тихо и привычно ползли чужие слова где-то далеко в памяти,— «тут большая ответственность и требуется выдержка…»
— Всё у них требует выдержки,— выругался тоном Анатолий.
— Даже вино,— весело раздалось сзади.
Анатолий Васильевич вскрикнул и обернулся. Вокруг была маленькая пустая комната с голыми стенами — своеобразная прихожая между двором и мебельным магазином. В декабре отсюда, через заднюю дверь быстро продавали новогодние ёлки.
Старый неудобный стол с обглоданной по краям столешницей цвета синеватых опилок был плотно придвинут к стене — для стула уже не осталось места. С другой стороны стола замер какой-то длинноволосый парень, закутанный в тонкую зеленоватую простыню.
— Ты… как…— опасливо выдал Анатолий Васильевич, не решившись задавать чётких вопросов, и испуганно упёрся глазами во вторую дверь — внутрь мебельного магазина. Бесцветный прямоугольник с серьёзной чёрной ручкой, обшитый по краям плотной резиной, был плотно закрыт.
— У вас должен быть шкаф,— сразу начал парень.
— Что за шкаф?— опасливо выдал Анатолий Васильевич. Он хотел спросить «Кто вы?», но на всякий случай раздумал.
— Шкаф…— парень замялся,— его нельзя не заметить
— Меня это не волнует. Не знаю я никакого шкафа,— отвернулся Анатолий Васильевич,— Я занят! Я директор магазина и учётом шкафов не занимаюсь! Обратитесь к серкета… то есть убирайтесь вон. У меня важное дело!— на всякий случай добавил он и двинулся к выходу во двор.
— Вы не понимаете,— парень зашагал плоскими подошвами к нему,— или понимаете слишком хорошо. Этот шкаф сейчас должен быть у вас — хотя на самом деле он должен быть уничтожен. Шкаф не понимает своего долга — а вы должны понять!
— Долг… Долг отдавать надо…— отстранённо протянул Анатолий Васильевич и, резко крутанув ключом, широкими шагами вышел в ночной холодок. Дверь плотно захлопнулась. Ключ лязгнул и с лёгким звяком скользнул в карман.
«А кто это был?»— неожиданно подумал Анатолий Васильевич, уставившись в обитую измятым листовым железом дверь. Потом тяжело вздохнул и отвернулся.
Вокруг был непроницаемый ночной двор. С одной стороны возвышалась неверно-сероватая кирпичная стена дома с жирно-чёрными пятнами балконов, а у его подножья — низкий серебристо-асфальтовый провал перед подъездами. На первом этаже дома располагался мебельный магазин, и все окна были одинаковыми — крупные стеклянные квадраты с толстыми клетчатыми решётками. Дальше, вплоть до призрачного туманно-кирпичного силуэта следующего дома, клубились запутанные плоско-чёрные заросли. Глубоко наверху вытянулось плоское резко тёмно-синее небо. Густая ночная пустота окутала весь двор своим удивительно свободным звенящим дыханием.
— Так, ладно, дело делать пора,— торопливо сказал Анатолий Васильевич и, звонко спрыгнув с выступа, зашагал к ближайшему подъезду, опасливо оглядываясь. Его стройное начальственное туловище казалось в ночном мраке двора отчётливо-сероватым.
— Ты уверен, что не знаешь ничего про шкаф?— вежливо звякнуло справа. Директор мебельного магазина вскрикнул и крутанулся всем телом. Он сгорбился и замер, выставив вперёд дряблые руки.
Из тьмы зарослей опасливо выступало какое-то странное существо. Это была тонкая низенькая девочка со светлыми волосами, зачем-то стянутыми на макушке в пышный хохолок, отброшенный назад. Из-под просторного водопада волос выглядывали кончики острых ушей. Длинными гибкими пальцами девочка обхватила сучковатую рогатину, сделанную из какого-то гладкого белого дерева.
— Нет,— бросил Анатолий Васильевич, ускоряя шаг.
— Послушай,— стихая, наклонило голову существо. Хохолок рассыпался по плечу,— ты же не будешь нам врать, а. Мы должны разломать шкаф, пока они до него не добрались. Мы или они — твой выбор? Разумеется — мы. Отдай шкаф!
— Соблюдайте приличия!— рявкнул Анатолий Васильевич, поворачиваясь к существу,— Кто вы вообще такое?
Директор старался на всякий случай не обидеть его.
— Дело настолько важное, что стоит говорить о нём сразу, а не между прочим, после всяких там приветствий,— серьёзно и назидательно изрекло существо и моралистично приподняло вверх рогатину.
— Это бред,— отрезал для себя директор мебельного магазина и быстро пошёл дальше. Существо хмыкнуло и двинулось следом. Было слышно, как стукает об гладкий асфальт острый металлический наконечник рогатины.
Анатолий Васильевич быстро шёл вдоль дома и старался шагать как можно ровнее и обыкновенней, не отвлекаясь на мелкий звякающий топот и плоские шаги за спиной. Глаза зачем-то упирались в решётки на окнах первого этажа. Внезапно он гикнул и бросился вбок, ко второму подъезду. Забежав внутрь, Анатолий Васильевич захлопнул плотную дверь и топочущим рывком взлетел на второй этаж. Там он замер опираясь на перила и тяжело дыша, но потом увидел позади себя плотные черные окна и опасливо поднялся ещё выше, на лестничную клетку, где были только закрытые двери квартир. Он остановился посередине, прямо под жирным цилиндром лампочки. С четырёх сторон в короткую лестничную клетку упирались тёмно-равнодушные прямоугольники массивных дверей. Сверху на худом проводе свисала ярко-жёлтая лампа в пыльном плафоне, заляпанном крупными неровными кляксами плоского жира. Её густой пахучий свет мутной тяжёлой тенью покачивался по полутёмному полу — от него не становилось светлее. «И зачем я свет включал?»,— подумалось директору.
— Да что же это такое… да кто это такие…— Анатолий Васильевич глубоко вдохнул,— Ладно, чёрт с этим. Неважно. Нет на это времени… Дело делать надо.
Снизу хлопнула дверь, и по ступенькам засеменили упрямые шажки.
Директор мебельного магазина икнул, зачем-то поджал ноги и побежал вверх, впиваясь широкой рукой в исцарапанные перила. Руку сильно тянуло вниз, и тело бессильно моталась, постоянно путая ступеньки. Бессмысленный ряд лестницы быстрыми светловатыми полосами скакал перед глазами.
— Не уходите,— желтоволосо запищало снизу.— Как вы можете! Вы должны нам верить!.. Не оставляйте нас на произвол судьбы,— голосок с гордым усилием вывел длинную сложную фразу.
— Я не буду с вами ни о чём договариваться,— измотанно свесился назад Анатолий Васильевич. Он отчаянно пытался набраться сил.— Даже и не подумаю… Идеология не позволяет!— из последних сил бросил вниз он.
— Думать очень полезно, зря вы не хотите,— назидательно выпалило существо, не прекращая подниматься,— А идеология заключена не в том, что требует, а том, что обещает. Идеология даёт идеалы. Сейчас ваше главное дело — шкаф. И не стоит прятаться от него. Если слишком глубоко уйти вправо — окажешься крайне слева.
Внизу, на ярко-жёлтой площадке, уже мелькнула первая коротенькая тень.
— Это глупо,— единственное, что смог выдать директор мебельного магазин. Абсолютно опустошенная голова моталась над темноватым провалом.
— Нам просто нужна ваша помощь. В это может попасть каждый,— взволнованно отметил на ходу длинноволосый,— я вот знаю, однажды очень плохая история случилась с директором пианинной фабрики…
Обе фигуры взошли на ребристый лестничный пролёт и послушно запрокинули тонкие головы вверх. Длинные локоны откинулись назад и в искусственном полумраке подъезда заблестели две пары миндалевидных глаз.
— Да вы, чертовщина проклятая…— низко протянул директор.
— Никакая мы не чертовщина,— обиженно выпрыгнуло из-за парня существо с рогатиной.
— Да?..— по-змеиному выжидающе замер, положив руку на круглые перила, Анатолий Васильевич.— А как ты, который в простыне, у меня в комнате оказался? Дверь закрыта была!— победоносно провозгласил он.
— Закрыта, но не заперта,— серьёзно произнёс парень.— Вы смотрели во двор, когда я вошёл. Вы привыкли, что в этом углу комнаты ничего нет — вот меня и не заметили.
Анатолий Васильевич бессильно махнул рукой и стал подниматься дальше. В голове была пыльная обессиленная пустота.
— Так что со шкафом?— с провисшей надеждой крикнул ему вслед парень.
— Вы не могли его не заметить,— тараторил звонкий голосок.— Он такой ужасный шкаф… Тяжёлый, тёмный и крупный — прямо как жук!
Директор мебельного магазина прокрутил ногами два пролёта и тяжело повернул на лестничную клетку седьмого этажа. Он глубоко вздохнул и привалился к стене. Холодные шарики пота мягко скользили по выпукло пульсирующим вискам.
— Сюда,— прошептал директор и сунул руку в карман,— Дело надо довести до конца. Здесь…
— Да, именно здесь они и оставили шкаф,— взволнованно зазвучал снизу ненавистно красивый голос.
Анатолий Васильевич напряг грузные мускулы на спине, протяжно выпрямился и развернулся лицом к лестнице. Он стоял на верхней площадке прямо над ними — высокий, в привычном сером пиджаке с широкими карманами, освещённый сзади официальной тусклой лампой, на фоне закрытых дверей — и резал чёткие слова из последних каменных сил:
— Я не знаю никакого шкафа,— приказывал он спокойным голосом,— мне никто про него ничего не говорил и не докладывал. Убирайтесь вон!
От последней фразы не была даже эха — её усилил не звук, а тональность.
— Наверное, по правде не знает,— соскочило с перил низенькое существо,— Пошли отсюда.
Две тёмные фигуры перед плоским матово-чёрным окном отступили, развернулись и заторкали вниз по лестнице. Директор мебельного магазина сурово посмотрел им в след и уверенно повернулся к квартире №88.
— Так,— сказал он и достал из кармана ещё один ключ — маленький. Подошёл к двери и открыл замок двумя оборотами. В лицо дохнуло тёплым квартирным уютом. Анатолий Васильевич аккуратно запер за собой дверь и быстро прошёл по коридору на кухню.
В ночную кухню сквозь невидимо-бледное оконное стекло стекал нежный лунный свет. Он ничего не освещал и только выделял тонкий контуры предметов, лежал на них неподвижными острыми отблесками. Но предметы не переставали быть собой. Это не длинная полоса белесых кухонных шкафов, закрывающая всю стену, а плоская слегка синеватая стена из неподвижных панелек с лёгкими округлыми вешалками снизу — некоторые полуоткрыты. Это не стакан, а твёрдый округлый контур стакана, но такой же реальный. Это не стол, а тусклая плоскость стола, мутно и вязко отражающая синеватый лунный свет. Все предметы остались собой и могли быть такими — но на них смотрят при солнечном свете.
Анатолий Васильевич быстро подошёл к окну и, придерживая одной рукой раму, уверенным стуком поднял шпингалеты. Упруго завибрировало широкое стекло. Директор мебельного магазина широко распахнул плоское прямоугольное окно, и умело забрался на подоконник.
Под ним была непрерывная слепая чернота, а наверху сворачивалось в сосуще-синюю трубку напряжённое ночное небо. Анатолий Васильевич наклонил голову, стараясь не смотреть вверх, и, нахмуренно выдохнув, вытолкнул тяжёлое тело наружу. Потом быстро закрыл глаза и слегка вжал в плечи голову — по лысине заскользила ночная пустота.
— Уй!..
Левая нога рванулась по гладкому подоконнику и как-то неестественно рухнула, опрокидывая вбок всё тело. Тьма наклонилась и бросилась в лицо. Анатолий Васильевич взмахнул где-то в ней руками, а потом его схватило за ногу что-то деревянное. Тело рухнуло вниз.
Левая нога прочно застряла в углу между открытым окном и сухой деревянной рамой. Директор мебельного магазина мотнул головой, пытаясь сориентироваться, но увидел только бесконечно свободную тьму внизу и какую-то другую тьму, жёсткую, плоскую, расчерченную на прямоугольники, поднимавшуюся прямо перед его лицом. Тело с мягким хрустом врезалось в кирпичную стену и облегчённо затихло, повиснув на одной ноге. А глубоко внизу, на лёгкой серебристой асфальтовой дорожке, две стройные длинноволосые фигуры одновременно вздрогнули и синхронно повернули лица к тёмной громадине неподвижного дома.
Стеклотарина всё это время сидела в шкафу, прижимая к груди тяжёлый ключ.
III
Тяжёлый тёмный грузовик с массивным кузовом, затянутым сверху мохнатой ячеистой мешковиной, оглушительно клубясь свирепым рокотом, вкатился во двор и остановился около стройных подстриженных тополей. Его суровая тень легла на дверь второго подъезда.
Шесть низких тополиных стволов с отпиленными верхушками — толстых, круглых, похожих на аккуратные пузатые столбики — аккуратно выстроились вдоль дома, отделённые от подъездов узкой асфальтовой полосой. По острой зелёной чешуе пышных тополиных крон гулял широкими волнами прохладный ветерок, и на застывших буграх тёплой рыжевато-серой мешковины мельтешили круглые тени листочков.
Цокнула дверь кабины, и на звонкий асфальт соскочил рабочий в старом синем комбинезоне. Он торопливо натягивал на стриженую голову низкую засаленную кепку. Подойдя к кузову, рабочий сухо стукнул рукой по шершавому бортику и направился ко второму подъезду. Из кузова спустился ещё один рабочий — тоже в комбинезоне и кепке — и направился вслед за первым.
Где-то внизу хлопнула дверь, и по летней лестнице застучали привычными подошвами чёрные ботинки. Плоские шаги уверенно и звонко скользили по квадрату лестницы. Они поднимались всё выше и выше.
Рабочие остановились около обитой чёрным дерматином двери на седьмом этаже. Один вытянулся перед дверью и ткнул пальцем в круглый звонок, второй остался немного позади.
— Кто там?— прищурилась в глазок Стеклотарина. В руках она крутила нежную радужную щётку, которой только что стряхивала пыль со шкафа.
Рабочие переглянулись. Они оба были худые и привычно небритые, с озабоченными лицами. Первый держал в правой руке белую замусоленную бумажку.
— У вас шкаф,— сказал ближайший, равнодушно глядя прямо перед собой, в дверь,— мы пришли за ним.
— Это МОЙ шкаф!— попыталась отрезать Лена.
— Мы забираем шкаф,— повторил точно таким же тоном рабочий,— откройте дверь.
Лена хмыкнула и ушла в комнату. Ей вдогонку во второй раз заверещал звонок.
— В квартире полно пыли,— отметила она, проводя длинными радужными ворсинками щётки по гладкой, покрытой тяжёлым лаком, стенке шкафа,— и не вычистишь никак. Хорошо, что полироль пыль не держит.
Звонок стих. Нависла привычная тишина и в ней с естественным звуком хрустнула под тяжёлым округлым ударом дверь.
Стеклотарина медленно повернулась, сжимая в правой руке щётку. Она держала щётку, как короткий меч и аккуратно поворачивала глаза из стороны в сторону. Второй удар.
Лена хмыкнула и быстро вышла в коридор. Обитая тонкими плоскими планками дверь прочно держалась на петлях, закрывая проём — но в середине уже вспух большой тёмный бугор. Сверху и снизу него торчали треснувшие обломки планок с неровными беловатыми краями.
Девушка вскрикнула и, бросив щётку, бросилась на кухню. Пальцы мотнулись по воздуху и упёрлись в металлически гладкую стенку острого прямоугольного холодильника. Стеклотарина быстро завернула за него и, ухватившись за углы, двинула холодильник на себя. Хрястнула чёрная решётка и брызнули желтоватые искры. Лена пнула ногой обвисшую на одном штыре решётку и потащила холодильник в коридор.
Третий удар. С острым треском отломились и упали на пол две планки. Толстый и довольно гибкий слой тёмной опильчатой фанеры — основа двери — уже сильно выпучился и лопнул посередине. В светлой щели мельтешило что-то синее.
«Интересно, как они дверь выбивают?»— думала девушка.— «Вроде такие хилые…»
Лена закусила губу, опустилась пониже и с тягучим ноющим усилием рванула вперёд холодильник. Он оказался удивительно лёгким и едва не выскальзывал из-под плеча — девушка почти бежала. Холодильник врезался в дверь одновременно с четвертым ударом.
Хрустящий звук удара захлебнулся и только слабо булькнул под плоской стенкой холодильника. С той стороны, в просторном воздухе подъезда, что-то глухо перевернулось и рухнуло. Холодильник тоже дёрнулся, его сильно смяло. Дверца морозилки со свежим игольчатым стуком распахнулась, и на пол шлёпнулся большой кривой кусок масла в липком складчатом целлофане, словно косая улыбка сумасшедшего китайца, а следом за ним с лёгким перестуком заскользила холодная цепочка светло-телесных сосисок. Стеклотарина, угловато перебирая руками, отступила от смятого холодильника и бросилась в комнату. Позади неё из накренившейся морозилки с ледяным хрустом рухнул на жёсткий пол большой округлый кусок мяса, похожий на белёсый гранитный булыжник.
Лена залетела в комнату и бросилась к шкафу. Распахнув левую створку, она ухнула в лакированный полумрак и сжалась в углу, плотно прикрыв за собой дверцу.
— Как жаль, что нельзя закрыться изнутри,— подумала Стеклотарина, крепко сжимая тонкими пальцами ключ.
Она откинула голову назад, упёршись затылком в плоскую стенку дорогого шкафа, и глубоко вздохнула. Лена ощущала себя в полной безопасности.
Снаружи, за серьёзным деревом гулко перекатывались какие-то отдельные круглые стуки. Не было слышно ничего конкретного. Стеклотарина сидела спокойно, плотно закрыв глаза.
Внезапно шкаф дёрнулся и качнулся влево. Лена ойкнула и упёрлась ногами и руками в скользкие стенки. Гладкая тьма вокруг начал двигаться, словно шкаф поворачивали. Ноги медленно приподнимались вверх, а стенка вместе с головой накренилась вниз. Наконец, он остановился, хотя и продолжал покачиваться.
Стеклотарина прочнее сжала в правой руке ключ, а левой осторожно приоткрыла створку.
Прямо перед ней медленно двигались тонкие светло-голубые колышки перил на фоне свежей воздушной стены подъезда. В подъезде было очень светло, но Лена только слегка прищурилась. Ведь дневной свет естественен и не причиняет боли глазам. Прямо перед ней на дорогой волнистой глади виднелась сероватая морщинистая рука, впившаяся в лощёный угол шкафа, и тусклое небритое лицо рабочего в грязной синей кепке. Его пыльные голубоватые глаза под дряблыми безволосыми веками неподвижно смотрели в стенку шкафа.
Лена бешено выдохнула и, вцепившись пальцами в выпуклый жёлтый пол, рубанула по дряблой руке ключом. Она била низко и горизонтально, стараясь не задеть поверхность шкафа.
Хрустнули сухожилья, и из кисти показалась медленная тёмная кровь c тонкими полосками золотистой пены. Под морщинистой кожей торчали кривые медно-оранжевые комочки. Рабочий слабо приоткрыл рот, скрипнул и отдёрнул руку.
Шкаф начал быстро крениться влево. Стеклотарина крутанулась на гладком полу и пнула наползавшую решётку перил. Шкаф откинулся назад и начал опрокидываться.
— Ой!— слабо вскрикнула девушка, торопливо захлопывая потянувшуюся в сторону створку. Пол уезжал в сторону. Лену бросило на стенку, а ноги потащило вверх. Откуда-то из-под гладкой падающей стенки, на которой лежала Стеклотарина, раздался тонкий чавкающий хруст, и на девушку толкнуло лёгкий тонковатый потолок — она едва успела закрыть голову. Лёгкий потолок рванулся вниз и потащил за собой Стеклотарину. Стенки мотались из стороны в сторону, медленно заворачивая немного влево. Лена отчаянно хваталась руками за гладкие стены, пытаясь удержаться в падающем шкафу.
Неожиданно накренённая стенка шкафа выровнялась. И одновременно где-то в ногах раздался тяжёлый боковой удар.
«Наверное, на площадку выехал»,— подумала Стеклотарина,— «Они у нас узкие…»
Потолок даже не дёрнулся и голова не почувствовала ничего — даже тонкого толчка. И звуки были не в полную силу — только их тени, превращённые глухим деревом в серию смешанных ударов. И непроницаемая темнота внутри осталась такой же — шкаф выдёржал, не расползся на панели. Лена спокойно слушала, как снаружи сначала хрустнула и брызнула грязно-деревянными щепками деревянная рама, покрытая облупленной белой краской, а потом лопнула на большие острые куски мутные плоскости тонкого стекла. Осколки застучали снаружи по гладкому лаку дверей. Сквозь щель между створками в просторное непроницаемое брюхо шкафа хлынул быстрый воздух.
— Окно!— сжалась в ужасе Лена,— Он же поцарапается!!!
Шкаф рвануло вверх и опрокинуло. По толстым стенкам захлестали, заскользили гибкие ветви с широкими сочными лопаточками листьев, всё вокруг захрустело и зашелестело. Шкаф мотнуло ещё раз — и внезапно снизу врезал оглушительный удар. Всё вокруг дёрнуло вверх коротким грубым рывком, а потом наступила неподвижная шелестящая тишина.
— Наверное, у дуба в развилке ветвей застрял,— поняла Стеклотарина. Пол снова был внизу. Лена уверенно упёрлась обеими худыми ногами в его слегка выпуклую жёлтую гладь и вытянулась во весь рост. Она попыталась оглянуться, но не успела.
Пол хрустнул и начал выворачиваться — а стены остались неподвижными. Стеклотарина вскрикнула и опрокинула взгляд вниз. Справа от неё в дубовом мраке быстро расширялась яркая зеленоватая щель с двумя чёрными острыми чёрными тенями, похожими на короткие ясные клыки.
«Пол расходится»,— поняла Лена,— «Гвозди выломались и одна сторона оторвалась».
Девушка отчаянно пыталась упереться липкими пальцами в лакированные стенки шкафа, но не могла удержаться. Пол отходил, накренялся и буквально выскальзывал из-под ног. Внизу уже можно было разглядеть пышные низкие заросли — перед домом местные старушки разбили густо заросший палисадник. Где-то позади ног хрустели выворачиваемые гвозди и из жёлтой полироли с тонким цоканьем вылуплялись трещины.
Стеклотарина вскрикнула, отчаянно стукнула по тяжёлым стенам и скользнула вниз по выпуклому жёлтому полу. Тёмная полоса шкафа рванулась вверх и распахнула отвратительно ослепительную крону. Девушка взвизгнула и впилась с двух сторон в скользкое жёлтое дно, пытаясь ухватиться за короткие пузатые ножки шкафа. Ещё громче захрустела наверху глубокая нарезка толстых гаек, и по лаку заструились мелкие опилки благородного дерева. Дно поехало назад и потащило девушку в глубь резной кроны.
Гибкая ветвь с обглоданной связкой изумрудных листьев, испачканных чем-то красным, врезалась сверху в лицо Стеклотариной острым жилистым веником. Руки бессильно соскользнули с гладкого круглого лака. Отброшенная Лена, повернувшись в воздухе, вылетела из волнистой дубовой кроны и, отчаянно щуря глаза от плоского яркого света, с упругим хрустом рухнула в ударивший снизу ровный слой широких листьев.
IV
Нет. Плотно скрепили надёжные глубоко нарезанные болты тяжёлые дорогие стенки шкафа с гладким остро-жёстким дном, из которого снизу торчат основательные пузатые ножки. Где-то снаружи по упругим стенкам ещё слегка постукивают гибкие прутья веток, но натуральное цельное дерево глушит зелёные щелчки.
Стук прекратился. Лена вздохнула и уселась на выпукло-гладкий пол шкафа. Вокруг была лакированная тьма. Девушка глянула вверх — там вытянулась покорная пустота. Стеклотарина закрыла глаза и с наслаждением дышала тяжёлым воздухом. Надёжные непоколебимые стенки плотно удерживали её.
Тишина. Глухая дубовая тишина. Спокойствие.
Спустя какое-то время Лена открыла глаза и, тяжёло подняв руку, с отвращением приоткрыла тяжёлую створку, готовясь мгновенно захлопнуть её.
Воздух не изменился — такой же глухой и гладкий воздух. Лена увидела небольшую комнату, облицованную деревом — таким же тяжёлым, с тёмно-коричневыми разводами, как у её шкафа — и двустворчатую дверь в противоположенной с золотыми круглыми ручками. Всю комнату заполнял надёжный свет.
Стеклотарина вылезла из шкафа и ступила на жёлтый гладкий пол. Всё вокруг было гладким, приятным, чистым, покорным. Она огляделась, пытаясь найти, откуда льётся этот покорный свет, подчёркивающий дорогие слоистые разводы на древесине, но не нашла ни ламп, ни плафонов.
Лена подошла к своркам и распахнула их. За ними был длинный деревянный коридор с бесконечным рядом двустворчатых дверей. Золотые точки круглых ручек вытянулись в длинный острый ряд. Все они были точно такими же, как створки её шкафа. На каждой ручке застыла витая пометка: «Rim», а под ручкой виднелась круглая точка замочной скважины.
— Это и есть Рим!— поняла Лена. Она быстро пошла по жёсткому полу (чулки едва не скользили на гладком лаке). Подойдя к одной двери, она потянула на себя округлую ручку и увидела там точно такую же комнату с двумя двустворчатыми дверьми вдали. Стеклотарина подошла к левой и заглянула за неё.
Там неподвижно застыл огромный низкий физкультурный зал без окон. Прямо напротив девушки начиналась шведская стенка из гладких овальных вешалок, покрытых упругими волнами древесного узора.
— Тут не попрыгаешь!— заметила Лена.— Хотя — зачем прыгать?
Стеклотарина закрыла дверь и вновь вышла в коридор. Она прошла ещё две двери, и внезапно её охватил страх.
— Как же так?— задумалась она.— Как же так может быть? Если я — в Риме, то откуда же те — синие,— перед её глазами возникла плоская кепка,— как не из Рима? Она сейчас придут сюда — и отберут мой Шкаф!
Девушку бросило в дрожь. Она зашла в ближайшую дверь, плотно закрутила их толстым длинным ключом и прислушалась — а потом бросилась бежать. Она неслась сквозь непрерывную галерею гладких деревянных комнат, закручивая за собой двери. В одной из комнат — это была восьмая по счёту — она внезапно мотнулась вбок и бросилась к правой двери. Стеклотарина рванулась вперёд и едва не рухнула в небольшой изогнутый спуск.
Там, в таинственном полумраке, спускалась вниз короткая, обшитая более тёмным деревом лестница с низкими лакированными ступеньками. Вместо перил из стен выдавались небольшие круглые ручки с одинаковой гравировкой. Лена соскользнула вниз, прижимая к груди тяжёлый жёлтый ключ. Налетела на дверь и нырнула вглубь. Она оказалась в точно такой же комнате с низким жёлтым потолком, как и на верхнем этаже.
Стеклотарина развернулась куда-то вбок и понеслась по кривой, петляя и иногда упруго шлёпаясь телом о липкие гладкие стены — ноги в тонких колготках сухо скользили по выпукло-жёлтому полу. Гладкие коридоры, комнаты, пустые низкие бассейны и пустые картотеки, с целыми стенами, заполненными абсолютно пустыми шуфлядочками, а то и просто мелкими решёточками из-под них, мелькали мимо неё всё быстрее и быстрее. И с грохотом хрустели сзади тяжёлые двери. Она уже не считала комнаты — всё равно вокруг неё была одна и та же непрерывная лощёная гладь с волнистыми янтарно-коричневыми разводами. Наконец, Стеклотарина выскочила в широкий зал с множеством дверей и юркнула в самую дальнюю. Лена вылетела в изогнутый коридор, машинально рванула ближайшую ручку и, окончательно поскользнувшись, растянулась на полу, широко раскинув руки. С мерзким волнистым звуком стукнулся об пол тяжёлый толстый ключ, который она сжимала в правой руке.
Стеклотарина приподняла голову и низко огляделась. Она была в довольно просторной комнате. Напротив неё было три одинаковые двустворчатые двери, а прямо перед ними стоял низкий тёмный стол.
— Интересненько,— произнесла Лена, поднимаясь с пола.— А что это за стол? Наверное, из того же гарнитура
Стол был низким, но широким, с массивной округлой столешницей и тремя большими шуфлядками. На его пустой величественной крышке не было ни пылинки.
«Здесь вообще нигде пыли нет»— отметила про себя Лена,— «Всё — даже стены и пол! — гладкое и хорошо подогнанное». Ей было хорошо, и испуг уже почти прошёл.
Лена выдвинула верхнюю шуфлядку за округлую ручку, такую же как у шкафа, только меньше. Тяжёлая шуфлядка двигалась лёгко, ровно и величаво. Внутри была гладкая лаковая пустота.
С лёгким посвистом шуфлядка задвинулась обратно. Стеклотарина выпрямилась и повернулась к стене. Три одинаковых двери ровно поблёскивали яркими ручками.
За первой дверью был длинный тупик, где, как огромные жернова, сталкивались шуфлядки. За второй покатистый лакированный пол обрывался в узкую прямоугольную шахту, похожую на гладкий колодец. Вверх смотрели тонкие и длинные рейки с заточенными медными концами. Третья, правая, вела в просторный коридор — слева была сплошная стена, а справа — тюремные камеры, закрытые тонкими круглыми рейками. Сквозь частокол реек просвечивали трехъярусные нары, похожие на толстые жёлтые полки. Камеры были пусты, в тёплом деревянном воздухе неподвижно застыло ощущение идеальной чистоты и спокойного порядка.
Стеклотарина закрыла последнюю дверь и быстро вышла из комнаты. Она вернулась в зал и остановилась посередине, оглядывая непрерывный ряд дверей. Наконец, она двинулась к ближайшей. Там оказалась небольшая спальня с двумя огромными шкафами, низенькой тумбочкой, такой же коричнево-лощёной и пузатой, столом и роскошной деревянной кроватью. На кровати не было ни простыни, ни одеяла, ни подушки, ни матраца — только дорогой каркас с большими закруглёнными панелями спереди и сзади. За соседней дверью — очень красивый унитаз из такого же материала.
Стеклотарина уже порядком измаялась. Она захлопнула дверь «туалета» и прошла через весь зал к противоположенной стороне. Вздохнув, она с усталым усилием дёрнула на себя двустворчатую дверь. Дверь не поддалась.
Лена нахмурилась и ещё раз дёрнула за гладко-круглые ручки. Створки были неподвижны, дверь прочно держалась в плоскости. Девушка вздохнула и зачем-то двинула рукой влево. Створка легко отъехала. Стеклотарина хмыкнула и отодвинула вторую створку вправо. Перед ней была небольшая, чуть просторней туалета, комната. На противоположенной стене были две ручки. Лена подошла к ним и крутанула нижнюю. Створки с тонким стуком съехались, раздался уверенный глухой гул, и ноги слегка отнялись, полегчали. Стеклотарина развернулась и, облокотившись на стену, уставилась на золотистые ручки захлопнувшихся створок.
Шкаф-лифт медленно тащил Лену вниз. Наконец, после гулкого рывка, двери разъехались, и она увидела широкий и важный холл. С глубоким стянутым вздохом Стеклотарина зачем-то прошла мимо загнутого стола дежурной, похожего на прилавок и вошла в узкую дальнюю дверь. Там оказалась широкая низкий зал, вытянутый вдоль. В полу с четырех сторон в полу замерли круглые решётчатые розетки — видимо, для стока воды. Это, видимо, была душевая — только кабинки с жёлтыми перегородками закрывались на всё те же тёмные дверки тяжёлого цвета. Стеклотарина заглянула в одну. Это была короткая комнатка — прямо перед ней из противоположенной стене на том уровне, где обычно бывают краны, торчали две ручки с гравировкой, а между ними вытянулась вверх крашенная жёлтая планка — на такие цепляют вешалки. В плотном потолке была утоплена ещё одна розетка. Девушка крутанула правую ручку и прислушалась. Ничего.
— Хех…— отметила Стеклотарина.— Кстати, все двери здесь до пола и вода отсюда бы не текла… Тогда зачем там сделан сток? Всё равно, если дверь закрыта, мокро будет только здесь.
Лена отступила и внезапно заметила, что в самой середине душевой слабо темнеет огромный квадратный провал.
— Его здесь раньше не было,— отметила Стеклотарина, глядя на провал округлившимися глазами. Провал не пошевелился — он привычно лежал среди симметричных розеток. Жёлтый пол возле краёв аккуратно закруглялся.
Стеклотарина аккуратно пробралась к нему, едва касаясь неподвижных стульев. Она тяжело дышала, глаза немного болели — вокруг было слишком много гладкого, тягучего коричневого цвета. В чёрном лакированном провале лежал огромный шкаф с распахнутыми настежь створками. Лена мягко соскользнула в него и почувствовала, что теперь она в безопасности.
Упруго захлопнулись дверцы и запели железные диски замка. Стеклотарина даже не пошевелилась. Она закрыла усталые глаза и приникла руками к дорогому лакированному дереву.
Сверху гулко стукнул жирный ком земли. Потом ещё один. Потом ещё и ещё.

3—6.VIII.2003.