Осиновым ветром разорвано в клочья

Набросок к рассказу «Ежедневные невозвращения Даши»

Между серых с бардовым балконами домов обвис пустой прохладный воздух. Высокие бетонные цилиндры упирались в бледное, с едва заметными голыми разводами небо, а между ними торчали мелкие осины с ослепительно-жёлтыми листьями. Земля тоже была слегка золотистой и от этого казалась ещё ниже.
По длинной мостовой серой с синим отливом, медленно катился пузатый автобус.
Dasha 13 сидела на заднем сиденье и читала «Кирпичную куклу». Окна в красном автобусе были наглухо закрыты, воздух стал тёплый, сухой, скучный и Dasha давно бы задремала, развалившись на двух пустых сидениях и отдавшись загадочному маршруту №6, но автор как раз описывал процесс падения главной героини в подвал сыродельного завода и 13 не могла оторваться от чётких букв, мощно изображавших отъявленное безумие.
— Школша!— пшикнуло сверху.
Dasha подскочила, звонко стукнувшись головой в поручень. Она ойкнула, наклонилась и побежала к выходу, придерживая книгу правой рукой. Острые края страниц довольно больно резали по указательному пальцу — 13 терпеть не могла закладок.
Пустая остановка равнодушно торчала из золотистой земли. Лёгкое стекло крыши спокойно пропускало тепловатый свет солнца. Dasha мягко огляделась и двинулась к золотистой груде школы. Школа стояла как раз возле дороги и казалась в осеннем свете аккуратной горкой из желтоватого песка, которая стоит тут с незапамятных времён.
13 подошла уже довольно близко к ней. Слышались всплески неверного шума, отдельные голоса и выкрики, под ногами всё чаще мелькали плоские букеты, потерянные первоклассниками. Dasha отметила про себя, что осенью ноги ступают совершенно бесшумно. Не то, что летом — по тёплой мостовой каблук звенит громко, отчётливо. Или это из-за плотных осенних башмаков — вдруг у них резиновая подошва?
Тяжёлый ноздревато-кирпичный свод входной арки медленно проплыл над головой, и 13 оказалась на школьном дворе. Весь тяжёлый пухлый асфальт был запружен разноцветной пеной из школьников. Где-то справа частокол светлых тел снижался, местами вспухая разноцветными бантами первоклассниц. Там маячило ослепительно красное сукно и чётко-серый пиджак директора.
Dasha пробиралась вперёд, прижимаясь к неровной стене спортзала. На стоптанных кирпичах перепутались зеленоватые, серые, тускло-голубые, грязно-красные надписи и 13 ничего не могла разобрать. Изредка прямо перед ней пробегали вездесущий малыши в брюках и жилетках.
— Когда я была в младших классах, мне казалось, что школа доверху набита старшеклассниками,— подумалось Dash-е,— а теперь кажется, что у нас полно малышни. Самое интересное, что я за это время совсем не изменилась,— усмехнулась про себя 13.
В толпе замелькали знакомые лица, и 13 поняла, что где-то здесь должен быть разбросан её класс. Dasha остановилась и начала отчаянно крутить головой. «Кирпичная кукла» оттягивала тонкие смуглые пальцы.
Никто не обратил на 13 никакого внимания. Все разговаривали (некоторые сами с собой) или просто смотрели каждый в свою сторону — кто влево, кто вверх, ко на длинные косы стоящей неподалёку девушки, а Шкутенберг с большим интересом изучал надписи, сделанные на стене спортзала. Особенно понравившиеся он переписывал в блокнот с привычно яркой обложкой «50 лет Победы».
Сначала Dasha попыталась пройти вперёд, но не смогла ничего увидеть — вся середина двора была запружена выпускниками и первоклашками. Когда 13 резко пнули в ногу, она отступила.
Общешкольная линейка понемногу собиралась. Где-то вдали дежурные с трудом пробирались сквозь ревущий поток малышни.
— Послушай, Рита,— внезапно сказала Dasha мелькнувшей рядом Бендеранке.
— Да-а-ах…— сполз голос Риты.
— Мне интересна одна вещь,— голос 13 звенел,— если можно. Мне интересно, как мы собираемся.
— То есть.
— Ну, кто из наших приходит первым на эту линейку — откуда он знает, куда ему становиться. Можно же стать где угодно, а мы — всегда в одном месте…
Dasha говорила так неуверенно, словно вспоминала какой-то странный мутный сон.
— Зачем это?
— Просто… мне… мне кажется, что мы всегда стоим не там…
Риту позвали откуда-то сверху и она бросилась в мельтешащую толпу.
— Мы стоим не там,— продолжала Dasha, глядя прямо перед собой,— потому что мы так же могли… могли бы стать в другом месте и было бы точно также верно…
Тяжёлая, взбухшая чаша двора, казалось, существовала совершенно независимо от столпившегося на ней народа.
— Было бы…  кажется…  ну, что мы тут,— 13 говорила, как в пустоту,— лишние.
— Строимся, строимся,— кричала классная,— все вперёд, остальные назад!
Dasha отступила ещё дальше, к щербатой стене спортзала. 13 присела и уставилась в густо пропечатанную страницу VIII-й главы «Кирпичной куклы».
Над толпой мелькнула белая вспышка. Это фотографировали класс для общешкольного фотоальбома. Dasha в кадр не попала.
13 тягуче задумалась, сосредоточенно глядя в страницу. В последнее время её почему-то тянуло куда-то вперёд. Ей страшно хотелось нарисовать картину или написать стихотворение про такую осень. Стихотворение едва ли получилось бы лучше или хотя бы длиннее «Кирпичной куклы», и Dasha остановилась на картине. Она не знала, умеет ли она рисовать и это придавало ей уверенности в том, что картина получится хорошей.
Неподвижно-золотистая гладь осенней реки. Весь противоположенный берег сверху запружен вечно-тёмными соснами, внизу брызгали тонкими ярко-жёлтыми прутьями ивы (скозь эту веерообразную занавесь просвечивают тонкие  слегка салатовые стволы), а ещё ниже это странное сочетание отпечаталось в тонко-твёрдой воде.
Dasha снова и снова представляла себе эту картину, пока не услышала глухой всплеск. Статичная картинка неподвижно повисла в её закрытых глазах. В доносившийся снаружи белый гул начинали вплетаться громкие методичные окрики. Где-то в глубине мелодично рокотал директор. 13 медленно засыпала.
— Эй!
— Падает!
— Вниз…
Глухо лопнул микрофон.
— О…
Хрясь!
Dasha вскочила. В распахнувшиеся глаза хлынул режущий, как жёсткая вода, свет. Толпа спуталась, громоздилась в хриплые каменистые кучи. Всюду бурлили голоса. Огромный чёрный параллелепипед музыкальной колонки слегка накренился и задрожал. Позади него мелькнуло белым пятном испуганные лицо Мыша.
Внизу возмущённый директор, опустив голову, серьёзно стучал смолкшим микрофоном по деревянному сукну.
На какое-то мгновение параллелепипед замер, а потом затрещали провода и, он, брызгая сухой деревянной пылью, начал падать вниз, тяжело поворачиваясь в воздухе. С глухим хрустом чёрное ребро накрыло потемневшее бардовое сукно, во все стороны брызнули гладкие жёлтые доски. Кто-то сдавленно взвизгнул и загудел басом. По толпе прокатились отдельные вопли, слившиеся в мощный вой.
— Колонка!
— Кого!
— Упала! Падает! Держи!!!
— Никого. Жаль…
— Все живы?
— Ужасно. Ха-ха-ха!
— Хрясь и всё!
— Жертв наверное нет,— голосил тонкий голос завуча,— соблюдайте порядок!
Dasha приподнялась над округлыми камнями голов. Красного пятна уже не было — оно казалось яркой лужицей под тяжёлым чёрным параллелепипедом. Рядом мелькал серый пиджак директора.
Тяжёлая туча, повисшая над головой, мелко забрызгала холодным сеющим дождём. Тёмные пятна вспухали на сером асфальте. Подул холодный сырой ветер, дышать стало тяжело. Школьный двор мрачнел. Одноклассницы нерешительно закрыли свои острые носы букетами. Директор нахмурился и отступил от стремительно темневшего красного сукна в густую толпу учителей. Мыш, пряча под ладонями голову, юркнул за обвисшие куски проводов, в сухой полумрак класса. Кто-то сзади вспух чёрным зонтом.
А края горизонта, горевшие между острых стен домов, были безоблачны и сияли огненным ультрамарином. Этот яркий, чистый, невероятно голубой свет пронизывал мокрый воздух и падал на серую стену школы. Она тоже становилась ослепительно-голубой, а стёкла окон горели на ней холодными бледными квадратами. И так странно, так ярко светилось здание, что хотелось плакать или побежать по сырому асфальту куда-нибудь вперёд, где прохладный воздух обдувает лицо, а на душе легко и спокойно. Казалось, свежей атмосфере среди привычных домов ещё есть место на земле.

VII.2003.