Сны Алечки

Я сижу за столом и спокойно наблюдаю за расположившимся напротив меня человеком. Он с сосредоточенным видом ковыряет вилкой в своей тарелке и не обращает на меня ровно никакого внимания. Я на своем дне рождении.... И совсем не знаю приглашенного мужчину. На вид ему лет двадцать шесть, солидный такой, в очках. Как сказал бы один мой знакомый, "батан". Снова бросаю на него ни к чему не обязывающий взгляд. Никакой реакции. Меня это начинает немного раздражать. Я поднимаю бокал с красным полусладким вином и роняю его прямо на стол. Бокал не разбивается, но шум отвлекает его от поедания моих деликатесов. Он удивленно смотрит на меня. И тут я по-глупому улыбаюсь. Так противненько и подленько.
- Извините, - шепчу почти. - Просто из рук выскользнул.
Наконец-то улыбнулся в ответ, посмотрел заинтересованно на мое растерянное лицо. Видимо, ему все же понравилась моя непринужденная улыбка. Не даром же я почти каждый день тренирую её перед настенным зеркалом. Никуда не денешься....
Я прекрасно знаю, зачем его пригласили на наш небольшой праздник. Ира по секрету доложила, что друг её двоюродного брата прибудет на мою вечеринку для знакомства с Юлей, нашей общей подругой.
- Юля никого себе найти не может, - грустно говорит она мне накануне.
А она, по большому счету, и не старается никого найти. Уж это я знаю точно. Конечно, с её внешностью успех бы не был гарантирован при любом, даже самом благоприятной раскладе. Но именно в эти мгновения меня одолевает приступ зеленой зависти. Все-таки симпатичный этот человек, сразу же видно без особых запросов, выкрутасов, костюмчик на нем сидит аккуратно, улыбается смущенно. И почему это должно достаться Юльке? В конце концов, у меня тоже никого нет. Я просто зависла в безвоздушном пространстве между принципом "никто бы не обозвал хорошее дело браком" и желанием завести семью. Конечно, внешностью природа не обидела, но зато в другом недодала - в возможности раскрутить отношения дальше многообещающих взглядов. Перемигиванием я занималась подряд несколько лет, но из всех моих потенциальных романов ни один не вылился в реальный. Так что я тоже, в некотором роде, ущербна. И хочу любви и понимания. Конечно, я не стала бы просить об этом Иру. Слишком лично, да и подруга моя, а точнее сказать, хорошая знакомая, имела до поразительности скверный характер. Мне же гордость не позволяет многое. Даже порой слишком многое. Я рассматриваю приятного молодого человека и улыбаюсь ему. Он уже не пугается моего странного поведения и ведет себя дружелюбно, даже отрывает взгляд от полупустой тарелки.
Весь остаток вечера я провожу с симпатичным пареньком по имени Андрей. Изредка наше начинающееся счастье прерывается ядовитым шипением моих подруг. «Ну и что? – замечаю я про себя. – Свою жизнь настала пора настраивать».
Я просыпаюсь в холодном поту. Неужели мне это все приснилось? Неужели я вот такая? Судорожно вспоминаю, какое сегодня число. Пятнадцатое июля. Да, до моего октябрьского дня рождения еще очень далеко. Значит, все-таки померещилось все это. Но почему мне, такой нежной, пушистой, беленькой?
Я всегда работала над своим нравственным воспитанием. С самого детства. Конечно, помогали родители-интеллигенты, родственники. Но главной ударной силой оказалась я сама. Я самосовершенствовалась и с каждым годом приближалась к той ступени нравственного развития, выше которой было уже подняться невозможно. Мне казалась, что я в этом преуспеваю. Я с детства ежедневно читала Библию. И совсем не потому, что была особо верующей, просто мне казалось, что религиозное воспитание неразрывно связано с нравственностью. Позже чтение трудов Владимира Соловьева укрепило мою уверенность. Да, моя нравственность развита выше среднего, в этом я уверена. Моя собственная теория о необходимости существования нравственности в каждом человеке упиралась в аксиому «никто никому ничего не должен». Изначально, по природному своему состоянию… Человек, как абстрактность, существующая вне общества, свободен. Значит, и любой конкретный человек свободен изначально. Только закон нравственности, как таковой, побуждает его чувствовать себя обязанным кому-то. Если нравственность отсутствует, то никакие законы, изданные другими людьми, не подтолкнут его к осознанию необходимости выполнения каких-то определенных действий.
Я всегда старалась поступать хорошо, как надо. Но этого мне казалось слишком мало. Нужно чувствовать, что когда ты поступаешь правильно, как надо, то ты и думаешь как надо. То есть ты не палка сама себе, постукивающая по спине, не диктатор. Человек должен иметь позитивную необходимость поступить именно таким образом.
Так что же это такое? Я всегда боролась за свое нравственное воспитание. Я такая утонченная. В моей жизни все «утончено». Даже имя мне при рождении дали необычное: Ариадна, Аля, Алечка. И никогда Алька. Ну, и скажите же мне, как девушке с таким поэтическим именем могут сниться такие сны? Меня всегда называли ангелочком, доброй маленькой феей, принцессой. Никогда Дюймовочкой, даже не смотря на мой скромный рост. Считали, что это может унизить мое достоинство.
   Я воспитана немного в «старомодном» стиле. Даже слово секс я произношу через «е», как обычно говорит старшее поколение. Это у меня от бабушки. Моих знакомых это всегда забавляло. Но никогда не раздражало. Просто лишний раз подчеркивало мою непохожесть. Знакомые принимали это как должное и старались никогда и ни в чем не обижать особенную Алю. Словом, как оказалось, я – слишком хорошая, чтобы быть плохой. Я не могу быть плохой. Не хо-чу!
Следующей ночью, небывало душной, несмотря на открытую форточку, мне приснился еще один странный сон…Я ребенок, маленький, похожий на елочного херувимчика. Я верю в духов, приведений и прочую чепуху. Верю искренне и беззаветно. Я сижу на кухне за обеденным столом и болтаю ногами. Мысли мои далеко, в сказочных странах, в которых, должно быть, успел уже побывать мой любимый герой, маленький Мук.
В тот момент, когда я спрыгиваю с табуретки, я задеваю неизвестно откуда взявшуюся банку с огурцами. Она падает и разбивается. Я стою, не двигаясь, и жду, когда из соседней комнаты прибежит испуганный папа, чтобы посмотреть все ли в порядке с маленькой девочкой по имени Ариадна.
- Ну и кто же это сделал? – спрашивает он громко. Так громко, что его голос эхом отзванивает в моей провинившейся голове.
- Это не я, - я оглядываюсь в поисках спасительной отговорки. И тут же нахожу её, - это он.
Я показываю маленьким пальчиком на кота, сидящего на полу и спокойно наблюдающего за растекающейся соленой лужей. Кто же виноват, что ты тут сидишь!
- Так это кот сделал? – допытывается папа. И старается смотреть в мои честные глаза.
- Конечно, - заявляю я бодро, - он с табуретки спрыгнул. Прямо на банку.
 После этого я выскальзываю из кухни и бегу в свою комнату. Кот будет наказан. По моей вине…
Я вскакиваю с постели и ищу очки. Испортила глаза чтением хороших книг. Умнее от них я, видимо, не стала. Раз моим высоким мыслям мешает бредовое подсознание, добывающее информацию неизвестно откуда. Подозрительно все это. Телефонный звонок отвлекает меня от философских мыслей. Звонит мама:
- Родная, ты не проспишь? Сегодня у тебя ответственный день. Счастливо.
    Она никогда не говорит «ни пуха ни пера». Потому что к черту посылать неприлично. Тем более, с утра…Я подчиняюсь этому. Я уже три года живу отдельно и все еще слушаюсь её. Я же хороший ребенок. Двадцати шести лет.
    Ночи две после этого я сплю спокойно. Я уже благодарю Бога и свои талисманы, что меня не мучают больше неблаговидные дела не моего производства.
Но снова…
    Мне четырнадцать лет, и я хочу облагодетельствовать целый свет. Я считаю, что смогу сделать это. Я – будущий поэт (поэтесса звучит уничижительно), и я знаю, чего хочу добиться в жизни. Я расхаживаю по комнате и декламирую свои творения единственному слушателю, серому коту Тише. Он слушает в пол уха и совсем не хочет понимать глубинные струны моей души, мой богатый внутренний мир. Я погружена в вечное и совсем не смотрю под ноги. Запинаюсь за что-то твердое. Это что-то отлетает в сторону на несколько сантиметров. Это же черепашка моей сестренки, Топатушка! Светка столько раз говорила, чтобы я была осторожна. Ведь Топатушка жила в нашей комнате на правах полноправной соседки. Без клетки, просто так она ползала от стенке к стенке, довольная своим существованием, пока не встретилась с моим невнимательным тапком. Я испуганно поднимаю её. Слава Богу, жива. Только после этого случая Света вдруг спросила меня:
- Ты не знаешь, что с черепашкой случилось? Она какая-то вялая.
Я мотаю головой и прошу её выйти из комнаты. Я занята. Я пишу стихи….
    Просыпаюсь и еще долго лежу в постели, пытаясь понять, что опять произошло. НЕ ПОНИМАЮ. 

    А на работе, во время обеденного перерыва, ко мне приходит простейшая мысль: ведь все это было! Все-все было: и кот, и черепаха, и даже Андрей. Как я про все это могла забыть? У меня что «сериальная амнезия»? Быстро же летит время….
    Через несколько лет папа почему-то вспоминает об этой истории с огурцами. Но на его вопрос:
- Так кто же все-таки разбил эту несчастную банку?
Я отвечаю. Спокойно, как всегда:
- Кот. Ты разве не помнишь?
    Топатушка уже давным-давно умерла. Перед своей безвременной кончиной, почти не двигаясь, лежала на одном месте. Думали даже, что она заразилась какой-то болезнью….
Андрей, Юлькин неудавшийся ухажер, стал моим первым мужем. Через три года мы с ним развелись. Из-за идейных разногласий. Юля до сих пор не замужем. Хотя, конечно, никто из моих подруг на меня не сердятся. Потому что нельзя сердиться на человека, который воспитывает в себе самую …. нравственность.
    Я в ужасе. Я не понимаю. Я ведь хорошая. Просто так, несмотря ни на что. А на душе почему-то паршиво и хочется плакать.