Клошары

Петр проснулся оттого, что его кто-то тряс за плечо. Превозмогая боль в шее, Петр повернул голову – это была Любка. Неимоверно толстый слой копоти и грязи скрывал истинный возраст Любы, которая к своим сорока пяти годам выглядела уже древней старухой, однако сейчас она больше была похожа на маленькую девочку. На заплывшем от беспросветного пьянства лице красовался багровый фингал, полученный ею совсем недавно.
Любка всхлипывала и пыталась что-то сказать, однако из-за слез, она задыхалась, и все попытки говорить сводились к простому мычанию. Петр посадил Любку возле себя и тихо произнес:
- Кто тебя, так? А-а-а. Ответь мне. Люба…
Он Любка не переставала мычать. Утешения Петра действовали на нее отнюдь не успокаивающе. Наконец, Петр не выдержал, и крепко сжав руку Любки, сказал:
- Твои всхлипы не помогут. Скажи, кто тебя обидел?
- Да на рынке меня так, – пробормотала Любка. – На  рынке. Я ходила, а тут передо мной вдруг появился бомж какой-то, а затем ударил… - и Люба вновь начала реветь, растирая по своему грязному лицу слезы обиды.
- А что же ты на рынке делала? – спросил Петр.
- Да побиралась я, еб твою мать, побиралась, - вскрикнула Любка, отчего прохожие окинули ее гневными взглядами. – Он так сильно ударил меня, я давай бежать, а он меня как по жопе пнул, до сих пор болит.
Петр обнял Любку. Ему было искренне жаль ее. Сколько раз в жизни он получал такие удары. Сколько раз его били, пинали, а ему было хоть бы что.Вот и сейчас, утешая Любку, он вспомнил, как его первый раз избили. Петр еще крепче обнял Любку.
- И чего же ты ревешь?
- Как чего? Обидно. Обидно, Петя, – ответила Любка. – Где же я теперь просить буду? Этот козел безрогий мое место занял, едрить его в корень. Мне теперь туда соваться, ну ни как.
- Да. А что вдруг он так осерчал?
- Кто же его разберет. Видать не понравилась я ему, - и после долгой паузы Люба  добавила. – Хотя кому я нравлюсь?