С1 5 Невыдуманная история

Невыдуманная история


Весна – пора любви. Время, когда пришедшая в себя после зимней комы природа потягивается на измятых простынях таящего снега и делает первые шаги от забвения больничной койки к летнему буйству зелени и красок.
Весной, как никогда, хочется человеческого тепла и ласки. Ты чувствуешь ее аромат, ее пьянящий воздух. Даже там…за толстыми стенами и решетками.

Весна влезла в каменный мешок переполненной камеры сквозь маленькое, зарешеченное и забранное проволочной сеткой оконце под самым потолком. Возможно, ей показалось несправедливым, что кого-то прячут от нее, наивно полагая, что для этого достаточно поставить охрану, железные двери, замки и запоры.
Обнаружив, что одно из закрашенных красной краской стекол треснуло, она, с присущей ей настойчивостью, принялась задувать в трещину чистый воздух и наталкивать туда свои восхитительные ароматы, заставляя худых людей с серыми лицами собираться под окном и хватать эти ароматы уставшими от сырости и вони легкими.
От нее не было спасенья. Кто-то кашлял, не рассчитав возможности изъеденных туберкулезом легких и вдохнув слишком много запретной свежести. Кто-то вытирал текущие по щекам слезы, кто-то пытался спрятаться от весеннего «безумия», забившись на свою шхонку и уткнувшись лицом в пахнущее плесенью одеяло. Напрасно. В отличие от тюремного начальства госпожа Весна не считала желание жить, любить и быть любимым сумасшествием.
С ней невозможно было спорить.
К сожалению, любить отбывающие заключение могли только в письмах. Еще о любви можно было говорить. И они говорили, передавая друг другу бережно хранящиеся в памяти воспоминания о той другой жизни. Не всегда счастливой и радостной, но все равно лучшей, чем в камере.

Батя, худой, светловолосый парень с прозрачными печальными глазами, смотрящими из под густых, лохматых бровей, потянулся за чифирбаком, налил себе густого, черного, как нефть, чая, отхлебнул и рассеянно посмотрел на сокамерников.
- Вот вы говорите любовь. Говорите с милым и в шалаше рай. Неправда. Я в новом микрорайоне жил. Знаете, дома квадратом, посередине двор большой. А рядом старые особняки теснились. Их, вроде, и под снос собирались, но пока медлили. В одном из этих особняков девушка жила – Зайка. Красоты необыкновенной...

Феня и Зайка.


Феня был долговязым и нескладным. Так себе, не красавец, не урод – среднестатистический гражданин. Большой нос, узко посаженные грустные, как у спаниеля, глаза, шаркающая походка и глубоко засунутые в карманы штанов руки. Таких много. Наверное, миллионы. И судьба в нашей стране распостраненная: отца нет - умер от водки, стареющая мать - уборщица. Хороший парень. Только ведь хороший парень не профессия. А профессии у Фени не было. То грузчиком подработает, то сторожем на автостоянке, то украдет где чего. Не гнушался и гоп-стопом. Женщин, правда, не трогал. Исключительно мужиков. И то, если пьяный идет. Феня его, проходя мимо, плечом зацепит, мужик, как правило, буром. Миша (по паспорту Феня Михаилом Фенэчко был) ему по морде. Потушит, карманы разгрузит и в пивбар.
А как выпьет, сразу меняться начинает. Из грустного унылого парня в балагура и дебошира превращается. С пьяным Феней не соскучишься. Ален Делон – гроза пивбара. Только синие выходки Миши - это совсем другой разговор. Он такое иногда вытворял, что жутко вспомнить. Алкоголь - страшная сила. Сильнее него только наркотики и чувства человеческие: преданность, ненависть, любовь. Любовь...
Была у Фени любовь. Настоящая, не картоновая, как у других – на два месяца. Еще со школы.
Прятал он ее в сердце, хранил, как самое дорогое. Только никому не показывал. Даже избраннице. Все робел и признание откладывал. Она вон какая. Фигура, волосы длинные, белые, глаза зеленые. Королева! Разве к такой подкатишь?
Так и ходил Феня печальным призраком возле ее особняка. В окна заглядывал. В подъезде напротив поджидал, пока в магазин выйдет. Иногда набирался смелости, подходил, подмигивал с наигранным весельем и спрашивал: - «Как дела, Зайка? Ты сегодня красивая, как солнце».
Она улыбалась, разрешала взять сетку с продуктами, проводить до дому.
Все над ним подтрунивали. Здоровый лоб – 26 лет, а ведет себя, как мальчишка. Он отшучивался, отмахивался, а однажды, после вечерних песен под гитару повел Зайку домой и по дороге во всем признался. То ли водка силы придала, то ли просто невмоготу молчать стало. Не прогнала. Поцеловались.
На следующий день Феню на свидание всем двором провожали. Бедность не порок. Кто брюки новые принес, даром, что коротковатые, зато ни разу не ношеные, кто пиджак, кто расческу. Богатых друзей у Фени не было, поэтому и тащили, что могли. Дезодорантом кавалера побрызгали, деньгами скинулись – хватило на букет ромашек и кулек пряников. Радовались за друга. По детски – без зависти. Не долго правда.
Вечером лохмадея на пару рублей распаковали и в бар. Зашли и обомлели. В углу, мордой на столе спал пьяный Феня и рваный кулек с пряниками валялся.
Будить не стали. Ждали, когда сам проснется. Часа два. Пили, разговаривали шепотом.
Наконец Миша глаза мутные открыл, огляделся и стал на незаданные вопросы отвечать: - Простите, пацаны, - говорил, - я пиджак ваш пропил. На водку сменял. Расчески и брюки есть, а пиджак... Ходил я. Подхожу к калитке уже, и тут, прямо к ней под дом новенькая вольво подъезжает. Бибикнула, двери открываются и оттуда мажер в лепне выканывает. С цветами. Букет здоровенный – роз двадцать. А тут я со своими пряниками. Зайка мимо меня прошла... Верите, пацаны, даже не поздоровалась. Вроде и не было вчера нифига... Мажера поцеловала, розы взяла и в машину... Простите, пацаны, за пиджак. Бля-буду выкуплю.


- У нас кулаки аж до хруста сжались. Ох, и обидно стало. За Феню. За самих себя. Мы ведь точно такие. Ни богатых родителей, ни связей. Ба-со-та, - протянул Батя и поставил пустую кружку.
- Дурак ваш Феня, слюнтяй! – зло процедил сквозь зубы щипач Боба. – Пошел бы, украл и сорок роз подарил.
- Раз бы украл, - устало ответил Батя, - два, три. Сколько веревочке не вейся... Ты, вон, украл и где теперь? Сейчас такие, как мы, не в цене.
В хате повисла гробовая тишина.
- Теперь-то он где? - снова нарушил тишину неугомонный Боба.
- Завернуло его. Наскочил на какую-то братву. Они его палками отходили. По голове тоже досталось. Отправили лечиться в дурдом. Потом Миша вышел, вроде даже нормальный. Пить бросил, на работу устроился в фирму. Плитку дорожную укладывать. И тут опять незакан. Друг его лучший в море утонул. Тело домой хоронить привезли. Феня как сел в углу комнаты, где гроб стоял, так весь день и просидел. Через неделю после похорон его опять в психушку сдали.
- Жизнь она такая, - прошамкал беззубым ртом синий от наколок старик Жорж. – Бывает вот завернет, что тебе ни вот так, а ни вот эдак. Бывает, что человек, не блоха… А тут… Опять же, весна…
- Да уж, - согласился Батя и снова понес кружку с чифиром ко рту.
Расплескал. Руки дрожали.


Номинация – С1 «На воде, в небесах и на суше»
6815 зн.