Подарок

Малыш спрятался между шкафом и стеной и наблюдал за стариком. За окном уже стемнело, и можно было быть уверенным, что старик не заметит его своими подслеповатыми глазами. В комнате было натоплено, и горела слабая настольная лампа. Пахло лекарствами и стариком. Старик ходил по комнате, еле перебирая ноги, и бормотал, грозя иногда кому-то огромными костлявыми кулаками в воздухе.
Малыш привык к таким длинным каждодневным монологам старика и теперь сидел на корточках, подперев рукой голову, и со слипающимися сонными глазами следил за стариком, который в этот раз был красноречивей обычного.
– Да, мои дорогие, я знаю какой вам сделать подарок под Новый год, – говорил старик, тряся утвердительно головой. – Знаю. Такая старая кляча, как я, еще все-таки на кое-что способна. Да-да, я могу. А вы там веселитесь, – и он посмотрел, злобно прищурив глаза, на двери. –Я знаю, что самое лучшее, что я могу сделать – это сдохнуть. Какой с меня толк, старого пердуна, – и старик громко выпустил газы и помахал сзади себя рукой, разгоняя запах. – Я и так уже зажился. Никакого с меня толка. Только жру и ворчу. Да и вы сами, мои дорогие, думаете, когда он только сдохнет.
Старик подошел к зеркалу, провел по гладкой поверхности зеркала рукой, долго пытался различить свое отражение, смотря под разными углами, но, по-видимому, не увидел лица и снова стал ходить по комнате.
– Я ведь, должно быть, воняю, только сам этого не чую. Сгнил, но еще хожу. Господи, почему ты меня не заберешь сам. Но у меня есть одна таблеточка, такая маленькая, но сильная. Вот я ей и сделаю подарок близким под Новый год. Они там ютятся в двух комнатах пятером, а я, старая паскуда, один занимаю комнату. Меня к себе не пускают – воняю. На меня смотреть противно. Нет, не любят меня. Злоба! Злоба переполняет меня. Зачем это ты строишь из себя благодетеля и делаешь вид, что любишь этих засранцев, которым ты мыл их маленькие жопы, а теперь они не сажают тебя за один стол с собой, потому что ты смердишь, и куски еды валятся у тебя изо рта, и ты несешь чушь, которую они не могут, видите ли, слушать, – вспылил старик и стал задыхаться,  скрежета наполовину железными зубами. – Сукины дети, может вам еще хлопот прибавить: будете мне сюда судно носить. Буду мимо унитаза мочиться. Будете ненавидеть… Никому не нужен, кроме смерти. И та, сука, не идет. Но есть таблеточка. Есть. Войну прошел, а такого позора не терпел.
Старик присел на стул возле стола и стал двигать ящики стола, что-то ища.
– Вот она, вот она, – достал он таблетку. – Она, не она, – гадал он, присматриваясь к таблетке.
Дрожащими руками он взял стакан воды, положил в рот таблетку и запил.
– Сейчас просто засну, – говорил старик, вставая со стула и направляясь к кровати. Слезы увлажнили его мутные глаза.
        Он присел на кровать, достал из кармана рубашки расческу, расчесался, дунул промеж зубьев расчески, убрал на место и прилег.
Малыш посидел еще минут пять. Старик успокоился. Малыш вышел из своего уголка. Выключил лампу на столе и, пожелав спокойной ночи старику, тоже пошел спать.