Я и Пушкин
Пушкин поутру проснулся и думает: ''Кто же мне ночью приснился? Дельвиг? – Нет, не Дельвиг… Пущин? – Нет, не Пущин… Кюхельбекер? – Да нет же! Черт возьми, кто бы это мог быть?.. Ай, ладно'', – и стал писать стихи.
А когда мне приснился Пушкин, которому приснился я, то я знал, что мне приснился Пушкин. И даже более того: мне приснился Пушкин, которому приснился я, и который не знал, что я приснился сам себе. Но если бы Пушкин знал, что он мне приснился, то он бы знал, что ему приснился я, увидевший во сне Пушкина. Пушкин бы сказал, как пробудился ото сна:
– Няня, мне сегодня ночью приснился Раевский, которому приснился я. Но только няня не тот Раевский, которого все знают по стихотворению ''Демон'', а другой Раевский, но и не тот, который брат тому Раевскому, которого знают по стихотворению ''Демон'', которое я написал, когда был дружен с Раевским, который ''Демон''. О господи, няня, я же говорю, что не генерал Раевский, который видать родственник, тому Раевскому, который ''Демон''.
Когда Пушкин знал бы, что это я, то он бы не стал гадать, кто ему приснился. Пущин ли? Кюхельбекер ли? Дельвиг ли?
Но т.к. Пушкин не знал, что он мне приснился, то он с утра и гадал, что это за физиономия ему приснилась. Уж не Кюхельбекер ли? – Нет, не Кюхельбекер. И не Пущин. И не Дельвиг.
И главное, что я приснился сам себе. Жаль, что Пушкин этого не знал. А то если бы он узнал, то совершенно бы прояснил ситуацию для самого себя, как пробудился бы ото сна. Он крикнул бы Арине Родионовне:
– Няня, я приснился сегодня ночью сам себе. К чему бы это? Мне приснился Раевский, но не тот, который ''Демон'', а Раевскому приснился я. Я же в свою очередь видел Раевского во сне, который видел во сне меня. Чертовски интересно, няня!''
А няня отвечает:
– Это к тому сон, что вы, ты Саша и тот Раевский, который не брат тому Раевскому, который ''Демон'' – лоботрясы''.
Свидетельство о публикации №203082900067