Черта безысходности

(недатированная запись в дневнике: возможно, зима 2002 года)

Я вряд ли ошибусь, сказав, что в каждом и в каждой из нас заложена определенная черта, дальше которой мог бы и хотел бы, но не пройдешь. Это черта безысходности.
Когда твоя самая большая любовь рождается за 42 года до тебя, безысходность наступает сразу, ехидно посмеиваясь и нашептывая левой половине мозга, что родись эта самая любовь позже, она бы уже никак не стала бы ни самой большой, ни, уж во всяком случае, твоей. И дело-то, в общем, не в четырех десятках лет, а в черточках и штрихах, которые, спевшись, сливаются в целый горизонт безысходности, а он, как известно, бесконечен. Конец, исход… Мы ищем его, всегда веря, что он будет счастливым. Я тоже верю. Стараюсь верить. Но исход – это конец, а конец – это исход: уход из чего-то.
С другой стороны, когда человек показывает миру нового человека, он всегда знает, что у порожденного есть черта. А потом маленький растет и видит сначала исходность родителей, а потом свою исходность и дрожащей ручкой подписывает к жизни три буквы: БЕЗ.
«Жил один еврей, так он сказал, что все проходит». А другой сказал, что нахес ин де кендер. А раз радость - в детях, значит, в них наш исход, и мы исходим из себя в них?
Черта безысходности – это не поперек пути, а вдоль. Параллельно. Хуже, когда перпендикулярно.