Записки рыболова-любителя Гл. 393-395

Но не было главного - модели системы термосфера-ионосфера- протоносфера как единого целого, модели, на которую мы сделали ставку всей лабораторией, и которую ещё надеялись всё-таки создать, теперь через обещания Кевлишвили.
Ну, а с "Вектором"-то надо было как-то рассчитаться, разойтись благопристойно, а это значило - сдать тему как выполненную. В этом "Вектор" был готов пойти нам навстречу, там сознавали свою вину - непоставку обещанной машины, и беспокоились теперь тоже только об одном - как бы прилично оформить сдачу-приёмку фактически невыполненной темы, так чтобы выглядело всё в целом успехом с некоторыми (всегда имеющимися) недоработками. Разыграть этот спектакль мы и отправились в Ленинград вместе с Ивановым и Саенко.
Но сначала поехали, точнее, полетели в ИЗМИРАН, нужно было подписать у Лобачевского отчёты, которые мы везли на "Вектор". Отчёты мы составили - будь здоров. Чего-чего, а это мы делать научились. Одно описание модулей верхних уровней, составленное Татьяной и Ниной, заняло отдельный толстый том. Да результаты модельных расчётов Суроткина и Карпова, описание допплеровских наблюдений компании Иванова, расчётов радиотрасс, выполненных в лаборатории Саенко... В общем, набралось. Объём и оформление, во всяком случае, были вполне на уровне.

Ту-154, Москва-Иркутск
В Москву летели 18-го ноября. День был солнечный, с минусовой температурой. Первые бесснежные морозы держались уже несколько дней. Когда летели над Куршским заливом,  душа моя затрепетала - залив стоял весь, сплошняком. Лёд был, правда, неоднородный, смёрзшийся из отдельных льдин и ледовых полей разной формы и светлости. Людей на нём ещё не было видно, но лёд был! Неужели нынче зимний сезон рано откроется?
А в Москве стояла уже настоящая зима со скрипучим снегом под ногами. Вылезли мы с Саенко и Ивановым из автобуса на 41-м километре, вдохнули свежий морозный воздух - ах, благодать!

27 февраля 1985 г., Иркутск, гостиница "Интурист"

И тут Саенко сначала замер с открытым ртом, а потом выдавил из себя:
- Я портфель в автобусе забыл!
А автобус в этот момент ещё стоял на остановке, мы от неё метров на десять всего отошли. Но пока Саенко поворачивался, двери его захлопнулись, и автобус покатил себе дальше - в Сикерино. А в Саенкином портфеле были отчёты - первые экземпляры двух томов.
Мы не сразу сообразили, что надо останавливать легковые машины и просить догнать автобус, пока его можно было перехватить, хотя именно к этому нас призывал какой-то участливый подвыпивший свидетель происшествия. Когда же мы вняли, наконец, его призывам, поток машин в сторону ушедшего автобуса, как назло, прекратился.
Пришлось Саенке ждать, когда автобус обратно пойдёт, в надежде, что портфель в нём останется. К счастью, надежда эта оправдалась, правда, не в первом автобусе из Сикерино, который Саенко обыскивал, будучи уверен, что это тот автобус, а во втором, который вернулся в Троицк лишь через полтора часа.
На следующий день Лобачевский, подписывая отчёты, ругал нас за то, что они не отправлены секретной почтой, как положено. Знал бы он, что мы вообще их чуть было не потеряли, или доставили бы ему их через милицию!

28 февраля, там же.

Коен защитился. Проголосовали: 10 - за, 5 - против.
Защита шла очень гладко, почти все выступавшие работу хвалили, особенно Калинин и Гальперин, все отзывы положительные, один только Кринберг выступил против, да и то, в сущности, против лишь формулировки названия работы, и предложил поправку к проекту заключения, которую Совет не принял. И на тебе: пять чёрных шаров! Ещё бы один, и Коена завалили бы, требуется для положительного решения не менее 2/3 голосов. И всё - тихой сапой, без какой-либо критики.
Шашилова высказала своё возмущение - эдак Совет себя только дискредитирует, на дискуссии никто не возражает, а голосуют против.
Такого результата даже провидец Казимировский не ожидал, говорит, что думал - максимум три чёрных шара будет. А, кстати, во время защиты мы сидели рядом, и он мне рассказал анекдот (в связи с телеграммой, которую мне от имени Коена послали):
"Один неудачник, которого замучили всякими интригами, решил удалиться от людей и построил себе хижину где-то на острове. Но как только он закончил строительство, накатила огромная волна и смыла его хижину. Тогда он перебрался куда-то в горы, где, разумеется, попал под обвал после того, как соорудил там себе жилище, и еле жив остался. Уединился в пустыню, там шалаш себе поставил, так его смерч снёс и самого едва песком не засыпал. Упал тогда несчастный на колени, воздел руки к небу, взмолился: - Господи, за что же ты так меня наказываешь?
Тут разверзлись небеса, и сверху раздался голос: - Да просто морда мне твоя не нравится..."
Вечером мы выпили с Коеном, его женой и Гдалевичем полторы бутылки коньяку в "Интуристе", за что Коен заплатил 87 рублей. Коен, между прочим, не сомневается, что телеграмму мне Шашилова посылала и голосовала на защите против, хоть и возмущалась.

Вернусь, однако, к той командировке ноябрьской в ИЗМИРАН и на "Вектор".
Лобачевский собрал совещание руководителей подразделений и групп в ИЗМИРАНе, которые непосредственно ему подчиняются, для обсуждения (якобы) перспектив на пятилетку. "Обсуждение" состояло в том, что он объявил всеобщую ориентацию на задачи Спецсектора ИФЗ и при этом заявил, сославшись на Кевлишвили, что калининградцы в ближайшее время получат под эту тематику "Электронику-79", которую чуть ли не специально для нас изготовят сверх плана на "Кварце".
Итак, нам в очередной раз, теперь уже публично - сам Лобачевский, обещают ЭВМ. Снова мыльный пузырь, как с "Вектором"? Во всяком случае стало ясно, что Лобачевский решил сделать ставку на Кевлишвили, причём не только, а, скорее всего, даже не столько в заботах о нас, сколько в надежде вырвать очередные миллионы на оборудование ("Сойку", "Базис" - новые ионозонды), а делать работу по существу, боюсь, что нам придётся. Ну, да посмотрим.
Из Москвы перебрались в Ленинград. Сдача темы на "Векторе" прошла очень благопристойно. Полдня заседала комиссия. Иванов, Саенко и я делали длинные доклады, отвечали на вопросы, защищая выполнение каждого пункта ТЗ. Спектакль удался на славу ко взаимному удовлетворению заказчика и исполнителя. Результатов - вагоны, обещанная модель сделана, правда, по кускам, и куски эти не состыкованы по причине отсутствия ЭВМ, на которой эту стыковку можно было бы осуществить. Но это причина объективная, не мы в этом виноваты, зато в остальном всё - тип-топ. Выполнено в полном объёме и в срок. Что и требовалось доказать.
Ночевал я одну ночь у Иринки с Димой. Жилище их мне понравилось, просторно, жить вполне можно, даже шикарно для начала. У Иринки животик уже наметился, настроение у обоих бодрое, с учёбой всё в порядке.

1 марта 1985 г., там же

У Бургвицев в Сестрорецке мы с дядей Вовой смотрели по телевизору футбол - последний матч "Зенита" в сезоне: "Зенит" - "Металлист" (Харьков). Чтобы занять первое место, "Зениту" было достаточно ничьей: "Спартак", шедший по пятам, отставал на два очка. "Зенит" победил - 4:1. Голы у "Зенита" забивали Ларионов, Желудков, кто-то ещё и Дмитриев. Все голы были хороши, но последний был вообще красавец. Дмитриев с центра поля почти прошёл по месту левого полусреднего как танк, вошёл в штрафную с её левого угла и шарахнул под перекладину.
"Зенит" - чемпион! Сбылось!
Концовку первенства "Зенит" провёл бойцовски: в тяжелейших играх победил ближайших конкурентов - "Торпедо" в Москве - 1:0, прошлогоднего чемпиона - команду"Днепр" в Днепропетровске - 1:0, "Шахтёр" дома - 1:0, и вот последняя победа. Второму призёру - "Спартаку" "Зенит" проиграл в первом круге на своём поле - 0:2, но во втором выиграл в Москве - 3:2, и снова в Москве победил в кубковом матче - 3:0.
Бирюков признан лучшим вратарём сезона, шестеро зенитовцев вошли в 33 лучших игроков: Бирюков, Ларионов, Степанов, Брошин, Желудков и Клементьев, правда, только Бирюков под первым номером.
Ленинградцы ликуют, дождались!
Спасибо, Павел Фёдорович Садырин! Спасибо, "Зенит"!

Из Ленинграда домой возвращались поездом, ехали, в основном, в вагоне-ресторане - Иванов, Саенко, Коренькова и я, попивая то сухое, то креплёное вино, отмечая сдачу "Тукана" и перемывая кости Лещенко и Иванову за Лещенко - безответственному "ответственному исполнителю" темы, свалившему свои обязанности на Коренькову и укатившему в Дагомыс на симпозиум КАПГ, где без него, конечно, никак бы не обошлись.
Саенко поделился новостью - Максим, старший сын его, жениться собрался. 19 лет, второй курс физфака ЛГУ. Сопротивление бесполезно. Теперь Саенко деньги на свадьбу занимает, костюм себе новый купил, в то и надеть к свадьбе нечего.

394

Приехали в Калининград - зимы, конечно, никакой, плюс пять градусов, ветер западный. Дважды ездил за янтарём и оба раза совершенно безрезультатно. Зато прогулялся во второй раз великолепно - от Русского до Приморска, 4 часа шлёпал километров 16, из них 10 по песочку берега моря против сильного ветра. И ни куска.
16 декабря (минус три градуса, мелкий снег) ездили на Прохладную в Светлое: Смертин, Кондратьев, ещё двое и я. За неделю до этого Серёжа отловил там пять налимов. В этот же раз Кондратьев поймал 3 налима, Смертин - 2, остальные - по одному. Ловили спиннинговыми донками, а я обычными закидушками. Хорошо клевало утром и вечером на червя и на кусочки плотвы, причём только в одном месте, словно там все налимы в одну кучу сбились.

18 декабря в кирху явились двое приехавших из Спецсектора ИФЗ от Кевлишвили - Кудрявцев и молодой человек - программист. Перед ними была поставлена задача выяснить на месте: что мы можеи сделать буквально сейчас, за месяц, если Спецсектор предоставит нам в полное распоряжение свою собственную ЭВМ - М4030. Им очень хотелось бы своих собственных заказчиков поскорее чем-нибудь удивить-порадовать.
Долго мы им растолковывали, что эта машина слабенькая и наши задачи не потянет. Убедили их наши программы и описания к ним; вообще же грамотность их оставила довольно удручающее впечатление.

23 декабря снова ездили со Смертиным на Прохладную на то же место. В этот раз абсолютно глухо, ни одной поклёвки.

24 декабря. От плюс одного до нуля градусов. Начало холодной зимы.

30 декабря. На Верхнем озере вовсю ловят густеру. Возвращаясь с базара, проторчал там и я с час (удочку с собой из дома прихватил, когда на базар отправлялся), поймал одну густёрку для насадки на судака.
31 декабря 1984 г. Температура воздуха минус три градуса, давление 761-751 мм, ветер южный, слабый.
Открытие зимнего сезона. Ездили с Серёжей в Зеленоградск. Ловили в районе 8-го километра. Толщина льда 8-10 см. Серёжа поймал двух судаков, а у меня ни одной поклёвки. После 12-ти ни у кого не клевало. А я дёргался - с первых своих лунок ушёл к Серёже, а на моём месте парень потом трёх судаков вытащил и, уходя, сказал: - Спасибо, отец, хорошие у тебя лунки были.

Начался нынешний 1985-й год.

4 января. Температура воздуха от -7 до -12 градусов, давление 732-738 мм, переменно, ветер восточный, умеренный.
Ездили в Лесное: я, Серёжа, Смертин, Саенко и Ваня Карпов. Ваня - в первый раз на зимнюю рыбалку. Я его полностью экипировал, снабдил удочками, проолифенными штанами, рукавицами, рюкзаком, стульчиком, черпалкой. И надо же - в Зеленоградске мы первым делом потеряли Ваню при штурме автобуса на Лесное, он там заметался, побежал звать Серёжу, который сначала бросился к кассам, а потом к автобусу. Серёжа-то в автобус влез, а Ваня не успел, и обнаружили мы это, когда автобус уже поехал. Решили ждать Ваню в Лесном. К счастью, он сумел сесть на следующий автобус, и в Лесном наша компания воссоединилась.
Ловили мы справа от Лесного, километрах в полутора от берега.  С 10.30 до 14.00 я поймал четырёх вполне приличных судаков, Серёжа - 3, Саенко и Ваня по 2, Смертин - одного маленького судачка. У Саенко, как и у Вани,  это были первые выловленные из подо льда судаки.
На берег мы вылезали напролом через камыши, и я, прокладывая тропу, провалился в грязь выше колен, полные сапоги ледяной воды набрал. Саенко отдал мне свои валенки, которые были у него в рюкзаке, но штаны ватные всё равно, конечно, были мокрые. К счастью, когда мы выбрались на шоссе, нас тут же подобрал попутный автобус, и через 20 минут мы были уже в Зеленоградске.

Ту-154, Иркутск-Москва

Осипов, оказывается, с Валентином Распутиным чуть ли не друзья детства.

Один сибиряк отдыхал в Средней Азии. Там его местный житель расспрашивал, как, мол, живётся? - Да, хорошо, - говорит, - зверя много, рыбы, тайга, природа красивая, хорошее место.
- Это ты брось, так я тебе и поверил, хорошее место Сибирью бы не назвали.

С 5 по 22 января морозы стояли от -17 до -21 градуса по утрам. По всей Европе рекордно холодная зима.
А Сашуля ремонт затеяла - надо, мол, успеть до тех пор, когда Иринка родит, а то с младенцем уж не сделаешь. Я протестовал, как мог: куда спешить? Но обои в прихожей были содраны - Митя постарался, и началось...  От краски я дурел и злился - на работе устаёшь, а с этим ремонтом и вовсе очумеешь; вместо того, чтобы на рыбалки ходить, бодягу развели, которой не видно ни конца, ни края...
Но на рыбалки я всё равно, конечно, ходил.

24 января ездили в Лесное: Серёжа, Ваня, Кореньков и я. Долго не могли выбраться из Зеленоградска. Ловили с 11 до 13 прямо напротив Дома рыболова, минутах в двадцати ходьбы от берега. Серёжа поймал 7 судаков, я - 3, Ваня - 2, Кореньков только перед самым уходом сменил блесну и выдернул двух подряд, небольших. Судаки мелкие, а клюют хорошо, видать, оголодали. Бродили потом по заливу, искали, не ловят ли где плотву - нет, никто не ловит, везде судака блеснят.
В этот день приехали Дима с Иринкой на каникулы. Сессию оба сдали без троек.

3 февраля ездили с Серёжей в Знаменку. С погодой не повезло - пурга, сильный северный ветер. По льду шли против ветра чуть ли не ложась на него, целый час так брели. На лунках посидели часа полтора. Снегом моментально заносило всё - и барахло, и лунки, и наши рожи. По небольшому судачку мы, однако, вытащили и вернулись на четырёхчасовом дизеле. Когда обратно шли, какой-то мужичок ещё на льду увязался за нами, а потом всё нудил: - Я думал, вы короткую дорогу знаете, а вы вон какого кругаля даёте, - хотя шли мы правильно. Редкостный зануда попался.
Судачка я на следующий день уже отвёз в Сестрорецк. Тётя Тамара была очень довольна и уверяла, что это порционный судачок, такие, мол, - самые вкусные, у них мясо нежное, не то, что у здоровых.
А в Ленинград я поехал, чтобы пообщаться с Брюнелли и, предполагалось, с Маттиасом Фёрстером, который через Вагнера и ИЗМИРАН телетайпировал мне, что будет с 26 января по 10 февраля в Ленинграде и хотел бы встретиться со мной. Я телеграфировал ответ, что постараюсь приехать, и написал Брюнелли, что если он будет в это время в Ленинграде, я обязательно приеду.
Брюнелли прислал телеграмму: "Нахожусь Ленинграде больнице работоспособен Ваш приезд крайне желателен". Я заказал билет на самолёт на 4 февраля, а в пятницу, 1 февраля в кирху позвонил из Ленинграда из ААНИИ Слава Уваров и сообщил, что Маттиас ждал меня всю эту неделю, а в субботу, то есть завтра уезжает.
- Как завтра? Он телетайпировал, что будет в Ленинграде до 10-го!
Оказалось, что в телетайпограмму по дороге через ИЗМИРАН вкралась ошибка, Маттиас планировал быть в Ленинграде тролько неделю. Слава дал мне номер гостиничного телефона Маттиаса, я заказал из кирхи разговор по срочному тарифу и больше часа говорил с ним по телефону, подробно отвечая на все интересовавшие его вопросы по физике и моделированию ионосферы.
Так что в Ленинграде в этот раз у меня было только одно дело - обсудить с Б.Е. ход нашей работы над книгой. Б.Е. лежал в больнице Академии Наук, что в Сосновке (на проспекте Мориса Тореза), где когда-то работала сестрой-хозяйкой тётя Люся Мороз. У Б.Е. ещё в мае прошлого года (когда мы вместе были в Ольгино на пудовкинском симпозиуме) открылась старая военная рана на ноге и не хотела заживать, шёл какой-то воспалительный процесс. Наконец, недавно в январе лучший хирург Ленинграда взялся прооперировать ногу, вырезал кусок мяса, и дело как будто бы резко пошло к лучшему, по мнению Б.Е., во всяком случае.
Он выглядел вполне бодро, ходил с палкой, хромая, но ходил - после операции уже. Условия в больнице у него прекрасные, отдельная палата вроде одноместного номера в гостинице "Академическая". Мы встречались дважды по четыре часа, обсудили написанное, составили черновик развёрнутой аннотации - заявки-обоснования на повышенный объём (40 печатных листов вместо положенных 20).
Видел я и Людмилу Михайловну. Выглядит она хорошо, просила меня поуговаривать Б.Е. немедленно уходить не только с поста замдиректора ПГИ, но и вообще на пенсию, во всяком случае с Севера уехать. Б.Е. же ещё колебался - уходить ли совсем, и склонялся к тому, чтобы остаться старшим научным сотрудником.

Из Сестрорецка я позвонил как-то вечером Авакяну, и он, конечно, тут же стал зазывать к себе в гости. До сих пор все его такие попытки были безрезультатными. Теперь я, наконец, согласился. Серёжа делился своими переживаниями в связи с перипетиями начавшейся у него предзащитной страды (я ещё в Ольгино обещал ему быть оппонентом его докторской). Его долго не выпускали из ГОИ, дважды проходила предзащита, тоже интриги всякие, а теперь в ИПГ его диссертацию Власов изучает, тому Авдюшин это поручил - рассмотреть предварительно, может ли их Совет принять её к защите.
 
2 марта 1985 г., Ту-134, Москва-Калининград.

В Сестрорецке я пообещал тёте Тамаре и дяде Вове, что вернусь электричкой 23.15, то есть что в начале первого буду дома, а если задержусь паче чаяния у Авакяна, обязательно позвоню от него.
Однако звонить не пришлось, мы вовремя закруглились, Серёжа проводил меня до Ланской и посадил в электричку. В электричке я задремал... И сквозь дрёму вдруг слышу: "Следующая остановка - платформа "Курорт". А "Курорт" - это следующая за Сестрорецком остановка. Неужели я Сестрорецк проспал? Оглядываюсь - в вагоне никого, окна замёрзшие и в них ничего не видно, электричка идёт полным ходом. Может, мне послышалось?
Выхожу в тамбур. Электричка останавливается, я высовываю голову из дверей, на платформу не выхожу,  пытаюсь определить, что это за остановка. Может, Александровская какая-нибудь, выскочишь, а потом жди следующей электрички или топай до Сестрорецка. Повертев головой, разглядел, наконец: "Курорт", и в этот момент двери закрылись, и я поехал дальше - в Белоостров.
Проспал, значит. Ну, что поделаешь теперь, остаётсят сидеть в вагоне и ждать, когда электричка обратно из Белоострова в Сестрорецк пойдёт.
В Белоострове я, однако, вышел на перрон и спросил у помощника машиниста, стоявшего в открытых дверях хвостовой кабины электрички:
- Когда обратно поедем?
Ответа я не дождался, потому что в этот момент электричка тронулась и покатила... вперёд, дальше, на Дибуны. Значит, это была круговая, и хорошо, что я вылез здесь, а то увезла бы она меня обратно в Ленинград, но не через Сестрорецк, а через Песочную.
На платформе я остался один. Время - пол-первого, в Сестрорецке уже, наверное, волнуются. Пошёл на вокзал, смотрю расписание. На Сестрорецк - последняя в 23.10, первая - в 5.15 утра. Неужели до утра на Сестрорецк ничего не будет? Стучу в закрытое окошко кассы, задаю дурацкий вопрос:
- Что, на Сестрорецк больше не будет электричек?
Недовольным, заспанным уже голосом тётка спрашивает меня:
- Читать, что ли, не умеешь?
- Ясно. А сколько километров до Сестрорецка?
- Семь, - и окошко захлопнулось.
Семь - так семь. Надо идти, что же ещё остаётся делать? Где-то тут дорога проходит шоссейная, но не помню - где, и спросить некого. А, не буду время терять, пойду прямо по шпалам, там уж не заблудишься.
По шпалам-то по шпалам, да только шпалы снегом засыпаны до верху рельсов. И неглубоко вроде бы, а идти всё равно неудобно, ноги проваливаются. Сошёл с насыпи на тропу, что шла рядом, пошёл по ней. Собаки облаивают из каждого прижелезнодорожного двора. Но вот кончились последние белоостровские дачи, а с ними кончилась и тропа. Я снова забрался на насыпь и приспособился идти по свеженасыпанному с краю и смерзшемуся щебню.
А мороз - тридцать градусов, как и все эти дни по ночам в Ленинграде. Правда, абсолютно безветрено, и с опущенными ушами шапки холода не чувствуется. Полная луна заливает всё вокруг серо-голубым светом, видимость отличная. Иду я бодро, наслаждаюсь прогулкой, раз уж пришлось её совершать. Вот только две встречные электрички дважды сгоняли меня с насыпи в снег, доходивший чуть ли не пояса.
Первые километра два от Белоострова железная дорога идёт лесом, который тянется и слева, и справа. Но вот слева лес кончился, началось открытое чуть ли не до самого горизонта пространство, переходящее, судя по всему, в озеро Разлив. А впереди показались уже огни Сестрорецка, вон и труба дымит завода имени Воскова. Да вот только железная дорога идёт не на эти огни, а плавной дугой заворачивает вправо, к Курорту, вплотную подходя к Финскому заливу, и лишь потом снова загибается влево к Сестрорецку.
А ведь где-то здесь шоссе проходит, которое ведёт напрямки в Сестрорецк, не затрагивая Курорта. И похоже, что идёт оно за узкой полосой посадок, что тянется слева от железной дороги метрах в ста от неё или даже ближе. Я стал чаще поглядывать в ту сторону: не появятся ли огни автомашин? Не видно, Но и время-то уже второй час ночи.
Наконец, я решился - ринулся через снега напрямую к посадкам. Очень глубоким снег оказался только у самой насыпи, где он задерживался. А дальше, на открытом месте снегу было лишь чуть выше колена. Но идти было всё равно трудно, тем более что я волочил свой огромный чёрный командировочный портфель. Но вот я добрался до посадок. Сразу за ними шла накатанная лыжня, а дороги видно не было.
Я немного прошёлся по лыжне - не держит, ноги проваливаются, лучше уж по шпалам. Но дорога же где-то тут недалеко! Я решительно свернул с лыжни влево и снова начал месить снежную целину, двигаясь перпендикулярно лыжне и железной дороге. Пробрёл метров пятьдесят - шоссе не видать, ровное чистое снежное поле передо мной отражает лунный свет, справа - огни Сестрорецка. И тут я сдался. Ну его к чёртовой матери, это шоссе. Пока доберусь до него по этому снегу, все силы потеряю. Пойду уж по железной дороге, с пути не собьюсь, по крайней мере.
И я по своим же следам проделал весь путь обратно до насыпи, влез на неё, вытряхнул снег из ботинок, хорошо, что он сухой из-за мороза, даже в ботинках не успел растаять, и продолжил свой путь по железной дороге, упорно отворачивавшей от Сестрорецка вправо. Зря я всё-таки не пробился к шоссе, совсем немного, наверное, оставалось. Мне стало стыдно за своё малодушие.
И вдруг я разглядел, что впереди железную дорогу пересекает мост над ней. Это же шоссе! Тут только я сообразил, что зря искал его слева. Оно шло справа от железной дороги за лесом и лишь впереди, по этому мосту переходило на левую сторону. Так что всю ночь мог бы снег в чистом поле месить, двигаясь не к шоссе, а от него. Ну, ладно, зато теперь-то уж я точно по шоссе к Сестрорецку пошлёпаю, чего мне в Курорте делать!
А сзади тем временем показался догоняющий меня попутный поезд - товарный состав. Луч его прожектора бил далеко вперёд, разрезая прозрачный тёмносиний воздух. Не желая опять залезать в глубокий снег, я решил раньше поезда добежать до моста через железную дорогу, где мне всё равно предстояло сойти с неё. И я припустился бегом. Интересно было бы посмотреть на эту картину со стороны: глубокой морозной лунной ночью вдали от населённых пунктов по шпалам бежит мужик в очках с портфелем, а сзади его товарный поезд нагоняет. Озадачил я, пожалуй, машиниста!
Опередить поезд мне, однако, не удалось и пришлось уступить ему дорогу, ещё не добравшись до моста. Когда нескончаемая прорва товарных вагонов прогремела, наконец, мимо меня, я двинулся дальше и подошёл к шоссейному мосту. Но как выбраться, точнее, забраться на шоссе? Прямо вверх по склону насыпи? Высоко и круто, ухватиться не за что. Идти по низу вдоль шоссейной насыпи до тех пор, пока она не понизится? Далеко идти, а снегу по пояс.
Я выбрал первый вариант. Последнее испытание в эту ночь! Особенно тяжело давались последние метры, где я карабкался на четвереньках, то и дело соскальзывая вниз, да ещё этот портфель чёртов!
Вылезал я под фонарный столб, а от него из под снега торчали концы каких-то проводов - то ли ухватиться за них для последнего рывка, то ли, наоборот, держаться подальше? Я решил на всякий случай их оползти, на что понадобились дополнительные усилия, но вот, наконец, я наверху, вот она - шоссейная дорога!
Ну, а по ней-то я до Сестрорецка как птичка долетел, вытряхнув предварительно в очередной раз снег из ботинок. В два часа - начале третьего я был дома, потратив на прогулку чуть более полутора часов. Бургвицы, конечно, не спали.
- Теперь ясно, в кого у тебя дочь такая непутёвая! - сказала мне тётя Тамара. - Это ты по болотам лазил, туда только зимой и можно пробраться, а так топь там непроходимая.
Зато дядю Вову я обрадовал фотографиями и конвертами со спецгашениями Звёздного городка и автографами космонавтов, которые я специально для него выпросил у Авакяна.

26 апреля 1985 г., гостиница ИЗМИРАН

395

Весь февраль был по-настоящему зимний, температура стабильно держалась около минус десяти, а в отдельные дни опускалась до минус 15-20 градусов. Мы с Митей часто бегали играть в футбол на снегу на площадке у "Баррикад". Играли самозабвенно, азартно, с наслаждением. Митя здорово прибавил в игре, особенно лихо получались у него броски за мячом в воротах, благо падать на снег было ему одно удовольствие.
На секцию он продолжал ходить и 8-го числа забил там свои первые два гола в игре, чем был ужасно горд. Вообще же он предпочитал играть сзади, защитником, так как в нападении у него не очень получалось, а неудачи он по-прежнему переносил тяжело - расстраивался.
9-го числа мы обклеили новыми обоями спальню, старые продержались почти десять лет. Спальню мы так ни разу и не ремонтировали с тех пор, как получили эту квартиру в Калининграде, что не давало спокойно жить Сашуле. Теперь оставалось только покрасить полы в кухне, прихожей и спальне, так что ремонтные страдания близились к концу, можно было и на рыбалку побегать.
В феврале я ездил исключительно на Калининградский залив. Судак хорошо брал и там, хотя и похуже, чем на Куршском заливе. Но уж больно неудобно на Куршском заливе к надёжным местам добираться, если только не топать два часа пешком из Зеленоградска. А тут сел на мамоновский дизель 8.50, и в Сосновом Бору народ уже в получасе ходьбы от берега ловит. Правда, здесь, поблизости, судак мелкий, так что я всё равно стремился уйти подальше - к фарватеру, маяку или к искусственному острову. Но удача что-то не очень мне сопутствовала.
10-го числа ездил в Знаменку. Сначала просидел без поклёвок часа полтора недалеко от берега. Потом ушёл подальше, откуда уже возвращались затарившиеся рыбаки. Было четыре поклёвки, и ни одного не вытащил. А рядом ловили - по пять, шесть штук с утра взяли.
Обратно шёл, сбился носок в валенке и поднатёр ногу. Переобулся, то есть навёл порядок с носками, с огромным трудом, так как задувал сильный ветер, мороз был под двадцать градусов, руки коченели, еле валенок на ногу натянул. Провозился с ним минут десять, а и так подзадержался и уже опаздывал к дизелю. К тому же ветер был встречный, и идти приходилось буквально ложась на него. 
Когда выбрался на берег на Бальге, оставалось сорок минут до поезда и километров пять до станции. Я решил всё же попытаться успеть на дизель, благо дорога по лесу идёт, и ветер почти не чувствуется, да и под уклон идти, на Бальге же берег очень высокий. Не шёл, а почти бежал всё время, шаркая валенками по накатанной дороге. Взмылился, конечно, - в тулупе, ватных штанах, с рюкзаком и пешнёй, но успел.
А в этот день как раз Сашулина мама - бабуля Тоня приехала нас навестить. Я к её приезду-то и хотел судака поймать, да вот не вышло.
Бабуля Тоня гостила у нас две недели, так что реабилитироваться я успел. 16-го ездил в Сосновый Бор с Ваней Карповым и его старшим "браташей"-погодком Колей. Братцы вытащили по судачку и отправились домой на четырёхчасовом дизеле, а у меня к этому времени одна поклёвка и ноль судаков. Остался, конечно, до семичасового дизеля и между тремя и пятью часами вытащил четырёх судаков - два по килограмму и два поменьше, одного отпустил обратно в лунку.
А накануне Серёжа с Кондратьевым были в Рыбачьем на Куршской косе. Судак там клюёт по-чёрному, но мелкий. Серёжа говорит, что поймал десять штук и пять из них выпустил обратно. Излишки сверх нормы они с Кондратьевым в штанах проносили. Правда, на рыбнадзор они не нарвались, те, говорят, нынче и штаны проверяют. Серёжа в этом сезоне вообще отличился: вытащил на Калининградском заливе судака на пять килограммов.
Перед отъездом бабули Тони я опять отправился в Сосновый Бор, чтобы поймать судачков ей в дорогу, во Владимир отвезти тестю и бабушке Фене. Ездил с Кореньковым и Лёнькой Захаровым и их сыновьями Алёшками (у Лёньки - от первой жены, здоровенный уже парень, десятиклассник). Ушли от берега далеко, сидели на одном месте часа два - ни у кого ни одной поклёвки. Кореньковы дальше мучиться не стали и домой отправились, а я с Лёнькой, его Алёшкой и ещё одним пристроившимся к нам энтузиастом пошли дальше, под маяк, благо у Лёньки шнековый ледобур как масло лёд режет. И только мне и повезло в этот раз - вытащил двух, а у остальных - ни поклёвки.
К дизелю опять почти бегом пришлось полтора часа шпарить, еле успели. Ну, и взмылились, разумеется, как в бане. Тёща потом писала, что судачки очень по вкусу всем во Владимире пришлись.

А на работе меня очень огорчал Володя Клименко. Что-то с ним случилось.
(продолжение следует)