Часы

Я поняла: каждая комната в нашей квартире живет тиканьем своих часов.  Действительно, перемещение из прихожей в кухню заставляет ухо привыкать  к новому звуку: в прихожей часы хрюкают, дергая своей длинной секундной стрелкой, а те, что в кухне, семенят, будто на цыпочках бегают. В зале часы самые благородные, голос их внушителен и вызывает уважение, служат они исправно и останавливаются очень редко и то, когда пару недель нет дома отца (будто бы от тоски по нему). К этим часам прилагается ключ, похожий на реактивный самолет. Это главный участник таинства – завода часов, - но когда и кем совершается это таинство для меня полная загадка, кто в нашей квартире поворачивает ключ, похожий на реактивный самолет, я не знаю, но часы идут, а называются они «Весна».

А теперь я скажу, почему, собственно, зашел разговор о часах. Я лежала на кровати в своей комнате и читала «Улицу Ангела» Пристли к своему уроку письменной речи. Я читаю медленно, а в моем возрасте уже надо читать быстро, и потому я решила проверить свою книжную скорость: сколько страниц я читаю в единицу времени. Я бросила взгляд на то место на полке, где должны стоять часы, и они там стояли, но…они стояли на месте, и я это знала. Однако они разговаривали, так как секундная стрелка этих часов ходила! Остальные стрелки с места не двигались и всегда показывали восемь часов утра (впрочем, для вас это может быть вечер, но для меня они показывали восемь утра – начало первой пары, которую я проспала). Это детские часы в виде Винни Пуха с бочонком меда. Так вот, часовая и минутная стрелки часов стояли, но заставляли бегать секундную, которая и подавала голос. Я сразу вспомнила детсадовскую загадку: «Все время ходят, а на месте стоят. Что это?» Это действительно про наши часы. Это часы моей младшей сестры. Она учится в школе, и время для нее еще ровным счетом ничего не стоит. Или стоит какие-нибудь пустяки.

Ну, вот. Проверить скорость чтения по часам своей сестры я не могла. И я отправилась по другим комнатам в поисках еще одних часов, на этот раз в овальной черной раме, как фотография на памятнике. У этих не было постоянного места жительства, и они кочевали по всей квартире, поэтому их стоило поискать в каждой из комнат и даже в ванной.

Вначале я зашла в комнату мамы, где уже давно не было мамы, потому что мама была в зале, а в маминой спальне остался жить отец, один на огромной двуспальной кровати. К комнате было тихо-тихо, издалека раздавалось какое-то тиканье, но это были часы из коридора (они очень громкие), а в спальне лежала Библия, но часов, которые я искала, не было. И вообще никаких часов не было. «Странно, - подумала я, - в других комнатах вы нужны и того меньше». И я стала ходить по квартире, прислушиваясь, но ничего странного не замечала и, отчаявшись, вернулась к себе в комнату. И вдруг услышала, как кто-то переговаривается (а я была одна в квартире):
- Что, се-год-ня, дождь и-дет?
- Нет, по-мой-му, пе-ре-стал.

Это были мои часы. Будильник моей сестры перетикивался с тем самым, в овальной раме, который я безуспешно искала. Он был завален книгами на столе, из под которых заприметить его можно было только по голосу. Он был и солиднее, и старше часов моей сестры, но по тику они были близнецы-братья. Нас двое, и их тоже.

Я нашла то, что искала, но проверять скорость чтения не стала и вообще отложила книгу, потому что мне стало интересно, как тиканьем часов живут другие комнаты нашей квартиры. И вы уже знаете, что я побывала в прихожей с громкими часами, и в кухне, где часы семенят, и в зале, где стоят часы, у которых есть ключ, единственные часы во всем доме с отдельным ключом, и они этим ужасно гордятся…

А потом я вернулась в кухню, потому что там было еще кое-что. Тот, кто молчит, всегда рискует остаться незамеченным, даже если он очень большой. У нас на кухне, слева от окна, висят большущие часы с кукушкой, привезенные со старой квартиры. Это треугольный домик хозяйки часов – кукушки, - обитый бронзовой черепицей, с гирьками-шишками и маятником. Самой кукушки не видно, она в дупле, а часы стоят. Нет, такие не скоро ломаются, они абсолютно исправны. Они просто выполняют волю отца. Он говорит: «Я среди ночи от их шума просыпаюсь в ужасе». И потому, чтобы не просыпаться ночью через полчаса, отец их остановил, и они стоят и молчат. А я сейчас возьму и заведу их! Когда я была маленькая, мне приходилось залезать на стол, а потом на стул, чтобы до них добраться. Мне было интересно, что делает кукушка, когда не кукует. Я думала, если чуть-чуть приоткрою дверцу, увижу, как она клюет зерно или вяжет на спицах (я была уверена, что эти часовые птицы вяжут на спицах!). Но ее было невозможно поймать за каким-нибудь другим занятием, кроме объявления времени. Тем не менее, я еще несколько лет залезала на стол, потом на стул, чтобы посмотреть, что делается у кукушки. А когда стул мне стал не нужен, я забыла и про кукушку, и про ее кукушкины дела.

Я подвела стрелки и толкнула маятник. Теперь в кухне стало повеселее. А скоро раздастся то самое долгожданное «ку-ку».

В прихожей меня опять встретило громкое хрюканье настенных часов, но это было не все. Я чувствовала присутствие кого-то третьего, хотя он голоса не подавал, и в полумраке раздавалось только это ужасное хрюканье. У нас прихожая очень маленькая. И очень темная. Но в этой темноте я увидела горящие зеленые глаза «12:56». Ага! Это наши электронные часы на телефоне, они очень точные. Кроме точности про них ничего нельзя сказать, просто потому, что у них нет своего голоса, пусть даже есть какие-то мысли. «Если у вас есть точка зрения, но вы не можете ее доказать, считайте, что у вас ее никогда не было». Одним словом, мы не прислушиваемся к этим часам, мы к ним присматриваемся.

Иду дальше. Налево – все та же спальня, в которой тихо-тихо. Если дверь закрыть, чтоб не слышно было из прихожей, то эта тишина начинает страшно звенеть в ушах, гораздо пронзительней, чем любой шум. Никогда не думала, что тишина может доставлять столько неудобств. Как будто тебя распиливают этой тишиной. И откуда она взялась? Где спасительные часы? Как тут можно жить: раздеваться, ложиться в постель, а утром идти на работу? Ведь раньше тут было все по-другому. Тут было двое людей, людей, которые говорили друг другу «Доброе утро!», а вечером желали спокойной ночи, у которых было двое детей и дом в деревне, которые когда-то, на заре существования, любили друг друга. Тут была какая-то жизнь. И главное – тут были часы! Где они?

Мама ушла из отцовской постели и забрала с собой часы. Теперь они будут отсчитывать для них разное время. Иногда – за завтраком в кухне, иногда – за телевизором в зале. Но больше никогда в спальне. Спальня сразу стала холодной, бесполой и нежилой, как комната в пустом общежитии. Когда мне хочется почувствовать себя одной-одинешенькой, я прихожу сюда. Сквозь эту тишину даже дышать тяжело. Но зато…Но зато здесь начинаешь думать: а есть ли вообще какое-то время? И где оно заканчивается?

В этой спальне уже не будет часов. Ни радостных, ни грустных. Здесь тихо-тихо. Никаких часов. Только Библия.