Люди?.. Насекомые?..

Дождь

Я – энцефалопат. С невероятной улыбкой приближаюсь к бездне безумства, и мне это нравится.
 На улице – дождь. В дожде – Я, энцефалопат с перекошенным лицом, отражающемся в каждой капле, летящей с неба…
Эти капли, как пальцы… длинные пальцы старого тапёра барабанят дефективное, всхлипывающее тремоло по мостовой…
Сквозь сферы широко выпученных глаз, напоминающих два круглых аквариума с дохлыми рыбками, моя душа робко исследует Мир…
мир дождя так похож на меня,
утекающего по улицам
сквозь трещины в тротуаре…

мокрый день, словно белая тень,
убегает сквозь ночи – хмурится…
может он просто в ударе?..

…или в трансе сквозит из меня –
утекающего по улицам
сквозь трещины в тротуаре.

А вот и Ты – белая, мокрая ворона – бьёшься в окна моих зрачков с нелепым жёлтым зонтом в руках.
Что нас связывает? Я – вечно смеющийся придурок… Ты – белая птица – единственное, что я могу видеть в мире своего неистового воображения…
Что нас связывает? Это вопрос всей моей маленькой жизни. Над ним я бьюсь не первый год. Не первый год Ты – вот так влетаешь в меня изнутри…
Я закрываю глаза и вижу…
Что я вижу?
Мы идём по лужам… Нет. Ты – летишь, а Я скачу вокруг твоей тени и веселюсь, расторможенно прихлопывая в ладоши…
Какой причудливый день…
От Щастья, захлестнувшего меня, несколько ростков разума начинают давать всходы в моей просторной голове, где нет мебели мыслей, и мне становится неинтересно…
Я закрываю глаза и думаю…
Думаю ни о чём и всё нахожу в себе –
слышу, вдали голоса зовут меня,
и над моим плечом
кружатся в полутьме…

Я открываю глаза и вижу
мир, где я жил и мне с ним не по пути…
Падает чья-то слеза в ладошку…
Я надеваю мундир…
Иду воевать…
Чтоб хоть куда-то пойти.

Я открываю глаза и вижу… Нет. С открытыми глазами я не вижу ничего, кроме десятка сомнамбул, бредущих мимо меня в поисках счастья.
Я закрываю глаза…
Мы щастливы, как двое идиотов с прозрачными глазами. Наша бренная, тлеющая, тающая плоть превращается в единовременный сгусток материальной субстанции – клокочущей, жаркой, потной… Может всё-таки поцелуемся?…
Часы остановились на полпути, дождь остыл, стеклянной паутиной обтянув наши тела. Мы умирали в один день…

Нельзя уходить,
не увидев рассвета на небе.
Нельзя убегать,
не прощаясь, как часто бывает.
Нельзя улетать
в те края, где ни разу ты не был.
Нельзя уходить
даже если тебя все послали.

Когда ты уйдёшь,
никого не должно беспокоить.
Ты просто умрёшь
даже сам того не понимая,
ты будешь идти
и не чувствовать – что в том такого –
идти в Никуда,
как по краю меж адом и раем…

Ночь

Дождь остыл, стеклянной паутиной окутывая город. Жаркое солнце медленно отсасывало из луж тонкие струйки пара. Огромная радуга широко раздвинула ноги.
Город проснулся. Толпы жирных, томящихся сомнамбул заполнили пространства улиц – варикозные полости города.
Мы не смели пошевелиться, боясь невзначай раздавить какое-нибудь жаркое тело… Так и стояли, как два истукана.
Ночь сложила свои чёрные ладони, широко раскрыв своё недремлющее око. Бесстыжие фонари пялились на неё, мерно поскрипывая суставами…
Мы неслышно плывём сквозь дома, деревья, ограды… не смея оторвать друг от друга разинутых глаз. Внезапный удар ветра лишил меня зрения бумажным обрывком.
Девственность его была нарушена следующим содержанием:
МАГАЗИН «ЖИВЫЕ КУКЛЫ» предлагает вашему вниманию НАТУРАЛЬНЫХ 100-процентных ЖИВЫХ партнёров для развлечений сексуального и душевного порядка, решения всевозможных жизненных проблем, релаксации, рефлексии и восстановления душевного здоровья (возможны варианты). Товар сертифицирован…
Меня кто-то подтолкнул. Буквы подмигнули и исчезли.
Нет, это не сомнамбула – странный субъект в сером, грязном пальто и мятой шляпе собирал в чёрную кожаную папку распластанные от столкновения со мной хлипкие бумаженции.
Мы наблюдали за этим серым силуэтом, напоминающим «Титаник», пытающийся доконать своих еле живых пассажиров, которых он весьма бесцеремонно сгребал в чёрную кожаную воронку.
Меня стошнило.
Ты взяла меня на руки и тих покинула место происшествия. «Нет, это не сомнамбула…» – сказал я и заплакал, страшась случайности.

… в сомнамбулическом сонме звёзд,
в отблеске бледного фонаря,
кто ты? Ночной прохожий
или душа моя?

Облик твой облачен и непрост,
ветром влекомый в иную даль…
Кто ты? Ночной прохожий?
Или моя печаль?

Светом лилейным слепит луна,
в слякоти луж царя.
Кто ты – ночной прохожий
или любовь моя?

В мире бесплотных немых теней
в море не плыть и в огне не гореть.
Кто ты, ночной прохожий,
жизнь моя или смерть?

Он (человек)

Место действия: маленькая комната, требующая ремонта. У стены кровать, впрочем, небрежно застеленная пожелтевшим от времени матрацем. В углу – плечистый шкап – изрядно облупленный, неопределённого цвета. В противоположном углу – радио-тарелка, под ней – обшарпанный рукомойник, страдающий от нестерпимого насморка. По полу беспорядочно развалены пустующие бутылки. Возле кровати безмятежно стелется изрядно помятая газета. На газете столь же безмятежно мерцают: нодаеденная консерва, недопитый стакан и огрызок луковицы.
На кровати сидит Человек. Мысли его, материализуясь, незатейливо ползают в пространстве в поисках выхода.
Мысли: О, м-мерзость этого существованья,
О, м-м, гнёт невиданной тоски!
Моё нелепое призванье –
Сознанья жалкие куски.
Что жизнь? – Игра слепой природы?
Её воображенья чушь?
Стремление плодить уродов,
Вершить криволинейность душ?
В пылу благих экспериментов
Калечить маленьких людей,
Даруя вечность экскриментам, -
Мешать пиитов и ****ей?!
За что же это наказанье –
Влюбляться в бренность, пить вино
Порочного, как ночь, сознанья…
Играть в божественном кино…
И, не имея оправданья,
Учить единственную роль…
Миниатюрное созданье,
Миниатюрна твоя боль!
Но я, страшась минутной боли,
Без сожалений, мыслей, слов –
Лишаю жизни всех – от моли
До тараканов и клопов!

Некто

Он не помнил своих родителей, а потому не знал, за что ему дали столь странное Имя. Впрочем, он никогда его не произносил, потому что уж очень надеялся, что именно его Имя – Имя Бога, и уж точно считал себя Великим Гением Игры, Кукловодом Вселенной, и на то были основания.
Маленьким бесформенно-безлицым мальчиком он уже чувствовал ту огромную, пульсирующую, живущую в нём и терзающую его силу, способную свернуть шеи, горы, миры…
Он слыл человеком нелюдимым…
Вообще-то и внешность его (точнее, её отсутствие) не располагала к общению с ним светских дам и кавалеров, и, тем не менее, как и у большинства людей, у него была своя, незаметная для других, секретная личная жизнь.
Сокрытый от человечества обволакивающей плоть ночи, он начинал своё преображение. Судорожно сдирая с рыжей, немыслимой массы Чего-то, громоздившегося в дальнем углу его небольшой комнаты, дряхлые лохмотья, он обнажал перед изумлённой публикой (которую, собственно говоря, сам и олицетворял) свой Императорский Трон... да-да, самый настоящий трон, вылитый из чистого золота, отделанный золотом, расшитый золотом… Так пред бездонным глазом нарождался Он – Эликсир Жизни, Факир Времени, Великий Маг… И Имя ему…
Имя ему – Никто,
живущему в море Жизни,
плывущему в свете Лун,
летящих во тьме Вселенной.

Имя ему – Некто,
жаждущий вечной тризны,
плачущий в звуках струн,
клокочущих в мире бренном.

Имя ему – Никогда
не ведающему Отчизны,
за птицею Гамаюн
летящему вдохновенно…

Тонкое, порывистое тельце в чёрном фраке, взметнувшись, погружалось в золочёную мякоть Трона и вершило Страшный Суд лёгкими мановениями рук и трогательными вздохами пальцев. Человечество падало пред ним ниц и восторженно рукоплескало.
Но утро… Утро призрачным дуновеньем ветра, раздувающего платье рассвета, рушило его Необыкновенную Игру. Запихнув под мышку кожаную папку, он отправлялся на работу в магазин «Живые Куклы» – детище всех его грёз, его надежду, его отраду.

Судья

Место действия: маленькая комната, всем своим видом требующая ремонта. У стены железная кровать, довольно небрежно застеленная пожелтевшим матрацем.
Человек молча перемещается по комнате, как будто бесцельно… Время опять остановилось. Мысли спутались и утихли. На полу лежит мятый лист газеты, поля которой искромсаны душераздирающим почерком:
верша законы мирозданья, Г
осподь втоптал меня в дерь
мо, но я – свободное создань
е и не могу влачить ярмо Е
го сомнений и бессилья, Ег
о трудов, Его проблем. Я –
человек, поэт и крыльев мн
е не сложить. Моих поэм с
вободожаждущие строки л
етят, летят во все концы…
Пусть мне завидуют пророк
и, пусть мной гордятся муд
рецы! Но, прежде чем я бог
ом стану, я уничтожу всех
клопов. Всех пауков и тарак
анов я превращу в своих раб
ов! И суд мой будет справе
дливым. Не важно – ночью
или днём. Чем меньше в до
ме насекомых, тем легче Бо
гу править в нём……………
В руке человека консервная банка, в которую он складывает свои жертвы…

Любовь

Ты несла меня на руках сквозь толщу города. Я тихо рыдал, с трудом переживая окружающую меня действительность.
Наверное, ты остановилась. В этот момент мои рыдания прервали буквы, мерцающие неоном где-то рядом.
Твои руки стали слабеть, и вот я – личинка, неизвестная науке, порождение жёлтого зрачка ночи, превратившись в мягкого, бесформенного червячка, медленно стёк на мостовую.
Эти буквы звали меня куда-то. Семь букв, семь точек опоры, семь чувств. Они поглотили меня, как чёрная дыра поглощает материю:
     жёлтое М – моя душа не находит себе места…
     красное А – чья-то незримая воля влечёт меня…
оранжевое Г – чувство непонятной вины растёт во мне…
      чёрное А – я не волен в своём выборе…
   стальное З – я иду, иду не оглядываясь…
                И цвета морской волны – Твой страх, Твои слёзы…
        серое Н – я пропадаю в чёрной пасти открытых дверей…
двери закрываются…

Ты исчезла. Ты осталась в том мире, за дверьми магазина «Живые куклы». Вот уже много лет твои мысли конвульсивно пытаются вернуть мой тающий с каждым часом облик, да видно, напрасно…

Нет на Земле уголка,
где б мы с тобою не жили…
В море, и в белых снегах,
в солнечных тёплых руках
мы с тобой танцевали вдвоём.

Вдаль убегает река,
вдоль по которой мы плыли…
Где наш последний причал,
наше начало начал?…
Мы его никогда не найдём.

Мистика нашей любви
так безнадёжно прекрасна…
Мимо плывут корабли,
в них сидят одинокие люди
и тянут вино
из пустого сосуда надежды…

Да, видно, напрасно…

Но, когда кончится Путь,
пусть нас Харон не осудит…
Мы растворимся в реке,
бросим тела на песке,
и уйдём далеко на Восток…

Самоубийца

Место действия: маленькая комната, давно требующая ремонта. На полу нагло раскинулись обрывки газет и осколки бутылок. В углу рыдает человек. Его обуревают незнакомые ранее чувства:
О, господи, прости мои грехи!
То было просто наслажденье –
Движенье чуждой мне руки
Вело меня во тьму прозренья.
Да, я был слеп! В немой тоске
Я стал убийцей мирозданья.
Судьбу сжимая в кулаке,
Я беззащитные созданья
Губил и думал – умер Бог,
И мне тогда казалось лестным
Скорее подвести итог –
Занять покинутое место.
Но, что же… мир вокруг меня
Перевернулся вверх ногами,
И я увидел в нём себя –
Стоящего над облаками…
Мне стало страшно…
Как я мог?! –
Убийца, вор, срамной мошенник! –
Я – одинок, но я не Бог,
Не нужно мне креста и терний.
Мне не дано Мессией стать,
Я – лишь осколок отраженья
Того, кто волен создавать
Существ с подобным самомненьем.
О, господи, пускай мой грех
Пока останется за мною,
Ведь я всего лишь человек –
Один меж небом и землёю.
Мимо человека бежит таракан. Все чувства, присущие разумному существу, направляются к насекомому:
О, тварь никчёмная, прости!
Я знаю, как твой краток век.
Нам общий крест с тобой нести:
Ты – Таракан, я – Человек…
Да, мы различны, это так
(о том размеры говорят).
Ты – мал, но это только знак
Того, что ты рождён не зря,
И в этом сущность бытия,
Ты…
Таракан, не обращая внимания на чувства Человека, ползёт дольше и вскоре теряется из виду…

Аскет

Место действия: маленькая комната, терпеливо ждущая ремонта. У стены кровать, небрежно застеленная пожелтевшим матрацем. На кровати сидит человек, опустив голову на колени. Руки его, свисая с плеч словно плети, бездыханно застыли на полу.
Откуда-то снизу раздаётся стук.
Человек никак не реагирует. По комнате разносится спёртый запах коньяка.
Из-под кровати осторожно выползает Клоп.
Весь вид Клопа говорит о его крайней запущенности. В его руках томно нежится подушка неопределённого цвета.
Клоп(робко): Я тут, это… принёс, это… (Клоп безжалостно мнёт подушку. человек не реагирует) Вот, меняю…
Полумёртвой рукой человек делает взмах в сторону стоящей на полу недопитой бутылки. Клоп осторожно, как ребёнка, укладывает подушку на кровать. Трясущейся пятернёй сгребает бутылку. Сомневается…
Клоп: Палёнка, поди…
Человек конвульсивно вздрагивает.
Клоп (мелко тряся головой): Понял… ухожу…
Клоп лезет под кровать и затихает. Непродолжительная пауза.
Голос из-под кровати: Э-эх… бабу бы… (пауза. Человек не реагирует) Да где ж её взять?… Да ты не молчи, скажи что-нибудь… Вот ты это… бабу хочешь?… А я – хочу. (пауза) Эх, жись, ****ь-копать!… (ворочается)
В углу с диким скрежетом открывается шкап. Из шкапа выглядывает Моль. С неподдельным интересом оглядев комнату, легко выпархивает из своего убежища и развязно присаживается на кровать рядом с человеком. Кровать резко и глубоко прогибается.
Голос из-под кровати: У-у, ёб!…
Некоторое время Моль, сложив руки на коленях, игриво стреляет глазами в сторону человека.
Моль: Разрешите познакомиться? Моль! (протягивает человеку лапку. Человек не реагирует)
Голос из-под кровати: Очень приятно. Клоп.
Моль залезает на кровать с ногами. Кровать резко прогибается.
Голос из-под кровати: У-у, ёб!…
Моль (обращаясь к человеку): В детстве я была очень впечатлительным ребёнком, и однажды увидела сон, что я – Моль, и живу у вас в шкапе. С тех пор прошло много лет, а я так и не выяснила – кто я? – Моль, которой снится, что она – ребёнок, или ребёнок, который видит во сне, что он – Моль. (заливисто хохочет) Смешно, да?! (человек не реагирует)
Голос из-под кровати: То же самое говорила вчера мне. Шлюха!
Моль слегка подпрыгивает на кровати, кровать резко прогибается.
Голос из-под кровати: У-у, ёб!…
Моль: Послушайте, а может быть займёмся любовью?…
Человек судорожным усилием всего тела отрывает голову от колен.
Человек: Я не могу… Не сегодня… Приходите завтра… Оставьте меня в покое.
Моль, картинно вздохнув, медленно сползает с кровати.
Моль: Если надумаете – постучите три раза, вот так… (стучит костяшками пальцев по створке шкапа)
Моль удаляется в шкап.
Человек, выпрямившись, декламирует:
Я, кажется, схожу с ума.
Я был не твёрд в своих сужденьях,
И вот мой дом – моя тюрьма,
А жизнь – сплошное наважденье.
Что это было? Сон иль явь?
Чьи голоса во мне витают?
Как мне узнать: где я? Кто я?
Живу я или умираю?
Пуста души моей страна,
В ней мрак, покой и тишина…

Продавец

Я погрузился в утробу комнаты, обитой кроваво-красным бархатом. Вдоль стен таращились ряды ширм и вешалок, укутанные костюмами всех времён и народов. Весь этот карнавал таял в глубине полумрака… Это был не обычный магазин.
Я поздоровался с пустотой, напряжённо вглядываясь в пространство, пытаясь привлечь внимание. Со всех сторон меня душил всепоглощающий вакуум тишины. Я снова поздоровался.
Неожиданно прямо передо мной из груды тряпья вынырнула голова, похожая на гипсовый слепок. Чёрные, живые глаза и блестящие, гладко прилизанные волосы только усиливали кукольную бледность облика продавца.
- А-а, это вы?… Здравствуйте! Вы что-то хотели приобрести?
- Да я, собственно… так, посмотреть…
- Прекрасно!
Вслед за головой выскользнуло маленькое, но не лишённое грации тело. Внезапная вспышка яркого света на мгновение ослепила меня. Лёгкий взмах руки – и внутренности магазина буквально сотряслись от нахлынувшей музыки. Далее следовало действо в духе варьете: круговерть масок и костюмов, театр одного актёра, незатейливая песенка…

Оставь надежду всяк сюда входящий, -
Ведь только здесь ты станешь настоящим,
И только здесь почувствуешь всем сердцем,
Что ты живёшь, и жизнь твоя полна.
Живые куклы мир тебе откроют,
В котором трус становится героем.
Они откроют маленькую дверцу –
В иную жизнь, в иные времена!

Здесь нет обмана, париков и грима,
Здесь нет комедий, драм и пантомимы –
Живые куклы дарят жизнь любому,
Кто попадает в их реальный мир.
Они исполнят все твои желанья,
Они откроют тайны мирозданья,
Но в их объятьях ты родишься снова
И воспаришь под переливы лир.

Достаточно надеть любой из этих костюмов, и вы попадёте в тот мир, который соответствует вашему наряду! Меняя одежду вы можете по своему усмотрению изменять время, пространство, ситуацию… - всё, что угодно!! Всё!!! ВСЁ!!!
…музыка рвала меня на части, человечек так возбудился, что, казалось, заполнил собою весь магазин. Он уже еле в него помещался. Он был везде и во всём – в каждом костюме, в каждом звуке громоподобного оркестра, во мне.
Внезапно музыка прекратилась, человечек моментально съёжился, превратившись в маленький, нервный, трепещущий выплеск энергии. Я – лишился мыслей, до сих пор бешено скачущих в моём сознании. Моё тело казалось натянутой до предела струной.
- Как, вы ещё не решились? – послышался откуда-то издалека голос продавца, - Нет времени на раздумья! Всё гениальное должно быть спонтанно! Далеко, внутри себя, вы всегда знали, что вам нужно. Империя огромна, её не возможно охватить умом! В ней нет вчера, нет завтра, есть только Сегодня и Сейчас!… Ну же!… Решайтесь!… Возвращаясь в прошлое, грезя о будущем, вы рискуете быть раздавленным колесницей судьбы. Только Сегодня и Сейчас! Всё или Ничего!…
Его безостановочный бред отдавался в моём воспалённом мозгу ударами молота. Я был парализован, тело не подчинялось моей воле, укутываясь во что-то тёплое, и тем не менее билось в ознобе. Всё утонуло в море обступившей меня тишины… всё вокруг стало похожим на фотографию, в которой я был одним из плоских, неестественно улыбающихся персонажей…

Танго

Она была словно порыв утреннего ветерка. Тонкое платье – струилось к её ногам, волосы – стекающие на плечи тонкими ручейками, глаза – неподвижные, но в то же время обволакивающие всё, чего касался этот странный взгляд.
Мы молча закружились в гипнотическом танго, похожем на маятник, фатально раскачивающийся у самого кончика моего носа и медленно, неотвратимо опускающийся… достигнув крайней точки соприкосновения с живой плотью, он растягивал каждую секунду её жизни до бесконечности, расчленяя её на молекулы… и не было исхода нашему танго…
смертельное танго, как жизнь после жизни –
лишает нас тела, мешает нам мысли,
а мы улетаем, в забвении тая,
в смертельное танго, как в омут впадая,
бесстрастно сминая песок каблуками,
бесстрашно сжимая курок у виска, мы
танцуем… танцуем смертельное танго –
Пьеро с Коломбиной, поэт с куртизанкой;
не плача о прошлом, не глядя на завтра,
танцуй, Квазимодо, ласкай Клеопатру,
кружите в объятьях слепого танцора,
ловите синкопы глухого тапёра,
пусть ваших сердец не смолкает морзянка
покуда играет Смертельное Танго!

… Танго замерло. Я очнулся в цепких объятиях продавца.
- Чудесный танец, не правда ли?… - заметил он отпуская моё тело.
Всё поплыло у меня перед глазами, земля ушла из-под ног… я удалялся, уносимый ветром бессилия, усталости и сладкого сна…

Мистик

Место действия: маленькая комната, ожидающая ремонта. У стены стоит кровать, на кровати раскованно раскинулся пожелтевший матрац. На матраце сидит человек. Жадно обхватив руками подушку, пытается что-то разглядеть в себе. Дверь в комнату открывается. Входит Паук. В каждой второй руке он держит по авоське с книгами.
Паук: Здра-авствуйте! Извините… не желаете посмотреть мои книги?
Человек: Да, пожалуй…
Паук проходит вперёд и садится на кровать. Кровать наполняет комнату нестерпимыми стонами.
Голос из-под кровати: Ну-у, блин, поспать не дают!…
Паук: Могу предложить вам духовную литературу. (раскладывает перед собой книги, доставая их из авосек. Книг неимоверно много. Вскоре они заполняют собой почти всю комнату) Вот, например… «Жись. Как она тута возникла. Путём эволюции или что?» (Человек не реагирует, напряжённо глядя в себя) Или вот… «Как сгонять на другую планету», «Наука самоограничения» Бля Будды Свами Доупады… вот журналы есть: «Сторожевая крыша», «Секретная утрешня», «Блейпой», «Пентхаус», «Крокодил» – прекрасно скрасят ваше одиночество. Если вас что-либо заинтересовало, мы можем поговорить…
Человек (не меняя позы и взгляда): Не оставляйте меня одного, расскажите что-нибудь… Что делать?…
Паук: Попробуйте медитацию, обуздайте ваш ум. Все причины воображаемых вами страданий кроются в ваших же умственных построениях…
Голос из-под кровати: Вот и встретились два одиночества… Яп-понский городовой!
Человек: Что делать?
Паук: Человек – суть микрокосм, имхо отражение Вселенной по закону аналогии. Мы живём в мире зеркал. Всё отражается во всём. Вот почему крайне полезно рассматривать эротические картинки. Почитайте Бля Будду Свами Доупаду, попытайтесь заняться джаппа-йогой… Я оставлю вам книги и на днях обязательно зайду вас проповедать, пардон, попроведать. (Встаёт с кровати) Ну… До свидания… Храни вас Господь! (Делает скользящий жест рукой у виска)
Человек: Ни пуха, ни пера.
Паук: К чёрту! (уходит)
Человек (про себя):
Четыре зверя есть во мне,
четыре стороны,
четыре взгляда изнутри,
в меня устремлены.
Они как сны, как миражи, -
прозрачны и легки,
они друзья моей души
и разума враги.
Их имена известны вам –
то Лев, Телец, Орёл,
но лишь четвёртый зверь – я сам,
внутри себя расцвёл…
Не вдруг, покинув этот свет
на суд грядущих дней,
я за собой оставил след
тех четырёх зверей…

Сон

Ты шла по кромке прилива, сминая босыми ногами сырой песок. В твоей руке покоился цветок лотоса.
Ты подошла ко мне, и я утонул в море твоих глаз. Захлестнув меня, объяв маревом приторных грёз, создало из нас единое существо – счастливого Гермафродита. Это была космическая любовь двух миров. Волны омывали наши ноги, небо окрыляло наши тела, луна проливала свой тонкий свет на наши головы…
Что это? Мечты идиота? Галлюцинация? Сон разума?
Да какое это имеет значение! Главное – это Мы. Мы – есмь. Мы – Сегодня, Здесь – Ты и Я, Я и Ты…
До сих пор не понимаю, что произошло.
Цветок лотоса в твоих руках вытянулся в меч. Ты протягивала его мне, и в глазах твоих застыла лава…
Я сражался с невидимым врагом.
Ты дала мне оружие, но не указала врага.
Ты дала мне любовь, но лишила надежды.
Дала религию, но не укрепила веру.
И я был убит.
Беспомощный, лежал я на берегу, и море разрывало меня солёными руками; луна прожигала насквозь моё тело, проливая лимонный сок своих лучей на холодную плоть. Глаз её был твоим глазом.

Одноглазая ночь, ты жена моя и любовница,
наш бесстыжий роман никогда не закончится.
Я на млечном распутье давно не стою,
из ковша твоих снадобий чёрных не пью.
Я шагаю по звёздам, несу в небесах
своё белое тело в огромных трусах.
Я с тобой, одноглазая был обручён,
я к тебе, одноглазая, правил свой чёлн.
За тобою вослед я всю землю прошёл вкруг да около,
но никто не узнает, как было всегда одиноки мы.
Одноглазая ночь, ты - жена моя или любовница
я не знаю, подумаю, тихо, всё будет и всё успокоится…

- Вы мне нравитесь, - (продавец то появлялся, то исчезал в грудах ширм и вешалок) – я готов обслужить вас бесплатно!
Я никак не мог понять, что же он продаёт, и чем это я ему понравился. Почувствовав внезапную боль в груди, я вздрогнул и проснулся.
- Что? Болять твои раны? – продавец вырос у меня за спиной, как раз в том самом месте, где должна быть в этот момент боль, - ничего, поправишься.
Я даже не заметил, когда он, разговаривая со мной, перешёл на «ты».
- Послушай, тебе нравятся девки с большими ногами?
Я представил себе их ноги. Огромные ноги, исходящие из звёздного неба – огромных чёрных плавок в горошек. Огромные ноги с порами, как воронки от бомб, с огромными волосками-тросами, огромными прыщами-сопками, листвой шелушащейся кожи.

Если был бы я раньше маленьким
и смотрел на тебя снизу вверх,
то увидел вначале б валенки,
а потом шерстяной полувер,
а потом  два холма и голову,
жаль не голову богатыря –
небольшую, неумную голову
по размерам, примерно, с меня.

Возлюбленный

Место действия: маленькая комната, страдающая от хронической неухоженности. У стены кровать, годами терпеливо несущая в своём чреве старый, пожелтевший матрац.Из-под кровати доносится храп. На кровати сидит человек. Его бесцветные грёзы слабо мелькают в полумраке:

Ты – здесь. Ты пришла в бирюзовой тунике –
моя Белая Вошь, моя грёза полночная!
Ты – прохлада и свежесть лесной земляники,
ты как мёд горяча, и как скромность непрочна.
Ты меня укрощаешь походкою хищной,
ты владеешь моей необузданной силой,
моя Белая Вошь! Ты и Ева, и Кришна,
мой танцующий бог, моя злая богиня…
Я у ног твоих кроток, в объятиях страшен,
я ужасен, как лев, что смирился с неволей…
Моя Белая Вошь, моя Бледная Маша…
Мой пожизненный крест, моя тяжкая доля…

Вошь, обретая плоть, гладит человека по голове всеми лапками:

Я - немое кино твоих грёз,
я – актриса в театре Морфея,
я – не ангел, не гений, не фея,
не роса на ладонях у роз.
Надо мною не властвует смерть,
я незрима, легка, эфемерна,
я безумна, ах, я безразмерна,
я – желаний твоих круговерть.

Человек вынимает свою душу. Чувства его поют:

Я искал тебя тысячу лет,
разделив свои разум и сердце,
и открылась заветная дверца,
неземной ослепил меня свет.
В моё облако вечного мрака
ты, как ангел с небес снизошла,
и я плакал, я искренно плакал,
не заметив, как вечность прошла.
Ты…

Грёзы неожиданно исчезают. Человек памятью мучительно пытается за них ухватиться… возобновить… удержать… Радио-тарелка, всё это время мирно спавшее в углу, оживляется и начинает игриво подёргивать мембраной.
Голос из радио: Внимание-внимание! Говорит Германия! Совершенно секретно! Просьба слушать незаметно. Дослушав весть – радио необходимо съесть! Правительство, оценив все ваши заслуги перед Господом – отцом нашим и другом, поручает вам особую миссию – создать комиссию, и на основе доверительных отношений с домашними насекомыми, каковыми являются Клоп, Моль, Паук и другие ваши знакомые, создать сверхмощное биологическое оружие, очень нам нужное. Ваши Имя и Фамилия заведомо не называются, так как вам присваивается подпольная кличка, которая до конца операции не раскрывается. Очередной связи сеанс состоится в следующий раз. А пока прослушайте несколько джазовх композиций разных лет, которые исполнит наш биг-бэнд!!!

Небольшая комната тонет в звуках му…

Кабаре

Стены магазина раздулись до полупрозрачности, как огромная водянистая мозоль. Посреди пузыря выросла сцена. Всё окружающее пространство казалось заполненным людьми – бледно-червивой массой с примесями красочного тряпья. Мы присели за столик, заставленной всяческой снедью и выпивкой. Чего тут только не было – тюря, омары, пареная репа и сушёный банан, свежие поросячьи мозги и кумыс, виски и текила, зубная паста «Чебурашка» и молодые побеги бамбука…
Зазвучали первые аккорды биг-бэнда, и на сцену размахивая жирными задницами выбежали разукрашенные толстым слоем грима и увешанные грудами страусиных перьев прыщаво-перезрелые девицы. Обнажив огромные, лошадиные белые зубы, они скакали в такт с воплями духовых, стонами струнных и грохотом барабанов, как подраненные мустанги. Тут же сцена высморкалась на нас своим главным творением, обильно покрытым радужной пеной боа. Широко раздвинув толстые, мясистые губы, чудо-лошадь изрыгала из себя шедевры ресторанной словесности, перемежая дешёвый вокал влагалищными придыханиями:

Я была молодой, как последняя сука,
Когда вместе с тобой мы на дело пошли-и...
Я стояла на стрёме, ты держал мою руку,
Параллельно стараясь, что б нас не замели-и…

Но тебя замели, я теперь одинока,
Уж пятнадцатый год и весной и зимой
Своего пацана не дождусь у порога,
Когда он отсидит и вернётся домо-ой…

Мой спутник смолил огромную сигару размером с куриную ногу. Дым валил изо всех щелей его сухощавой плоти. Пелена бледных воспоминаний о чём-то далёком, простом и уютном окутывала меня. Впрочем, ничего конкретного – редкое эхо знакомого голоса, большое жёлтое пятно среди неясных чёрно-белых кубистских форм, тишина и покой…

Что я помню о жизни прошлой? –
ничего. Но, быть может, где-то
эту жизнь я когда-то прожил,
и теперь, окунаясь в Лету,
вижу млечные тени неба,
слышу танцев сакральных шорох,
и касание пальцев Феба
тонко чувствую на ладонях…

Что я помню о жизни прошлой,
окунаясь в прохладу Леты?
Что ночами меня тревожит?

Ничего, кроме жизни этой…

Диктатор

Место действия: Маленькая комната, страдающая от невыразимого одиночества. В центре – стол. За столом сидит человек. Человек гладко выбрит, не менее гладко причёсан и стильно одет. В руке у него перо, на столе бумаги, папки, чернильница и прочее. Напротив человека сидит осунувшийся Клоп.
Человек: …я спрашиваю, как ваша фамилия?
Клоп: Да какая фамилия, начальник? Нету у меня фамилии! Клоп я, и всё. Просто – Клоп. Это и фамилия, и имя, и отчество. Сирота я… (всхлипывает) Клоп Клопыч Клоп.
Человек: Ну, хорошо, так и запишем – Петров Петровович Петров, отец – Петров Петровович Петров, мать – Петрова Петрововна Петрова. Место жительства?
Клоп: Да ты чё, начальник?! Дык… Я же вот здесь же и живу… вон же, под кроватью. Прописки, конечно же, не имею. Кто Клопа пропишет? Бред собачий!
Человек: Ладно… Так и пишем – в кло-пов-ник. Можете идти, гражданин Клоп… пока.
Клоп, кряхтя и матерясь, забирается под кровать.
Человек три раза выстукивает кулаками  по столу нечто вроде чечётки. Из шкапа появляется Моль.
Моль: Привет, зайка! (как бы не замечает изменений в человеке и его комнате)
Человек: Проходите. Садитесь.
Моль: Да что вы говорите?! Я вас прям не узнаю!…
Человек: Перейдём к делу. (увлечённо начинает перекладывать бумаги на столе) Когда вы в последний раз видели хозяина этой жилплощади?
Моль: Не знаю я никакого хозяина!
Человек: Кто же вас здесь прописал?
Моль: Вы.
Человек: Это ложные показания. Я не понимаю вашей логики.
Моль: Никто. Я сама пришла.
Человек: Но вы всё-таки с ним знакомы?
Моль: Конечно.
Человек: И кто он?
Моль: Бог.
Человек: Вы верите в Бога?
Моль: Я ему верю.
Человек: Это он вам сказал?
Моль: Что?
Человек: Что он Бог.
Моль: Он давал мне нюхать нафталин.
Человек: Кокаин?
Моль: Кокаин… Может быть…
Человек: Так… Значит – тунеядство, проституция, распространение наркотиков, отсутствие документов и прописки. Распишитесь вот здесь.
Моль: Что это?
Человек: Подписка о невыезде.
Моль: Откуда?
Человек: От верблюда. Вы свободны в пределах своей жилдплощади. Можете идти.
Моль уходит в шкап. Стук в дверь.
Человек: Войдите.
Входит Паук.
Паук: Здравствуйте… (с удивлением рассматривает комнату) Я… кажется… вам (?)  книги оставлял…? Вот… зашёл проведать, узнать, как вы… Поговорить…
Человек(показывая на стул): Присаживайтесь. (Паук неловко садится на самый краешек стула) Плохи ваши дела, молодой человек… извините, Паук. Всю вашу литературу придётся изъять, как пропагандирующую суеверия, разрушающую моральные и нравственные устои человечества. Вам она уже ни к чему, а нам пригодится. Вам же, голуба, я назначу дополнительное свидание завтра, в это же время в переулке Джавахарлала Неру возле дома-музея Патриса Лумумбы, пятый бюст справа.
А вы пока повспоминайте, где вы покупали эту литературу, кому ещё разносили её… и без истерик, пожалуйста. Уходите!
Паук пятясь уходит. Человек что-то долго пишет.

* * * * * * *
Ночь. Человек спит на столе в бумажном хаосе. В ауре лунного света в окне появляется Вошь. Легко сбежав с подоконника в комнату, исполняет странный танец без музыки.

Мой гений, мой друг, я пришла к тебе в свете луны,
в сетях очертаний далёких,
прошла сквозь тревоги, проникла сквозь давние сны,
и вот, на пороге
меж явью и сном я чувствую ветер холодный,
и кто-то другой нелепый, смешной и голодный
меня ожидает внутри сновидений,
мой свет разрушая, не зная сомнений,
даёт мне урок бытия…
Кто ты?… Это – я…
Это я в колеснице безумной
над миром взлетаю и таю
в лучах ослепительных, лунных,
в ночах обнажающих тайны,
но ты уж не тот, кого знала я прежде,
не тот, с кем прощалась однажды,
не тот, с кем делила надежды
угрюмая девочка Маша…
так прощай, мой непризнанный гений,
милый друг без лица и без следа.
Не желай мне счастливых мгновений.
Не жалей обо мне
никогда.

Сумерки

Тишина и покой. Покой и тишина.
Внезапная вспышка молнии. Я охвачен пламенем. Рушатся стены. Оживают предметы. Сотни лиц, искажённых сознанием, проносятся передо мной. Эти лица, когда-то застуженные сомнамбулическими миражами, только сейчас начинают жить и чувствовать.
Мы по-прежнему сидим за столиком пузырящегося кабака, любуясь откровенными девками в перьях, от которых уже мутит. Оркестр играет tutti, и происходит нечто небывалое – девки превращаются в лошадей, отстукивающих копытами степ, столики раскачиваются в такт музыке и весело задирают ножки. Лошади трясут гривами, роняя на пол тягучие слюни, столики водят хороводы, посетители скачут, не брезгуя умопомрачительными сальто.
Я посмотрел на своего спутника. Глаза его округлились и радужной массой растеклись по всему фраку, руки мотылялись, словно крылья огромного, дохлого бройлера, оттаявшего на солнце.
Смешение рук, ног, гузок, рогов, копыт – всего выпирающего, что только могла выдумать природа. Среди этого карнавала я видел себя в каждой маске и в каждой заднице – во всём, что окружало меня…

Я танцую во чреве мира,
я плыву в белизне огня,
но мне кажется – мир танцует,
и огонь горит сквозь меня.

Всё смешалося – люди, кони,
не осталося ничего,
я лежу в утеплённом гробе
и беспечно машу ногой.

Суд

Утро.

Когда касаньем пальцев Феба
ты разрываешь сети сна –
в тебе рождается весна,
и ты безумно жаждешь неба,
не сознавая красоты
полёта между Тем и Этим,
не ведая, что лик твой светел,
ты в небе ищешь суеты –
и не находишь… Тишиною
ты окружён со всех сторон,
и, в ней утрачивая сон,
вновь жизнью поглощён земною,
и всё в тебе стремится жить,
но кажется далёким небо,
и смерть уходит, словно небыль,
и подвиг хочется свершить.

Свершить во что бы то ни стало,
но жить ещё осталось мало…

Человек что-то напряжённо вспоминает. Со временем лицо его тускнеет, он раздевается, берёт перо и нервным неровным почерком пишет на животе:
20.02.99 г.
я был безумным эгоистом пытался господом прослыть я был рабом шутом министром и не спешил умерить прыть но эти жалкие порывы ушли во мрак моей души я стал свободным стал игривым и вскоре нечто совершил что лишь под силу франкенштейну уродство ради торжества над всеми тайнами вселенной но лишь пожухлая листва шептала мне что жизнь не вечна как впрочем и не вечна смерть но первая бесчеловечна а в этом трудно преуспеть и я внимая их сужденьям творил людей из ничего что было актом отомщенья и гуманизма моего

Входит Дихлофос.
Дихлофос: Здравствуйте, доктор.
Человек: Кто здесь?
Дихлофос: Я – Дихлофос! Что за вопрос? Я – Дихлофос, без сомненья, а впрочем, это не имеет значенья. А теперь – внимание! За успешно выполненное задание вам присваивается звание доктора засекреченных наук и подпольная кличка – Человек-Паук! Кроме того, вам даруется полная свобода для исследований разного рода в области сельхозудобрений и метафизических проявлений, находящихся за пределами человеческих представлений. В целях исполнения всего вышеперечисленного вы приговариваетесь к смертной казни. Пожизненно.

Раскаты грома. Мелькание молний. Мрак. Тишина.
Из умывальника по-прежнему капает вода. Её стук напоминает стук разбитого сердца.

Кукловод

Я открыл глаза и увидел над собой гигантскую фигуру. Незримые нити соединяли нас. Великан взмахнул руками, и моё тело содрогнулось.
Я стоял во мраке. Кругом ничего не было. Ни-че-го, кроме Существа, парящего надо мной. Существо взмахнуло руками, и я полетел.
…я летал подобно ветру – то окутывая ноги великана – то взмывая у его плеча… я его узнал… это он… Вхмах!…
…я бился в противоестественном танце… да, это он – продавец из магазина «Живые куклы»… я его узнал!… Взмах!…
… я ползал в его ногах, слизывая пыль с его башмаков… где-то я видел их раньше… Ну конечно! – там, далеко, в другой жизни, когда я ещё мог отделять детали от целого эту обувь носил некий случайный прохожий, там… утром эти ноги, запинаясь о мостовую, неуклюже волокли инертное, дряблое тело на работу, ночью – принимали удобное горизонтальное положение, растекаясь по сочной мякоти матраца… Взмах!…
Моё тело прилипло к полу огромной клетки.
С трудом оторвав от тягучей плоскости тяжёлую, невыносимо тяжёлую голову, я посмотрел вокруг… - всё тот же мра. Но что-то мешает моему сознанию раствориться в нём. Но что?

Как призрак забытого сна,
как маятник радужной грёзы
во мне расцветает весна,
и в сердце врастают мимозы,
дыханье солёных морей
кружит над моей головою,
теряется логика дней
в сетях тишины и покоя.
Теряются где-то извне
зимы уходящей одежды,
и что-то восходит во мне
далёким мерцаньем надежды,
восходит вовне – к небесам,
рождая в сознаньи былое,

Встреча

холодное солнце – я сам,
восставший из тьмы над собою.

Я сидел на грубом дощатом полу огромной клетки, раскачивающейся на невидимом крюке, свисающем ниоткуда. В безликой массе обступающей меня тьмы я различал мириады таких же стальных, уныло поскрипывающих полусфер. Ближайшая из них мерцала холодным светом, и в глубине её я различал Тебя.
Я увидел Тебя именно такой, какой Ты запомнилась мне,  такой, какой я уже перестал Тебя чувствовать в своей памяти, в своём сердце – разбитом и расплескавшимся под ногами бесчисленных прохожих, озабоченных поисками пропитания и счастья, не глядящих под ноги, впрочем, также никогда в жизни не видевших неба над собою.
Ты осталась всё той же белой птицей, но сегодня твоя угловатая тень тянула ко мне свои конечности и рвала на части мою печень. Я же – старый энцефалопат, упрямо идущий по краю пропасти, разделяющей мир пополам. Я – олигофрен, пытающийся удержаться между Да и Нет, мешающий слиянию белого и чёрного. И потому жизнь моя принадлежит некоему нездешнему шуту Некто.

Ты лежала во тьме одряхлевшего тела
и пела.
Ты не ведала снов, ты опять начинала сначала –
молчала,
а затем, в тишину погружаясь, мечтала,
но мало –
ты старалась мечтой пробудить в себе боли,
не боле,
ведь болезнь – это жизнь, а без жизни нет смерти,
поверьте.
Так же тщетно старалась продлить свою бренность –
в безмерность
одряхлевшей Вселенной, идущей к закату
из ада
бытия и сознанья, пространства
и постоянства…

Смерть

Утро.

Сегодня я умер.
Я умер лишь оттого,
что, утром проснувшись,
себя не нашёл в постели,
и сердце, как зуммер
зудело, и бледной ногой
качало пространство
за окнами. В тощем теле
недвижном моём –
лишь сердца размеренный звон,
граничащий с эхом,
казался мне тишиною.
Глухой водоём,
забвенья тягучий сон –
всё это сегодня
я чувствовал над собою,
я ждал…
                и ждал продолженья…

Человек лежит в углу комнаты, свернувшись в клубок. Тело его дрожит от прикосновений сквозняка и оттого кажется невесомым. В комнате навсегда поселился пронзительный запах дихлофоса. Всюду разбросаны тела насекомых, крылышки, кусочки хитина. Солнце, просунув руки в окно, играет миллионами пылинок, рассеянно мятущихся по дому. Царит тягостное молчание.

царство тиши
царство глуби –
мы не дышим
и не любим
как мы млеем
в царстве зыби,
в царстве теми,
глуши, злыби
мы жалеем
лицедейство,
мы лелеем
фарисейство –
в царстве неми,
в царстве лени,
в полудрёме,
в полутени

Пустота

Я проснулся посреди маленькой неухоженной комнаты. Из всех местных достопримечательностей мне запомнилась кровать, кряхтящая под тяжестью обветшалого матраца и старомодный шкап. Возле окна лежал человек.
Я подошёл поближе и узнал того самого прохожего, тогда - много лет назад, когда я ещё умел запоминать мгновения, встреченного мной на улице. Всё то же серое пальто, бесформенное тело. Столько лет прошло, а я помнил его так, как будто наблюдал за ним всю жизнь в замочную скважину его комнаты… а, может быть, в зеркало?…
… он был мёртв.
Из редких порослей его волос не спеша, выползла огромная Белая Вошь. Не обращая на меня никакого внимания, он скрылась за шкапом. Внезапный проблеск воспоминания вспыхнул во мне и погас. В этот момент я почувствовал себя насекомым (может быть, тараканом?). Я присел на кровать, и тело моё охватило неожиданное оцепенение. Мои мысли, расползаясь, медленно стекали на пол.

в зеркале души
твой прозрачный свет
словно лёгкий бриз коснулся
края твоих век
птицей белой, тонким бликом
ты мелькнула в небесах…
и исчезла

как тебя найти
в чашечках цветов
как запомнить дуновенье
лёгких твоих рук?
если б только удержаться
в этой странной тишине
пробужденья

ты краешком крыла
мне постучишь в окно
и, позабыв себя
мы с тобой уйдём
в мир своей любви

день давно прошёл
в окнах свет погас
тщетно в зеркало гляжу, но
вижу пустоту
лишь на миг часы застыли
задремал в углу сверчок…
всё исчезло

Эпилог

Никто не пришёл меня навестить.
Что-то ветхое покоилось на холодном полу, что-то зыбкое мерцало и таяло в пустоте, и только я – тонкий и невесомый – бился в невидимую сеть окна, замурованный внутри тревог и сует своими исканиями и надеждами.
Что ожидает меня впереди?
Грубая индивидуальность мировоззрений среди индивидуально-эгоистичных толкований? Абсурд существования в зеркале действительности? Вымысел будущего?
А пока…
Никто не пришёл меня навестить, а я не успел дописать эту повесть, и только рука моя подчиняясь закону инерции, механически продолжала свой извилистый, непрерывный путь по полям прошлогодней газеты.

В доме моём  есть окно, позволяющее иногда наблюдать за дорогой, ведущей к порогу из никуда. утром в него смотрит рассвет, днём – безудержная суета разномастных бродяжек, но тротуаром ляжет ночи фата, и наступит прозренье.
В доме моём полумрак, в нём влачит свою жизнь существо небольшого размера – словно проблески веры на рождество – древних инстинктов поток, уносящий меня в леса безмятежных фантазий, глупейших оказий, и чудеса сновидений туманных.
В доме моём пустота – удивительна и полна. на сегодня – свободна!… как она безысходна. или пьяна? сотни и тысячи лет ей томиться в тиши миров, в ожидании – чуда (?) сумасбродства ли (?) блуда (?), но до краёв ей себя не исполнить.
Меня же в том доме нет. я уже не живу, и не жил никогда в этом каменном