Клекот. Рассказ

 Клёкот. 

     Неужели вы не видите?.. Не видите? Вы спрашиваете, что именно я хочу, чтоб вы увидели? Что я гниющее... ну, не знаю, что-то гниющее. У вас тупое выражение лица. Вы видите только, что я красавица. Конечно, отупеешь тут, когда такая красивая девочка говорит, что она что-то гниющее. Я очень красивая, даже странно. Не как куколка, по-другому. Вам, наверное, кажется, что как фея с картинки, да? С такой картинки, которая тушью. Такая я красавица родилась. У нас в семье никого не было, чтоб можно было хотя бы симпатичным назвать. Очень странно. Дети, к которым меня выводили гулять, не играли со мной. Они на меня все смотрели, смотрели, а потом забывали, что я вообще рядом. Как будто призрак какой-то, которого все равно нет, так что зачем на него глазеть. Но мне и не хотелось с ними играть… Так, как играли они. Я с ними по-другому играла. Мне тринадцать лет, но я выгляжу старше, правда? Это из-за груди, ну и лицо у меня такое, по нему трудно понять мой возраст. Так и кажется, что такое лицо не стареет и не изменяется, хоть тысяча лет пройди. Люди любят, чтоб все красивое застыло. А я вижу, вы меня уже боитесь! Но еще не понимаете, да?.. Почему падаль, да? Просто странная красивая девочка, думаете так, наверное. У нее не все в порядке в ее красивой голове, подросток. А я вам дальше буду рассказывать все, что с самого начала рассказать собиралась, независимо от того, что вы думаете. И, пожалуйста, вы старше меня, поэтому не торопите, я подбираю слова… Я прочитала много книг, но сама еще не научилась говорить так, чтобы быстро выражать мысли, хотя этим мыслям уже несколько лет, и я все думаю, и думаю над ними… Думать над мыслями – это как? Как будто забираешься на гору, на высокую гору, а снизу облака-мысли? У меня это как будто мысли – они данность, мои уже данные откуда-то, неизбежные мысли. И вот мне их дали, и я над ними думаю. Думаю ими, мыслями, и о них же самих. Вот. Не очень путано? У вас же высшее образование? Чтобы как-то ввести вас в курс дела, скажу, что одна женщина назвала меня злом. Еще она сказала, что я обязательно проиграю. И если с первым я могу согласиться, то с тем, что я проиграю, нет. Сейчас поясню, а то вы сразу не то подумали. Я зло не потому, что, ну, вот я – зло, что я киплю ненавистью, не знаю. А потому, что другие видят меня как зло, ну, и я сама вижу, что, ну, да, зло и есть. Только какое-то не то, каким его люди представляют. Они представляют, что зло стремится одержать какую-то победу, и что в конце-концов оно будет наказано… Когда я делаю то, что делаю, я, конечно, стараюсь делать так, чтоб у меня все получилось. Но в этом нет ничего личного. Я знаю, трудно поверить. Я испытываю немного радости, когда задуманное и проведенное мною дает результат, тот которого я ожидала. Но и этой небольшой радости тоже нет ничего личного к жертве. Мне все равно, по сути. Я не испытываю к ней ни ненависти, ни зависти, ни, хи, тайной пылкой страсти. Нет, я не буду рассказывать, что именно я делала. Если вы привыкли закрывать глаза семью веками, то увидите и дальше только то, что уже увидели: красивую девочку с проблемами подростка. Ваши веки не дадут вам увидеть падаль рядом с собой за столиком в модном кафе. Вы мне просто не поверите, и все. А если вы видите достаточно для того, чтобы понять, что я говорю правду, вы скажете, что мне надо лечиться, убежите из кафе, вам будет плохо, вы еще долго не сможете есть, спать и целовать любимого человека, может быть, станете искать моих родителей, чтоб честно рассказать обо всем, потому, что нельзя же оставить вот так… Но все это не нужно. Я-то уже вижу, какой вы человек. Вы досидите до конца… Я потом встану, скажу вам «Ну, доброго вечера!» и уйду. Вы будете сидеть, а рядом с вами будет не падаль, а остывшая чашка кофе. И это тупое выражение лица. Или у вас мимика мышц такая?.. В общем, никакой конкретики. Если вам с моих дальнейших слов все станет ясно, то это будет то же «ясно», что и с конкретикой. Вот так. Ложь мой главный инструмент. Что бы идеально врать, надо иметь математические мозги. Я иногда чувствую, что мои мозги – вжик-вжик, ну, прямо как компьютер, который играет в шахматы. Мои мозги очень хорошо работают. Нет, вот главный мой инструмент – это все-таки мои мозги. Они умеют идеально врать. Вы знаете, рассчитанная, выверенная как формула ложь – это красиво. Я вообще вижу красоту. Намного точнее вижу, чем большинство людей. Я знаю, какой должна быть гармония. Но она меня не трогает. Все неправда, что для того, чтобы хорошо соврать, надо самому поверить в свою ложь. Слабому мозгами – да, это единственный выход. Если же ты чуть поумнее – то просто помни. Все. Все, что ты когда-либо сказал, все, что когда-либо сказали другие. И ничего больше, никакого самообмана. А еще некоторые люди получают удовольствие от вранья. Нет, я вообще не получаю удовольствия. Ни от чего. Только немного радости… Иногда. Когда… Мой интерес, он… нет, в него… ну, пффф… Ну, представьте себе огромную вагину, всю такую налитую, горячую, и она так ждет член, а он в нее не заходит сразу, а как бы по атомам перемещается внутрь, и там, в вагине, собирается в цельный член, и начинает ходить туда-сюда. И вот мой интерес, он как эта вагина, его распирает, он невыносим, А то, что его может удовлетворить, оно собирается по каким-то крохам, мельчайшим частицам…И когда еще заходит туда-сюда…Вы только не смейтесь, я долго думала, что же это у меня за интерес такой. Чудно, конечно, иметь интерес и не знать, к чему этот интерес. Это, наверное, как любить, но не знать, кого. То есть, совсем не знать. Вплоть до предположения, что объектом любви может быть окурок, комета Галлея, мизинец на пальце старухи. Бывает такое? Не бывает. Я просто ну, совсем не знала, как выразить человеческим языком то, что противно человеческой природе. Ну, как только я об этом подумала, сразу щелк пальцами – вот оно! «противно человеческой природе», да, это мой интерес. Вы подумаете, почему тогда его сложно взять и сразу превратить в член, почему он удовлетворяется по крупинкам, ведь все так просто: человеческой природе противно насилие, например. Бери это насилие, пусть ходит туда-сюда. Вот, пытки. Уложили человека в прокрустово ложе, или, там, тянут его на дыбе. Ему больно. Вот и все. Будто бы человеческой природе только боль во всем этом и противна. Но вы не понимаете. Я хочу знать, хочу понимать, что ломает человека, когда ему отрубают ноги и вгоняют в кости раскаленные спицы. Не боль. Это та же боль, как если бы его терзал тигр. Но разница огромна, вы не находите? В чем она?.. Жалко, что тот, кого пытают, он не может выразить это противное словами. Что-то я по крупицам выдавливаю… И это моя радость. Блеклая такая… Как бабочка, летящая в черной пустыне…И если кто-то думает, что я полнюсь планами побед, что злорадствую и глумлюсь – то нет. Я унижаю и оскорбляю, и разрушаю до самого нутра, до этого чего-то очень нежного, и… И это нежное всегда ускользает от меня! Словно теплый скользкий орган выскальзывает из рук. А мне бы этот орган, ну и, вы поняли, что. В вагину. Туда-сюда. Да, мне говорили, что по мне психушка плачет. Но я такой была всегда, сколько себя помню. Так что лечить во мне нечего. Я, конечно, понимаю, что если бы не моя ложь, меня бы давно туда упрятали. Но – ни у кого этого не получится. Ведь вот вы – вы не уверены и на десять процентов, вы не знаете, говорю ли я правду, или издеваюсь над вами. Так что… Вообще, я кучу книг перечитала. Разных. По психологии тоже. Но больше религиозных и философских. У меня хорошие мозги, но мне было тяжело все это… Ну… Переваривать. Я не придерживаюсь никакого взгляда, ой, да, это и правда так, я никакого взгляда не придерживаюсь, даже у меня самой нет никаких взглядов, то есть, чего-то вроде «или тварь дрожащая» - нету у меня этого. Я просто пытаюсь хотя бы намек какой-то найти на причину, которая установила меня в этом мире. Есть ли еще такие, как я? Есть ли другие Мицуко? Может быть, они не так красивы как я, или им не тринадцать лет, или они не девушки, не женского пола вообще, и зовут их не Мицуко… Меня ничего не интересует, кроме этой моей вагины. Но, понимаете, кроме вагины, пусть она и извелась вся, есть и другие органы. Ты не весь – вагина. Так и со мной. Я – далеко не весь этот мой интерес. Но кроме него я ничего в себе не вижу. Как если бы все тело ходило невидимое, а вагина – видимая. Вот некоторые религии, они говорят, что всякий живущий – он необходим. Зачем необходима я? Чтоб люди знали, что нельзя никому доверять, что могут спицы в кости? Чтоб про порносайты с детьми помнили? Чтоб в их неглубоком, мелководном и тепло прогретом солнцем мире вдруг открывали такие черные пропасти…Что же, и я тогда инструмент, получается. Но для чего им, мелководным, об этом помнить? Дух развивать? Расти душой? Идти по пути… А я? Для чего мне быть инструментом? Чем я могу быть еще, куда развиваться? Мне ничего не интересно, кроме одного, и я всегда была такой. Я… Мне некуда развиваться. Только что над языком работать, чтоб мысли яснее выражать. И заполучить наконец этот член. И все? Для-чего-он-мне-этот-член? Люди живут, они правда живут, а мне надо понять, что же это именно происходит, когда их, людей, ломают до основания вместе с их жизнью, с их умением жить и представлением о жизни, и о них самих, о людях вообще, и это не то, о чем пишут в журналах, и даже не то, о чем пишут философы, это намного глубже, древнее. Да, древнее. И я чувствую себя компьютерной программой, которая вся создана для выяснения одного-единственного этого вопроса. Но ведь так не бывает? Я не знаю… Тут фильм шел, так там все сплошные компьютерные программы. Неважно. Меня еще вот что заботит: жизнь, ну не в том плане, о котором я сейчас говорила, а вообще, жизнь духа, она заканчивается или бесконечная? Понимаете, мне скучно. Я думаю, что доживу лет до двадцати, да остановлю себе сердце каким-нибудь способом. То есть, у меня еще как бы семь лет осталось. Уйма времени. Но мне скучно и…Нет, я не про скуку, я про другое хочу сказать. Я как птица, запертая в пластмассовый тесный куб с дырочками. Такой тесный, что даже головой не пошевелить. Наверное, я там очень страшная птица. Но…Зачем запирать? Я чувствую себя в жизни как в таком вот пластмассовом кубе, и все, что я могу здесь, это – быть. Быть собой. Я даже ничего не делаю, я просто есть здесь. Кто запер? Зачем? Знаете, я думаю, что так же, как есть такие как я, как есть мелководные, есть и те, кого мне не удалось бы завести в лабиринт, знаете, такой, зеркальный, своей ложью. И кто, ну, я не знаю, зачем, но мог бы взять и убрать меня. Насовсем, чтоб меня не было. Я бы сопротивлялась, наверное, а может, и нет. Но такие, кто могут это со мной сделать, они должны быть. Почему же заперли? Почему не убили? Я ведь и правда страшная птица. Чтобы избежать встречи со мной, надо жить так, чтоб ваша жизнь с моей ну никак не пересекалась, будто разделенные разными мерностями пространства. Ну, знаете, как бывает. Живет какой-нибудь норвежский рыбак, и живет какой-нибудь бизнесмен, и никогда они не встретятся, и не могут встретиться, не потому, что разделены расстояниями, деньгами, устоями, мышлением, количеством людей на планете, а вообще. Не могут, и все. И вот мной так же надо. Ну, доброго вечера.