Отшельник и Смерть

- Слушай, Малыш, увидимся сегодня?
- Нет, Фариз, дождь проливной, а ты грипповал недавно. И потом, я люблю в дождь сидеть дома,  слушать стук каплей за окном, и рисовать. 
- Знаю, Малыш, знаю. Я, кажется, знаю о тебе все. Но при этом, веришь, я всегда удивлялся, как мне повезло с тобой. Скажи, Малыш, ты правда меня любишь?
- Глупый! Ну конечно.
- Удивительно. А за что?
- Дурацкий вопрос. Помнишь нашу первую встречу?
- Конечно помню. Это было в ноябре, в день-после-снега. Все растаяло, грязь хлюпала под ногами, я вяз в этом сером ужасе, а ты шла прямо по луже так, словно ее не было вообще. Я удивился, а ты мне улыбнулась.
- Да, у тебя был ужасно растерянный вид. Я улыбнулась тебе, потому что ты был похож на человека, который разглядел в двух шагах от себя рыжеволосую Смерть. И еще ты был в полосатом свитере, весь растрепанный, и был похож на большого мокрого котенка... А со мной было что-то странное, как будто я уже видела тебя раньше, словно ты мой старый-старый друг, и мы знакомы уже целую жизнь... Слушай, раз уж я вспомнила, почитай мне сказку про Отшельника и Смерть.
- Еще раз? Ну ладно, только подожди секундочку. Мне все лень навести порядок в своих ящиках, придется искать... Ждешь?
- Конечно.

Две минуты с теплой трубкой у уха, слушая свое собственное дыхание, отраженное в телефонной бесконечности.

- Нашел. Слушай...

"Эту историю мне рассказал старый отшельник, живший высоко в горах, с которых раз в году он спускался в долину. Сколько ему было лет, не знал никто, даже он сам. Он жил так долго, что вскоре уверовал в собственное бессмертие, а жители деревни, в которой я отдыхал каждое лето, почитали его за святого. Мне он напоминал того отшельника, которого однажды повстречал Заратустра: "Теперь я люблю бога, людей не люблю я. Человек для меня слишком несовершенен. Любовь к человеку убила бы меня". Тут было другое - он не любил даже бога. Он любил только себя, и эта любовь питала его в длинные однообразные годы его уединения... Вскоре он просто перестал замечать людей, и даже приход в долину, на который его некогда толкала жажда человеческого общения, стал для него попросту ритуалом, сродни тому, что заставляет меня раз в год перебирать свои книги, выстраивая их в длинные ряды на полках... К визитам старика в деревню я тоже привык, но  в восьмой мой год в этой маленькой деревне старик спустился со своих гор на несколько дней раньше срока. Обычно он был медлителен и степенен; в этот раз он шел торопливо, оглядываясь и спотыкаясь, а на лице его был страх. Люди деревни, простые и суеверные крестьяне, поспешили укрыться в своих домах, сторонясь его шагов, как некогда сторонились колокольчика прокаженного. В несколько минут деревня опустела. Но мне, городскому жителю, суеверия казались глупыми, а старик был так жалок в своем страхе, что я вышел ему на встречу, взял под руку, и привел к себе в дом. Его рука дрожала, но когда я закрыл дверь страх отпустил его. Я налил чаю, он поблагодарил. Потом мы разговорились, и говорили несколько часов, до самой ночи. Я понимал его с трудом, родной ему язык был для меня чужим, да и он забыл многое за годы своего уединения. Тем не менее следующим утром, после того, как отшельник попрощался и вышел из моего дома, я записал все, что понял и запомнил из той беседы.
Он жил в горах давно. Так давно, что со временем забыл даже, почему стал отшельником. Своей долей он был доволен. Он искал покоя, и нашел его. Но назадолго до того дня, когда он обычно спустился с гор, за час до зари, у дверей его дома появилась молодая девушка. Она была прекрасна, и даже мой старик вышел ей навстречу. Если верить его описанию, у нее была молочно-белая кожа, голубые глаза и огненно-рыжие волосы. Она улыбнулась старику, и сказала, что пришла за ним. Мол, срок его вышел, и пришла пора платить цену, что он давно задолжал.
Старик, конечно, удивился, а после рассердился так, как не сердился уже многие годы. 
"Кто ты такая, чтобы решать за меня, - сказал он дерзкой рыжеволосой девушке, - я провел многие годы в горах размышляя, я стар и  мудр, и я знаю то, что не знают люди в деревне внизу, и во всем остальном мире тоже, ведь все люди одинаковы, где бы они не жили. Я знаю, как люди рождаются  и почему умирают, я знаю, зачем они говорят "да" и почему иногда не говорят "нет", я знаю их мечты и их мысли. Я знаю имена всего сущего на свете, каждой травинки и каждого камешка в этом мире..."
И тогда девушка рассмеялась, и смех ее был как перезвон хрустальных капель льда на черных камнях. Отсмеявшись, она спросила:
"Тогда скажи, как зовут меня?"
И старик замолчал. Он долго смотрел на девушку, но так ничего не ответил. 
"Что ж, знай, - сказала тогда прекрасная девушка, – имя мне - Смерть. Ты забыл мое имя, как забывают то, чего слишком долго и слишком сильно боятся."
И старик вспомнил имя Смерти, и понял, что пришел его срок. Но он слишком верил в свое бессмертие, он слишком привык к мысли о том, что вечен, и он решил сыграть в самую пьянящую игру из всех – он решил перехитрить саму Смерть.
"Не торопи меня, - сказал отшельник. - Кто это интересно решает, когда и где выходит срок человека? И разве не бывает ошибок?"
"Бывает, - согласилась Смерть, - любая канцелярия иногда путает бумаги, и я подчас прихожу не по тому адресу. Если  хочешь, мы можем проверить, пришло ли твое время."
"А как? - спросил старик.."
"Есть такая сказочная игра, в вопросы и ответы. Я задам тебе три вопроса, и если ты не ответишь ни на один, я вернусь за тобой, но на этот раз в том облике, в котором меня так часто представляют люди. Я буду в черном, вокруг меня будет стелиться жадное пламя, и уж тогда, поверь, я буду совсем не так добра к тебе, как я добра сейчас. Ну что, ты все еще согласен играть со мной?"
"Согласен, сказал старик, который считал себя бессмертным. Задавай свой первый вопрос."
"По правде говоря, стоило бы считать его вторым. Ведь ты так и не смог назвать мое имя. Ну хорошо, я не буду строга, и пусть этот вопрос будут первым: Как звали ту, которую ты любил, когда был беззаботным юношей, и которую я увела за руку из деревни у подножия этой горы много лет тому назад?"
И Смерть ушла, чтобы вернутся на заре следующего дня. Она застала старика плачущим над горным потоком.
"Ты безжалостна, сказал ей старик. Я вспомнил то, что хотел забыть многие годы, я вспомнил ту, что пела много лет назад на этом самом месте, у горного ручья, и с чьих губ я пил беззаботную радость моей молодости. Ты напомнила мне, жестокая, всю боль и горечь моей утраты, которая когда-то превратила мое сердце в кремень. Но горше всего то, что река времени стерла из моей памяти имя этой девушки. Я не помню, как ее звали, я забыл..."
"Я понимаю, сказала Смерть. Боль утраты стихает с годами, и даже раны любви не кровоточат вечно, но вместе с болью время стирает из нашей памями облик и имя тех,  кого мы людили. Ты стар старик, не упорствуй, пойдем со мной".
"Нет, сказал упрямый отшельник, считавший себя мудрым. У меня еще есть две попытки, разве не так?"
"Ну конечно, сказала Смерть, и мой второй вопрос даже проще первого: Назови мне имя того, кто некогда в грозу постучался в двери твоего дома."
И она снова ушла. Вернулась она следующим днем, в тот самый миг, когда тени так коротки, что вовсе не похожи на тени. Она застала старика в том же месте, что и вчера, но на этот раз его лицо было искажено стыдом.
"Я помню, - начал старик медленно. - Это было во времена, когда черное поветрие обрушилось на страну. Целые деревни вымирали, болезнь не щадила никого. Был у меня тогда друг... мы всегда были вместе. Он отличался от других людей, был задумчив, молчалив, серьезен. Людей он сторонился, и люди его не любили. Тогда как раз случилась чума, и ожесточенные люди, как это заведено, искали виновного в их бедствиях... Кто-то обвинил моего друга в колдовстве, ведь он много читал... была гроза, и люди с зажженными факелами пришли к его дому. Он выскользнул из дома через окно, прибежал ко мне, потому что ему некуда было идти - родственников у него не было, да и других друзей тоже. И когда он пришел ко мне, я испугался. «Я не смогу его защитить, - сказал я самому себе. - И меня постигнет его участь, участь презираемого изгоя».
Я не впустил его, - сказал старик, - и его побили камнями.
И старик замолчал.
"Как ты жестока! - сказал он потом. - Ты заставила меня вспомнить то, что я забывал так долго, то, что сделало меня отшельником много лет тому назад. Да, я вспомнил все, я вспомнил даже свой стыд, но это было так давно, что я не могу вспомнить... Я так и не вспомнил имя того, кто некогда постучался в мои двери в грозу."
Смерть пожала плечами:
"Во мне нет ни зла, ни добра, жестока к тебе лишь твоя совесть. Та самая, отметины которой не исчезают до самого последнего дня. Но перед временем бессильна даже  совесть, и ты забыл имя того, кого когда-то предал».
И смерть ушла, чтобы вернуться на следующий день, вечером, перед самым закатом солнца, и солнце горело в ее рыжих волосах.
«Пришло время последнего вопроса, - сказала она, - и прежде чем я задам его, скажи - хочешь ли ты продолжить эту игру?"
"Да, сказал Старик, который считал себя сильным. Задай мне свой последний вопрос, рыжеволосая Смерть!"
"Хорошо, сказал Смерть, вот мой последний вопрос: Назови мне свое имя, отшельник, и ты будешь свободен от меня навсегда, и получишь бессмертие, которого так жаждешь!"

- И он не вспомнил свое имя?
- Нет.
- Фариз, но ведь так не бывает!
- Бывает, но только с теми, кто слишком долго любит только себя самих. К чему тебе имя, если некому тебя позвать?
- Не очень-то и вериться.
- Ладно, не придирайся, это просто сказка.
- Хорошо, а дальше?
- Это все.
- Все? Это нечестно! Ты же обещал, что закончишь!
- Знаю, Малыш, знаю. Но не выходит. Иногда я представляю себе, как старик уходит из деревни, как он идет к своему дому, и как у порога его встречает прекрасная девушка с рыжими волосами, девушка по имени Смерть. Она улыбается ему, берет его за руку, и ведет по горной тропинке ввысь, к звездам...  А в другие дни мне кажется, что отшельник все же решает убежать от смерти, и я вижу его вечным скитальцем, за которым следует престарелая дама в черном, вокруг которой стелится жадное пламя... Понимаешь, когда ты придумываешь кого-то, через некоторое время он становится для тебя живым человеком. И тогда ты даешь ему жить своей жизнью. Так что пусть старик решает сам.
- А мне не нравится второй конец, уж больно он мрачный… Очень тебя прошу, допиши эту сказку.
- Ну хорошо. Когда нибудь, не сейчас, позже... Слушай, дождь прекратился уже минут как десять. Я очень хочу тебя видеть, Малыш. Сегодня. Я скучаю по тебе!

Молчание. Я представляю, как ты сидишь в огромном кожаном кресле, укутавшись пледом, с телефонной трубкой в руке, и улыбаешься.

- Ладно, давай. Только громко не стучи – мои спать укладываются.
- Хорошо. Увидимся.
- Жду.
- Я люблю тебя, Малыш.
- Я тебя тоже люблю.

Отбойные гудки.

Баку, 26 июля 1997 года