Странный поворот

Много лет назад в Тихом океане был небольшой островок – Подковно. Он и сейчас там есть, только называется, наверняка, по-другому. Составлял этот остров отдельное государство. На государство это никто из великих и менее великих держав не претендовал, потому что остров этот находился довольно далеко от ближайшего берега, а морская дорога на этот остров была довольно извилиста и ухабиста.
Жило на этом острове во все времена ровно 90 человек. И было всегда ровно 45 занятий – профессий. Каждым делом занимались два человека. Так уж повелось у них издревле. Если какой-нибудь кузнец, вдруг, умирал, то оставался еще один, кроме того, так получалось, что почти сразу после смерти в деревне, сразу кто-нибудь рождался. И, конечно, когда новорожденный подрастет, его обучали профессии умершего. А бывало наоборот: никто не умирает долго уже, и, рождается ребенок – это означало, что нужно готовиться к похоронам – скоро кто-нибудь умрет. Никого это не пугало и не удивляло – так происходило на протяжении тысячелетий.
Да, необычно… И женщина-кузнец там была, и дед-пряха, а один раз (на моей памяти) – так вообще комедия на острове приключилась: родилась у бабы тройня, а помирать в деревне никто не собирался – здоровые все были, разве только один старик кашлял кровью порой. Он и начал себе гроб строить – ну некому больше помирать. И вот, на третий день после рождения (обычно там рождение и смерть разделяло меньше трех дней, там даже в святой книге местной что-то про это было, как-то это объяснялось, только я уже позабыл) отнес дед гроб уже на кладбище, помылся-приготовился, и сел книгу читать святую в лесочке неподалеку. Стар он был, да и заснул вскоре. Просыпается – солнце утреннее мягко светит, птицы поют – благодать. Встал и легко так пошел, поплыл. Ходит дед по раю, ангелочки кругом… Одного дед в толк взять не мог: почему колесо поломанное лежит на тропинке райской. Но и про колесо вскоре забыл.
Увидел соседа своего, «Тоже, – подумал – преставился», обрадовался:
– Здорово, Макарыч.
– Слава богу, Никитич.
– А почему, скажи, там колесо поломанное лежит?
  – Дык, наверное, сломал кто-то и бросил.
– А разве тута нужны колеса?
– А как же? Ты можешь, сосед, конечно, зерно на хребте возить, а я уж лучше на телеге…
–  А зерно-то зачем?
– Ну, ты, сосед, даешь! Совсем сбрендил на старости лет. Питаться-то ты чем будешь?
– А я думал тут просто ходи себе, гуляй, птичек слушай, ангелочков смотри… Да, видно, Макарыч, не заслужили мы в жизни такого рая, вот нас в рай менее благодатный отправили: и на телегах трястись надо, и землю пахать… Да и колесо это… Не заслужили, эх! Не заслужили в жизни, прогрешились… Теперь и получили по заслугам…
– Ты что, Никитич? Гдей-то ты дури такой набрался? Книг начитался чтоль? Ты лучше ешь побольше, а то точно скоро в рай прямой дорогой отправишься!...
Макарыч ушел, а Никитич, сосед его, еще три года тут пребывал, а потом, надо полагать, и попал куда хотел. А в тот день троих молнией убило – под деревом от дождя прятались.
Но однажды был там случай, который поразил всю деревню.
Так обычно за два года трое умирают, в среднем, а тут за последние два года никто и не умер. И вот родился малыш, крепкий, здоровый. Ковалем бы ему быть, и нынешний уж дряхлый совсем стал, да только этот дряхлый еще два года прожил, и не только он не помер в эти два года, а и из всех остальных тоже никого не отвезли на кладбище. Остался малый без профессии. Суеверные бабы и мужики говорить втихую начали, что, мол, дьявольский знак, и что горе будет. Но ничего не было. Только рос мальчуган серьезным, и другие дети его боялись, даже те, что были старше его – уж больно силен был.
Он много читал, и школу закончил не за четыре года как другие, а за год всего. Несмотря на серьезность, был добрым, родителям помогал. Ни с кем не общался, все на него косо смотрели – не такой он был, не было у него своего дела, «бездельник» был. К пятнадцати годам прочитал все деревенские книги, и ему стали выписывать книги из других стран, благо, мимо иногда проходили корабли. И в деревне народ поуспокоился – прочили ему новое дело – пусть малый первым ученым будет в государстве. Все к тому и шло.
Только, когда было ему 18, отец внезапно умер (скоропостижно скончался, мать же умерла, когда было ему лишь 4 года), он бросил читать и стал ходить на берег моря смотреть на проходящие корабли. Кроме родителей у него никого не было, и стал он жить самостоятельно. Из деревенских ни с кем близко не общался, поэтому, когда он уехал, этого никто не заметил. Лишь через дня три его хватились, вошли в его дом, а там записка. Он говорил, что уехал бороться за свободу, что вернется, и что будет изредка писать.
Произошло же все так: проходящий мимо катер зашел в гавань острова, чтобы привезти книги, и человек с катера сообщил, что книги больше привозить не сможет, потому что на материке скоро начнется война. И Саша (так звали этого мальчугана-бездельника-ученого) попросил взять его с собой. Человек с катера почему-то согласился, и потом всю дорогу объяснял, что такое война, и для чего она нужна. Саша же, почему-то все сразу понял (хотя на острове войн никогда не было, и островитяне даже не подозревали, что такое бывает, Саша, в силу, наверное, обстоятельств, находясь в коммуникационной резервации, чувствовал что-то смутно, ощущал почти то же самое, что ощутил на войне).
Сам я, толком не знаю, что с ним произошло, но судя по его редким письмам на остров, он стал одним из предводителей освободительного движения, и даже добился для кого-то какой-то свободы. Потом, в газете, случайно попавшей на остров, прочитали, что Александр Воронов, командир повстанческой армии, был предательски убит в далекой Африке. Там говорилось, что он бился за свободу до последнего солдата, до последней капли крови. Было опубликовано несколько страниц его дневника. В дневнике была правда и ничего более. Саша писал о трудностях повстанцев в чужой стране, не пачкал бумагу пустыми планами на будущее, не вспоминал о прошлом. Он коротко писал о настоящем.
На острове о его смерти (да и о его существовании) скоро забыли.
На острове так и не узнали ничего о войне.
На острове никто не родился в дни смерти Саши… Жизнь продолжала течь, как и раньше, преодолев тот странный поворот.