Совий или баллада, в которой рассказывается о том, как был устан

                Совий

или баллада, в которой рассказывается о том,
как был установлен обряд сжигания мертвых тел 1)

Некогда в дальней Надравии, области славных жейматов,
Замок стоял неприступный. Высоко башни его возвышались
Над лесом дремучим дубовым, царством  ужасного вепря.
Хотя желудей, плодов Окомпирса бога, 2) рождалось в чаще довольно,
Зверь тот не ел их, а крал девушек красных, чтобы мясо нежнейшее
Девственниц юных вкушать, противно природным законам. 
Но наконец истощилось терпение князя. Имя было Совий ему, –
Что значило смелый. Вот он дождался поры той, когда Телявель,
Кузнец Перкунаса, солнце – Звайгстикс 3) направит к закату,
Вывел коней и помчался с сынами к логову вепря.
Скоро собаки учуяли след душегубца.

Долго угнаться за зверем Совий не мог, но помог благосклонный
К людям Нумеавс – домов охранитель. Медейне, деве лесов,
Он сказал: «Пусть печень добычи охотники эти тебе принесут
В знак уваженья, ты же сейчас помоги им, выдай Совию вепря!»
Князь не поверил удаче своей, когда вдруг копытцем лютый кабан
Задел корень кленовый, грохнувшись оземь, свой бок подставляя
Жалам рвущихся стрел с луков охотничьих гибких. Тот час же зверя
Все окружили, спешившись, в тушу вепря вонзили мечи,
После разделывать стали. Вдруг всколыхнулась листва,
Посыпались желуди наземь, и пред людьми, в изумрудно-зеленом уборе
Из листьев дубовых, возникла богиня лесов златокосая Медейна дева.

Строго она взглянула на гончих и после князю сказала: «Нумеавс
Мне повелел удачною сделать охоту. За эту услугу
Вепря я печень возьму – достойную плату». Совий,
Ножом брюхо зверя рассекши, кусок нутра вынул наружу. Тут из него
Выпало девять каменьев. Золото было ли то, никому не известно,
Только вдруг алчность вспыхнула в князе. Подобрав все каменья, Совий
Зажал торопливо богатство. Печень он молча отдал, но богиня сказала:
«Ужели сеть рыбаку должна вернуться пустою? Возврати мне, что поднял,
Что обещал – все целиком, ничего не скрывая!» Хмуро ответствовал князь:
«Ничего я не должен. Жертву просила свою, – так возьми же ее не торгуясь!»

Лик почернел дотоле прекрасный богини – сделался диким и злым
Как кора древних вязов. Прокляла жадность она надравийского князя:
«Скоро ворон черный сядет на кровлю ясневой гридницы замка,
Но после кончины покоя твой дух не узнает, будет метаться меж небом
Высоким и бренной землею, будет мною гоним, дочерью Дейвы 4) могучей!»

Все совершилось как обещала нимфа лесная, умер порою осенней
Князь, как прокаркал три раза ворон, посланник богов, нить оборвав
Деклы и Карты, жизни прядущих под корнем Нозолума, древом
Которое свод обнимает небесный, в глубь прорастая земли,
Корнями цепляясь за звезды. 5) Только Потримпс 6) покой потерял,
Так звали меньшего сына (было ж всего их девять братьев родных).
Зная ликсты искусство, – явленья природы магией древней
Жрецов подчинять, порешил он отправиться к храму
Габии – духу огня, вопросить об умершем: Совий узнал ли покой
После кончины. В храм сей вступив, с согласья криве-кривайтса, 8)
Он повелел вайделотам 9) принесть сто поленьев. Бросив в очаг их,
Так он сказал: «Не с пустыми руками я госпожа пред тобою стою,
С белой березой, с пищей приятной огню, со смолистой корою.
Будь благосклонна к сыну Совия князя, все расскажи – как живет
После смерти отец мой, бросивший вызов Медейне, ведьме проклятой!»

Вспыхнул огонь, зашипел голосом древней старухи: «Вижу иссох он
Скитаясь в пустыне далекой, в мерзких болотах лесных по грудь увязая.
Нет ни минуты покоя ему, стал он соломы желтее, конского волоса тоньше.
Один есть лишь выход наружу, в царство Звайгстикса – солнца,
Мира владыки, да не найдет Совий его из-за нимфовых козней!»

Потримпс тогда, весь изменившись в лице,  прочитал заклинанье:
«Слышишь, отец мой,  где бы ты ни был – вспомни как звали меня –
Девинтасом 10) звали. Голос мой пусть да послужит тебе путеводной звездою!»
Так говоря, провел его сквозь колдовские препоны хозяйки древесной
Прямо к воротам из меди, которые путь открывали в царство златое
Звайгстикса солнца. Только опять не случилось радости князю.
Бог его, только увидев, поднял цепями за плечи: «Знаю как ты завладел
Дочерями моими, камни присвоив себе, которые вепрь похитил».
Слыша то, вынув из пазухи девять каменьев, бросил в огонь
Потримпс наследство отцово. Тот час Совий глубоко вздохнул, –
Был он свободен, в землю плоть его улеглась стараньями
Верного сына, дух же к отцу Диевсу 11) поднялся нетленный.

Время прошло с поры той, – семь зим пролетело, но не спокоен опять
Потримпс, слышит он стоны, слышит, что Совий умерший страдает:
«Тело мое изъели проклятые черви, гадами пóлна утроба моя, от того
Нет покоя в небе лазурном духу, – смущается он тем что творится
С частью телесной его. Вынь из земли ты меня, да в дупле старого дуба,
Что растет перед замком, сложи мои бренные кости!» Как отец повелел, –
Поступил Девинтас, однако вновь жалобы слышит: «Старые чары Медейне
Девы принялись мучить меня, желтобрюхими пчелами персть поражать,
Ты лучше сожги ненавистное тело, пусть отныне никто из умерших
Мучений не знает, пусть души их, расставшись с веригами плоти,
Сразу в дух обратившись, дымом легчайшим возносятся к Небу!»

Вот наконец Совий сожжен был на костре погребальном, первом костре
Средь жейматов. Наутро же Потримпс голос услышал довольный отцовский, Пресветлого духа: «Как крепко спал я, яко детище в мягкой постели!»
С той поры повелось огню предавать плоть людскую, дабы мучений
Не знала она, мести богов оскорбленных, дабы сразу стремилась она
К вечной свободе, доле быть духом небесным не знающим тлена! 

Примечания.

1) Эта баллада основана на тексте, сохранившемся в западнорусской вставке 1261 года к переводу хроники Иоанна Малалы: Совий однажды поймал вепря и отдал его девять селезенок сыновьям, чтобы те их испекли. Узнав, что дети съе-ли их, разгневанный Совий решил сойти в ад, но смог проникнуть туда лишь через девятые врата, которые указал ему один из сыновей. Затем сын сам отпра-вился на поиски отца и, найдя его, похоронил в земле. Восставший наутро Со-вий поведал сыну, что он изъеден червями и гадами. Тогда сын положил Совия в дерево, но тот наутро был изъеден комарами и пчелами. Лишь после сожже-ния Совий сказал сыну, что «крепко спал яко детище в колыбели». Литовцы, ятвяги, пруссы названы в рассказе «совицею», а Совий – проводником в ад, ко-торый ввёл трупосожжение, «чтобы они приносили жертву... Андаю и Перкуна-су, и Жворуне... и Телявелю-кузнецу, который ему солнце выковал». Связь Со-вия с Телявелем и солнцем позволяет сопоставить балтийский миф с распро-странённым сказочным мотивом о кузнеце, воскресившем умершего, и предпо-ложить его солярную символику. Сравнить огонь погребального костра и не-бесный солнечный огонь, вепря, пойманного Совием как зооморфное воплоще-ние солнца («свинка, золотая щетинка»), девять врат, которые можно толковать как девять солнечных «домов» зодиака, соответствующих девяти месяцам от весеннего равноденствия до порождения нового солнца, девяти колесницам солнца в литовских песнях. Девять селезёнок вепря дублируют тему девяти врат (по сообщению Преториуса, жители Надравии гадали по селезёнке жертвенной свиньи о будущем годе, урожае и т.п.) и делают вероятным предположение о девяти сыновьях Совия из которых девятый указал ему девятые врата ада. Та-ким образом, весь сюжет о Совии может быть соотнесён с годовым движением солнца. В Ипатьевской летописи (1144), цитирующей хронику Малалы, гово-рится о боге Свароге – Совароге, отождествляемом с кузнецом Гефестом, и сы-не его Солнце. Характерно, что индоевропейский корень для обозначения солн-ца *sâue- (*sû-, *sue-) близок форме имени Совий.
2) Окомпирс – эпитет верховного балтского бога Дейвса-Диеваса. В переводе на русский значит «самый первый». Согласно римской традиции желуди считались плодами Юпитера, который возглавлял италийский пантеон.
3) Звайгстикс – персонификация солнца и солнечного света. Из прусской мифо-логии.
4) Дейве (литов. deivç, deĩve, «богиня») –  в литовской мифологии первоначаль-ное обозначение богини высших уровней пантеона и всего класса таких персо-нажей; позднее – духи, прекрасные девы с длинными волосами и большими грудями; мастерски выполняют любую женскую работу, особенно прядение и тканьё (преследуют тех, кто занимается этим в четверг). Дейве любят детей, не-редко влюбляются в юношей и даже выходят замуж; жить с ними – счастье, но при нарушении табу они уходят. Иногда Дейве или лауме – духи леса и воды или ведьмы. Литовский автор XVI века Мажвидас, сообщающий, что у литов-цев есть сто Дейве, если не больше, перечисляет их наряду с нечистыми духами. В поздних источниках Дейве иногда приписываются некоторые конкретные функции: так, святая Дейве обозначает божество дождей или богиню чумы, смерти (Гильтене). Эти характеристики Дейве позволяют связать её с Диевасом, в частности, когда это имя обозначает Перкунаса. Тем самым реконструируется мотив супружеской пары, в которой муж (громовержец) – на небе, жена – внизу, на земле или даже в подземном царстве; таким образом, Дейве – женский пер-сонаж основного мифа восточнобалтийской мифологии. Дейве как правило, по-мещается в пантеоне на более низком уровне, чем Диевас, и обнаруживает тен-денцию к превращению в злого духа.
5) Нозолум – священный дуб, мировое древо, растущее корнями вверх. Декла и Карна – норны, богини судьбы, прядущие нить человеческой жизни.
6) Потримпс – юный бог плодородия древних пруссов и ятвагов (предков литов-цев).
8) Криве-кривайтс – главный жрец.
9) Вайделоты – жрецы.
10) Девинтас – в переводе с литовского «девятый», т.е. «девятый сын».
11) Диевс – тоже, что и Диевас или Дейвас.