Маленькая литература

 Это самая что ни на есть правдивая история. Такие истории рассказывать нельзя. По крайней мере, пока живы ее герои. Сейчас я лежу на своей трехспальной кровати, пишу эти строки и слышу, как соседка выходит курить.

 Вчера я шла сумеречными улицами и думала: я должна придумать что-то необычное, но максимально приближенное к реальной жизни. А потом вдруг подумала: жизнь сама подбрасывает нам истории, зачем что-то придумывать? Однако тут есть серьезное «но». «Все действующие лица, места и события в этой книге – вымышленные». В противном случае, персонажи могут быть узнаны и, что хуже всего, могут сами себя узнать! Ведь даже не будучи лицемерами, мы прячемся за какие-то маски и фразы (не из корысти, конечно, а из сочувствия). Книга же все это обнажит, и рана начнет расползаться. Вот для чего нужен художественный вымысел.

 Я себя очень долго пыталась реализовать в эпистолярном жанре. Не вышло. Почему? Сама себе писать не станешь, ждешь ответа, реакции. Не холодной, как ободок унитаза, а с чувством, со всей страстью. Ан нет.

 Я думаю, произведение, рожденное самой жизнью, в итоге придет к тому же результату, что и рожденное вымыслом. Настоящий ли человек станет героем романа или выдуманный герой заменит человека, оба они при определенных обстоятельствах смогут успешно добраться до конца повествования или уйти посередине его, если того захочет автор. И того, и другого умелый мастер может сделать типичными для своего времени или же, наоборот, пришедшими из древности. Только вымышленного надо сделать немного настоящим, а настоящего – вымышленным.

 Все эти размышления хороши, но вот то, что меня действительно волнует:

Никто моих книг не раскупит и не расхватает в книжных магазинах. Люди не любят читать о том, что видят в жизни. Им нравятся сказки.

 Я ловлю себя на мысли: я пишу сейчас то, что сама терпеть не могу читать. Это, во-первых, долгие пространно-туманные размышления автора, то есть мои. Вспоминается фильм (нашумевший, который вы все смотрели), где герой говорит, что «писатели – это птицы, у них одни перья, а кактусы – это их критики, у этих одни колючки». Своими измышлениями я похожа на кактус. Критикую самую совершенную литературу – жизнь. Ладно, отложим.

 Пункт № два (может последний? не знаю, но очень важный) – отсутствие диалогов. Если нет диалогов – все, писатель для меня бездарность. Я говорила ему (автору): ну, что ты мне лекцию читаешь, ты покажи мне живых людей, которые это говорят. Однако похоже, что слово это – «бездарность» - так смело выпущенное мною, бумерангом вернулось ко мне и ударило мне в глаз. Всемирная литература знает множество примеров…(могу ли я называть фамилии?) гениальных писателей, которым было что сказать. И, напротив, других (Бест-Сэллинджеров, как говорит Брайан Олдис), таких, как П.К., где диалогов хватает, а мыслей, увы… А ведь этот писатель (П.К.) поди еще жив, вдруг заявит на меня в суд? Исключено. Пока меня напечатают (годы пройдут, а то и десятилетия), а потом пока переведут на язык его страны…Русского он, скорее всего, не знает. А впрочем, надо навести справки. И сменить инициалы, если потребуется.

 И все-таки я постараюсь проработать диалогическую линию. Хотя бы в одной из глав. «А будут главы?» - спрашиваю я себя. Я себе часто представляла «маленькую литературу». Так как я всегда знала, что мне не пробиться в большую литературу (а надо ли?), я маленькую литературу видела так: я пишу небольшие рассказы и эссе и вывешиваю их (по одному и обязательно небольшому произведению) в туалете на двери, прямо напротив толчка. Мои домашние, а также мои друзья и знакомые (преимущественно женского пола, надеюсь, вам понятно, почему) с удовольствием читают их, пребывая в сей обители. Потому что, оказывается, человеку в туалете необходимо что-то читать. Я это поняла давно, а вчера получила гениальное словесное тому подтверждение. Один близкий человек сослался на невозможность совершения физиологического акта по причине отсутствия литературного произведения, которое хотелось бы взять "туда" с собой почитать. Вот зачем она нужна, эта «маленькая (да-а, очень маленькая) литература». А потом откроется литературный кружок, который начнет посещать все большее количество людей…

 Нет, меня ни в коем случае нельзя печатать. Это несправедливо хотя бы по отношению к классикам. Многие современные литературные нигилисты (из совсем молодых, вроде меня) напрочь отвергают все, до них созданное, гоняются за формой, линчуют содержание…Есть целый большой сайт в Интернете, где можно почитать молодых авторов (из соображений своей безопасности, адреса вам не даю). Есть там очень талантливые и не очень талантливые авторы, есть и всякие. Меня там вообще нет. Я даже зарегистрировалась, как положено, но дальше этого дело не пошло. «Писала я на аспидной доске…» Все мое написано шариковой ручкой на бумаге, у электронной же литературы – свои законы.

 И все же «хорошо, хорошо, это очень хорошо», как пишет (поет) Воннегут. Если бы я все-таки «печаталась» на этом сайте, я бы очень переживала по поводу рейтинга, отзывы ранили бы мое сердце, как ядовитые стрелы, а люди ведь в большинстве своем так неблагодарны…Особенно в Интернете. А как же! Выразить благодарность (а такие штуки случаются, как правило, в онлайне) – это значит потратить сколько-то там кровных рублей-копеек.
Гениальность – вот она, рядом. Одной моей одногруппнице, Оля Немова ее зовут, временами приходят в голову фантастические идеи по поводу жизни и жизнеустройства. Начинается это словами «А что, если…?» «Представь, если бы…?» «Прикинь, что мы…?» Например, на экзамен по французскому (которого все ужасно боятся) подъехать к аудитории на мотоцикле с коляской и от предложения преподавателя войти экзаменоваться («Заходите!») отказаться одной правдивой фразой (сидя при этом в шлеме на мотоцикле): «Извините, коляска не проходит». И так далее.

 Думаю, Оле понравилась бы моя идея «маленькой литературы».

 У хороших писателей все в книге посвящено одной мысли, эта мысль идеей называется. Так, по крайней мере, раньше было. А если литература равняется жизнь, то тут не одна, а целая гора идей возникает. Другое дело, хочется ли читателю эти идеи из произведения (как арахис из шербета) выковыривать. Поэтому иные заботливые писатели (а это почти все) берут одну идейку и все произведение тщательно читателя ею вскармливают. Чтобы она переварилась как следует. После переваривания пища, как известно, попадает в кишечник для усвоения. И то, что усваивается, даже школьник знает, на кончике ножа уместится, удел же всего остального – известен. Так вот усваиваемое – это и есть идея и она очень мала, а все остальное (сюжет, персонажи, описания природы и т.д.) должно, отслужив свою службу, беспроблемно выйти из организма.

 Кроме идеи «маленькой литературы» у меня была другая. Идея неоконченных произведений. Мой муж однажды говорит мне голосом обманутого читателя: «Так нельзя, ты хотя бы сделай вид, что так и собиралась закончить свою мысль». Что ж, по-моему, это решается одним маленьким словом. Моя подруга детства – Олеся – в конце школьных сочинений всегда писала это слово – КОНЕЦ.