Не ваш, но...

      - Я не верю! Нет, я просто не верю в эту чепуху. Вы понимаете? Ты понимаешь?
      Сегодня Джек был явно не в духе. Хотя, наверное, это слишком мягко сказано – не в духе. У него было просто ужасное настроение. Такое иногда случается. Тяжелый день, много работы, сильное переутомление, а может быть, даже и неудачная операция. Все вместе. И он приходит домой, уставший, разбитый. Ему ничего не хочется. Ему хочется заснуть и забыть обо всем. Но нет. Сегодня же пятница, его самый любимый день. Дружеский день – так он называется. Вот уже на протяжении нескольких лет Джек собирает всех своих друзей у себя дома для приятного, легкого и очень теплого вечернего разговора. И каждый раз это происходит именно в пятницу. Пять-шесть, иногда семь, человек приходят к нему, рассаживаются по местам в уютной гостиной. Кто устало плюхается в кресло, кто на диван, кто за большой старый, именно старый, а не старинный, стол, внушающий какое-то правильное доверие и уважение, а кто просто становится в углу комнаты, тихо наблюдая и думая о чем-то своем. Потом они наливают себе каждый по стаканчику красного вина, специально купленного к этому случаю, хорошего, качественного, дорогого вина и начинают интересную, на их взгляд, содержательную беседу.
      - Разве с этим так сложно смириться? – оппонирует Дэвид, его старый друг. Это был первый врач, которого Джек встретил в больнице. Почему-то во вторую секунду их знакомства у каждого подсознательно, где-то в глубине, возникла обоюдная неприязнь. Но в следующие пятьдесят восемь она незаметно исчезла, так что, скорей всего, они даже и не помнят об этом, да, не помнят, а может, и просто не хотят вспоминать. Конечно, бывали и ссоры и какие-то конфликты, но все это, скорей, стоит отнести к трудностям их работы, к постоянному напряжению и огромной ответственности. Но пока они в прошлом, а Дэвид с уверенностью отстаивает свою точку зрения.
      - По-моему, все вполне логично. Ну сам посуди: на сотни миллионов, да какой там, миллиарды звезд разве не может найтись хоть одна, согревающая планету сродни нашей, схожую, расположенную на том же расстоянии, что и мы от Солнца, имеющую такие же размеры? Это во-первых. А во-вторых, так же велика вероятность, что живые организмы, населяющие ее, находятся на достаточном уровне развития. Конечно, не обязательно, что разумными существами там будут именно люди, ведь все-таки чего только с нашей матушкой-Землей не происходило… метеориты… вот, - Дэвид расслабленно облокотился о мягкую спинку кресла и сделал маленький, чуть заметный глоток вина.
      В самом центре комнаты стоял средних размеров, пухлый, позволяющий утонуть в себе диван. На него и был посажен Витор, пришедший на это дружеское собрание по просьбе Дэвида. Хозяина он знал совсем чуть-чуть, а с остальными собравшимися не был знаком и вовсе, поэтому Дэвиду стоило невероятных усилий уговорить его прийти на эту встречу. Вся проблема заключалась в том, что Витор в принципе не любил подобное времяпрепровождение. И неудивительно, что в момент разговора он чувствовал себя крайне неуютно. Ему самому казалось, что он приходится здесь совершенно не к месту. Красивая мебель, красивые картины, красивые ковры и приятные люди вокруг, а в центре всего этого сидит он, сидит, пытаясь в этом огромном пространстве, шикарном пространстве занимать как можно меньше места. Почему? Он и сам не знает. Просто неприятно, когда все такое незнакомое, яркое, может быть, доброе, но все равно чужое. И возникает какое-то странное ощущение, будто все смотрят только на тебя, оценивают, оценивают, оценивают. Да и к тому же, диван настолько мягкий, что сидеть на нем ровно, прямо, не развалившись, не расслабившись, чрезвычайно трудно, и это тоже, в свою очередь, добавляет неуверенности Витору. Но мысль Дэвида задела его за живое, пробудила от тяжкого сна и, кажется…               
      - Это пр…
      - Да, да, конечно. Позволю с вами не согласиться, - спокойно перебил его Рональд. Встав из-за стола, прихватив бокал, он медленно, молчаливо, будто раздумывая, напряженно и творчески, прошелся по комнате, акцентируя тем самым на себе внимание всех собравшихся. Ему часто приходилось делать так, и ему это нравилось, нравилось, чтобы все глаза, находящиеся поблизости, были устремлены на него, и все уши слушали только его голос. Какие же все-таки разные люди. Рональд был единственным юристом среди всех друзей Джека. Как ни странно, но почему-то Джеку не нравились юристы, он не верил им, сомневался, и считал их людьми, которым по ночам невероятно тяжело спать, ведь… ведь они, адвокаты, обречены своей работой регулярно говорить неправду. И в то же время ему было их по-настоящему жаль. И в то же время он надеялся, что не все они такие, он знал, есть что-то важнее денег и социального положения – сон. Однако Рональд был как раз из тех, кто с удовольствием и непринужденной легкостью совмещал и то, и другое. Их знакомство произошло в парке, они оба выгуливали там своих собак. Кто-то спросил, сколько времени, кто-то поинтересовался породой любимца, завязалась беседа, и к тому моменту как Джек узнал, что его собеседник самый настоящий юрист, это уже не имело никакого значения – Рональд был его другом.
      - На мой, - он улыбнулся, - подчеркиваю, исключительно дилетантский в этом вопросе взгляд, любое разумное существо… эм… способное к творчеству, размышлениям, в общем, к проявлению высшего интеллекта, должно выглядеть именно как мы с вами, - жестом руки он обвел всех, находящихся в гостиной, и в завершении указал на себя. – То есть как человек. - Это продиктовано естественным отбором, эволюцией и прочими факторами. Конечно же, небольшое отклонение возможно, но всякие там инопланетяне в виде шариков и треугольников или в виде всяких ящериц или насекомых, это просто нелепо. - Громогласно окончив речь, он чуть слышно добавил. – Я так считаю.
      И, не обращая ни на кого внимания, опять подошел к столу за очередной шоколадной конфеткой.
      Но уж этого Витор выдержать не может. Забыв про неудобство, и отрицательно качая головой, он все-таки берет слово.
      - Вы меня, конечно, извините, но я так не считаю, - каждую фразу он произносит как можно увереннее и четче, пытаясь подбодрить себя, - я так не считаю. Например, мне хочется верить, что человек не является самым высшим и разумным существом. Вот я не могу понять, почему многие не хотят представить разумное как-то по-другому. Вдруг есть что-то иное. Совершенно, принципиально, я не знаю, абсолютно не такое как мы, как все другие животные. Просто иное. Оно чувствует, живет не так. Оно… мы даже можем его не заметить, если когда-нибудь встретим, а может, мы уже его не заметили, кто знает? Вполне возможно, что и оно нас не замечает. Как бы это сказать? Ну, просто не понимает нас. Оно иное. Какой-нибудь дух, камень, кусочек облака, да мало ли что. Все что угодно. Почему обязательно должны быть или люди, или всякие там маленькие зеленые человечки, или что-то вроде того? Я не понимаю этого. И все твердят одно и то же. Топчутся, топчутся на месте и не делают ни шагу. Все это как-то глупо.
      Конфуз.
      Над комнатой повисло молчание. Неожиданно прекратилось всякое движение. Это произошло действительно как-то незаметно. Никто особенно не старался притихнуть, остановить свои действия, но сила слов все-таки оказалась серьезней, ее напор, ее неудержимое стремление покорило и побороло все вокруг. Очередная шоколадная конфета вопросительно остановилась на пути к раскрытому рту Рональда. Даже он покорился. Но только на мгновение, и, поймав себя на этой мысли, сразу же в знак протеста окончательно отправил ее в положенное место.
      Джек, неустанно наблюдавший за всеми участниками разговора, вдруг отвлекся. Неожиданно он заметил, что даже тихо сидящий во втором кресле, рядом с искусственным камином, пожилой, усеянный сединами, опытный врач Курт Мэнхейм, на протяжении всей беседы не обращавший никакого внимания на спорящих людей и с напускным интересом перелистывавший какую-то дорогущую книгу по ортопедии, вдруг тоже остановился, будто замер, и 538ая страница, ухваченная его тонкими пальцами за правый верхний уголок, остановилась, замерла вместе с ним.
      - Молодой человек, - серьезно произнес он. – У вас, без сомнений, очень хорошая фантазия и… да и веры вам тоже не занимать, - все прислушались, как маленькие дети, следящие за рассказом учительницы. – Но вы тоже должны понимать, что фантазия остается фантазией, - что бы это значило, подумал Джек. – Поймите, сложившийся прообраз инопланетного существа имеет под собой основу в виде, по крайней мере, мне лично кажущихся реальными, фактов и доказательств. Фотографии, секретные пленки – все это влияет на психику людей, на их воображение и понимание. Древние фрески, всяческие рисунки, найденные археологами во время раскопок и длительных поисков. Необъяснимые этапы истории, чего только стоят индейские племена майя и ацтеков, чего стоят сфинксы и пирамиды, чего стоят головы на островах Пасхи. Все это создает осязаемый, чувственный, точнее, вещественный образ, образ из молекул и атомов, из клеток, тканей, образ с мозгом и техникой, образ инопланетянина, близкого нам, инопланетянина с машинами, с роботами и другими признаками цивилизации, развитой и могущественной. Конечно же, велика вероятность, что мы просто хотим видеть его таким, видеть их такими, хотим верить, что когда-нибудь мы их встретим, научимся чему-нибудь, узнаем что-нибудь от них. Все может быть.
      На протяжении всей своей оживленной речи Курт так и не отпустил уголок страницы и до самого конца нервно мял его большим и указательным пальцами, что с ним случалось крайне редко, ведь после того, как его собственная клиника была закрыта из-за нескольких сомнительных случаев с лекарствами, и вследствие этого его финансовое положение резко ухудшилось, он с большим трудом брал в руки чужие дорогие вещи, а уж тем более как-то, может и не значительно, их портил.
      Джек замечает это. И сразу же предпринимает попытку своими словами успокоить и отвлечь доктора Мэнхейма.
      - А знаете, знаете, я все-таки не верю, ну не верю я в эту чепуху. Это полный бред, извините. Нет, но почему вы не хотите верить в, - он заметил, как Курт отпустил уголок страницы и бережно ее перелистнул, при этом, как ни странно, продолжая слушать, - в… в силу человека. Посмотрите вокруг, посмотрите, чего достигла наша цивилизация. У нас все есть. Единственное, чего нам не хватает, так это осознания собственной уникальности. Тарелки-шмарелки, пирамиды, да почему же мы никак не поверим, нет, вы никак не поверите, я то уже давно понял, что все это сделали люди, люди, из плоти и крови? Секретные самолеты, почему нет? Гениальные строители? Ну почему нет? Зачем же принижать собственное величие. Когда начнется освоение космоса, разве что-нибудь будет в силах нам помешать? Только мы сами.
      - Ваша уверенность поражает, - возразив, вступил в разговор пятый человек, находящийся в гостиной.
      Каждый раз, когда он приходит к Джеку, он становится у левой стены, берет в руки предложенный бокал вина и за всю встречу не только не делает ни одного глотка, но и не садится. Это молодой хирург Кобе. По словам Курта, достаточно талантливый парнишка. В больнице все его называют умницей, за прилежность и чистоплотность, а за любовь к порядку и правильности еще иногда и роботом. Робот-умница. Но Кобе не обижается, принимая это как комплимент своим способностям и ответственности.   
      Прозвище робот прицепилось к нему еще и потому, что он очень много знает, причем, во всех сферах, не только в медицинской. За это его и любит Джек, за его всестороннюю развитость, за неугасающий интерес ко всему новому.
      Отец Кобе был, вероятно, очень мужественным человеком и, наверняка, безумно любил свою жену. Он не хотел называть такого человечка Майклом, или Рэйем, или Шоном, он назвал его правильно. Мать не была против. Чего ему стоило перенести рождение азиатского мальчика в обыкновенной американской семье, один бог знает. Однако он смирился и даже потом полюбил этого ребенка, он простил свою жену, и поэтому детство у Кобе можно назвать счастливым. Отец не бросил мать, мать не бросила отца – ребенок один.
      Джек вопросительно смотрит на него. Кобе в ответ качает головой. Как? Вперед-назад или вправо-влево? Не все сразу.
      - Мне кажется, стоит быть менее уверенным в оценках. Если честно, я бы оставил тему инопланетной жизни открытой. На днях ко мне заходил ваш бывший пациент. Он рассказал мне кое-что. Он почему-то думал, что мы с вами не знакомы, - от этих слов взгляд Джека ничуть не изменился. А Кобе продолжает. – Сказать по правде, я был поражен, - Джек по-прежнему хладнокровно смотрит на Кобе. – Прозвище робот скорее подошло бы не мне, а вам, - глаза Джека устремлены прямо на Кобе, тело его неподвижно, ничего не изменилось, снаружи, но внутри ему определенно стало легче, невидимое напряжение прошло, - это просто поразительно. Как вы справились с этой операцией? Ведь он был безнадежен.
      Все с интересом уставились на Джека.
      - Ах да, я и забыл. Просто повезло. Давайте не будем об этом, не будем сейчас о работе.
      - Ладно, ладно. Но, по-моему, роботы это весьма интересная тема, - дождавшись паузы, вмешался Рональд.
      Появилось какое-то оживление, все засуетились, начали подливать еще вина и при этом не забывали про расставленную на маленьком столике закуску. Даже доктор Мэнхейм встал, чтобы положить книгу и, осмотревшись, будто в поисках последнего выхода, приметил тщательно укрытый от него Джеком номер какого-то серьезного журнала.
      - Итак, поговорим о роботах. Или, давайте точнее, об искусственном интеллекте, - поддержал предложение Дэвид.
      - Хо-хо, вы считаете, что он в принципе возможен? – поинтересовался Рональд.
      - А почему бы и нет? Современные компьютерные технологии достигли невероятного уровня. По-моему, остается всего лишь один шаг, который надо сделать на пути к новому, пока еще неизвестному, но, несомненно, ожидающему нас будущему. Будущему, в котором роботы помогают людям… - Дэвид прерван.
      - Помогают безвозмездно. Вы хотите сделать из них рабов? Да. Это видно в глазах. Но не забывайте, если когда-нибудь удастся создать искусственный интеллект, в чем я сильно сомневаюсь, то, по-моему, он должен иметь столько же прав на свободную жизнь, как и человек, - впервые резко вмешавшись, Витор все-таки высказался.
      - Браво, браво. Для юристов, определенно, появится новое поле деятельности. Отношения между людьми и роботами. Это интересно. Представляю себе, как я буду защищать докторскую диссертацию на эту тема, - подбежавшая к Рональду собака, приветливо виляя хвостом, явно просила сладкого.
      - А мне кажется, вся эта затея с искусственным интеллектом может плохо кончиться. Если мы создадим его, наделим его немыслимыми умственными и физическими способностями, заложим возможность самосовершенствоваться, развиваться, вполне возможно, что он не захочет подчиняться, а больше того, может сделать себе подчиненных из нас, может уничтожить нас, ведь мы будем слабее и глупее. – Кобе так и не присел. Правда, немного поменял позу, видимо, у него уже затекла нога.
      - Друзья, мне кажется, - взял слово Курт,- появление роботов, в конечном счете, приведет к деградации и последующему исчезновению человечества, - он внимательно осмотрел всех сидящих, в том числе и Витора.
      Собака смотрит на Рональда, Рональд смотрит на Кобе, Кобе, в свою очередь, смотрит на Витора, а Витор смотрит на собаку. Портреты со стен смотрят на всех.
      - Зачем же так? Зачем? Даже сейчас машины помогают нам. И вообще, прогресс нельзя останавливать, если наука способна сделать прорыв, она должна… она просто обязана двигать нас, развивать нас, улучшать нашу жизнь, - слова, слова, мечты Дэвида.
      - А с ядерной энергией, случайно, не то же самое было? Наука. Прогресс. А в конце концов одни проблемы. Так и тут. Мы не знаем, мы не можем предугадать, во что выльется этот прорыв: будет он положительным или отрицательным, или и тем и другим, кто знает? Я не знаю. И рисковать, по-моему, совершенно ни к чему. – Рональд тоже может высказывать умные мысли. Он гладит собаку по голове.
      - Плохо или хорошо. Знаете, по-моему, мы слишком забегаем вперед. Недавно я где-то прочитал, не помню автора, ну, в общем, там говориться, что познать систему изнутри полностью невозможно и на основании этого делается вывод, что человек сам в принципе не может создать нечто себеподобное. И я согласен с ним. По-моему, это вполне логично, так что давайте не будем обсуждать выдумки и всякую небывальщину. – Джек лаконично попытался закрыть тему.
      - Нет, нет, не правильно. Это не то. Во-первых, мы можем создать нечто, просто способное к развитию, и позже самостоятельно достигшее уровня человеческого интеллекта, а во-вторых, оно может появиться и извне, - Витор задумчиво смотрит на узоры ковра.
      - Это как?
      - Не знаю. Это и неважно.
      - А, по-моему, мы сегодня замечательно посидели, - с довольной стариковской улыбкой произнес Курт.
      - Да, пора расходиться. Меня и жена, наверное, заждалась. Пошли, Витор. Захвати, пожалуйста, вон ту папку, а то я уже туфли одел. Угу. Спасибо.
      - У тебя замечательные конфеты, почему я раньше их не пробовал? До встречи, - похлопывая по плечу Джека, Рональд, улыбаясь, подошел к открытой двери.
      Все собирались и постепенно уходили. А Джек так и стоял у двери, прощаясь с каждым, и левой ногой удерживая настырную собаку, постоянно пытающуюся выскочить на улицу.
      Последним к Джеку подошел Кобе. Звездная ночь, яркий свет из прихожей и длинная дорога, усеянная сияющими фонарями. Двое.
      - Было неплохо, - заметил Кобе.
      - Да, отличная беседа, и все довольны. Я надеюсь, ты придешь в следующий раз.
      - Конечно. Спокойной ночи, - и Кобе ушел.
      - Спокойной ночи, - в тишину ответил Джек, - спокойной ночи.
      Он закрывает дверь. Выключает свет в прихожей. Выключает свет во всем доме. Берет посуду. Идет на кухню. В течение трех с половиной минут моет ее и раскладывает по полочкам. Дает собаке поесть. Идет в ванную. Моет руки. Идет в спальню. Ложится. Спит. Конец дня.
      Солнце.
      Сквозь стеклянные очки-окна оно приветливо смотрит на Джека. Вся комната постепенно наполняется светом, словно озеро от вдруг появившегося блестящего водопада. Каждый, даже самый маленький, участочек, каждый уголок – все покрывается печатью утреннего тепла. Ничто не сопротивляется, ничто не спорит, а только, тихо улыбнувшись, благодарит его за яркую возможность жить.
      Утренняя тишина нарушается лишь приветливым лаем собаки, бесцеремонно запрыгнувшей в постель к Джеку. Она хочет гулять, она земное существо, и этим все сказано. Думает ли она о своих действиях? Размышляет ли? Не важно. Она живет, и этим тоже все сказано.
      Джек спокойно гладит ее за ухом и успокаивает ее. Сейчас. Сейчас. А через несколько минут они уже вместе выходят на улицу. Джек уверенно держит поводок в руках, а собака, будто увидев новый мир, пытается обнюхать, ощутить, осознать его, всего. Она прыгает из стороны в сторону, от одного куста к другому, и лает так, что, наверняка, во всех домах в округе раздается сонное бормотание: «Ну кому не спится в такую рань? Ведь сегодня же суббота».
      Замечательный день. Иногда он нравится Джеку даже больше, чем пятница. В этот день можно по-настоящему отдохнуть, забыть о всех проблемах и трудностях. В этот день он обычно идет куда-нибудь гулять, в какой-нибудь парк или в кино. Увлечение фильмами навсегда останется для него необъяснимой слабостью. Ничего не поделаешь. Если кому-то нравится сидеть в закрытом помещении в течение нескольких часов и вместе с остальными любителями этого же занятия наблюдать, как на прекрасном белом экране вдруг появляются кадры, воплощающие в себе творческую мысль человека – что ж, это их право. И Джек тоже обладает этим правом.
      Но вот прогулка подходит к концу. Пройдены привычные утренние метры. Пора возвращаться домой.
      Первым, что услышал Джек, открывая дверь, был телефонный звонок. Аппарат так надрывался, что казалось, будто он ждал хозяина целую вечность. Не снимая обуви, забыв про собаку, забыв про отдых, забыв про все, опытный хирург, мистер Тирс подбежал к столику, на котором стоял телефон. Джек снял трубку.
      - Але. Фуф.
      - Джек, слава богу, ты дома, - по голосу было похоже, что звонит Дэвид.
      - Что стряслось? Сегодня же суббота.
      - Да, да. Но у нас тут авария, нам срочно нужна твоя помощь, только что привезли семь человек в критическом состоянии, Джек, они очень плохи, нам без тебя не справиться, я уже позвонил Кобе и мистеру Мэнхейму, здесь еще несколько врачей, приезжай, Джек.
      - Уже еду.
      Джек спокойно, правильно положил трубку. Времени купать собаку не было, поэтому ему пришлось запереть ее в гараже. Спустя несколько мгновений он уже сидел в машине и направлялся в городской госпиталь.
      - Наконец-то, - Дэвид суетливо мял руки и во время разговора все время заглядывал в лицо собеседнику, - наконец-то. Значит так… так… значит… троим требуется срочная операция… так, в данный момент Курт уже одного оперирует, он уже… вот, остается еще двое. Травмы там очень серьезные с сильными кровотечениями,… в общем, большая потеря крови, - Дэвид не переставая ходил по кабинету, вопросительно посматривая на своего коллегу, спокойно моющего руки. – Так… Две оставшиеся операции… подобного уровня, в нашей больнице можем провести только мы с тобой, - он помог одеть халат Джеку. – Лично я считаю тебя более опытным, поэтому… ну, не было времени… ну ты понимаешь,… поэтому я… распорядился отдать тебе более тяжелого… ну я бы просто с ним не справился, там ужас что творится, - Дэвид в очередной раз внимательно посмотрел Джеку в глаза, пытаясь найти там какой-то ответ, - ты знаешь, мой тоже не подарок, но я постараюсь, я буду стараться.
      - Дэвид, слушай, ты мой хороший друг, ты не какой-нибудь сопливый мальчишка, вроде Кобе, ты серьезный, опытный врач и не мне тебе это надо говорить, но я скажу, - Джек взял его обеими руками за плечи. – Не надо так нервничать. Это ни к чему хорошему не приведет. Успокойся.
      - Да, да, я, я почти спокоен, нет, я спокоен, но просто их было семеро, и все тяжелые. Там такие травмы. Двоих спасти не удалось. Понимаешь? Двоих! Ах… - и он махнул рукой, - я спокоен.
      Когда они шли по коридору к операционным, к Джеку подошла медсестра. Белый потолок, белый пол, белые стены, белые халаты и даже двери в коридоре тоже белые.
      - Доктор Тирс, вам уже сообщили?
      - Что? Я иду на операцию. Со всей информацией я ознакомился.
      - Нет. Разве вы не знаете? – лицо медсестры выразило подлинное удивление, - вы выиграли автомобильную лотерею. Об этом уже и по телевизору говорили.
      - Нет, не знаю. Мне сейчас не до этого. Отправляйтесь-ка лучше в операционную и помогите подготовить там все.
      - Да вся больница сейчас там. По-моему, и без меня народу хватает, - обиделась она. – И еще вам звонила девушка. Она сказала, что где-то через час придет сюда, ей, вроде бы, очень нужно с вами поговорить, - и ушла.
      - Это ж надо, Дэвид, я ни разу не выигрывал никаких лотерей.
      - Это она?
      - Да, наверное. Удачной тебе операции, и не нервничай так, - улыбнувшись друг другу, они разошлись.
      Оба пациента были действительно очень тяжелыми. Для их спасения были задействованы все силы. В такие моменты никто не может намекнуть на день, никто не говорит об отпуске, делается все возможное, чтобы спасти людей. К тому же, при таких повреждениях, которые были у тех двоих пациентов, операции редко длятся меньше пяти часов. Это и в самом деле настоящее испытание для врачей. Но обычно каждый знает свое дело, каждый понимает свою роль, никакой паники, а только уверенная, слаженная работа, и все потому, что они осознают: сейчас именно от них зависит жизнь человека, сейчас они должны сделать все правильно, ведь им доверили самое ценное, дорогое, и на них вся надежда. Конечно же, это и тяжкий груз, лежащий на их плечах, но в то же время это и невероятной силы стимул, придающий им стойкость и добавляющий уверенности. К тому же, это их работа.
      Первыми вышли доктор Курт Мэнхейм и ассистировавший ему Кобе. Они провели за операционным столом четыре часа восемь минут. Робот-умница не допустил ни одной ошибки. Хотя в один момент и была видимая опасность летального исхода, Кобе вовремя ее заметил и сразу же, подключившись, помог Мэнхейму остановить возникшее кровотечение в легком. Операция прошла успешно. Довольные, но от этого не менее уставшие, они сперва отправились в ординаторскую немного передохнуть, а потом решили сходить посмотреть за работой своих коллег.
      - А ты молодец.
      - Да ладно вам.
      - Нет, действительно. Ведь на самом деле я просто не заметил. Это могло плохо кончиться.
      - А я был тут как тут. Вам не о чем было беспокоиться.
      - Точно, это ты прав. Сегодня же напишу просьбу о выдаче тебе премии. Обязательно.
      - Спасибо. Пойдем к Дэвиду?
      - Да, посмотрим, как там у него дела. Только, по-моему, надо перед этим что-нибудь перекусить. – Курт добродушно рассмеялся.
      Что может быть лучше, чем хорошо проделанная работа? Чем осознание того, что работа сделана хорошо? Чем то чувство, то довольное чувство, которое возникает в связи с этим? Только радость осознания жизни.
      Дела у Дэвида были совсем плохи. Ему никак не удавалось справиться со все увеличивающимся кровотечением, да и кости с органами находились в таком ужасном состоянии, просто мешанина, каша, что попытки Дэвида заканчивались неудачно. Он совсем выбился из сил. Медсестра только и успевала вытирать пот с его лба. Когда же к нему присоединились Курт и Кобе, все уже было ясно – человека спасти не удастся. Спустя восемь минут и множество безуспешных попыток ему помочь он умер.
      Поникший, совершенно падший духом, к тому времени наконец полностью успокоившийся Дэвид, зафиксировав время смерти, медленно вышел из операционной. Устало ступая по белому полу, он, не переставая, чуть прикусывал правый краешек нижней губы. Он не нервничал, он не думал о жалости, о своем предназначении, о человеческой жизни, о трагедии в семье и обо всем таком. Он думал только о кране с водой, думал, как опускает лицо, и холодные капли накрывают его, думал об этом, как о самом прекрасном благе.
      Умывшись, он пошел в ординаторскую и, включив телевизор, тихо лег на диван.
      Джека уже ждали больше пяти часов. Скромно сидевшая на скамейке девушка просто держала в руках платок. А Джек так и не появлялся. Девушка начала понимать, что даже когда он выйдет, поговорить им не удастся, поговорить по-доброму, поговорить, как она хочет.
      Прошло шесть часов и двадцать три минуты с момента начала. Операция наконец-то закончилась. По больнице в одно мгновение пробежался слух. Все неустанно твердили о Джеке. Он что-то сделал. Даже девушка, сидевшая на скамейке, поняла это. И в тот момент, как прядь каштановых волос скрыла ее правый глаз, до ее слуха донесся знакомый голос.
      - Я в полном порядке, все нормально, ничего страшного не стряслось, – это был действительно знакомый голос.
      - Что? Как это, не стряслось? Ты вообще понимаешь что говоришь?
      - Да, я все прекрасно понимаю, да.
      Кобе и доктор Мэнхейм не отставали от Джека ни на шаг. Подолы их халатов надувались парусом от быстрой ходьбы. Было совсем незаметно, что они устали.
      - Все это сделал. Ты один. Только ты один.
      - Ладно, ладно.
      - Я не понимаю, как можно было так… - Кобе развел руками.
      - Я тоже просто не понимаю, - поддержал его Курт.
       Джек остановился. Посмотрел вначале на одного, потом на другого. Отрицательно покачал головой.
      - Я знаю, что вы мной гордитесь. Я вам очень благодарен за это. Да, это просто чудо, что ему удалось выжить. Я не буду спорить, я помог ему в этом, без сомнений, но ведь вы тоже сегодня прекрасно поработали. Вы тоже молодцы. А сейчас нам всем стоит отдохнуть. Я прав? – он вопросительно посмотрел на своих коллег.
      - Конечно.
      - Действительно, точно, но это просто потрясающе. Это же здорово, - улыбаясь, радостно произнес Кобе, - пошли, пошли-пошли.
      И он аккуратно подтолкнул его, предлагая продолжить путь.
      Так называемый отдых длился не больше пяти минут. Потом со всех отделов госпиталя начали приходить люди с поздравлениями. Ведь им удалось. Они в очередной раз спасли человеческие жизни.
      Дэвида тоже подбадривали, хотя он никак на это не реагировал. Что ж, и такое случается. Но большее внимание было уделено все-таки настоящему герою, настоящему, не только по той работе, что он сделал, но и по его поведению, по его отношению к случившемуся. Все были по-хорошему рады за него. Одни поздравляли с выдающейся операцией, другие с выигрышем в автомобильную лотерею. И каждый находил что сказать Джеку, и только скромная девушка по-прежнему сидела на скамейке и не решалась подойти к нему.
      - Да что же я сижу тут, как дура, - разозлившись на себя, на свою боязнь перед предстоящим разговором, неожиданно, и для себя в том числе, выкрикнула она.
      Моментально положив платок в левый карман своего темно-зеленого плаща, и взяв в руки стоящую на соседней скамейке, маленькую, правильной формы, сумочку, она встала и, цокая каблуками как можно громче, отправилась в ординаторскую.
      - Джек, нам надо поговорить. – Войдя, быстро произнесла она, после чего серьезно сжала губы и гордо взглянула в окно.
      - Андре, сейчас я подойду.
      В комнате стоял такой шум: и телевизор, и друзья, и все, в общем, шум. Говорить было просто невозможно.
      Взяв под локоть, Джек спокойно провел ее по коридору, и, спустившись по лестнице, они вдвоем вышли во двор больницы.
      - Извини, Джеки. Я совсем голову потеряла, - она опять полезла за платком.
      - Не называй меня так, - произнес он и добавил, - пожалуйста.
      - Да, да, извини. Я совсем забыла, но я не могу, не могу без тебя, Джек. – Платок занял свое законное место у носа молодой леди.
      - Андре, выслушай меня. Ты ведь прекрасно знаешь, что я тебя люблю, и ты прекрасно знаешь, что нам ни в коем случае нельзя встречаться. Я тебя очень люблю. По-настоящему. Но тебе меня любить нельзя, - он ласково гладил ее волосы.
      - Это все из-за папы, да? Это он во всем виноват? Почему я должна выходить за этого болвана? Как он не понимает, что ты тоже очень хороший человек. У тебя замечательная, высокооплачиваемая работа, у тебя есть дом, машина, ты обеспечен, я тебя люблю, ты тоже, а… ну это нечестно, - она капризно ударила каблуком об асфальт.
      - Во-первых, тебе еще рано выходить замуж…
      - Ну и что.
      - Не ну и что, не ну и что. Ты красавица и молодчина, но мы с тобой встречаться не будем.
      - Но почему?
      - Я так сказал. Мне очень жаль. Но я не могу… я не могу с тобой встречаться, и все дело не только в твоем отце, который подыскал тебе женишка-миллионера.
      У их ног прыгал воробей. Два самых обычных воробья. Откуда-то вдруг появился третий, такой же коричневый.
      - Теперь тебе ясно?
      - Теперь мне все ясно, - она что есть силы наступила ему на ногу, вложив всю свою обиду и боль в это действие. -  Все вы такие. Ты просто меня не любишь. - Развернувшись, и даже не взглянув на разлетающихся воробьев, она направилась прочь от него и, прикрывая заплаканные глаза, плача, выкрикнула. - Пошел ты!
      А он так и остался стоять, не почувствовав боли в ноге, смотреть ей вслед.
      Джек, наверное, стоял бы так целую вечность, если бы к нему не подбежал  взволнованный Кобе. Он принесся стремительно, легко, будто на крыльях, но, конечно же, всего этого Джек не заметил.
      - Ты чего стоишь тут хмурной? Там тебя все уже заждались. – Он показал рукой в сторону больницы. – Сейчас по седьмому каналу будут рассказывать об автомобильной лотерее, которую ты выиграл. Пошли, посмотрим.
      - Ну пошли.
      Джек чуть заметно реагировал на окружающий мир.
      Когда они поднялись в ординаторскую, там было тихо, как, вероятно, в гробу. Все внимательно следили за репортажем, хотя уже, наверняка, не раз его видели. Кобе весело присел на спинку низенького кресла, а Джек так и стоял в дверях, созерцая экран.
      - Смотрите, смотрите, сейчас скажут имя победителя.
      Головы приблизились на несколько сантиметров к телевизору.
      Все замерли.
      И вдруг экран погас. Было такое ощущение, словно картинку что-то всосало в центр самого себя.
      Ничего нет.
      Ничего нет.
      Ничего нет.
      Все начали непонимающе оглядываться, пытаясь найти ответ в глазах соседа, в его движениях, хоть в чем-нибудь.
      Появилась крошка.
      Она была всего две секунды, но Джек смотрел на нее как завороженный, при этом лицо его успело несколько раз поменяться: вопрос, удивление, вопрос, понимание.
      - А теперь мы объявим имя победителя, - воодушевленно кричала появившаяся картинка. – Им стал Джек Тирс, поздравляем его.
      И вся комната взорвалась аплодисментами. Вмиг все ожило и зашумело.
      - Ах вот оно что, - задумчиво, точно для себя, произнес Джек.
      - Ну да, ты выиграл, ты выиграл автомобильную лотерею, поздравляю, мы все тебя поздравляем, - Кобе поднялся и пожал ему руку.
      - Конечно, спасибо. Я так и думал. В общем, мне пора. Сегодня же суббота? Сегодня же нерабочий день. До свидания,… до свидания, мне, правда, пора, - и он высвободился из объятий Кобе. И полностью осмотрел комнату, в дверях которой стоял, запомнил всех людей, запомнил Дэвида, так и не вставшего с дивана, запомнил широко улыбающегося Курта, запомнил садящееся солнце и прямой взгляд Робота-умницы.
      - Я, пожалуй, поеду.
      Он знал, куда ему надо, знал зачем, ему все было известно. Поэтому, спустившись в гараж, он спокойно сел в свой автомобиль и без лишних усилий выехал на темнеющую дорогу.
      Вот уже два часа Кобе следил за своим коллегой. Не отпускал его ни на лишний метр. Он был уверен, что Джек не видит его, он верил, что все делает правильно.
      Звезды.
      Они невинно освещали им путь. На ночной дороге не было никого, не было фонарей, не было машин. И вот зачем-то по ней мчатся два автомобиля. Мчатся, не замечая величия звезд. Прохладный ветерок пробивается сквозь раскрытые окна, волнует, перебирает их волосы.
      - Куда же мы, интересно, едем? – подумал Кобе.
      - Домой.
      Резко ухудшившаяся дорога свернула куда-то вправо, послышалось шуршание колес. Это уже не дорога, а какая-то лесная тропинка. Но они не останавливаются и продолжают свой путь.
      - А как же собака, я ведь запер ее в гараже, черт.
      Неожиданно затормозив, машина остановилась, подняв тем самым приличное облако пыли. Подождав пока успокоятся потревоженные камни, Джек вышел из машины и аккуратно захлопнул за собой дверцу. В руке у него был толстый маркер и листок бумаги со скотчем – все это он достал из бардачка.   
      «У меня в гараже собака. Пожалуйста, возьми ее себе», - положив листок на багажник и печатным почерком, идеально выводя буквы, написал Джек.
      Легко оторвав кусочек скотча, он прикрепляет надпись к заднему стеклу и кладет на багажник вытащенные только что из кармана ключи.
      Ему удалось сделать всего несколько шагов.
      Откуда-то сверху появляется безумно яркий, слепящий свет. Снизу не видно, от чего он исходит, но он падает прямо на неподвижного Джека. Снизу кажется, будто раскололось небо, но все это всего лишь кажется, поэтому Джек поднимает свои глаза вверх и чуть слышно произносит.
      - Я робот модели 33317, отправленный Высшим Законодательным Советом планеты Рюнис на населенную разумными существами, находящимися на грани вымирания, планету с межзвездным номером В-73 для оказания всяческой помощи и оказания благоприятного воздействия, путем вмешательства в физическую структуру, пострадавших от не ограниченных законодательством случаев, индивидов, производя дозволенные операции для исправления последствий травм и повреждений, не раскрывая собственного присутствия в виде робота, всячески препятствуя ожидаемому пониманию и появлению догадок о возможном существовании Высшего Законодательного Совета и самой планеты Рюнис, не влияя отрицательно на мозговую деятельность разумных существ планеты В-73, для справки – Земли, прибыл по первому же сигналу Охранного Комитета Высшего Законодательного Совета для полного доклада и дальнейшей отправки домой.
      - Доклад принят.
      Луч вместе с Джеком насколько тихо, настолько и мгновенно исчез. К машине медленно подошел Кобе. Взглянул на записку, взглянул на ключи, взглянул на звезды.
      - Все-таки это правда.
      Большим пальцем уперевшись в щеку, а указательным и средним поглаживая подбородок, он, как и в прошлый день, понимающе качает головой. Вперед-назад. Вперед-назад.
      
      Конец.
      
      Ефим Марковецкий
      29 августа 2003г.
      18:41:33