Цыганский барон

ЦЫГАНСКИЙ  БАРОН.


    История невыдуманная. Произошло это в конце прошлого столетия на Украине. В большом селе, никто и не помнит с каких пор, жили у них цыгане. Занимались они всем кроме земледелия. Были среди них хорошие кузнецы, к которым с заказами приезжали из других сел и даже городов. Цыганки традиционно ходили по ближайшим станциям и селам, и гадали. Промысел этот был доходным. Где, как ни в России да Украине любят у нас женщины погадать. Выйдет ли девка замуж, не гуляет ли с кем законный муж – да мало ли каких бабьих штучек припасено у каждой. Вот этим и кормились цыганки. Цыганята, вереницей ходившие с ними, тоже даром время не теряли – кто танцевал, кто пел.
   Жили цыгане дружно. Семьи у них были большие и крепкие. Пьяниц среди них не было. А вершил всеми делами среди цыган, так называемый цыганский барон. Слушались они его бесприкословно. Но и он, как говорили, был человеком справедливым. В молодые годы хорошо пел и танцевал. И с возрастом не утратил любви к пению. Танцевать уже, конечно, не мог. Было ему уже, наверное, около восьмидесяти. Часто можно было видеть его сидящим с гитарой где-нибудь на траве и поющим. Кто-то подарил ему магнитофон, и он делал записи на нем и потом, подперев голову руками, сидел и слушал. Любимым романсом барона был романс на стихи Аполлона Григорьева – «Поговори хоть ты со мной, гитара семиструнная…». Пел он и другие песни и романсы.
    И вот как-то уже в конце лета цыган заболел. Все реже и реже он днем появлялся на поляне. Однажды, в один из темных вечеров, в их стороне виден был горящий костер и лежащий неподалеку от него в окружении других цыган, больной цыганский барон. А потом утром в селе узнали, что этой ночью он умер.
    Цыгане стали готовить похороны. Откуда-то привезли очень красивый гроб, просторный и отделанный разными кистями. Молодые цыганки занялись убранством гроба. Постелили какую-то темно-красную парчу. А перед этим на дно гроба положили степную траву. Под голову, положили расшитую подушечку. Сам гроб оббили блестящей тканью. Барона подстригли, уложили его седые кудри. Чисто выбрили лицо. Подрумянили щеки, губы. Одели, новый шевиотовый костюм, белую рубашку. В петличку костюма вставили красную гвоздичку. И, конечно, на ноги - черные лакированные туфли.
   Весь день на цыганской стороне села было тихо. Даже всегда шумные цыганята, притихли. Мужчины-цыгане заботились о другом. Во-первых, надо подготовить хороших коней, обшить повозку, выбрать место на кладбище. А еще на сходе решили положить ему в гроб вещи, которые понадобятся в той жизни. Не знаю, какими данными они пользовались, но вот полный список вещей, которые они определили:
- по одному ящику водки, коньяка и шампанского;
- десять флаконов шампуня;
- пять чайных сервизов;
- вентилятор;
- норковую шапку;
- четыре одеколона;
- пять коробок конфет;
- десять рубашек;
- коробку с лекарствами;
- куртку;
- десять костюмов;
    Все это в спешном порядке приобрели в городе. За ценой не стояли, и к вечеру все товары были на месте.
   Утром отрядили молодых цыган копать могилу. К обеду она была готова. Гроб с телом барона уже несколько часов был установлен на поляне на стульях. Горел костер. Цыгане подходили, прощались. Некоторые оставались у гроба, другие уходили на поляну.  Около костра сидели старые и молодые цыганки, и что-то пели на своем языке. Детей не было видно. После обеда, похоронная процессия, состоящая из кибиток и повозки, бредущих пешком цыган, двинулась на кладбище. Сами похороны прошли быстро. Потом все, кто в кибитках, кто пешком вернулись в село.
   Среди похоронной процессии были и некоторые другие жители села, не цыгане. Многие в селе знали цыганского барона и относились к нему с уважением. Пришел на похороны и самый отпетый на селе пьяница Василий Голый. Когда-то лучший колхозный тракторист, он после развала колхоза стал все чаще и чаще прикладываться к бутылке. Года через два его уже трудно было узнать. Это был полностью опустившийся человек. Жена от такой жизни сошла в могилу, и он теперь один бобылем жил в своей пустой хате.
    Для него день начинался со стратегического вопроса – где? Он использовал все возможные и невозможные методы, чтобы хотя бы к обеду поправить организм, хоть чем-нибудь, что имеет градусы. Неважно, «чернила» ли это, самогонка, или какой-нибудь растворитель, еще лучше одеколон. Поправив здоровье, он уже целый день был как заведенный – появлялся на людях у магазина, заходил по привычке в мастерские. К вечеру ему еще где-нибудь перепадало. И домой он добирался на «автопилоте» ближе к ночи и засыпал беспробудным сном счастливого человека.
   Стоя среди своих сельчан, Василий был удивлен, когда увидел, как в гроб барону стали укладывать различные вещи. Он еле сдержался от возмущения, когда ко всему этому «барахлу», вдруг вынесли поставили в гроб по ящику водки, коньяка и даже шампанского.
  - Какая несправедливость, - негодовал в душе он, - зачем покойнику столько выпивки?
На кладбище Василий не пошел. День у него сегодня не задался – нигде он не смог принять хоть чуть на грудь, для поправки. Ему было откровенно плохо. А тут еще эти ящики с водкой и коньяком, которые сейчас бесполезно лежат в земле. Его распирало от злости. Побродив по селу, так и ничего не найдя, он отправился домой и завалился спать.
   Проснулся он уже вечером. Пастухи пригнали коров и село потихоньку затихало. Снова в голове ожила мысль о несчастных ящиках, томящихся в земле.
  - нет, надо что-то предпринимать. Так это оставлять нельзя, - все решительнее и решительнее мыслил Василий. А «колосники» горели, срочно нужно было топливо. И он решился. Нет, он был, конечно, православный, даже вроде крестили его в детстве. Но то, что он задумал, за грех он не считал. Понимал это как освобождение могилы от неугодного Господу Богу, зелья. Даже почувствовал себя в некотором роде спасителем. Может даже эти бутылки просто возьмет и выльет. Ну, может не все, но большинство то точно. Пошел в сарай, нашел чудом сохранившуюся , не пропитую лопату, взял кусок веревки, и стал ждать когда стемнеет .
   Был уже сентябрь, ждать пришлось недолго. Василий завернул в тряпку лопату и веревку, взял мешок и отправился на кладбище. За село он вышел огородом, а там, через лесок, затрусил прямо к холму, на котором расположилось кладбище. Могилу он нашел сразу. Пока разваливал холмик, совсем стемнело. На небе стояла полная луна. Поглядел на часы – было около одиннадцати.
  - До полуночи управлюсь, - решил он.
   Если честно, то оставаться на кладбище , да еще в обществе  «свежего» покойника , в 12 часов ночи, Василий побаивался. Мало ли что бывает. Лучше к этому времени убраться. И он начал разрывать могилу. Без привычки быстро устал. Сел отдохнуть. Посидев, опять посмотрел на часы. Шел двенадцатый час.
   - Надо поторапливаться. Копать еще много, - и он еще усерднее принялся выкидывать землю. Наконец, лопата стукнулась о крышку гроба.
   - Ну, слава Богу, - подумал Василий, и даже засмеялся, - зачем это я Бога то вспомнил.
Долго возился с крышкой. Выдергу он не захватил, да и не было ее уже у него в хозяйстве, пришлось лопатой поддевать гвозди и выворачивать. Кое-как поддалась крышка. Снял ее и положил рядом. На покойника старался не глядеть.
  - Че его рассматривать-то. Покойник он и есть покойник, - успокаивал себя Василий. Тем более что ящики стояли в ногах. Он начал спокойно вытаскивать бутылки. Первую же бутылку водки он открыл  сразу и прямо из горла, запрокинув голову, влил в себя почти половину. «Старые дрожжи» тут же забродили.
   - Хорошо! – блаженствовал Василий, и сделал еще один затяжной глоток. Бутылка опустела. На душе был праздник. Он уже был не в могиле, он был в раю. Маленькие ангелы, своими босыми ножками, ходили по его душе, и от этого ему делалось все легче и легче. За таким блаженством Василий потерял бдительность. Глянув на часы, он увидел, что большая стрелка приближалась к цифре «двенадцать». Веревка, которую он заранее привязал к дереву, болталась рядом с ним.
   - Сейчас переложу бутылки в мешок и выберусь. Ничего страшного, если задержусь минут на десять, - пока еще довольно трезво рассуждал Василий.
Вдруг он услышал какой-то щелчок, зазвенели гитарные струны, и покойник запел: «Поговори хоть ты со мной, гитара семиструнная …» Голос этот нельзя было не узнать. Василий в ужасе обернулся, и в белом свете луны ему показалось, что глаза покойника смотрят на него, и он улыбается.
    Сколько он пролежал без сознания, сам бы он и не сказал, если бы не было часов. Глянул на циферблат – без пяти минут три часа ночи. Никто больше не пел и не играл.
   - Все. Надо быстрее выбираться, - и он заторопился , но взяв очередную бутылку, на этот раз коньяка, не удержался и хорошо приложился к горлышку. Уже почти что взявшись за веревку, он вдруг опять с ужасом услышал перебор струн, и тот же голос обратился уже к нему: «Поговори, хоть ты со мной, …». Время второй отключки было более продолжительным. Уже начало светать, когда Василий пришел в себя. То ли забыв, где он находится, то ли ему уже было на все наплевать, он открыл большую коробку, конфет, взял новую бутылку коньяка, вытащил из чайного сервиза красивую чашечку, и ...
     Один из сельчан, направлялся утром на телеге на картофельное поле. Проезжая по дороге рядом с кладбищем , он услышал как среди утренней тишины, оттуда раздается музыка и несется на два голоса романс: «Поговори хоть ты со мной, …». Первый голос мужик узнал сразу, это  голос знало все село и принадлежал он вчера похороненному цыганскому барону, ко второму голосу он даже и прислушиваться не стал. Хлестнул свою лошаденку и поскакал в село.
   Примчавшиеся из села мужики и цыгане увидели жуткую картину – в широком гробу , в обнимку с покойником лежал Вася Голый и не открывая глаз, старательно тянул: «Поговори хоть ты со мной, …» Рядом с гробом валялось несколько пустых бутылок из под водки, коньяка и одна из под шампанского. Стояла открытая коробка конфет, наполовину съеденная.
    А теперь пора рассказать, что же произошло ночью в могиле. Когда старые цыгане на своем сходе решали какие вещи положить в гроб заслуженному барону, молодые цыгане, зная как барон любил слушать свои романсы на магнитофоне, быстро съездили в город к одному умельцу и он им сделал автоматическое включение воспроизведения записи в 12 часов ночи, затем в 3 часа и после 6 утра на все оставшееся время. Пусть барон свою первую ночь проведет слушая свои любимые романсы – вот такой подарок сделали ему молодые цыгане и установили магнитофон уже на кладбище.
   Василий после «кладбищенского концерта» долго лежал в психиатрической больнице. Выписали его уже где-то по весне. Как ни странно, он бросил пить. На дух не принимал. Но купил себе гитару, научился играть на ней. У него оказался неплохой тенор, и он теперь частенько, сидя на лавочке у своего дома, перебирая струны, тихо напевает: «Поговори, хоть ты, со мной, гитара семиструнная …».


                17 июля 2003 года.