Ты соблазняла меня...

Е.
Ты соблазняла меня долго и немного наивно, зная, что лиц, похожих на твое — сотни, и потому пыталась завлечь меня единственным, из-за чего мужчины оборачивались тебе вслед — ножками. Они действительно были самым привлекательным в твоей хрупкой фигурке. Ты расчетливо и вместе с тем по-детски перешивала юбку — с каждой нашей встречей она становилась короче. Сначала она доходила до середины твоих коленок. Я не собирался смотреть, но юбка открывала только их половинку, и я никак не мог представить... Я догадывался, что твои коленки красивы, но — какие они?.. Ты была моей ученицей, мы иногда бродили по городу, я изредка позволял себе приобнять тебя при встрече и на прощание, но — не больше. Зачем? Нужна ли ты мне была на самом деле, или твое внимание ко мне просто тешило мое самолюбие?
К следующей нашей встрече юбка твоя стала на пару сантиметров короче. Или это ты выросла? Нет, не могла ты за две недели вырасти настолько. Я тогда скользнул взглядом по твоим — все-таки круглым! — коленкам, и... Ты поняла, точнее, тебе показалось: мне этого мало. Показалось ли?.. Я шел рядом, говорил о чем-то совершенно постороннем, даже, может быть, о своих проблемах; ты, наверное, как всегда, поддакивала, но думала о своей юбке. Или о том, что сделать, чтобы я скользнул по твоим коленкам не только взглядом. На прощание я, словно случайно, коснулся рукой твоей талии. Ты улыбнулась и сказала: «До свидания!». Я просто кивнул.
Юбка — еще короче... Я задержал на ней взгляд — секунд на пять, не больше. Заметила ли ты его? В моем взгляде не было вожделения, в нем был интерес. При расставании ты тихонько, будто случайно встретившись своей рукой с моей, пожала ее. Я не ответил. Я только сказал: «Пока!». Мне просто не хотелось говорить что-то кроме этого слова.
...Она едва скрывает бедра. Мы опять идем по городу и говорим о чем-то несущественном. Зачем мы вообще сегодня встретились? Наконец ты говоришь: «Пора». Я смотрю на часы: «И в самом деле...» Потом я провожу пальцами по нежному пушку на твоей руке. Ты почти блаженно улыбаешься и говоришь: «Я, наверное, опять надолго исчезну...». Мне это почему-то неприятно.
Через три дня я звоню тебе на сотовый, — благо, есть повод. Ты приезжаешь ко мне домой — в юбке той же самой длины. При всем желании ты не смогла бы сделать ее короче. Но ты вырезала сбоку небольшой треугольник, и... И я не выдерживаю.

...Ты не веришь. Ты все еще не веришь. А я прижимаю языком синюю жилку на твоем горле. Она замирает. Я отпускаю ее, и она пульсирует. Бьется, как сердце. Я медленно и осторожно, будто боясь причнить тебе боль, спускаюсь к твоей маленькой груди, к плоскому пока еще соску. Очерчиваю возле него круги влажным языком. С каждой секундой круги становятся все уже... уже... Все меньше, как с каждым разом все меньше становилась твоя юбка. Потом я отстраняюсь. Я смотрю, как растет сосок, как поднимается навстречу моим губам. Поднимается... Ты устремляешься им ко мне... Твой сосок входит в мои губы... становится большим... огромным... Я ласкаю его языком, движения мои с каждой секундой — все быстрее... быстрее... Наконец, твой сосок взрывается во мне, и я... Нет, не я — мы! — летим.
...На стуле висит уже не нужная тебе юбка с небольшим треугольным разрезом сбоку...
16.09.03.