Академия героев

Это было не просто пробуждение. Это был выход из небытия. Мгновенная вспышка, наполненная жутким видением. Первое, что бросилось Андрею в глаза -  аккуратные круглые дырочки в лобовом стекле КамАЗа, в кружевной паутине радиальных трещин. Он еще успел услышать дробный стук по кабине, похожий на удары градин по железной крыше, прежде чем его машина конвульсивно вздрогнула и со страшным скрежетом смяла борт идущего впереди трейлера. Белая надпись «KFOR» на сером брезенте прогнулась и лопнула повдоль. И небытие поглотило его снова.

Андрей все падал и падал в черную пустоту, как в бездонный омут, уже не ощущая никаких связей с миром, кроме горячей, ослепляющей боли, заполнившей все его сущест-во. «Вот какая она»,- отрешенно подумал Андрей,- «Совсем нестрашная. Нелепая. Дурная. Странная. Черная. Просто пустота. Невесомость. Отсюда уже не выбраться… С этой глу-бины… Даже не надо дышать… Да и чем дышать, если нет ничего – ни воздуха, ни тела. Тьма…» Боль притуплялась, а сознание все не гасло до конца. А вокруг было какое-то странное пространство. Вроде бы и беспросветно-черное, и в то же время наполненное какими-то смутными, неуловимыми образами-тенями. И голосами. Странными, далекими голосами. «…Всего лишь ошибка оператора…»,- твердил кто-то,- «…несущественно… скорректируем… по ходу действия… в третью машину… с другого конца… перезагрузка сценария…» «…Кровь…У него кровь!..» «Полковник»,- вспомнил Андрей,- «Батя – моло-дец, батя за нас…» «…Вату!..» Запах спирта. Режущая боль в разбитых губах. «…Я требую прекратить это!...» «…Пишите ваш рапорт…» «…Порог блокировки уменьшен еще на порядок...» «…Приготовиться статистам…» «…На то они и солдаты…Можете звонить хоть маршалу!..» «…Лейтенант Левушкин! Наденьте шлем – вы живы!..  Нет, все изменилось… Пока не убиты парламентеры… И чтобы никто ничего, не как в прошлый раз… статиста Репьева касается…Мы начинаем… Не перепутайте снова… Сначала парламентеры… Потом Левушкин…Внимание: вход!..» «Левушкин жив!»- успел понять Андрей, прежде чем боль усилилась снова и сожгла остальные мысли,- «Олег, Олежка! Жив, чертяка! Это главное. Жив – это главное… И парламентеры… Парламентеры убиты. Сперва – они. Левушкин – потом. А пока – жив. И это – главное…»
И было второе пробуждение. Сначала, как будто издалека, как сквозь толщу воды, слышались глухие разрывы, звон гранатных осколков по раскаленной кабине, автоматный стрекот, заглушаемый гулкой дробью крупнокалиберного пулемета. Потом звуки приблизились, обрели четкость и объем, и дрожь машины, прошиваемой пулевыми трассами, была уже вне пустоты.
И реальность вернулась вместе с болью. В первую минуту боль согнула его почти пополам. Ослепила и оглушила. Сжала огненной рукой, душила и не отпускала. И сознание снова повисло на грани небытия. Но потом все-таки пришла способность дышать, и Андрей, наконец, открыл глаза.
Сквозь покрытое трещинами стекло почти ничего не было видно. К тому же вдоль колонны ползла пелена дыма, затянувшая все вокруг.
Андрей потянул за рукав повисшего на руле шофера, и тот послушно повалился на правый бок, открывая залитое кровью лицо. «Чарыга»,- вспомнил Андрей фамилию убитого солдата. На левом виске его, чуть повыше уха, виднелось в черной спекшейся крови входное пулевое отверстие.
Дверь заклинило. Андрей выбросил автомат в окно, и осторожно, чертыхаясь шепотом от боли в помятых ребрах, выкарабкался следом. Падать пришлось вверх ногами. В глазах снова потемнело, вокруг замелькали серебристые искры. Он закашлялся и выплюнул в песок черный сгусток. Из носа хлынула кровь. Пришлось зажать его и посидеть с минуту, запрокинув голову. Отдышался. Впрыснул в бедро тюбик антидота. Пожалел, что не захватил фляжку. У Чарыги всегда был коньяк про запас. Запасливый был человек Чарыга.
Под соседней машиной, лицом в луже крови, лежал Щербак, еще один солдат из его взвода. Андрей опознал его по татуировке на правой руке. Стрельба еще продолжалась частыми одиночными выстрелами. Андрей прислонился к простреленному скату машины и потянул к себе автомат. Литое, маслянисто-желтое тело патрона легко скользнуло в ствол. Прицельную планку на пятьсот метров. Примерно столько до «зеленки», откуда щелкают сухие неприцельные выстрелы.
Головная машина полыхала, пачкая небо иссиня-черным дымом. В воздухе стоял удушливый смрад горящих медикаментов и коптящей резины. Метрах в ста от края дороги замер почти не поврежденный бензовоз. Видимо, во время боя его попытались то ли угнать, то ли отогнать подальше. Остальная часть колонны сбилась в кучу, совершенно заблокировав дорогу. И Левушкин был где-то там.
Андрей выбрал момент, когда дым чуть сгустился, сделал короткий рывок и скатился в правый кювет. Пулемет в зарослях запоздало «татакнул», взметнув пылевые фонтанчики у обочины. «Черта тебе лысого, сволочь!»- злорадно усмехнулся Андрей, пере-живая очередную волну боли,- «А ребра, видать-таки, поломаны…» Лежать было невозможно: кровь застучала в висках, разбитое лицо снова закровоточило. Теплое и соленое потекло по губам. Андрей привстал на одно колено - благо, глубина кювета позволяла. Надо было пробираться вперед.
Впереди взметнулся в небо огненный шар: в головной машине взорвался бензобак. Облако дыма и пыли разостлалось по земле, закрыв колонну, и Андрей, зажав рукой бок и стиснув зубы,  побежал по кювету вперед, пригибаясь, когда пули свистели совсем близко.
Ближе к центру колонны кювет был доверху забит беженцами. Они лежали вповалку, вперемешку с ранеными солдатами. Андрей увидел одного из своего взвода, но тот был без сознания. Дети хныкали. Убитые лежали поодаль. Женщины умело и споро пере-вязывали раненых. Здесь, за плотной стеной машин, было относительно безопасно. Два солдата, перемазанные до неузнаваемости, чинили поврежденный БТР. На вопрос о Левушкине один из них махнул рукой куда-то вперед. Где четвертый взвод, они не знали.
Андрей передал женщинам, взявшим на себя обязанности санитарок, свою аптечку и перевязочный пакет. Сам он отказался от перевязки, лишь позволив наскоро смыть за-пекшуюся на лице кровь. Сделав несколько скупых глотков теплой задохшейся воды из участливо протянутой фляжки, он осторожно двинулся вперед, перебегая от машины к машине в перерывах между пулеметными очередями.
Ближе к левой стороне дороги пули ложились так плотно, что Андрею поневоле пришлось двигаться по-пластунски. Здесь дым и без того был редок, а тут вдруг еще повернулся назад, и пулемет немедленно отозвался короткой прицельной очередью, взбившей пыль всего в полуметре от головы Андрея. Он мысленно чертыхнулся и быстро перекатился под защиту лейтенантской машины.
Перевернутый УАЗик лежал поперек кювета. Из его разбитого радиатора капала горячая мутная вода, которую заботливо собирали в помятый солдатский котелок. Сквозь узкую щель между землей и машиной была видна пыльная форменка лейтенанта Левушкина с расплывшимся пятном пота между лопаток. У Левушкина была замотана кисть левой руки, и на левом же виске темнело бурое пятно, проступившее сквозь бинтовую повязку. Весьма неосторожно лежа на свежевырытой земле бруствера, он внимательно разглядывал в полевой бинокль заросли «зеленки»,  из которой все щелкали и щелкали выстрелы. По левую руку от него лежал ефрейтор Репейник и лениво жевал сухую травинку.

- Че-то сегодня особенно лютуют, - нахмурился Левушкин, сползая обратно в кювет.
- Обложалися с нашим сержантом, вот и отыгрываются, - язвительно заметил Репейник, обкусывая травинку, - Пишите, грит, ваш рапорт хоть на имя министра обороны! Слыхал, лейтенант? Батя ажно позеленел от злости. Пока они будут бумажками перекидываться, мы тут вдоволь разного ерьма нахлебаемся. Вот хоть убей, не нравятся мне такие экспе-рименты… Чует мое сердце, доэкскрементируются они скоро. Видал, как Андрюху-то приложили? Они, грит, солдаты, на то и солдаты… Тьфу, нечисть, крыса лабораторная…
- Ладно тебе, чего разнылся-то, - нахмурился Левушкин, - Без того на душе погано.
- Дохнуть здесь надоело. Да я-то что… Мне-то плевое дело. Сержанта жалко.
- Батя прав, надо было и в самом деле все прекратить. Уже почти сорок минут прошло…
- Да разве разберешь, как тут время идет… То ли сорок, то ли десять…
- Что-то его и впрямь долго нет…
- Да здесь я! - откликнулся Андрей, скатываясь в кювет, - Принимай пополнение!
- Ого!- иронично прищурился Репейник,- Хорошенькое пополнение! Главное, само на ногах стоит. А нос, его ить и приклеить можно.
- Андрюха!- оживился Левушкин,- Наконец-то! Мы уж думали, не дойдешь.
- Да уж, были мысли временами…
- Только мысли?- не унимался ефрейтор,- А явления мистического плана? Типа там разного рода видения и прочая потусторонческая хрень?
Воздух над его головой прошила длинная пулеметная очередь, вспарывая капот перевернутой машины. Сверху потекло горячее масло, заливая и без того грязный камуфляж Репейника, и ефрейтор торопливо пополз в сторону, матерно чертыхаясь вполголоса. Андрей осторожно промокнул рукавом под носом.
- Ты как?- осведомился Олег.
- Не бери в голову, справлюсь как-нибудь. Мне бы только свой взвод найти… Я видел двоих… убитыми. Один ранен. А где остальные?
- Остальные по плану были в замыкающей машине,- отозвался Репейник, безуспешно пытаясь оттереть рукав сухой травой,- Которую в клочья разнесло. Красивое было зрелище, нечасто такое увидишь. Бум! И одни колеса догорают. Как в кине.
- Вот черт…- Андрей в расстройстве двинул каску на затылок, и новая боль раскаленной иглой воткнулась ему между глаз. И взорвалась в мозгу гранатой, отняв на этот раз и слух, и зрение, и сознание. Сержант побелел и уткнулся головой в стенку кювета.
- Андрей!
- Чего это он?- оторопел Репейник,- Смотри, лейтенант, он хоть дышит?
- Трепись поменьше,- огрызнулся Левушкин,- От твоего трепа только вред один.
- Вред лучше, чем подлость.
В центре колонны взревел дизель БТРа. Левушкин обернулся.
- Все. Пошли по плану. Давай, выпускай парламентеров.
- Хороший план, право слово,- оскалабился ефрейтор,- Жаль, Андрюха в отключке, заценил бы. Но ты начальство, тебе виднее.
Лейтенант промолчал. Репейник снова усмехнулся  и пополз по кювету влево. Олег дождался, пока он скроется из виду, и принялся осторожно тормошить сержанта. Потом отстегнул от пояса свою флягу и приложил к его губам. Андрей поперхнулся и открыл глаза.
- Сейчас… Сейчас… Уже прошло,- отозвался он,- Уже прошло…
- Да ты, однако, совсем расклеился…
- Ничего, отдышусь. Возвращение… входит в привычку… Надо же, свалила-таки, дрянь.
- Хлебни-ка еще.
- Черт, губы жжет!- поморщился Андрей,- И крепко же меня… Эти обмороки – цветочки, я ведь не помню ни хрена. Слышишь? Я при Репейнике только не хотел говорить. Растреплет еще… Ни к чему это. Помню только, как очнулся в машине. А как попал туда, куда мы ехали и откуда – все напрочь забыл. Вот же ерунда какая… Сон, не сон…Бред наяву.
- Ты…не бери в голову. Пройдет. Считай, что это легкая контузия.
- Контузия… Врешь ты все. Чего же я тогда каску снять не могу? Сразу боль… жуткая боль, и в глазах темно. Беженцы эти… какие-то все на одно лицо… Репейник еще… этот бред несет…
- Ты его больше слушай,- угрюмо сказал Олег и отвернулся,- Каску только больше не снимай. Поверь мне, все будет нормально. Будешь вспоминать, как дурной сон. Со мной такое уже было.
- Опять врешь. Все вы мне что-то не договариваете. Боитесь чего-то, что ли? Ни черта я не пойму, что здесь происходит.
- Думаешь, я до конца понимаю?- вдруг обозлился Левушкин,- Разбитая колонна, двадцать шесть убитых, сотня беженцев, около сорока бандитов, то ли повстанцев, то ли мародеров, один болтливый ефрейтор и один контуженый сержант – вот все, что мне положено знать! Что я могу тебе сказать? Мы влипли - дальше некуда! Как говорит Репейник, «в ерме по самые ухи»… А я – еще на метр глубже, потому что я тебе с одной стороны друг, а с другой начальник, и спросу с меня – за то и за это.
- Ну, так реши, что для тебя важнее, друзья или звездочки!
- Да плевал я на звездочки!- взъярился Олег,- Слева присяга, справа приказ! Куда ни поверни, все одно иуда! Игрушку себе нашли?! Оловянного солдатика?! Идите вы со своим сценарием в…
Пулеметная очередь снова прошила бруствер. Левушкин принялся отплевываться и вытряхивать песок из головы, посекундно пользуя терминологию Репейника. Потом за-молк, устало привалился к стенке кювета и закурил.
- Ладно, не дуйся,- сказал он,- Лучше хлебни еще. Это поможет. Вон и порозовел маленько, а то был бледный, как поко… тьфу ты, язык паскудный…
Андрей привалился рядом. Сквозь дымную пелену грязновато синело небо. По небу ползли удивительно похожие облака. Андрей закрыл глаза.
- Слушай, Олег,- сказал он,- Ты помнишь наш старый двор? Корявые клены, и сирень, и старые качели… Помнишь, как играли в казаков-разбойников? Прятались в пыльных лопухах и стреляли друг в друга из деревянных автоматов? Пах! Пах! Левушкин, ты убит! Нет, это ты убит! А? Помнишь?
- Да… смутно как-то,- растерялся Левушкин,- Слишком давно это было. Как в другой жизни. А чего это ты вдруг?
- Да так,- вздохнул Андрей,- Вспомнилось вот отчего-то… Ты знаешь, меня не покидает ощущение какой-то… нереальности всего, что со мной происходит. Как будто я не здесь, а где-то далеко-далеко… Сплю и не могу проснуться… Не знаю. Во сне не должно быть боли, и все-таки… Не понимаю. Временами мне кажется, что я схожу с ума. И даже начинаю слышать какие-то голоса… Они говорят что-то важное… Очень важное. И даже, кажется, про меня. Да нет, я знаю, что это обо мне, но ничего не могу разобрать. Какие-то отрывочные фразы… Я не знаю, что со мной. Но ты-то ведь знаешь, я же вижу! И молчишь…
Стрельба между тем прекратилась. Послышался шорох, и в канаву с лавиной песка скатился вернувшийся Репейник.
- Все, как приказано,- доложил он, отряхиваясь,- Броня на ходу. Все наготове. Парламентеры вышли.
- Парламентеры?!
- Парламентеры,- кивнул Левушкин куда-то ввысь,- Согласно приказу.
Андрей схватил бинокль и привстал над бруствером. Две фигурки под белым флагом неторопливо двигались в сторону зарослей. И буквы KFOR на их спинах белели, как мишени. «Пока не убиты парламентеры…» «Пока не убиты…»
- Лейтенант! Останови их! Немедленно!!!
Левушкин непонимающе обернулся:
- Зачем?
- Не спрашивай, делай! Я не знаю, как, откуда я это знаю, но я знаю, что их убьют. Их, а потом… Левушкин, верни их! Еще не поздно!
- Поздно,- ответил Левушкин,- Уже поздно. Сценарий запущен. Смотри.
В зарослях жимолости дрогнула тяжелая ветка. И тотчас же оттуда, из черной тени, брызнули желтые пунктиры трассирующих пуль. Гулкое эхо пулеметной очереди достигло дороги с почти секундным опозданием, когда парламентеры, отброшенные назад ударами горячего свинца, уже неловко взмахивали руками, падая навзничь.
Потом наступила тишина. Только слышно было, как голодное пламя пожирает остатки разбитых машин в голове колонны.
- Пора,- сказал лейтенант, поднимаясь в полный рост.- Ох, и не люблю я помирать…
Автомат конвульсивно забился в его руках, как большая умирающая птица, мелко и часто. Дымящиеся гильзы градом посыпались в песок. И пуля его уже покидала свой па-тронник там, на той стороне. Но Андрей знал это, и потому знал, что делать. От удара под коленки Олег свалился, как подкошенный, и очередь, предназначенная для него, просви-стела мимо.
- Черт!
- Нашел время геройствовать!
- Классная подсечка!- завопил Репейник,- Теперь мы им покажем! Ух, как мы им покажем! Предохранители поплавятся!
- Давай ракету!- крикнул Андрей,- Давай! Жми, пока не перегорело!
- Предохранители, говоришь?- прищурился Левушкин,- Не так-то это будет просто. Но сделаем! Репейник, на тебе бензовоз! Рви его к чертовой матери! Дым нас прикроет!
- Есть, лейтенант!- обрадовался ефрейтор, заряжая обойму зажигательных в автомат,- Вот за что я тебя люблю, так это за минуты просветления. Дадим-ка им жару!
Лейтенант поднял ракетницу и выстрелил. На выгоревшем полотнище неба вспыхнули две яркие белые точки. Очередь Репейника прошила цистерну бензовоза. Бензин вспыхнул, и через несколько секунд взорвался. Пылающий шар ударил вокруг раскаленной  взрывной волной. Занялась пламенем сухая трава, затлели чахлые кусты, закоптила колесная резина. Над землей потянулся ядовитый черно-желтый дым. Рядом, за спиной, натужно взревел мотором БТР, неуклюже перевалился через кювет и замер в ожидании сигнала.
- Атака!- выкрикнул лейтенант, снова поднимая ракетницу,- Атака!!!
И это слово, словно распрямившаяся пружина, в одно мгновение подняло всех оставшихся в строю тридцать человек. Атака! Красная ракета прожгла зенит. Атака! Тяже-лая туша БТРа скрылась в удушливом горьком дыму. Атака! Горящая земля уходит из-под ног неровными большими скачками. KFOR, KFOR, KFOR, KFOR – белые буквы на касках и спинах. Горячий автомат рвется из рук, остервенело плюясь оранжевым дульным огнем. Атака! Гулкая, непрерывная пулеметная дробь. Желтые трассы свинцовыми иглами сшивают дымные клочья, сметая на своем пути все живое, вжимая его в пепел, в черную копоть. Атака! Атака! Слепящий отблеск гранатного взрыва впереди.
Закашлявшись в едком дыму, Андрей привалился спиной к закопченой броне БТРа, от которой то и дело с привизгом отлетали пулевые рикошеты. Откуда-то сбоку, из мутной полутьмы, вынырнула серая тень Левушкина.
- Подбили, гады!- чертыхнулся лейтенант, пристраиваясь рядом,- Из РПГ, прямо в лоб. Куда мы теперь без машины?! У этих гадов патронов – несчитано. Слышь, молотит не пе-реставая!
- Что?!- переспросил Андрей,- Говори громче, не слышно! Что будем делать? Люди залегли!
- Вижу, не слепой!
Из дыма возникла еще одна тень.
- Потеснитесь-ка, товарищи начальники!- прокашлял Репейник, охлопывая себя по тлеющим местам,- Однако, горим на работе?! Вас еще эти игры не достали?
- Что?!- не расслышал Андрей.
- Игры! В солдатиков! Хочешь узнать кое-что о проекте АГ-12?
- О чем?!
- Об Академии Геро…
Пуля попала  ему прямо в висок. Репейник нелепо дернул головой, обмяк, упал на спину и замер.
- Репьев! Ванька!!!
- Дотрепался,- констатировал Левушкин,- Оставь его!
- Ну, я им, гадам!.. Гранаты есть?!
- Одна!
- Давай!
- Я сам! Сам! Огнем прикроешь!
Лейтенант зарядил подствольный гранатомет и осторожно выглянул из-за борта машины.
- Черт! Ни пса не видно, все в дыму!
- Бей только наверняка!- крикнул Андрей,- Не погасим пулемет – нам крышка, граната последняя!
- На броню!- кивком указал Левушкин.
- Давай! Разом!
Они вскарабкались на горящую машину, откуда «зеленка» была видна, как на ладони, и Андрей ударил по кустам длинной непрерывной очередью. Пули срезали тяжелые ветки, срывали листву, заставляя тех, кто прятался там, в их густой полуденной тени, прекращать огонь, вжимаясь в жесткую сухую траву.
Первый рожок растаял почти мгновенно, и Андрей быстро сменил его на второй. Его автомат затрещал было снова, но почти тотчас же сухо щелкнул и смолк, поперхнув-шись заклинившим затвор патроном. Андрей, сдирая кожу с пальцев, рванул на себя затвор, но его заклинило намертво.
- Олег! Стреляй, чего ждешь?!
- Да где этот чертов пулемет?! Он молчит! Не вижу!
В тени жимолости тускло блеснула вороненая сталь стволов. И тогда торопливо, словно боясь испугаться и передумать, Андрей шагнул вперед, закрывая лейтенанта от вспыхнувших в дыму лепестков дульного огня. И в миг, когда последняя граната взметнула в ослепительной вспышке взрыва землю и обгорелые ветки вперемешку с частями исковерканного пулемета, что-то горячее и тяжелое ударило Андрея в грудь, сбив с ног. Андрей покачнулся, выпустил из непослушных рук автомат и медленно-медленно, как в рапиде, стал заваливаться на спину.
- Ты чего?- растерялся Олег,- Сержант! Андрей! Андрюха! Ты что, ранен?! Да не молчи же, ну!
Он осторожно уложил отяжелевшее тело на броню.
- Боже мой, кровь… Сколько крови… Как же это, а? Почему кровь?! А где же ваша блокировка?!! Где была ваша чертова блокировка?!! Эй! Эй, там! Остановите машину! Слышите?! Да выключите же ее, наконец!!!
И машину выключили. Звуки боя смолкли. Замер на полуобороте лейтенант, застыли облака и клубы дыма над горячей землей. Свет померк, стало душно и больно, и Анд-рей снова полетел в знакомую уже пустоту с голосами. «…камфару и адреналин!.. каталку!.. быстрее!.. капельницу для переливания!.. готовьте все к немедленной операции!.. Физраствор! Давление падает!» «Шлем!» Это батя: «Снимите же с него наконец этот шлем!»
Андрей почувствовал, как чьи-то невидимые руки подхватили его и повлекли куда-то, сдирая с головы приросшую каску. С кровью, с кожей, с горячей болью. Он вздрогнул от едкого нашатырного запаха и открыл глаза в кафельной комнате без окон, с длинными рядами откидных кресел, с трудом различив в склонившимся над ним размытом белесом  пятне бледные лица Олега и полковника. Потом каталку повезли к лифту, и полковник ушел следом. Олег остался у одиноко стоящего белого кресла, опутанного нейронами проводов. И кресло, и валявшийся рядом шлем, и буквы АГ-12 на нем были залиты кровью.
- Боже, сколько крови!- повторно ужаснулся Олег,- Почему?!! Как же так?!..
- Ты когда-нибудь был на сеансе гипноза, лейтенант?- спросил Репейник,- АГ-12 означает «анизотропный гипноизлучатель». Мне лаборант сказал. Знаешь, как они прозвали этот проект? Академия Героев.
- Но я же испытывал его в прошлый раз, и все было нормально. Я же горел, ты помнишь? Я заживо горел в машине, а у меня только шкура едва покраснела!
Репейник прошел вдоль ряда кресел, взял за грудки оставленного для присмотра за приборами лаборанта и поволок его к установке:
- А вот нам сейчас этот специалист все популярно и разъяснит. А если не разъяснит…
- Все дело… в пороге блокировки,- затараторил испуганный видом крови лаборант,- От нее зависит степень реальности. При слишком сильном… уровне излучения… в смысле, внушения… ткани… они начинают повреждаться на самом деле. Наяву, понимаете? Вот статисты, они понимают, где находятся. Для них это все просто компьютерная игра. Виртуальная реальность, понимаете? Низкая степень адекватности поступков… и поведения.
- А популярнее?- оскалился Репейник,- Или тебя засунуть на время в эту штуковину?!
- Уж куда яснее,- сказал Олег,- не очень-то ты боялся там словить пулю, зная, что сидишь в это время в теплом кресле и полной безопасности. В то время как Андрей… Я верно из-лагаю?
Лаборант энергично закивал:
- Да. Но, насколько я знаю, проект АГ-12 по завершении испытаний будет запущен в серию, и тогда… статистов уже не будет… А можно, я сяду, меня мутит… от вида крови…
- А что, дельная штука,- прищурился Репейник,- Представь, лейтенант, каково это: знать, что в бой с тобой пойдет  и с п ы т а н н ы й  товарищ, с гарантийным талоном и печатью о годности к эксплуатации! Только вот интересно, ордена и звездочки за эти подвиги вручать будут? Хотя бы посмертно?!
- Нет!- вскрикнул Олег,- Не смей! Слышишь, не смей! Прекрати!
- Значит, хочешь и дальше молчать, лейтенант? А ребята, вроде, уже дозрели. Я прав, Чарыга?
- На все сто.
- Командуй, лейтенант,- заявил Щербак,- А то ведь сами начнем.
- Руки, знаешь, как чешутся. Но твое первое право. Он твой друг,- заметил Репейник,- И не далее, как сегодня, за тебя живот положил. Так стоит это чего-нибудь, или нет?
Олег отставил в сторону дрожащего лаборанта и поднял за ножку тяжелый лабораторный табурет.
- Так, ты говоришь, Академия?- переспросил он.
Лаборант неловко кивнул.
- На поток, значит?- недобро усмехнулся Олег,- Серийное производство героев. Чертовски заманчиво! Ты прав, Репейник. Стократно. Тысячекратно. Пора и нам сказать, что мы об этом думаем.
         Олег коротко размахнулся и резко опустил табурет на операторский пульт. Серый пластик прогнулся и лопнул. Зуммер тревоги заверещал жа-лобно, сигнализируя о полученном повреждении. Олег размахнулся посильнее и ударил с плеча. К писку одного зуммера присоединилось еще несколько. Из разбитого корпуса посыпались веселые розовые искры. Запахло озоном и горелой изоляцией.
- Теперь,- сказал лейтенант, поднимая воображаемую ракетницу,- К бою. Атака. Атака!!!
Серебристые шлемы статистов посыпались на пол, лопаясь под тяжелыми солдат-скими ботинками. Хрупкий пластик затрещал пистолетными выстрелами, озаряя белый кафель фейерверками коротких замыканий.
- Жаль,- процедил сквозь зубы Репейник через две минуты, когда ломать стало больше нечего,- Слишком быстро.
И во внезапно наступившей тишине все вдруг, разом, повернулись назад. У входа, опираясь рукой о дверной косяк, стоял полковник. Он стоял и молчал.
- Почему вы молчите?- глухо спросил Левушкин,- Почему вы молчите?!
Но полковник продолжал стоять, не поднимая взгляда, и от этого безмолвия исходил такой холод, что многие начали ежиться.
- Да не молчите же!- закричал Левушкин,- Прикажите разойтись! Прикажите отставить ломать машину! Ну скажите же что-нибудь! Почему вы молчите?! Почему молчите?! Почему?!!