Гаудеамус города Тушканова. 1

Гаудеамус города Тушканова.


Гаудеамус - радуйтесь солнцу утра, други!
Юность лёгкая промчится, с двери старость постучится, - приведёт недуги.

Пронесутся, пролетят дни весны беспечной.
Беспощаден и свиреп, угрожает нам Эреб - царство ночи вечной.

Виват Академиа! Виват профессоре!
Пусть бродяга и студент вступит дерзко в сад легенд силам тьмы на горе!

Слава девам молодым! Слава женам нежным!
С бескорыстною, большой и отзывчивой душой, и в труде прилежным!

Да погибнет Люцифер и ему подобный!
Трус, невежда и дурак, и студентам лютый враг, пересмешник злобный!

(Гимн студентов)

1

Побывать в Крыму, в районе Приморского и не посетить знаменитые пещеры Свято-Николаевского монастыря считалось верхом неприличия. Монастырь был необитаем, как и множество его собратьев по всей необъятной территории страны советов, но считался памятником культуры, и потому находился под защитой государства. Защита сводилась к тому, что ломать его никому не разрешали, но и реставрировать не тоже не собирались. Видимо после затрат на строительство железнодорожных магистралей и поворота сибирских рек вспять, на культовые сооружения у властей денег не оставалось. Так и стоял монастырь немым укором бесхозяйственности чиновников-атеистов с облупленными стенами и покосившимися крестами на дырявых куполах, наблюдая с высокой скалы за новостройками ведомственных пляжей черноморского побережья .
 Ходила легенда, что любая женщина, которая напьётся воды из подземного источника в одной из пещер монастыря обязательно выйдет замуж и сумеет зачать ребёнка уже в текущем году, а соответственно мужчина получит или повышение по службе или найдёт сокровище.
Толпы желающих забеременеть и разбогатеть ежедневно штурмовали крутое подножье монастырских скал. Даже довольно пожилые люди из пансионата для ветеранов, рискуя получить солнечный удар, растяжение связок, или обширный инфаркт, с настойчивостью отчаянных авантюристов ежедневно карабкались за своим призрачным счастьем.
Молодые тоже не отставали от стариков. Основными посетителями монастыря были студенты Тушкановского строительного института, отдыхающие на своей базе, расположившейся на живописной окраине Приморского. Если быть откровенным, то весь посёлок Приморский можно было смело называть окраиной. Его цивилизация состояла из студенческой базы отдыха, пансионата ветеранов, затрапезного дома культуры, сельмага, и пирса, к которому иногда швартовались катера для выполнения рутинной работы по сближению Приморского с другими цивилизациями черноморского побережья.
Приморский вообще можно назвать философским посёлком, он являлся ярчайшим примером борьбы противоположностей. Борьба не носила агрессивного характера, всё-таки курорт, но наблюдалась на каждом шагу. Пансионат стремился к почёту для стариков, а студенческая база настаивала на важности дороги для молодых. Пенсионеры заводили утреннюю зарядку через уличные громкоговорители ровно в семь ноль ноль, чем приводили в бешенство студентов, отсыпающихся после ночных походов. Студенты, в свою очередь, отыгрывались на соседях ночным пением под гитару до самого рассвета.
Боролся с покупателями сельмаг. Мало того, что он находился на противоположной от базы и пансионата стороне посёлка, и к нему нужно было идти по горной дороге под монастырской скалой не менее получаса, он ещё и умудрялся закрываться на всевозможные перерывы и санитарные часы в самое неожиданное время. Сам магазин вел собственную, внутреннюю борьбу, борьбу между товарами продуктовой и промышленной группы, которые умудрись разместиться на пяти квадратных метрах торговой площади. Чтобы срочно найти плавки сорок восьмого размера нужно было перелопатить несколько килограммов конфет, пряников и овсяного печенья, перебраться через ящики с хозяйственным мылом и перегнуться через холодильную витрину с колбасными изделиями.
Боролась с человеком разумным природа, постоянно возрождая свою уникальность и неповторимость после многочисленных пикников под ветвями реликтовых сосен. Боролся человек с неразумной природой, оставляя повсюду отходы своей жизнедеятельности.
Боролся с атеизмом монастырь, привлекая посетителей чудодейственной силой своего источника, атеисты в свою очередь боролись с монастырём, растаскивая на сувениры булыжную мостовую монастырского двора и расписывая стены собственными автографами.

-Ну ребята. Ну, давайте сходим в пещеры. А? Ну, грех же, быть рядом, и не сходить. Вам потомки не простят, - канючила всю дорогу от базы к магазину Олечка Сазонова, невысокая светловолосая студентка в небесно голубых джинсах.
-Тебе забеременеть неймётся или замуж выскочить? – в свою очередь поинтересовался Сергей Мизин.
-Дурак, - ответила Оля.
-А правда, ребята. Давайте сходим. Ведь интересно же, - вступилась за подругу Тома, черноглазая спортсменка-активистка, сокурсница Оли.
-Ну, вот ещё. Вы представляете, сколько туда нужно по горам тащиться? - Пропыхтел Кеша.
-Пусть они сгорят, эти пещеры, вместе со своей историей. А если кому нужно по части беременности, так вы не стесняйтесь. Поможем. Правда, Дядя? – Вытаскивая Тому с крутой тропинки на дорогу, попытался сострить Тучка.
Дядя молча тащил рюкзак с обменной стеклотарой и не обращал на бессмысленные разговоры своих попутчиков внимание, он был занят не только переноской тяжести, но и флиртом с Танечкой Макаровой, секретаршей ректора, с которой он успешно встречался ещё со второго курса. Таня неожиданно присоединилась к своим подругам и тоже захотела в монастырь. Это событие окончательно решило спор в пользу посещения местной достопримечательности. Пять студентов четвёртого курса дневного факультета и одна секретарша-заочница, разбившись на пары, направились по узкой горной тропке навстречу своим приключениям. Рюкзак с пустыми бутылками замаскировали в кустах ежевики для удобства передвижения по горной местности. С ношей, а именно с небольшим транзисторным приёмником «Альпинист» осталась только Олечка. Этот транзистор она позаимствовала у своей соседки по общежитию, и теперь боясь за его сохранность, носила его всегда с собой.
Хриплый голос Владимира Высоцкого надрывно вырывался из слабо мощного динамика:
… «Парня в горы тяни – рискни!
Не бросай одного его
Пусть он в связке в одной с тобой -
Там поймешь, кто такой.»…

Подъем оказался не из лёгких. Видимо предки были правы, без труда действительно тяжело чего ни-будь получить. Изрядно попотев и обогнав нескольких стариков в полуобморочном состоянии, наша компания вышла к долгожданному строению. Вблизи монастырь имел ещё более жалкий вид. Единственным отголоском цивилизации в этом забытом богом месте оказался дощатый сарай заменяющий кассу, в нём пожилая женщина торговала входными билетами по пять копеек, картами монастырских пещер с красивыми фотографиями крымских достопримечательностей и обычными парафиновыми свечками. Рядом крутились местные голодранцы-мальчишки, предлагая свои услуги экскурсоводов и проводников по сложным лабиринтам подземелья.
Кеша купил карту и свечи, посмотрел на одного из «Гаврошей»  и полюбопытствовал:
-Эй, малец, в пещеры сводишь?
-Запросто, полтинник и пошли – ответил парнишка лениво колупаясь в носу.
-Чего полтинник?
-Полтинник с человека. Деньги ваши – проблемы наши, - обнажил в улыбке кривые зубы и небрежно сплюнул на землю юный крохобор.
-Ты чё, малой, умом двинулся? Да это же с шестерых три рубля получается. Я за такие деньги воробья в поле загоняю.
-Как хотите. Но здесь многие теряются. Если всё же решите сами идти, то на указатели смотрите, и не ходите в проходы без надписей, тогда может, и не потеряетесь, - равнодушно ответил мальчишка и отошёл к сараю.
-Ничего себе. Трояк захотел, - пожаловался Кеша своим друзьям.
-Ребята, а может возьмём мальца, а то и правда заблудимся? – засомневалась Таня.
-Не дрейфь, Танюха. У нас карта есть, свечки мы купили, не маленькие, не потеряемся. Это они для рекламы пугают, цену себе набивают, сталкеры малолетние. А на трояк лучше лишнюю бутылку вина купим, - с чувством собственного достоинства произнёс Дядя, которого Таня звала Толиком.
-Ладно, Толя, я на тебя надеюсь, - улыбаясь, ответила спутница своему избраннику.
-А ручей найдёте? – Забеспокоилась Олечка.
-А то! – подтвердил Тучка-Мизин, - вот, на карте чётко всё нарисовано, вот большой зал пещеры, а вот и ручей. Всё просто, как грабли.
-Ну что, тогда пошли?
-Пошли.
Дружная компания двинулась в чёрную бездну неизвестности.

***
Сергей Мизин, или Тучка, как его называли ещё со школьной скамьи, попал в строительный институт совершенно случайно. Он жил в пригороде, был абсолютным блондином с обычной ординарной внешностью, носил джинсы и увлекался музыкой. Увлекался это мягко сказано. Он считался штатным гитаристом дома культуры машиностроительного завода. Проработав после школы год на заводе в модельном участке литейного цеха, и играя в ансамбле, он сумел накопить денег, купить себе неновую, но приличную электрогитару под интригующим названием «Star 9” и по форме напоминающую обыкновенную лопату. У местных умельцев приобрёл вполне приличный усилитель, точную копию фирменного, и сам на работе соорудил колонку.
В один из прекрасных весенних дней их ансамбль пригласили с выступлением в областной студенческий клуб города Тушканова, который в дневное время был обычной столовой, и в простонародье назывался «Бухенвальд» за низкое качество и малый ассортимент продукции. Студенческую столовую окружали со всех сторон общежития, пятиэтажные хрущёвских времён и современные девятиэтажные, блочного типа.
Отыграв вечер, музыканты вынесли аппаратуру на ступеньки «Бухенвальда» и стали ждать машину. Вокруг протекала совсем незнакомая, молодая и суетливая жизнь. Суетились одногодки Сергея, такие же, как он, только гордо называющие себя студентами. Весь вечер перед глазами Тучки мелькали длинноногие, красивые и недоступные соблазнительницы. Чувство лёгкого дискомфорта и доброй зависти к местным сверстникам зародилось в душе музыканта. Его размышления были прерваны неординарным происшествием.
К одному из общежитий, явно женскому, изрядно пошатываясь, подошёл паренёк и начал проворно взбираться вверх по сточной трубе. Окружающие на него не обращали внимания. Окна верхних этажей были открыты настежь по причине тёплой погоды, и потому нельзя было определить конечной цели его подъема. Тучка внимательно следил за местным скалолазом. Два этажа были преодолены без особого труда, вблизи третьего камикадзе зацепился брючным ремнём за кронштейн. Большое количество возбуждающего пагубно влияло на умственные процессы будущего инженера. Он начал дёргаться и раскачивать трубу, от чего та просто выскочила из крепления и начала своё свободное падение. Вместе с ней устремился вниз и неудавшийся покоритель вершин. Удар получился громким. Свернутый цилиндром оцинкованный металл издал громыхающий шум, который издаёт театральный реквизит, имитирующий грозу, к нему добавился негромкий шлепок расслабленного тела скалолаза.
К месту трагедии поспешила проходившая мимо парочка.
Пострадавший плохо вписывался в окружающую среду, он лежал на клумбе среди алых тюльпанов, белых нарциссов и синих анютиных глазок. Цветы мирно покачивались под порывами теплого весеннего ветра, подчёркивая нелепость ситуации.
-Димон, ты как? – спросил парень, подбежав к пострадавшему. Ответа не последовало.
-Надо скорую вызывать, Лёша, беги в общагу, звони, - прокричала девушка.
-Да пошли вы со своей скорой, водка есть? – спросил Димон и не дожидаясь ответа встал.
-Димка, ты куда?
Ответа больше не последовало. Не выпуская трубы, несостоявшийся пациент травматологии направился в сторону «Бухенвальда». Из окон послышались крики:
-Димон, брось трубу.
-Ты чё, мужик металлолом собираешь?
-Тебе сестрёнку вызвать?
Дима непонимающим взглядом посмотрел вокруг, затем на обломок водосточного счастья, смачно выругался, бросил свою ношу и направился в сторону ближайшего магазина. Вдаль уносились обрывки популярной песни:
«Листья жёлтые над городом кружатся,
с тихом шорохом нам под ноги ложатся.
И от осени не спрятаться, не скрыться,
Листья жёлтые скажите, что вам снится»…

Со всех сторон студенческого городка, стараясь перекричать друг друга, гремела музыка. Она не просто гремела, она лилась, она струилась повсюду, она висела в воздухе, сползала по ступеням, переваливалась через подоконники, пенилась, бурлила и растекалась по асфальту, сверкая в лучах заходящего солнца своими нотами, синкопами, и гармониками.

Тучка твёрдо решил поступать в институт, которому принадлежали близлежащие общежития.

*

Дядя, а в миру Томский Анатолий, в компании сокурсников был старшим, отсюда и почётное название, отражённое в прозвище. Он успел один раз поступить в политех, с успехом проучился год и завалил зачёт по начертательной геометрии. Отслужил армию в должности писаря строевой части, и в звании рядового благополучно демобилизовался. Толик после подготовительного отделения был автоматом  зачислен в строительный ВУЗ города Тушканова на специальность «Строительные машины и механизмы». Парень он был видный. Широкие плечи, красивое волевое лицо на мощной шее, чёрные волнистые волосы и великолепная улыбка полная здоровых зубов, достойно гармонировали с высоким ростом владельца. Всё это вызывало у окружающих восхищение и зависть. Эмоции зависели от противоположности полов, сокурсники завидовали, особы женского пола восхищались. Толик, на зависть соплеменников, имел ещё одно большое достоинство, но о нём знали только близкие знакомые, правда общая душевая в студенческом общежитии значительно расширила этот круг, и о его достоинстве начали ходить легенды. После случая с дежурством в женском общежитии легенды переросли в народный эпос.

Толик был не только старостой группы, он был ещё и активным участником оперативного студенческого отряда. Отряд много времени не забирал, но приносил большое преимущество. Его владельцы имели право бесплатного проезда в городском транспорте, что вызывало зависть в студенческой среде, и изредка дежурили вместе с участковым на «Опорном пункте по охране общественного порядка». Дежурство  сводилось к хождению вблизи злачных мест и поиску мелких хулиганов. Мелкие хулиганы с невероятным постоянством распивали спиртные напитки и оправляли свои мелкие потребности в неположенных местах. Оперативники их гордо задерживали, препровождали на опорный пункт, добровольно принимали от препровождённых полные бутылки с преступным зельем, и отпускали раскаявшихся восвояси. Нераскаявшиеся или несознательные жмоты направлялись к участковому.
После дежурства контрибуция делилась между участковым и добровольными помощниками. Делили не поровну, но по честности. Дорогие и красивые бутылки забирал официальный представитель власти, остальное подметали добровольцы.
Оперативников часто привлекали в женское общежитие для оказания помощи неподкупным вахтёршам. Ночевали служители правопорядка в изоляторе и имели свободный доступ на заветные этажи. Ровно в десять сорок пять вечера, строгие блюстители брали у бабульки список  несознательных посетителей и отправлялись выполнять общественный долг по изгнанию засидевшихся гостей. В зависимости от оказанного приёма, принимались меры. Запрещённые мероприятия с распитием спиртного пресекались на корню, а точнее откладывались по взаимному непротивлению сторон до завершения обхода. Посетители покидали помещения через парадный вход и благополучно доставлялись обратно по пожарной лестнице. Все были довольны: оперативники сыты, а окна целы. За целостность остального богатства, так ревностно охраняемого высоконравственными вахтёрами женского общежития, отряд ответственности не нёс.
 Бабушки Толика любили. Он часто сидел с ними вечерами, пил чай и развлекал разговорами о проблемах стариков и разгильдяйстве молодого поколения.
В одно из таких дежурств, далеко за полночь, Дядя во время чтения английского детектива надумал попить чайку. Ложки в изоляторе не нашлось. Решение пришло само собой. Толик надел спортивные штаны, комнатные тапочки и скрылся за дверью…
Поиски пропавшего полуночника успеха не принесли.
Ровно через неделю, и тоже за полночь, дверь изолятора открылась, вошёл Дядя, заварил чай и принесённой ложкой стал невозмутимо помешивать сахар. На вопросы собратьев по охранному ремеслу Дядя только многозначительно улыбался.
О большом достоинстве Томского узнала и женская половина института.

*
Дядю, Тучку и Кешу поселили в одну комнату ещё на первом курсе. В те далёкие времена строительный институт боролся за моральный облик своих студентов и порядок в подведомственных общежитиях. Совместное проживание разнополых подростков в общежитиях  было категорически запрещено.
 Темноволосый Дядя, блондин Тучка и рыжий, какими рыжими только бывают люди, невысокий и полноватый Кеша, или Фёдор Зайцев, как было написано в его студенческом билете, начали свои первые шаги на долгом и тернистом пути покорения науки, как это и принято с первого сентября.
Сначала всё шло хорошо. Ребята скинулись из домашних заначек и приобрели себе различный инвентарь. Утюг, кастрюли, сковороду, тарелки, чашки и большое круглое зеркало для созерцания собственных отражений. Купили картошку с макаронами и начали постигать высшую школу. Посещение занятий не обсуждалось. Вечером, в порядке дежурства, готовили ужин и прилежно учили уроки, днем ходили на занятия и в библиотеку, так продлилось до конца сентября. В один прекрасный, но пасмурный день в аудиторию вошёл заместитель декана Севрюк Иван Павлович.
-Послушайте объявление. С первого октября весь поток выезжает в сельскую местность для оказания посильной помощи колхозникам в борьбе с урожаем. Сбор возле третьего общежития. Явка строго обязательна. Не выехавшие в колхоз будут отчислены.
В аудитории поднялся шум, реакция студентов на данную новость была неоднозначной. Фёдор не на шутку расстроился. Он был домашним мальчиком, увлекался радиоэлектроникой, паял различные штучки и безделушки, читал специальные журналы. Читал он много и везде, чем и умудрился испортить зрение неокрепшего организма. Очки его мало украшали, но без них он не видел дальше собственного носа. Федя никогда не был в колхозе и о физическом труде имел смутное представление. Родители его были убеждёнными горожанами, и дачи не имели. Они всячески ограждали сына от различных упражнений и поощряли усердие сына в учёбе и пристрастии к различным умственным упражнениям.

На сборы и подготовку деканат дал три дня.
Первого октября, ровно в девять ноль ноль, возле общежития собралась толпа по внешнему виду напоминающая сборище беженцев после ядерной атаки. Фуфайки, старые дедовские ватники, вытянутые из сундуков и побитые молью курточки с меховыми подкладками, резиновые и кирзовые армейские сапоги, старые рабочие ботинки и даже поношенный узбекский халат с тюбетейкой, украсили утренний пейзаж студенческого городка.
Среди разношёрстной и разноцветной публики, собравшейся на сельхозработы, местное население отсутствовало напрочь. В городе срочно вспыхнула эпидемия мыслимых и немыслимых заболеваний. Три дня все больницы города работали в авральном режиме, выдавая шланговитым студентам и их расторопным родителям различные справки о неизлечимых и хронических заболеваниях. Местные в колхоз не поехали.
Подали автобусы. Неискушенные в житейских вопросах первокурсники с речёвками и песнями двинулись на встречу романтике.
«Я снова жду осенних холодов,
Мне кажется, они уже подули.
И осень начинается в июле
Внезапным увяданием садов.
Мы не заметили, как все нас обманули,
Охрипнувших в пещерах городов»…


Романтика не заставила себя долго ждать, и началась сразу же по приезду в колхоз.
 Девочек поселили в недостроенном телятнике, мальчиков в полу развалившемся сельском доме культуры. Местные колхозные власти были неподготовлены не только к сбору очередного  урожая, но и к приёму городских помощников. Поток электромеханического факультета насчитывал полторы сотни ещё развивающихся молодых организмов и требовал достойного питания и отдыха, а кроватей в колхозе было не больше сотни.
Декан укатил на разборки с местной администрацией. Вскоре для проведения общегосударственного мероприятия под лозунгом «Победим урожай» и «Поможем студентам в сборе урожая», были задействованы все резервы населения деревни и близлежащих селений.
В первую очередь решили укомплектовать телятник, для чего половину кроватей из клуба было срочно вынесено и отправлено девочкам. В клуб обещали подвезти кровати к полуночи из соседней больницы и интерната для малолетних преступников. На улице два пьяных механизатора стали спешно мастерить из подручных материалов умывальник и отхожее место.
До поздней ночи стучали молотки сельских умельцев, ревел арендованный экскаватор «петушок», лаяли перепуганные собаки, стрекотал неугомонный кузнечик, тучами летали голодные комары  в поисках новой крови и сновали местные жители с несложной домашней утварью: лавками, столами, тазиками. Тазики оказались единственным заменителем бани и душевой на целый месяц.  Бани в деревне не было. Деревенские «Мойдодыра» не читали.
Утром над клубом  и телятником гордо взвились красный знамёна.
Весь следующий день ушёл на обустройство быта и изучение местных достопримечательностей. Достопримечательности разнообразием не страдали и ограничились небольшим сельмагом, полки которого сиротливо опустели после первого же набега новоиспечённых тружеников села.
-Так, мужики, нужно отправляться в разведку. Без помощи местного населения нам не выжить. Я тут познакомился с одной бабулькой, она обещала помочь с самогоном и харчами. Правда, не бесплатно. Нужно дров наколоть, - сказал Дядя. Тучка согласился сразу.
-Ребята, может, я тут поваляюсь? – неуверенно простонал Фёдор. - Я и так натаскался этих железок, потом собирал из них кровати, а теперь  ни ног, ни рук не чувствую. Ещё и мозоли натёр. Вот, смотрите, огромные какие.
На Федю жалко было смотреть. Ноги распухли, пальцы походили на мясные заготовки для колбасы. Он умудрился даже на лбу набить большую лиловую шишку.
-Ладно, сиди, колхозник, сами справимся, только руки помой, и забинтуй, – сжалился над пострадавшим другом Дядя. Друзья отправились добывать дополнительное питание у сердобольной старушки.


 Куратором потока по сельскохозяйственным вопросам был назначен доцент кафедры деталей машин Юрий Петрович Соломатин. Он был штатным куратором по причине семейного одиночества. В свои пятьдесят два года, Юрий Петрович так и не женился, он жил с мамой, своенравной и деспотичной женщиной. Ни одна из претенденток на гордое название жены любимого сыночка ей так и не подошла. Она ревностно относилась к личной жизни сына, ухаживала за ним и лелеяла.
Юрий Петрович увлекался туризмом. Походы были единственным местом, где он мог отдохнуть от неустанной опеки своей мамы. В походах он выпивал, курил и даже приставал к особам женского пола. Два года назад мама умерла. Доцент из ухоженного и аккуратного человека превратился в исключительного неряху. Раньше его за внешнюю схожесть с одноимённым героем фильма «Война и мир» Пьером Безуховым студенты называли просто - Пьер, в последнее время - Потный. Это прозвище идеально отражало действительность. Он неделями ходил в нестираных рубашках с засаленными воротниками, дешёвый одеколон не только не уменьшал запах выделений большого организма, а наоборот, усиливал их.
Потный был хорошим преподавателем, но болезненно относился к прогульщикам, бравым ловеласам и гусарствующим студентам, любимцам слабого пола и всячески придирался к ним. Такими были почти все учащиеся строительного ВУЗа. Почти все его не любили. Мужская половина его не любила за придирчивость, женская за неряшливость.
Юрий Петрович оценил старания Феди в обустройстве спального помещения, проникся к его производственным травмам, невольно примерил рыжего толстяка к себе, пожалел, и назначил старшим по хозяйственным вопросам и порядку в доме культуры, с необязательным выездом на необъятные колхозные просторы. Сожаление о своём решении не заставило себя долго ждать.


К ночи пошёл дождь и задул холодный северный ветер. Погода шептала – «Налей и выпей». С шёпотом природы согласились все. Поток разбился после ужина на мелкие и крупные группы. Самая большая группа сгрудилась возле разноцветных друзей. Тучка пел лирические песни и аккомпанировал себе на гитаре. Дядя наливал казённые и доморощенные напитки, Федя подставлял стаканы и алюминиевые кружки забинтованными руками, остальные резали овощи, сало, хлеб, и открывали консервы с килькой в томатном соусе. Начался второй ужин. Ветер утих. Вечер потеплел.
В дальнем углу бывшего дома культуры, а ныне ночлежки для ребят, сгрудились представители солнечного Узбекистана, согреваясь от холода потрёпанными одеялами,  и неотрывно следили за весельем однокурсников. Они приехали учиться в Тушканов по программе обмена. Коран запрещал им участвовать в мероприятиях с потреблением спиртного и свинины в любом виде.
Первым несправедливость заметил Федя, которого гладила по голове смазливая девчонка по имени Ирочка и приговаривала:
-Федя, ты на моего кота похож, его Кешей зовут, он тоже рыжий. Рыжие, говорят, счастье приносят.
-Точно, Кеша, и ленивый ты как кот, а ещё они способствуют в денежных вопросах. Кеша трояк гони, мы же с Тучкой за свои всё покупали, - продекламировал Дядя, разливая очередную порцию самогона.
Все выпили за удачное воссоединение города с деревней. Кеша полез в карман, достал деньги и отдал Дяде три рубля, затем снова посмотрел в угол, где сидели узбеки, и неожиданно сказал:
- А давайте узбеков пригласим, неудобно, мы гуляем, а они в углу мёрзнут.
Все согласились. Девочки соскочили с кроватей, составленных вокруг стола, и притянули упирающихся и отнекивающихся представителей загадочной страны мечетей и плова к себе за стол. Кружки быстро наполнились горячительным зельем местного приготовления и дружелюбно были предложены вместе с огромными бутербродами, состоящими из хлеба, сала и лука.
-Нам нельзя, - неуверенно запротестовали мусульмане, - Аллах не позволяет.
-Мы не пьём.
-Коран запрещает.
В Кеше заговорил врождённый атеизм и алкоголь.
-Вот, скажи мне, как тебя зовут? - спросил он.
-Рустам.
-Так вот, Рустам, ты здесь видел мечеть?
-Нет, не видел.
-А мулла здесь есть?
-Нет.
-Так откуда здесь Аллах возьмётся, он там, у вас дома остался. Здесь Христос, Будда и Кришна. А они ни водку, ни сало не запрещают. И вообще, - Кеша сорвался на крик, - Не будете пить, замёрзните на хрен. Пейте, говорю!
Рустам взял кружку в одну руку, бутерброд в другую, посмотрел на земляков, за ним взяли остальные. Он единственный учился в Ташкенте и хорошо знал русский язык, по этой причине и был неоспоримым лидером среди земляков.
-Пей, сказал, и сразу закусывай, закусывай, - настаивал Кеша.
Все выпили, страшно сморщились и невольно закусили совсем не кошерными бутербродами.
-Ну, что, живы? Я же сказал, Аллах далеко. Всё будет хорошо. Сало – сила, спорт –могила.
-Да, хорошо, тепло, а Аллах далеко, -  согласился Рустам и заулыбался. Узбеки одобрительно закивали, растянули губы в жалкое подобие улыбок и сощурили и без того не очень круглые глаза.
Все радостно засмеялись, девушки захлопали в ладоши. Кружки снова наполнились.

С этого дня мусульмане первого курса, включая азербайджанцев, татар, туркменов, и всех остальных приверженцев Магомета, перестали брезговать местной кухней.
С этого дня за Федей закрепилось прозвище – Кеша.


Потный вначале пытался бороться с таким антиобщественным злом, как распитие спиртных напитков и аморальное поведение. Слово секс в лексиконе советских граждан в то время совершенно отсутствовало, поэтому с этим явлением и не боролись. Нельзя бороться с тем, чего нет. Несмотря на усилия своего руководителя, студенты разбредались по окрестностям, прятались, терялись. Это не способствовало производительности труда на полях и затрудняло общий надзор за вверенным коллективом. В целях соблюдения морального облика молодых студенток, Юрий Петрович поселился в сторожке телятника. Он каждый вечер делал обход, пересчитывал поголовье, делал невозмутимый вид, и украдкой рассматривая голые коленки молодых студенток. Перед отбоем он принимал доклад у дежурных по сельскому гарему о наличии всего личного состава, дежурные были обязаны следить за тем, чтобы после одиннадцати вечера все спали, и двери с окнами были заперты.
Алкоголь в умеренных дозах пришлось разрешить. К тому же, спиртное было единственным лекарством от простуды. Сам куратор в вечерних мероприятиях не участвовал, он со студентами не пил. Он пил всегда в одиночестве.
Доза согревающего часто провоцировала наших героев на подвиги. Одним из них были ночные походы в телятник. Это не были любовные приключения. Трудно себе представить постельную сцену на виду нескольких десятков глаз, принадлежащих обитательницам телятника. Это, скорее всего, напоминало демонстрацию смелости и независимости.
В этот день и вечер шёл дождь. Студенты не выезжали на поле, а целый день проработали на току перебирая кукурузу, вечером как всегда грелись чем бог послал.
-Дядя, сегодня пойдём к девчонкам? – спросил Кеша после отбоя.
-Не. Я не пойду. Мне облом в такую погоду шляться. Я лучше покемарю. И что за кайф зажиматься на кровати под пристальными взглядами и оглядываться по сторонам? Я уже старый для таких развлечений.
-Тучка. А ты пойдёшь?
-Неа. Я с Галкой поссорился.
-Вот и хорошо. Иди к Светке. Вон как она на тебя пялится.
-Не. Не хочу.
-Тучкааа… Ну пошли. Я сам на чердак не залезу. А меня Ирка ждёт.
-Дурак ты, Кеша. На кой ляд ты договаривался. Ну, посидите, поохаете. И всё?
-Я договорился уже. Понимаешь?
-Ладно, я тебя протащу, а потом уйду. Сам назад выберешься?
-Да. Назад выберусь, спасибо, ты настоящий друг, Тучка.
Тучка нехотя оделся и направился за Кешей к выходу.

Обычно в такую погоду вспоминают не только собак с будками, но и маму инициаторов ночных походов. По пути к заветному зданию Кешиной родительнице от Тучки досталось основательно. Дорогу развезло от моросящего дождя, полная темень не позволяла правильно ориентироваться не только в пространстве, но и затрудняла во времени. Для Тучки этот поход превратился в вечность. Кеше показался мгновением.
Впереди засветились заветные окна телятника, рядом возвышался огромный клён, на который и предстояло затащить юного любовника. Затем он, уже без посторонней помощи, должен пройти на высоте метра два по ветке, дотянуться до оконного проёма чердака, подтянуться на руках, влезть в окно и благополучно спуститься по лестнице вовнутрь. В обычные дни это было под силу даже младенцу. Но младенцы в это время суток и тем более в дождливую погоду спят дома, самозабвенно пуская пузыри. Младенцы глупости не совершают. Но Кеша не был младенцем, он был почти взрослым, а взрослым свойственно ошибаться.
Минут пятнадцать Тучка тщетно пытался впихнуть товарища на ближайший сучок клёна. Кеша очень старался, цеплялся за ветки, но вопреки усилиям скользил по стволу и постоянно срывался вниз, пачкая Тучке куртку и брюки своими ботинками. С восемьдесят четвёртой попытки предок Маугли был водружён на заветное место под листвой раскидистого дерева.
-Так. Всё. Я домой. Удачи. Больше не проси. Это был последний раз. Учись подтягиваться. Пиши письма.
-Спасибо, Тучечка. Я твой должник.
-Да ладно. Смотри, не сорвись. Под окном чердака навозная куча, - не дожидаясь ответа, Тучка повернулся и направился в клуб.
-Не. Я аккуратно. Я как обезьяна. Я крепко. Я. Я. Я-я-я-я-а-а-а-а-а-а!!!
Тучка обернулся. Кеша стоял на ветке, покачиваясь, затем начал терять равновесие, присел и вцепился руками в ветку, на которой стоял. Равновесия не прибавилось, руки и ноги заскользили, и он кувыркнулся головой вниз как заправский ныряльщик.
Кеша был не просто ныряльщиком, он был ныряльщиком первопроходцем. Он первым в мире нырнул вниз головой в кучу со свежим свиным навозом, так заботливо свозимым сюда местными свиноводами. Тучку прорвало от смеха. В окнах телятника начали появляться любопытные лица. Первопроходец с проворностью гепарда выскочил из кучи и рванул в сторону дома культуры, подальше от женских глаз и своего позора.

На отмывание последствий любовного похождения ушло пол ночи, два ведра воды, три флакона туалетной воды и бутылка отменного первака. Вещи пришлось выбросить. Остаток срока Кеша проходил в рваном ватнике и стоптанных кирзовых сапогах, купленных за два рубля  у местного тракториста. Ира с Кешей перестала не только встречаться, но и здороваться.
За принесённые мучения и сохранение интимной тайны о ночных приключениях, Кеша выставил Тучке ящик пива, этим его злоключения не закончились. За халатное отношение к своим обязанностям, по официальной версии, и за организацию регулярных пьянок с девочками, неофициально, Кеша был смещён с должности завхоза и отправлен на поля вместе со всеми остальными. На полях Кеша стахановской работой тоже не отличался, мёрзлая капуста и грязные кучи свеклы, которые необходимо было обрезать от ботвы и загружать в тракторные лафеты, энтузиазма не прибавили. К троице, являвшейся зачинщиком всех антиморальных начинаний, Потный затаил неприязнь.

Погода портилась, временами срывался снег, начались ночные заморозки. Запоздавшие стаи диких гусей лихорадочно проносились по небу, стараясь успеть до наступления настоящих морозов в тёплые края. Домашние гуси бойкотировали прогулки на свежем воздухе и сидели в своих сараях, куры перестали кудахтать и нести яйца. Вода отказывалась выливаться из умывальников, успевая замёрзнуть за ночь. Заложники продовольственной программы забыли о личной гигиене, и думали только о ежедневном плане и скорейшем возвращении к цивилизации. Узбеки, привыкшие к постоянным десантам на хлопковые поля, выполняли норму на триста процентов, заодно и согреваясь.
Запахло зимой, грязными носками и окончанием срока мучений.
Руководству института светила премия и материальная благодарность от местного колхозного начальства.

*
Трудовой десант не прошёл даром, учёба пошла прахом. Нет, ребята конечно старались, но уже без прежнего рвения. Появилась привычка к алкоголю, тяга к девочкам и страсть к весёлой жизни. Первокурсники стали настоящими студентами. Только опыт старшего товарища и постоянные рассказы Дяди о нелёгкой армейской службе сдерживали Кешу с Тучкой от самых необдуманных поступков и возвращали к  суровой действительности.
На строймаше учились в основном ребята. В каждой группе было всего по три, четыре девочки. За эту особенность их очень любил ректорат, такую любовь приходилось оплачивать безвозмездным физическим трудом на различных городских мероприятиях. Труд был разный: замена трамвайных рельсов, вывоз мусора со строек коммунизма, расчистка снега на улицах родного города, высадка тополей в парке «Парижских коммунаров». Такой режим обучения знаний не прибавлял, зато успешно пополнял нецензурный лексикон и способствовал получению практических навыков, так необходимых будущим строителям. Общественные мероприятия обычно заканчивались складчиной и распитием спиртного в общественных местах с неизменным продолжением в студенческом общежитии. Аудитории в утренние часы после «субботников» основательно пустели, зато процветали пивные заведения города. В такие дни трест кафе и ресторанов перевыполнял план по реализации пива и копчёной мойвы в картонных коробочках.
Прогулы на строймаше по давней традиции смывались кровью. Особо отличившиеся в прогулах студенты, добровольно принудительно становились почётными донорами. Студентам-донорам денег не платили, зато выдавали по шоколадке и бесплатному талону на обед.

Улица Красноармейская бала выбрана очередным местом для трудового десанта не случайно. Здесь уже лет пять шёл ремонт трамвайного полотна, которое проходила прямо посередине дороги, что вызывало большое неудобство для транспорта и частые нарекания со стороны населения и городских властей. Для мероприятия по укладке плит были выделены студенты строймаша и даже на время выполнения работ перекрыли движение. При отсутствии обычного транспорта улица выглядела непривычно сиротливой и просматривалась насквозь. Кеша первым обратил внимание на обилие магазинов, кафешек и подвальчиков с барами.
-Тучка, смотри какая миленькая улочка. Я раньше и не замечал.
-Улица как улица. Что в ней миленького?
-А посмотри, сколько здесь злачных мест. Интересно, а можно пройти её всю, с условием, что в каждом заведении выпивать по одной порции спиртного?
Тучка визуально померил длину улицы, посчитал заведения, прикинул дозу и сказал:
-Нет, нельзя. Если бы везде наливали только пиво или только водку, то можно, а так не получится. В барах коктейли, в магазинах сухарик, в кафешках водка. Нет без «риги» не получится. А с «ригой» не считается.
-Вот ещё, продукты переводить. Давай забьём, что я пройду, - заволновался Кеша.
Вокруг друзей начали собираться однокурсники. Спор распространялся по благодатной студенческой среде как гонконгский грипп в общественном транспорте. В руках Дяди появилась фуражка, в фуражку полетела мелочь и потёртые советские рубли. Эксперимент решено было провести сразу же после окончания работы.

Продавцы, бармены, буфетчицы, официанты и даже заведующие производством были в этот вечер озадачены не на шутку. В заведения с шумом, гиканьем и шутками заваливала толпа студентов, заказывали стакан самого дешёвого пойла без закуски, подавали его рыжему очкарику, который и так уже плохо стоял на ногах, тот выпивал, морщился, что-то кричал, и толпа так же быстро исчезала. Общепитовцы по своей сущности были людьми глубоко суеверными и не на шутку разволновались, не к очередной ли ревизии это явление?

Кеша спор выиграл. Он не только прошёл всю улицу, но и бесплатно напился, в невменяемом состоянии на такси был доставлен к общежитию и в горизонтальном положении, на руках своих товарищей, водружён на собственную кровать.
На вечернем застолье все разговоры были только о Кешином подвиге.
Его пробовали разбудить, совали в нос пёрышки из подушки, свистели в ухо, щекотали пятки, всё было бесполезно.
-Хотите, подниму? - спросил Дядя, - я волшебное слово знаю. Дайте стакан. Да не пустой. С водкой.
Дядя подошёл к Кеше, стараясь не расплескать содержимое стакана, и негромко спросил:
-Кеша, Кеш, пить будешь? – рыжий очкарик не поднимая головы от подушки, протянул руку с характерно согнутыми пальцами, не глядя нащупал стакан, поднял голову, не открывая глаз выпил, и снова упал на подушку.
Через мгновение послышался здоровый храп основательно уставшего человека. Тучка взял гитару. Перекрикивая Кешин храп, все громко запели:
«Я глаз не мог закрыть, я думал, что же будет
Если станут пить чуть больше наши люди
И какой ущерб огромный понесет страна
От этой водки и вина»...

Утро началось с головной боли и пивного бара. В этот день никто в свою высшую школу не пошёл.


2

Пещеры Свято-Николаевского монастыря брали своё начало за деревянной дверью оббитой ржавым железом и расположившейся с тыльной стороны здания. Вернее за дверью начинался обычный подвал с выложенными диким камнем стенами и полами, крутыми ступенями, узкими коридорами и просторным залом, скудно украшенным тусклыми лампочками в плафонах из проволочной решёткой и картонными указателями: «Вход в пещеры», Выход», «К источнику». Этот зал собственно и был преддверием в царство темноты и многовековых поверий. На стенах и потолке зала свечной копотью, желающими приобщиться к истории посетителями, были увековечены различные выдающиеся документы: имена, города, даты, нелитературные выражения и даже пошленькие стишки доморощенных поэтов.

-Вот козлы. И здесь наговняли - .
-А что мы хотим? Откуда культуре взяться?
-Смотрите, ребята, здесь есть даже запись сорок шестого года.
-А про Кису и Осю не видно?
-Про Осю нет. А вот стихи есть.
-Смотрите и даже песенка.
На потолке корявым почерком было выведено:

«Наливай студент студентке.
Студентки тоже пьют вино.
Непьющие студентки редки.
Они уж вымерли давно».
1958 г.   Привет из Ленинграда.

-А мне говорили, что Ленинград город русской интеллигенции, - сказала Тоня.
-А мне нравится. Это на тост похоже. Надо было после магазина сюда идти, - подхватил Кеша.
-Ой. А мне пить захотелось, - пожаловалась Олечка.
-Блин. Вас не поймёшь. Так мы идём, или здесь останемся, письмена изучать и сказки слушать? – поинтересовался Дядя, - кстати, если кому нужно по маленькому или большому, то лучше сейчас вернитесь и сходите, мало ли, что мы там увидим?
-Ой. Ой. Испугал. Смотри, сам не обделайся, - парировала Оля, - идём.
-Идём.
-Да, пошли уже. Раньше сядем, раньше выйдем.

Вдохновлённые оптимизмом и любопытством юные путешественники с шутками и подначками направились в соответствии с указателем на поиски чудодейственного источника.
-У кого спички? Давайте свечи зажигать.
-Тучка. Достань карту. Давай сначала посмотрим, куда нам идти.
Сергей достал карту и развернул её на колене. Следопыты приступили к изучению драгоценной бумаги. Девочки заскучали возле прохода с манящей надписью «К источнику».
-Ну, скоро вы там?
-Да щас.
-Смотрите. Источник справа. А вот наш зал. Нам всё время прямо, а вот здесь два поворота направо.
-Плёвое дело.
-И пятёрку сэкономили.
-Ну что, пошли?
-Пошли.
Дружная компания, подсвеченная мерцающими огоньками свечей, двинулась в путь. Пещеры выглядели обитаемыми. Стены украшали стрелки и надписи. Идти было совершенно легко.
-Ой, ребята. Смотрите. Здесь на стене надпись. Помогите прочитать.
-Танечка, здесь написано «Комната для поцелуев». Давай зайдём и опробуем?
-Ребята. Мы с Толиком сейчас вернёмся. Нельзя пропустить такое заманчивое предложение. Кто с нами?
-О господи. Нашли место. Вам что больше негде? – возмутился Кеша.
-Серёжа. Пошли и мы зайдём, - предложила Тоня.
-А что? Я за.
В проходе остался только Кеша с Олечкой. Они стояли в мерцающем свете и смотрели друг на друга. Дурной пример и сверкающие огоньками глаза сделали своё дело. Два юных тела слились в долгом поцелуе.
-Кеша. Ты чего?
-Я? Я ничего. Я… Это. Извини.
-Да нет. Всё нормально. Мне даже понравилось.
-Правда? А я тебе нравлюсь?
-Да. И уже давно.
-И ты мне очень нравишься. Я тебя ещё на дискотеке заметил. Помнишь, когда мы вели вечер с Тучкой у вас в общаге.
-Конечно помню. Я тоже тебя тогда приметила. Но не подходила. Вас всегда куча девчонок окружала. А почему ты не подошёл?
-Ты такая красивая. Я боялся, что ты смеяться будешь.
-Ну ты и дурачок.
Новый поцелуй принёс облегчение, надежду, непонятное тягостное волнение и яркий свет праздничного фейерверка.

Темнота отступила в узкие проходы пещерных лабиринтов.

***

Комната №33 в студенческом общежитии строительного института, в которой проживали наши герои, была обычной. Три кровати, полированный стол, три стула, шифоньер и обязательный атрибут в виде прикроватных тумбочек. В интерьер элегантно вписывалась Тучкина колонка с усилителем, и Кешины ящики из-под телевизоров магнитофонов и разного прочего электронного хлама. Хлам был не совсем Кешин. Его приносили жители общежития для различного ремонта. Кеша ни кому не отказывал. Но по причине отсутствия времени, желания или запчастей, вещи ремонту не подлежали. Хозяева от них отказывались или просто забывали, и теперь они сиротливо лежали в свободном углу как молчаливый укор великому мастеру. Стена над Тучкиной кроватью украшалась обрывками обложек журналов, плакатов и еженедельника «Кругозор» с портретами великих музыкантов. Над Дядиной кроватью висел антикварный коврик работы неизвестного мастера времён раннего периода соцреализма с нарисованным Тарасом Бульбой. Бульба был изображён на огромной лошади и в полной боевой амуниции казака, возле лошади в траве валялась его любимая трубка, вдалеке виднелись проклятые ляхи. Ковёр невольно приковывал внимание входящих и вызывал уважение к хозяину. Кеша стены не пачкал.
Комната друзей напоминала Ноев ковчег почти круглосуточно. Даже при отсутствии хозяев в ней шли баталии на шахматных досках, смотрели телевизор, собранный Кешей из подручных материалов и не имевший задней стенки, слушали музыку, играли в преферанс или деберц. Гости выдворялись только на время сна или ужина, и то, только те, кто в ужине не принимал материального участия. Под материальным участием подразумевались не только деньги и продукты, но и непосредственное ведение процесса приготовления пищи. Иногда за столом собиралось до десяти человек, и это в будни. Праздники всех желающих не вмещали.
На одном из таких будничных ужинов, Рустам, который жил в общежитии на верхнем этаже, предложил в субботу приготовить настоящий узбекский плов. Предложение было одобрено единогласно. В тот же вечер распределили обязанности между всеми заинтересованными лицами. Одни ехали на рынок за мясом и морковкой. Другие закупали спиртное. Третьи наводили порядок в комнате. Рустам пообещал выполнить самое основное, взять у земляков, которые проживали на квартире в городе, казан, и добыть особенный рис. Как он объяснял, обычный рис не годился.
Субботнее утро начиналось часов в двенадцать. Жители общежития, не спеша, подтягивались в умывальник для водных процедур, ставили чайники на газовые плиты, почёсывали затылки и жадно пили сырую воду из кранов.
Часам к двум любители плова приступили к своим обязанностям. Обед был назначен на шесть часов вечера. В пять всё было готово. Закуплено мясо с овощами. Томилась в холодильнике водка. Комната блестела. Стол сверкал своей полировкой в лучах заходящего солнца. Только не было Рустама.
Его не было и в шесть и в семь и в восемь. Наступал критический момент. Голод и водка в холодильнике, напрочь отшибали такое чувство, как терпение. Ожидающие восточного чуда выходили на улицу, сидели на подоконнике, играли в карты, заводили разговоры о еде и нецензурно обзывали непунктуального представителя солнечного Узбекистана.
Сидящий на подоконнике, и бесконечно куривший Тучка, часов около девяти вечера внезапно закричал:
-Братцы, Рустамёныша привезли. Давайте вниз. Быстрей.
Возле порога общежития остановилось такси. Из него вышел водитель, открыл заднюю дверь, выдернул в стельку пьяного мусульманина с заднего сидения на газон, и громко крикнул:
-Чей татарин? Получите, - из багажника был извлечён основательно закопченный казан в обычной авоське и полетел в сторону хозяина,
- И котелок свой заберите, он мне весь багажник засрал.
Такси резко развернулось и быстро скрылось за поворотом.
Ещё пол часа ушло на приведение Рустама в вертикальное положение. Он отбивался, не хотел мыться, выкрикивал народный фольклор на родном языке, и кричал, что всех «зарэжет». 
В конце концов, процесс начался. Казан был водворён на плиту, на дно Рустам вылил пол бутылки подсолнечного масла, бросил мясо с  морковью, сверху всё это засыпал рисом и залил водой.
-Казан не трогать, рис не мешать, меня разбудить через тридцать минут, - отдал он строгое распоряжение.
Голодные и страждущие праздника обитатели комнаты № 33 все пол часа метались из кухни к кровати Рустама. Тот был непоколебим. Через пол часа поднялся, заглянул в казанок и сказал:
-Через двадцать минут будет готов, снимайте, плов нужно есть руками, запомните, - сам же снова улёгся в кровать и заснул сном чабана, без снов и предрассудков.
Последние двадцать минут пролетели незаметно. На столе были выставлены тарелки,  бутылки из холодильника, нарезанные овощи, наполнены стаканы и произнесён тост за узбекскую кухню.
Добровольцы торжественно принесли долгожданное блюдо. Из казана шёл специфический запах, вызывающий обильное слюноотделение и непонятную тревогу. Сняли крышку. Верхний слой риса оказался сырым. Голодные гурманы приуныли. Дядя скомандовал:
-Да ну его, этот рис, высыпай его в миску, давайте, мясо доставайте!
Под сырым рисом оказалась небольшая прослойка вполне съедобного, она тут же была разделена между присутствующими. Дальше пришло разочарование. Непонятная тревога материализовалась. Дно казана было покрыто толстым слоем сгоревшего и спрессовавшегося под действием температуры мяса. Обычными столовыми инструментами мясо от казана не отделялось.
-Я его убью! – закричал Кеша, схватил кухонный нож и рванулся в коридор. Его поймали. Долго успокаивали. Дали двойную дозу водки и большой бутерброд с докторской колбасой. Кеша выпил, съел бутерброд и заплакал…
Сходили в буфет за килькой и кабачковой икрой. Вечер из праздничного превратился в повседневный.

Утром Рустам встал с огромным синяком под глазом и основательным пробелом в памяти. Он ничего из вчерашнего вечера не помнил и решил пополнить недостающее в комнате № 33. Это оказалось его стратегической ошибкой.
-Доброе утро, ребята, а что вчера было? Я плов приготовил? Ничего не помню.
Вместо ответа Дядя ему поставил синяк под вторым глазом и в грубой форме, перечислив всех его родственников и родню его родственников до пятого колена, выставил за дверь.

На этом восточная тема не закончилась. Обиженный Рустам к вечеру собрал своих земляков и решил восстановить справедливость.
Из обитателей Ноева ковчега, в этот воскресный вечер, как назло, в комнате оставался только Дядя. Тучка играл в каком-то кабаке на подмене. Кеша гулял сам по себе.

Дверь в комнату резко открылась. На пороге стоял предводитель басмачей с ножом, изготовленным умельцами в характерном восточном стиле. За спиной зачинщика в углу жалась орда соучастников.
-Зарэжу! – крикнул Рустам и побежал на Дядю. Тот не растерялся, сгрёб со стола чертёжную доску и бросил ею в противника. Рустам упал, выронил нож и застонал под доской.
Дядя нож поднял. Наступил на доску с подмятым под неё Рустамом. Зацепил свободной рукой швабру в углу и медленно пошёл к дверям. Самый большой представитель племени узбеков с трудом доставал Толику до плеча. Увидев богатыря из народного эпоса со шваброй в одной руке и конфискованным ножом в другой, желающих на самоубийство не нашлось. Орда попятилась и дала дёру. Толик поднял незадачливого мстителя и усадил на кровать.
-У тебя что, крыша поехала? Ты же меня мог поранить.
-А зачем ты меня ударил?
-Скажи спасибо, что этим отделался. Я тебя спас от справедливой мести сокурсников. Они тебя вообще убить хотели. Ты что, ничего не помнишь?
-Не помню, - ответил Рустам.
Толик рассмеялся, Рустам нахмурился ещё больше. По мере продвижения рассказа к логическому завершению, восточные глаза начали светлеть, и в самом конце он тоже рассмеялся.
-Это правда? Врёшь.
-Там под кроватью твой горшок, забирай, плов мы больше готовить не будем. Советую этот вопрос не поднимать ближайших лет пять.
Рустам казан забрал, а вечером принёс голубцы и водку.
Инцидент был исчерпан.

*

Через стенку от наших друзей проживала другая компания. Основной достопримечательностью этой комнаты были два брата. Два бойца одинаковых с лица. Вова и Лёня Шубмессеры были близнецами и отпетыми игроками в преферанс. Их называли просто – Болик и Лёлик. Они часто пропадали в соседней комнате и были основными организаторами карточных баталий. Говорили, что братья даже ездили на юг и занимались опасным бизнесом профессионально. Ночные игры в общежитии носили принципы чисто любительского спорта. Ставки не превышали копейки за вист. Проигравшие  бежали в магазин, победители угощали.
Семён Колышкин,  отличник и зубрила, был третьим сожителем братьев. Сеня уроков не пропускал. Водку не пил,  в карты не играл. Ночные посиделки в смежной комнате ему изрядно мешали учить уроки и спать. Он отрывался на соседях по утрам. Ровно в семь часов Сеня бегал по своей  и соседской комнатам и истошным голосом кричал:
-Подъем! В школу вставайте. Хватит спать!
Так продолжалось до тех пор, пока он не получал тапочкой или подушкой по лицу. На следующий день всё повторялось снова.

В этот вечер всё шло по накатанной схеме. Было уже далеко заполночь, а точнее около четырёх утра, когда партия закончилась победой братьев. Начинать новую было поздно. Ведро выпитого кофе не способствовало сну. Бодрость струилась в жилах полуночников.
-Спать совсем не охота. Может ещё поиграем? – Спросил Лёлик.
-Да ну, его. Какая игра? На часы посмотрите. Скоро в школу, - ответил Тучка, и немного помолчав, запел:
-Часики тикали, такали, ушли и накакали… У меня хохма родилась. Давайте переведём все часы на без десяти семь. И ваши и наши, а главное, часы Семёна и обязательно будильник. Сами сделаем вид, что спим. Сейчас зима. Рассветает после восьми. Он не заметит.
Кеша от смеха и предчувствия небывалого развлечения чуть не упал со стула.
-И тапочками будем кидаться как всегда.
-А я нехотя встану, скажу, что мне нужно на кафедру, - дополнил Дядя.
Все согласились и сделали, как задумали.

Часы показывали семь часов. Зазвенел будильник. Семён подскочил с кровати. Быстро её заправил. Сходил в дальний конец коридора и приступил к своим обязанностям:
-Подъем! В школу вставайте. Хватит спать! – прокричал он близнецам. Получил нецензурный ответ и увернулся от летящего тапочка.
-Подъем! В школу вставайте. Хватит спать! – крикнул Сеня в приоткрытую дверь соседей. Ответа ждать не стал. Пошёл собираться в институт.
В комнату вошёл заспанный Дядя.
-Дай конспект по физике. Мне сегодня на кафедру нужно.
-Свой надо иметь, - ответил нехотя отличник, но конспект дал.

Через несколько минут Колышкин миновал мирно спящую вахтёршу, крикнул ей что-то на счёт долга, который можно проспать, и выскочил на улицу.
Под ногами радостно похрустывал  снег. В небе светила холодная луна. На крыше соседнего дома тренировались в пении коты. Дышалось легко и свободно. Утро обещало быть солнечным. Хорошее настроение мешало  раннему скитальцу заметить, что прохожих на улице было катастрофически мало. Остановка тоже обилием населения не отличалась.

Через сорок минут ожидания городского транспорта и основательно замёрзнув, Сеня почуял неладное. Он ещё раз посмотрел на часы. Восемь пятнадцать. Но где же люди? Где долгожданные троллейбусы? Рядом стояла парочка изрядно подпивших пролетариев.
- Извините, пожалуйста. Который час?
-Не знаю точно. Часов пять, - ответил один из них, зябко кутаясь в тулуп.
На Семёна снизошло прозрение.
-Гады! Скоты! Тупицы! Идиоты! – закричал Сеня от обиды и отчаянья на всю улицу.
Он ещё что-то хотел произнести, но не успел. Смачный пролетарский кулак снёс его на свежевыпавший снег, выплеснув вековую ненависть гегемона к интеллигенции.
-Во, гадёныш. Я ему время сказал, а он обзывается. Может ему добавить? А, Михалыч? Чтоб не повадно было.
-Да брось его. Видишь, плачет, - ответил Михалыч.
-Сынок, иди домой. Замёрзнешь, - добавил он, обращаясь уже к незадачливому студенту.

От боли и обиды слёзы текли сами собой. Чудесное утро для Семёна превратилось в настоящий кошмар. Ни снег, ни луна его больше не радовали.
Лежать было холодно. Над ним в бесконечном пространстве вселенной сверкали, переливались, и подмигивали ночные звёзды, напоминая о бренности существования и непостоянстве земной жизни. Пришлось вставать и возвращаться в общежитие на всеобщее посмешище сокурсников.
К удивлению Колышкина посмешище не состоялось. Напуганные долгим отсутствием, и ещё больше напухшим глазом соседи, вместо смеха начали его расспрашивать, успокаивать и утешать. Кеша порывался бежать на остановку для выяснения отношений с обидчиками. К семи часам все успокоились и заснули.
Утром снова ни кто в школу не пошёл, даже Семён.

*

В эту пятницу Тучка на работе в ресторане задержался позже обычного. Ресторан был заказан под еврейскую свадьбу. От «Зухенвея», «Мони», «Без двадцати восемь» и других национальных напевов раскалывалась голова, и стучало в ушах. Одно радовало – парнас. Быстро заработанные деньги в количестве двадцати рублей, лежавшие в кармане, согревали душу. Основательно заполненная сумка с несьеденными продуктами приятно оттягивала руку.
Ресторан был недалеко от общежития, и Тучка решил добираться пешком. Только возле поворота к родному строению он заметил, что его сумку неотступно сопровождает какой-то пёс. Тучка достал из сумки кусок колбасы и бросил голодному созданию. Собака проворно слизала колбасу и снова упёрлась взглядом в заветную сумку. Тучка под уличным фонарём решил повнимательней рассмотреть своего попутчика. Собака оказалась щенком боксёра. На шее висел ошейник – символ благородного происхождения.
-Сидеть. Стоять. Лежать, - командовал начинающий собаковод. Собака с удовольствием выполняла команды. Очередная порция колбасы исчезла в прожорливой пасти человеческого друга.
-Интересно, а сколько стоят щенки боксёров на птичьем рынке? – сам у себя спросил Тучка. Выбор был сделан.
-Ну, что, пойдёшь со мной? – спросил он у собаки. Собака кивнула, завиляла хвостиком и пошла за своим новым хозяином.

Свет на втором этаже уже не горел. В окно родной комнаты полетел небольшой камешек.
-Кеша! Кеша! Кеша! – негромко, но настойчиво повторял Тучка.
С очередной попытки окно открылось.
-Чего орёшь? Заходи, давай. Ивановна ещё не спит. Двери открыты, - прошипел сонный Кеша.
Стараясь громко не кричать, Тучка заговорил:
-Я не один. Я щенка боксёра поймал, классный пёс, умный. Завтра суббота, отвезём на птичий рынок. Продадим. Только с ним через вахту не пройти. Надо по-тихому.
Кеша сразу смекнул выгоду от данной операции.
-Я сейчас сумку спущу на верёвке. Ты его туда сади. Так и поднимем.
Из окна полетела Дядина десантная сумка на верёвке. Сумка вмещала шестьдесят килограммов картошки. Верёвка была парашютной стропой. Конструкция получалась вместительной и надёжной. Внизу происходила непонятная возня.
-Ну, что там? – спросил Кеша.
-Не помещается.
-Как не помещается?
-Да так. Надо что-то думать. Поднимай сумку, только осторожно, я туда харчи положу, и давай в постирочную. Там решётка отгибается. Через неё девчонок переправляли, я сам видел, собака точно пройдёт.
Кеша поднял сумку, достал внушительный пакет и с соблюдением необходимой конспирации спустился в постирочную. После некоторых мучений и Тучка, и верный друг человека были благополучно доставлены в комнату. Все спали. Свидетели происшествия отсутствовали. Спал даже Дядя. Собаководы постелили под столом ватник, скормили остатки ресторанных продуктов новому жильцу и улеглись в кровати. Пёс послушно улёгся на своё место и тоже уснул, сладко похрапывая и смачно причмокивая большими губами от удовольствия…

Утро было разорвано нечеловеческим криком. Крик исходил из могучего горла Томского. Он прыгал на кровати, пытаясь взобраться на шифоньер. Рядом стоял щенок боксёра, мирно улыбался и радостно повиливал остатком хвостика.
-Уберите собаку! Что это за людоед?! Откуда?!
Друзья сидели на кроватях и смеялись от всей души. Затем Тучка встал и погладил собаку.
-Не бойся, он не кусается. Смотри, какая прелесть.
Прелесть топталась на месте, переминаясь с ноги на ногу, хлопала глазами и всё время пыталась облизать Тучкину руку.
Дядя немного успокоился
-Скоты, предупреждать нужно! Кто притащил этого монстра?! Я сплю, и слышу, что мою руку кто-то облизывает. Я подумал, что это у Кеши «белка» приключилась. Когда открыл глаза и увидел перед лицом этого урода, чуть не умер. Где вы его взяли?
Друзья подробно рассказали о ночных похождениях и предстоящем бизнесе.
-Во-первых. Если бы вы ходили вчера в школу, то наверняка бы знали, что сегодня субботник. Во-вторых, я очень сомневаюсь, что этому щенку меньше пятнадцати лет. Посмотрите на его зубы. Они давно повыпадали. Он, наверное, ушёл умирать, а вы ему не дали.
Наступило время посмеяться и Дяде. Любители собак приуныли.
-Так темно было, откуда я знал. А я думаю, почему он в сумку не помещается? – промолвил Тучка. К нему присоединился Кеша:
-А мы его ресторанными продуктами кормили…
А что там было? – поинтересовался Дядя.
-Да много чего. Колбаса, сыр, Киевские котлеты, куски курицы.
-И ничего не осталось?
-Всё гад съел. Хоть бы сказал, что он старый.
-Ладно, пошли умываться.
Неожиданно открылась дверь, в проёме сверкнула голова Семёна.
-Подъем! В школу вста…, - дверь закрылась так же неожиданно, как и отворилась, за стенкой послышался шум и крик. Дверь снова приоткрылась, на этот раз медленно и осторожно. В небольшой щели виднелись два одинаковых лица с одинаковыми выражениями. Боксёр такого никогда в жизни не видел и рванулся удовлетворять любопытство. Дверь захлопнулась. Шум и разговоры быстро распространились по всему коридору.
В это утро в коридоре, умывальнике и туалете было непривычно пусто. Друзья быстро привели себя в порядок, напоили собаку, оделись и пошли на улицу.
Тучка купил в буфете два пирожка с мясом, хотя обычно он этого не делал. Но собака не человек, она и таким пирожкам будет рада.
Дядя, спустившись на первый этаж, громко крикнул:
-Марья Павловна! Это ваша собака?
Вахтёрша вопрос не поняла, но со своего места подскочила.
-Бооожечкиии! Что это? Откуда? Когда он забежал, что я не видела? Выведите его! Быстро!
Друзья вывели собаку. Угостили её пирожками и направились в сторону остановки. Гурман пирожки понюхал, но есть не стал, а побежал за своими добродетелями. Тучка обернулся и сказал:
-Ты смотри, и собака такие пирожки есть отказывается. Что в них Валька кладёт?

Ребята сели в троллейбус, приказав собаке оставаться.
Ещё долго было видно в заднее окно, как на остановке сидит старый рыжий боксёр и наслаждается воспоминаниями о своём недавнем приключении.

*

Валька работала буфетчицей третьего общежития. Работала она всегда. Даже пятикурсники её помнили. Женщиной она была огромных размеров. О таких говорят, что их проще перепрыгнуть, чем обойти. Голос соответствовал размерам. В минуты особого огорчения  её можно было услышать даже на последнем этаже.
Возле чёрного хода постоянно разгружались и загружались машины с продуктами питания для голодных студентов. Но, судя по ассортименту, загружались они чаще. На полках стояли банки с соками, неизменной килькой и кабачковой икрой. Иногда появлялись пирожки сомнительного вкуса и вида. Чай имел запах конюшни, у кофе запах отсутствовал напрочь.
Валентина временами баловала случайных посетителей яичницей и борщом собственного изготовления. Все предпочитали яичницу. Её трудно было разбавить, переполовинить или испортить.
Основной особенностью Вали являлось складывать и умножать вопреки всем законам математики. У неё была своя математика.
-Тридцать и двадцать – рубль двадцать. Спички брал? Нет? Рубль сорок. Чего стоишь? Деньги давай и отваливай! Отходи, не задерживай! Видишь, очередь ждёт? Что вам, мальчики? Яишенки? Сейчас сделаю, мои золотые.
С такой математикой и напором спорить было тяжело.
Спорили, да и питались в буфете только студенты младших курсов. Более опытные питались самостоятельно или, в крайнем случае, ограничивались не откупоренной консервной продукцией и хлебом.
Ещё Валя очень любила слушать песни под гитару. Она могла часами сидеть в красном уголке рядом с самодеятельными музыкантами и плакать над особо сентиментальными песенками. Особой популярностью у неё пользовались частушки.

«Килька плавает в томате
Ей в томате хорошо
Ну а я, едрёна матерь,
Места в жизни не нашёл!»

Однажды в общежитии случился  настоящий траур. Валя потеряла золотое кольцо с большим камнем. Нет, потеряла она его не в общежитии, но последствия легли непосильным бременем на хрупкие студенческие плечи. Математика снова претерпела основательные изменения, и в основном в сторону хозяйки заведения.
Последней каплей, переполнившей чашу народного терпения, оказалась внезапная эпидемия непонятного желудочного заболевания. Видимо в этот раз в пирожки всё-таки попала начинка. Полки буфета были пусты. Выбор был прост, или голодная, но медленная смерть, или быстрая, но от пирожков. Некоторые выбрали быструю. В их числе оказался Кеша. Он вообще особым терпением не отличался. За что и понёс справедливое наказание.
Кеша чувствовал себя точно так же как и выглядел, а выглядел он очень скверно. Сидение на унитазе в течение трёх часов не прошло даром. Из розовощёкого толстячка Кеша превратился в рыжеволосое огородное пугало с огромными синими кругами вокруг глаз. Трёх литровая банка с марганцовкой и месячная подшивка газеты «Правда», это единственные вещи, которые приносили ему радость в эти минуты. На стене кабинки висела надпись «Смывайте унитаз в не зависимости от поставленных целей и достигнутых результатов». Кеша тщетно пытался определиться с результатами, а цель для него была недостижима. Он мечтал побыстрее покинуть усланное кафелем тесное помещение.
Тучка с Дядей регулярно наведывались в туалет полюбопытствовать на счёт состояния и потребностей. Кешу радовала только одна новость. Он был не один. На всех этажах засели жертвы Валькиной халатной небрежности.
-Кеша. На третьем этаже сразу четыре заседателя. Представляешь? А с пятого даже на четвёртый бегают. У них вообще всё занято.
-Это хорошооо… Уууухххх…
-Кеша. Может тебе ещё чего принести?
-Не надоооо… Оооохххх…
-Кеша. Может скорую? Ты уже на Кощея похож. Так можно и совсем в унитаз стечь.
-Неееет…
Через три часа Кеша сдался. Скорая приехала сразу. Желудочных эпидемий в общежитиях боялись. С ним в больницу уехали ещё четверо. Остальные оклемались. Но на этом дело не закончилось. Неделю всех жителей общаги гоняли на сдачу анализов и мыли коридоры с хлоркой.

С Валей расстались, но она внесла огромную лепту в прививание любви  к самостоятельному приготовлению пищи и постоянно развивающимся кулинарным способностям будущих представителей интеллигенции.

3

В проходе пещерного коридора появился свет, и показалась Дядина фигура.

-Тучка. Тучка, твою мать. Идите сюда, - кричал шёпотом в темноту проёма Дядя.
-Ну. Ты чего? Мы уже идём.
-Быстрее. Смотри. Наши голубки наконец-то спаровались.
В проёме добавилось свечек, и появились Тучка с  Тоней.
-Наконец-то. А то ходят как призраки и только косяки друг на друга бросают.
-Тише, вы. Не мешайте, пусть люди спокойно поцелуются, - прошипела Танечка.

 Влюблённые прервались и дружно рассмеялись.
-А мы думали, что вы там ночевать останетесь и от скуки тоже решили немного развлечься. Ну что? Дальше пойдём? – попыталась оправдаться Оля.
-Да, - многозначительно подтвердил Кеша.
-Ладно вам, тоже мне ангелочки-херувимы. От одноимённого слова «Хер», - показал свою эрудицию Дядя.
-А я попрошу в нашем доме не выражаться, - сделал Тучка замечание с кавказским акцентом.
-Кстати, а вы знаете, что слово Хер это не ругательство. Хер это название буквы «Ха» в старорусском словаре, - уточнил Дядя.
-Ага, знаем. А слово «блин» это название буквы Бэ.
-Хватит вам. Остряки – самоучки. Так мы идём или нет?
-Идём. Идём.
-Ой. А это что? – споткнувшись о какой-то камень, поинтересовалась Тоня.
-Посветите сюда.
-Смотрите, а здесь что-то написано.
-Ой, и правда. А что это за язык. Иероглифы какие-то.
-А чёрт его знает. Может арабский, а может и татарский. Здесь кого только не было.
-А я когда-то читал, что в этих местах жила греческая жрица Ифигения, - начал задумчиво Кеша.
-Кто? Кто? Офигения? Ну конечно. Чтобы жить на такой скале нужно серьёзно офигеть, - попытался перевести рассказ в шутку Тучка.
-Перестань.
-Заткнись. Не интересно, не слушай
-Рассказывай дальше, Кеша, - попросили присутствующие.
-По древнегреческим мифам Ифигения была дочерью Агамемнона царя Эллады. Он хотел свою дочь принести в жертву, а Артемида, богиня охоты и плодородия, её подменила на лань и перенесла на облаке в Тавриду и сделала своей жрицей. Вот. И где-то в этих местах был храм богини Артемиды. Может отсюда и тянется поверье о чудодейственном ручье этого монастыря. А в восьмом веке сюда бежали монахи с Византии. Их там решили в армию призывать.
-Во отмазались. Молодцы, - снова вставил Тучка.
-Заткнись, ты. А дальше?
-Монахи строили свои монастыри в труднодоступных местах, на скала, в пещерах, часто восстанавливали древние храмы. А потом татары, армяне, турки. Они тоже свои мечети и церкви часто отстраивали на руинах бывших культовых сооружений, и только после 1783 года, когда Крым заняла Россия, здесь появились православные монастыри и храмы. Так что здесь может быть всё что угодно. А представляете, если здесь и, правда, был храм Артемиды? 
-Класс. Так здесь и клад можно найти?
-Можно конечно. Только тяжело. Представляете, сколько здесь было желающих до нас?
-Да, жаль.
-Ну что, мы идём к источнику?
-Да, пора.
-Давайте за мной.
Все встали, немного молча постояли, думая каждый о своём, взялась попарно за руки и продолжила своё путешествие.

***

Незаметно подходил к концу второй семестр. Все готовились к сдаче курсовых и экзаменов. Мужская половина начинала готовиться к летнему сезону. Перед студентами стоял выбор. Стройотряд с нормальным заработком, армейским режимом и непосильной работой или бесплатная работа без режима и денег на строительстве собственного корпуса. Мнения разделились. Иногородние предпочитали стройотряд, местные стройку в институте..
Друзья были на распутье. Им хотелось третьего. Без режима, но с деньгами.
Идею принёс Дядя от знакомой секретарши проректора. Ежегодно, для поддержания морального облика бойцов стройотрядов, к ним направлялись агитбригады. Для этой цели отряды из своих заработков отчисляли по сто рублей. Кеша быстренько прикинул общую сумму. Она получалась внушительной. Дядя взял инициативу в свои руки.
-Я узнал, нам нужно организовать ВИА и подготовить тематическую программу. Я беру на себя дурацкие стишки и основную работу конферансье. Ты, Тучка, быстренько организовываешь ансамбль и готовишь программу.
-Из кого, интересно. Может Кеше бубен дать, а тебе арфу?
-Да ладно тебе. Вон, эти двое из ларца, одинаковых с лица, помнишь, хвастались, что в самодеятельности участвовали? И ложками классно стучали по столу под твою гитару. Всё будет нормально. Немного потренируетесь и всё.
-А я? Ведь я играть не умею, даже на бубне, – неуверенно и с обидой спросил Кеша.
-Не боись, и тебе работа найдётся. Аппаратура электрическая? Электрическая. А кто у нас главный специалист по этим мулькам?
Кеша расцвёл в улыбке.
-Я еще могу ревербератор сделать. Из магнитофона. У меня и магнитофончик соответствующий есть, - Кеша полез разбирать своё богатство.
Все были довольны, только Тучка загрустил.
-А если у Болика с Лёликом ничего не получится?
-Получится, получится. Я уже договорился по поводу репетиций. В нашем клубе всё есть. И аппаратура и инструменты. Программу я беру на себя. Это дело серьёзное. Нужно на патриотику нажать. Тучка, ты «День победы» знаешь?
-Знаю. И «Синенький платочек» тоже. Вот, смотрите, - Тучка достал из тумбочки настоящее сокровище.
-Это «парнасеич», здесь больше тысячи песен с аккордами. Я три года собирал.
Друзья с большим интересом начали перелистывать толстый альбом. Там было действительно всё, начиная с песен времён гражданской войны и заканчивая импортными на английском языке, но с русскими буквами. Тучка, изучал немецкий.
-Клааассс!!!  С такой тетрадочкой нам нечего бояться. Агитбригада у нас в руках, - протянул Дядя. – А я выучу стихи Паустовского про войну и несколько миниатюр Жванецкого и Райкина. Мы лучшие!!!

Первое впечатление от институтской аппаратуры было удручающим. Основательно потёртые колонки. Не подающие признаков жизни усилители. Ударная установка с дырявыми барабанами и нацарапанным на боковине словом из трёх букв, обычно украшающем общественные туалеты. Выгодно выделялись из музыкального хлама только бас гитара, на ней были все струны и особых повреждений не замечалось. Радовала глаз зачехлённая ионика.
Кеша сделал невозможное. Через три дня всё работало, даже обещанный ревербератор и небольшой микшерский пульт. Правда, Кеша еще несколько дней копался в своём хозяйстве,  оно  сопротивлялось, хрипело и рассыпалось искрами от громких звуков, но скоро было укрощено. Братья отремонтировали ударные. Остальное пошло веселей.
Близнецы оказались способными учениками, хватали всё налету. Болик прилично держал ритм на ударных. Лёлик, ранее немного мучающий гитару, быстро освоил бас. Через месяц программа была готова и даже прилично звучала.
Дядя подошёл к вопросу конферанса профессионально. Он нашел знакомого из института культуры и экстерном изучил основы сценического искусства.
Конкурс не состоялся по причине отсутствия конкурентов. Программу прослушали представители института и городского комитета комсомола. Всем понравилось. Особенно понравились песни про паровоз и будивших солдат соловьёв.  Агитбригада была утверждена на самом высоком уровне.

*

Этого ждали все. И это случилось снова. Оно вообще случается постоянно. У одних чаще, у других реже. У студентов оно происходит не менее двух раз в год. После каждого семестра у них наступает время расплаты за всё содеянное. Одни с надеждой, другие с ужасом встречают сессию, зачёты, экзамены.
Первый курс отличается большим количеством школьных предметов, и потому особых волнений экзамены обычно не вызывают. Но не всё так просто. Есть и исключения.
Начерталка. Да, обычная начертательная геометрия. Это первый монстр, который появляется на пути будущих работников кульмана, кохиноровского карандаша и вываренной в керосине резинки. Это эпюры, проекции, штрих пунктирные линии.
Именно это препятствие и стало на пути наших друзей. Будет не справедливым говорить, что только наши герои пострадали от начерталки. Это бедствие затронуло большую часть первокурсников, ту, где преподавал Иванов Ефим Моисеевич. Неизвестно откуда появилось такое сочетание слов в инициалах преподавателя, но говорили, что Фима взял фамилию своей жены, Розы Израилевны, которая в свою очередь, взяла фамилию своего первого мужа.
Товарищ Иванов был очень строгим преподавателем, таких в народе называют самодурами. Может это и так, но самыми настоящими дурами выглядели студентки, когда во время сдачи работ, выполненных с особой аккуратностью на листах ватмана двадцать четвёртого формата, Фима рисовал шариковой ручкой волнистые, прямые, крученые линии, и приговаривал:
-Да, девушка. Хорошо. Как ваша фамилия? Ага. Савранская. Действительно хорошо. – Девушка расцветала в улыбке, одёргивала коротенькую юбочку и начинала строить глазки. Но это была только прелюдия. – А что это? Это блузочка? А где рюшечки? Сейчас добавим. Так. А сюда выточки. А здесь сделаем разрезик. Вот. А сюда просится оборочка… Да. Вот теперь совсем хорошо. – В ход пошла шариковая ручка. Чертёж восстановлению не подлежал. Состояние испытуемой приближалось к обморочному.
-Ефим Моисеевич! Ой… Ужас, какой… Что же мне делать?
-Ничего. Идите домой.
-А чертёж? Я же не успею его ещё раз сделать.
-А зачем он вам?
-Как, зачем? А зачёт?
-Вы всё равно чертить не научитесь.
-????
-Вам в актрисы нужно идти. Это у вас лучше получится.
-Но… ???
-Вы так сильно не волнуйтесь, я вам зачёт ставлю, но вы подумайте о карьере актрисы. Следующий.
Савранскую вывели под руки. У кабинета медсестры начинала появляться очередь. Следующим был Кеша. Его чертёж не отличался особой чистотой и аккуратностью.
-Ага. Фёдор Зайцев. Не помню. Вы что, ни разу ко мне на занятия не приходили?
-Я? Как? Я был.
-Ага. Значит были. У меня склероз. Он был. Я не помню. Хорошо. Показывайте. Так. Так. Не плохо. Грязненько. Значит работал. А это что за капли?
-Это пот, - решил сострить Кеша. Он не знал, что Фима не любил остряков. Он себя считал самым сильным остряком. И действительно, с этим трудно было поспорить. Особенно на зачётах по начертательной геометрии.
-Похвально. Значит, трудился в поте лица. Не ходил, а выполнено хорошо. Так. А линии у вас параллельные? – Иванов свернул чертёж в трубочку и заглянул вовнутрь. – Да, и линии параллельные. Очень хорошо. Приходите завтра.
-Как завтра?
-Так, завтра. Вы раньше меня игнорировали, теперь я вас. Вот так. Фёдор Зайцев.
-Но, Ефим Моисеевич, Я ходил, может сегодня? В журнал посмотрите.
-Товарисч не понимает. Он мне говорит, что я должен делать. Я вам что, на иврите должен сказать?
-???
-Вон. Ещё три секунды, и я вас вообще не приму.
Кеша конечно в установленное время уложился. Перспектива сдавать летом или осенью его не радовала.
-Тучка. Так, а что мне с чертежом делать? Просто второй раз принести? Он ведь ошибок не нашёл?
-Он не искал. Это большая разница. Говорят, что некоторые к нему по месяцу ходят и даже в подъезде дежурят.
-Да. Дал бог идиота. Я у него ни одного занятия не пропустил, а он. Не помню, не помню. Хорошо Дяде с близнецами. У них Ильинична. Золотой человек. У всех с первого раза принимает. Тучка, а что это он за карлючки в углу ставит?
-Это он отмечает, сколько раз к нему приходят.
-Ясненько.
-Так, ладно. Я пошёл. Пожелай ни пуха, - сказал Тучка.
-Ни пуха.
-К чёрту.
Дверь аудитории закрылась за очередной жертвой.
-Мизин, значит? Передовик производства? К девочкам в общежитие через балкон бегаешь?
-Я. Это… ???
-Значит, это. Хорошо. Чертёжик чистенький. Аккуратненький. Девочки делали.
-Нет. Я… Это. Сам. Делал.
-Конечно сам. И четырнадцать несовершеннолетних свидетеля у тебя есть. Я знаю. А когда к девочкам взбираешься, страховкой пользуешься?
-???
-Рекомендую. У нас три года назад один студент с пятого этажа хряпнулся. Хорошо, что пьяный был. А мог и разбиться.
-???
-Предлагаю тебе в следующий раз самолётом пользоваться. Смотри. Берём лист ватмана и сворачиваем вот так. Потом вот так, а потом вот так. Получается великолепный самолётик. Смотри, как летает.
Иванов подошёл к открытому окну и пустил свой самолётик, сделанный из Тучкиного чертежа, вниз. Тот описал большую дугу, помахал белыми  крыльями с эпюрами и шрифтами, сделал несколько фигур высшего пилотажа и благополучно приземлился в институтском дворе. Наблюдающие снизу студенты захлопали в ладоши и радостно заулыбались. Им полёт понравился. Ефим Моисеевич тоже остался доволен своей работой и результатами испытаний летательного аппарата.
-Чего стоишь? Беги за своим самолётиком.
Тучка сорвался во двор. Его провожали недоумевающие взгляды сокурсников, стоящих в коридоре. В аудиторию поплелась следующая жертва. Через некоторое время появился и хозяин самолёта.
-Во, блин. Кеша. А мне-то что делать? Зачётка у Фимы осталась. Мне что, его ждать?
Кеша пожал плечами, погружаясь в собственные невесёлые мысли. Тучка тоже заскучал. Он то разворачивал чудо конструкторской мысли, превращая его в чертёж, то снова сворачивал. Перед Тучкой стояла неразрешимая задача. Он не знал, как ему поступить, в каком виде предъявлять преподавателю свою работу.
К вечеру все желающие сдать начерталку прошли через свою голгофу и получили по заслугам. Зачёт заработали всего трое из двадцати. Тучка оказался в числе первых троих. Зачётку ему вынес последний из студентов, там стояла драгоценная подпись преподавателя и заветное слово – «Зачёт». Самолёт был оставлен хозяину в качестве подарка.
Кеша сдал начерталку с третьего раза. Обмывали её на развороте эксклюзивного экспоната индустрии самолётостроения.

*

С большого перепуга участники бригады экзамены сдали хорошо и с первого раза. Настроение было приподнятым. Предчувствие предстоящих гастролей возбуждало воображение. Отрабатывались последние штрихи в концертной программе.
К сожалению, жизнь отличается своей непредсказуемостью. Удар судьбы застал друзей за репетицией. В зал зашёл комсорг курса и весело, с комсомольским задором, сказал:
-Сворачивайте инструменты. В агитбригаду ни кто не едет. Отряды отказались платить деньги.
Наступила немая сцена из печально знаменитой пьесы «Ревизор». Комсорг не стал ждать развязки и быстро исчез за дверью. Минут десять ни кто не шевелился. Все примёрзли к своим стульям. Первым оттаял Дядя.
-Я сейчас. Я разберусь, - он вылетел из помещения.
Остальные признаков жизни не подавали. Было слышно, как в комнате летает муха. Все молча уставились на насекомое. Муха была зелёной и огромной. Она делала несколько полных кругов по комнате и со всего размаха билась в окно. Затем поднималась, отряхивалась, делала новые круги и снова таранила безжалостное стекло, ставшее непреодолимым препятствием на пути к её счастью. Так продолжалось бесконечно долго. Присутствующие невольно сравнивали себя с безмозглой тварью, бьющейся в бессмысленных агониях. Братья нехотя начали проявлять познания в биологии.
-Дрозофила.
-Цеце.
-Нет, дрозофила. Цеце в Африке живёт.
-Тогда навозная.
-Сам ты навозный.
-А в ухо?
-А по печени?
-Засоси ноздрёй асфальт.
-Сам засоси.
Конкурс красноречия происходил, не отрывая сосредоточенных взглядов от мухи, с выражением полной безучастности. За этим занятием Дядя их и застал. Все притихли. В глазах студентов зародилась надежда, но при виде своего друга она рассыпалась на мелкие кусочки, растаяла и стекла невидимыми ручейками под плинтус.
-Было заседание командиров стройотрядов в горкоме комсомола. Они отказались от агитбригад. Бабки зажали. Комитет ничего сделать не может. Всё. Кранты. Нам завтра выходить на стройку корпуса, - хмуро доложил парламентёр.

Вечером в комнате № 33 были только несостоявшиеся гастролёры. Посторонние в гости приходить остерегались. Застолье напоминало поминки не только по настроению, но и по существу. Хоронили надежду. Надежду на весёлое лето, легко заработанные деньги, новых поклонниц своего таланта.
Спать легли рано.

По причине отсутствия строительной практики будущих электромехаников отправили работать по специальности, долбить штробу под скрытую проводку в подвале старого корпуса. Корпус не только назывался старым, он таким был на самом деле. Говорили, что в этом здании жил еще бывший губернатор. Подвал подтверждал самые худшие опасения работников. По своему виду он очень напоминал фильмы с жандармами царской охранки и бесстрашными революционерами. Стены подвала  изготовлены неизвестными мастерами навека. Качественный кирпич времён Александра первого и цемент зелёного цвета с добавлением яичных белков примитивным приспособлениям не поддавались. Мастера и предположить не могли, что кому-то придёт в голову портить их работу. 
Из-под зубила летели искры, откалывались мелкие кусочки и оставались неглубокие царапины. Где-то к обеду, основательно поцарапав кирпич, сбив до крови пальцы, ребята затосковали основательно.
-Толя. А может ну их. Эти деньги. Давай поедем бесплатно. Пусть хоть кормят… Я здесь долго не протяну. Сходи в комитет. А? – неожиданно, с надеждой в голосе простонал Кеша.
-Да. Сходи. Мы тоже согласны, - поддержали предложение все присутствующие. Близнецы синхронно закивали головами.
Толик ушёл. Работа остановилась. Все с надеждой ждали ответа.
Ответ пришёл положительный.
1