Элегия

                (от Пушкина до Рубцова)

Греч. Elegeia , elegos – жалобная песня.
Литературный и музыкальный жанр, в поэзии и стихотворение средней длинны, медитативного или эмоционального содержания (обычно печального), чаще всего от первого лица, без отчётливой композиции. Элегия возникла в 7 веке до нашей эры (Каллин, Тиртей, Феогнид), первоночально имела преимущественно морально-политическое содержание; потом, в эллинистической и римской поэзии (Тибул, Проперций, Овидий), преобладающей становится любовная тематика. Форма античной Элегии – элегический дистих. В подражении античным образцам элегию пишут в Латинской поэзии Средних веков и Возрождения. В 16-17 вв. элегия переходит в новоязычную поэзию (П. Ронсар во Франции, Спенсер в Англии, М. Опиц в Германии, Я. Кахановский в Польше), но долго считается второстепенным жанром. Расцвет наступает в эпоху предромантизма и романтизма (унылые элегии Т. Грея, Э. Юнга, Ш. Мильвуа, А. Шенье, А. Ламартина, любовные элегии Э. Парни, реставрация античной элегии в «Римских элегиях» Гёте) затем элегия постепенно теряет жанровую отчётливость и термин выходит из употребления, оставаясь лишь как знак традиции (Дуинские элегии Р. М. Рильке, Буковские элегии Брехта).
В русской поэзии элегия появляется в 18 веке у Тредиаковского и Сумарокова, переживает расцвет в творчестве Жуковского, Батюшкова, Пушкина, Баратынского, Языкова, со 2-й половины 19 и в 20 вв. слово элегия употребляется лишь как заглавие циклов (Фет) и отдельных стихотворений некоторых поэтов (Ахматова, Д. Самойлов)
В русской поэзии, в своё время, произошло смешание стилей уже в начале 19 века с элегией путали оду. А так же и идилии называли элегией. А ещё русские авторы писали элегии под другими именами.
Некоторые авторы считали, что элегия должна иметь печальное содержание. Другие утверждали, что элегии свойственно выражение смешанных чувств. Шарль Батье считал, что: «элегия ограничивается тихими чувствами печали и радости. Я не знаю даже: входит ли радость в понятие об элегии такой, какой она у нас ныне находится».
Истинный характер её, - считал поэт Бередников, - кажется состоит в том, что стихотворец совершенно объят бывает тихим чувством печали или кротким весельем, соединённым с нежностью, причём выражает их привлекательным и несколько подробным языком».
Белинский говорил, что элегия – это песня грустного содержания. А в пушкинскую эпоху «Элегия-песня сделалась исключительным родом лирической поэзии.
А Гоголь говорил, что элегия – это сердечная история – то же, что дружеское откровенное письмо, в котором выказываются сами собой излучины и состояния внутренние души. Подобна сердечному письму она может быть и коротка, и длинна, скупа на слова и неистощимо говорлива. Может обнимать один предмет и множество предметов, по мере того как близки эти предметы её сердцу. Чаще всего носит она одежду меланхолическую, чаще всего в ней слышатся жалобы, потому что обыкновенно в такие минуты ищет сердце высказаться и бывает говорливо».
Расцвет жанра пришёлся в первой четверти 19 века отразился и в Новых его определениях. Элегиями стали называть стихотворения, выражающие тихие, нежные, умеренные чувства, как меланхолические, так и радостные, носящие интимный, исповедальный характер, воплощающие размышления о жизни и человеке, о судьбе и истине.
Мир элегической поэзии не укладывается ни в какие рамки критики и литературной теории. Им удалось лишь с некоторой степенью определённости наметить его очертания.
Элегии Пушкина являются предметом давних и продолжительных споров. Говорят, что Пушкин безразлично относился к жанру лирики, что в его творчестве жанровая система исчезает, жанры смешиваются и что всё это связано со становлением пушкинского реализма.
Другие же авторы говорят, что форма никогда не отрицалась Пушкиным и содержание лирических стихотворений в ряде очень значительных произведений определят их композицию и заставляет относить к тому или иному жанру.
Но сам Пушкин говорил о поэзии так: «Если вместо формы стихотворения будем брать за основание только дух, в котором оно написано, - то никогда не выпутаемся из определений».
То есть поэт говорит о форме, как о жанре.
С пробуждением поэзии под небом полуденной Франции родилась игра рифмою. Трубадуры изобрели для неё все возможные изменения стихов, придумывая самые затруднительные формы: баллада, рондо, сонет и другие. Преимущественное внимание к формам имело обратное воздействие на дух произведения: «произошла необходимая натяжка выражений, какое-то жеманство, вовсе неизвестное древним. Мелочное остроумие заменило чувство, которое не может выражаться триолетами. Мы находим несчастные сии следы в величайших гениях новейших времён». Но это в свою очередь порождает бунт духа. Потребности ума, новые источники вдохновения, новые темы: любовь и война, обращение к народным преданиям приводит к появлению новых жанров – родился Ле, романс, фаблио.
Кюхельбекер был против элегии. Он писал в своей теоретической статье, что элегия вытесняет оду с русского Парнаса, которая одна совершенно заслуживает названия поэзии лирической.
Но Пушкин писал: «ныне вошло в моду порицать элегии, как в старину старались осмеять оду. Но если вялые подражатели Ломоносова и Баратынского равно несносны, то из того ещё не следует, что роды лирический и элегический должны быть исключены из разрядных книг поэтической олигархии».
У самого Пушкина несколько десятков стихотворений называются элегиями.
Слишком много сокровенных чувств и помыслов было вложено Пушкиным в эти стихи.
Но как говорил Ю. Тынянов «элегия у Пушкина перестаёт быть жанром, в ней осуществляется разработка средств овладения действительностью в её конкретных чертах, которые будут позднее применены поэтом в его эпосе и драме».
Пушкин заметил однажды, что в элегии поэт может изобразить свои настоящие чувства и настоящие обстоятельства.
                К МОРФЕЮ
Морфей, до утра дай отраду
Моей мучительной любви.
Приди, задуй мою лампаду,
Мои мечты благослови!
Сокрой от памяти унылой
Разлуки страшный приговор!
Пускай увижу милый взор,
Пускай услышу голос милый.
Когда ж умчится ночи мгла
И ты мои покинешь очи,
О, если бы душа могла
Забыть любовь до новой ночи!

                МЕСЯЦ

Зачем из облака выходишь,
Уединённая луна,
И на подушки, сквозь окна,
Сиянье тусклое новодишь?
Явленьем пасмурным своим
Ты будишь грустные мечтанья,
Любви напрасные страданья,
И строгим разумом моим
Чуть усыплённые желанья.
Летите прочь, воспоминанья!
Засни, несчастная любовь!
Уж не бывать той ночи вновь,
Когда спокойное сиянье
Твоих таинственных лучей
Сквозь тёмный завес проницало
И бледно, бледно озаряло
Красу любовницы моей.
Что вы, восторги сладострастья,
Пред тайной прелестью отрад
Прямой любви, прямого счастья?
Примчатся ль радости назад?
Почто, минуты, вы летели
Тогда столь быстрой чередой?
И тени лёгкие редели
Пред неожиданной зарёй?
Зачем ты, месяц, укатился
И в небе светлом утонул?
Зачем луч утренний блеснул?
Зачем я с милою простился?

                ДРУЗЬЯМ

Богами вам ещё даны
Златые дни, златые ночи,
И томных дев устремлены
На вас внимательные очи.

Играйте, пойте, о друзья!
Утратьте вечер скоротечный:
И вашей радости беспечной
Сквозь слёзы улыбнулся я.

                ПРОБУЖДЕНИЕ

Мечты, мечты
Где ваша сладость?
Где ты, где ты,
Ночная радость?
Исчезнул он,
Весёлый сон,
И одинокой
Во тьме глубокой
Я пробуждён.
Кругом постели
Немая ночь.
Вмиг охладели,
Вмиг улетели
Толпою прочь
Любви мечтанья.
Ещё полна
Душа желанья
И ловит сна
Воспоминанья.
Любовь, любовь,
Внемли моленья:
Пошли мне вновь
Свои виденья,
И поутру,
Вновь упоённый,
Пускай умру
Непобеждённый.

                *   *   *

Я пережил свои желанья,
Я разлюбил свои мечты;
Остались мне одни страданья,
Плоды сердечной пустоты.

Под бурями судьбы жестокой
Увял цветущий  мой венец;
Живу печальный, одинокий
И жду: придёт ли мой конец?

Так, поздним хладом поражённый,
Как бури слышен зимний свист,
Один на ветке обнажённой
Трепещет запоздалый лист.

                *   *   *

Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?

Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал,
Душу мне наполнил страстью,
Ум сомненье взволновал?..

Цели нет передо мною:
Сердце пусто, празден ум,
И томит меня тоскою
Однозвучной жизни шум.

Раздумья о жизни и смерти, о бренности человеческого существования, всесилии судьбы.
Для жанра в русской поэзии много сделал Лермонтов.
Герой Лермонтова «стоит близ моря на скале… задумчивость питая, бродит как «путник в темноте ночной».
Но у Лермонтова в элегии появляется лирический герой. И если до него говорил поэт «Я», то теперь «Я» говорит герой поэта.
Герой Лермонтова печален, но он мог быть и с «весельем неразлучен», если бы иначе сложилась его жизнь, если бы в прошлом его дни текли на лоне сладостном покоя и забвенья.
Свободно от сует земли
      И далеко от светского волненья.
Писал Лермонтов и историческую элегию. Например «Наполеон».
Лермонтов соединяет, в зрелом творчестве, элегию любовную, политическую и философскую.
Самой известной элегией Лермонтова является «Дума», в которой многие исследователи видят сочетание элегии с сатирой.
В русской лирике этот жанр получил распространение во второй половине 19 века.

                ОПАСЕНИЕ

Страшись любви: она пройдёт,
Она мечтой твой ум встревожит,
Тоска по ней тебя убьёт,
Ничто воскреснуть не поможет.

Краса, любимая тобой,
Тебе отдаст, положим, руку…
Года мелькнут…Летун седой
Укажет вечную разлуку…

И беден, жалок будешь ты,
Глядящий с кресел иль подушки
На безобразные черты
Твоей докучливой старушки, -

Коль мысли о былых летах
В твой ум закрадутся порою,
И вспомнишь, как на сих щеках
Играло жизнью молодою…

Без друга лучше дни влачить
И к смерти радостней клониться,
Чем два удара выносить
И сердцем о двоих крушиться!

                ОДИНОЧЕСТВО

Как страшно жизни сей оковы
Нам в одиночестве влачить.
Делить веселье – все готовы:
Никто не хочет грусть делить.

Один я здесь, как царь воздушный,
Страданья в сердце стеснены,
И вижу, как, судьбе послушно,
Года уходят, будто сны;

И вновь приходят, с позлащённой,
Но той же старою мечтой,
И вижу гроб уединённый,
Он ждёт; что ж медлить над землёй?

Никто о том не покрушится,
И будут (Я уверен в том)
О смерти больше веселиться,
Чем о рождении моём…

                ДУМА

Печально я гляжу на наше поколенье!
Его грядущее – иль пусто, иль темно,
Меж тем, под бременем познанья и сомненья,
   В бездействии состарится оно.
   Богаты мы, едва из колыбели,
Ошибками отцов и поздним их умом,
И жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели,
   Как пир на празднике чужом.
   К добру и злу постыдно равнодушны,
В начале поприща мы вянем без борьбы;
Перед опасностью позорно малодушны.
И перед властию – презренные рабы.
   Так тощий плод, до времени созрелый,
Ни вкуса нашего не радуя, ни глаз,
Висит между цветов, пришлец осиротелый,
И час их красоты – его паденья час!

Мы иссушили ум наукою бесплодной,
Тая завистливо от ближних и друзей
Надежды лучшие и голос благородный
   Неверием осмеянных страстей.
Едва касались мы до чаши наслажденья,
   Но юных сил мы тем не сберегли;
Из каждой радости, бояся пресыщенья,
   Мы лучший сок навеки извлекли.

Мечты поэзии, создания искусства
Восторгом сладостным наш ум не шевелят;
Мы жадно бережём в груди остаток чувства –
Закрытый скупостью и бесполезный клад.
И ненавидим мы, и любим мы случайно,
Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,
И царствует в душе какой-то холод тайный,
   Когда огонь кипит в крови.
И предков скучны нам роскошные забавы,
Их добросовестный, ребяческий разврат,
И к гробу мы спешим без счастья и без славы,
   Глядя насмешливо назад.

Толпой угрюмою и скоро позабытой
Над миром мы пройдём без шума и следа,
Не бросивши векам ни мысли плодовитой,
   Ни гением начатого труда.
И прах наш, с строгостью судьи и гражданина,
Потомок оскорбит презрительным стихом,
Насмешкой горькою обманутого сына
   Над промотавшимся отцом.

Губер Э. И.

                БЕССОНИЦА

Ночи бессонные, ночи мучения,
   Скоро ли минете вы?
Скоро ли снимите ношу сомнения
   С бедной моей головы?
Скроете мысли мои беззаконные,
   Смоете язву страстей,
Ночи печальные, ночи бессонные
   Ночи забот и скорбей?

Тургенев И. С.

                ОСЕНЬ

Как грустный взгляд, люблю я осень.
В туманный тихий день хожу
Я часто в лес и там сижу,
На небо белое гляжу
Да на верхушки тёмных сосен.
Люблю, кусая кислый лист,
С улыбкой развалясь ленивой,
Мечтой заняться прихотливой
Да слушать дятлов тонкий свист.
Трава завяла вся… холодный,
Спокойный блеск разлит по ней…
И грусти тихой и свободной
Я предаюсь душою всей…
Чего не вспомню я! Какие
Меня мечты не посетят!
А сосны гнутся как живые
И так задумчиво шумят…
И, словно стадо птиц огромных,
Внезапно ветер налетит
И в сучьях спутанных и тёмных
Нетерпеливо прошумит.

Огарёв Н. П.

                РАЗЛАД

Есть много горестных минут!
Томится ум, и сердцу больно,
Недоумения растут,
И грудь стесняется невольно.
В душе вопросов длинный ряд,
Всё тайна – нету разрешенья,
С людьми, с самим собой разлад,
И душат горькие сомненья.
Но всё ж на дне души больной
Есть вера с силою могучей…
Так солнце бурною порой
Спокойно светит из-за тучи.

Дуров С. Ф.

                ЛИСТОК

С родного дерева отпавший,
На волю преданный грозам,
Скажи, листок полуувядший,
Куда летишь? – Не знаю сам!

С тех пор как дуб упал от бури,
От дружной ветки отлучась,
То я ношусь в степи лазурной,
То снова падаю я в грязь.

Я мчусь по прихоти суровой,
Куда влечёт меня мой рок,
Куда несётся лист лавровый
И лёгкий розовый листок.

Никитин И. С.

                *   *   *

Когда закат прощальными лучами
Спокойных вод озолотит стекло,
И ляжет тень ночная над полями,
И замолчит весёлое село,
И на цветах и на траве душистой
Блеснёт роса, посланница небес,
И тканию тумана серебристой
Оденется темнокудрявый лес, -
С какою-то отрадой непонятной
На божий мир я в этот час гляжу
И в тишине природы необъятной
Покой уму и сердцу нахожу;
И чужды мне земные впечатленья,
И так светло во глубине души:
Мне кажется, со мной в уединенье
Тогда весь мир беседует в тиши.

Мережковский Д. С.

                ОДИНОЧЕСТВО

Поверь мне, люди не поймут
   Твоей души до дно!…
Как полон влагою сосуд, -
   Она тоска полна.
Когда ты с другом плачешь – знай,
   Сумеешь, может быть,
Лишь две-три капли через край
   Той чаши перелить.
Но вечно дремлет в тишине,
   Вдали от всех друзей,
Что там, на дне, на самом дне
   Большой души твоей.
Чужое сердце – мир чужой,
   И нет к нему пути!
В него и любящей душой
   Не можем мы войти
И что-то есть, что глубоко
   Горит в твоих глазах
И от меня так далеко,
   Как звёзды в небесах…
В своей тюрьме – в себе самом –
   Ты, бедный человек,
В любви, и в дружбе, и во всём
   Один, один навек!..

Фофанов К. М.

                ЭЛЕГИЯ

Мои надгробные цветы
Должны быть розовой окраски:
Не все я выплакал мечты,
Не все поведал миру сказки.

Не допил я любовных слов
Благоуханную отраву,
И не допел своих стихов,
И не донёс к сединам славу.

А как был ясен мой рассвет!
Как много чувства в душе таилось!
Но я страдал, я был поэт,
Во мне живое сердце билось.

И пал я жертвой суеты,
С безумной жаждой снов и ласки!
Мои надгробные цветы
Должны быть розовой окраски!

                ОСЕННЕЕ

Заглохший сад усыпан весь листвою.
Прощальный луч глядит из-за ветвей.
Не нагляжусь вечернею зарёю,
Не надышусь дыханием аллей.

Как нежный сон воспоминанья, сладок
Моим мечтам день осени сырой…
Немая грусть, и немощь, и упадок.
Везде, на всём, с прощальной красотой.

Заглохший сад мне шепчет отовсюду:
Была весна, и встречу вновь весну.
И в тишине я радуюсь, как чуду,
И сумраку, и немощному сну.

Бальмонт К. Д.

                ЗАРНИЦА

Как в небесах, объятых тяжким сном,
Порой сверкает беглая зарница,
Но ей не отвечает дальний гром, -

Так точно иногда в уме моём
Мелькают сны, и образы, и лица,
Погибшие во тьме далёких лет, -

Но мимолётен их непрочный свет,
Моя душа безмолвна, как гробница,
В ней отзыва на их призывы нет.

                БОЛОТО

О, нищенская жизнь, без бурь, без ощущений,
Холодный полумрак, без звуков и огня.
Ни воплей горестных, ни гордых песнопений,
   Ни тьмы ночной, ни света дня.

Туманы, сумерки. Средь тусклого мерцанья
Смешались контуры, и краски, и черты,
И в царстве мёртвого бессильного молчанья
   Лишь дышат ядовитые цветы.

Да жабы чёрные, исчадия трясины,
Порою вынырнут из грязных спящих вод
И, словно радуясь обилью скользкой тины,
   Ведут зловещий хоровод.

Соловьёв П. С.

                *   *   *

В этих бледных снегах мне не видно пути,
Я один и не знаю, куда мне идти,
Только ворон проснулся и дрогнул крылом,
Только голые сучья чернеют кругом.

Ни единой звезды не блеснёт в вышине,
Всё заснуло в холодной и злой тишине,
В мутном небе не видно далёкой луны,
И бессвязно бредут позабытые сны.

Сердце бьётся так больно и тяжко в груди,
Бесконечная даль замерла впереди,
И сжимает мне душу мучительный страх:
Не найду я свой путь в этих бледных снегах!

Блок А. А.

                ОСЕННЯЯ ЭЛЕГИЯ

Как мимолётна тень осенних ранних дней,
Как хочется сдержать их раннюю тревогу,
И этот жёлтый лист, упавший на дорогу,
И этот чистый день, исполненный теней, -

Затем, что тени дня – избыток красоты,
Затем, что эти дни спокойного волненья
Несут, дарят последним вдохновеньям
Избыток отлетающей мечты.

Бунин И. А.

                ЭЛЕГИЯ

Стояли ночи северного мая,
И реял в доме бледный полусвет,
Я лёг уснуть, но, тишине внимая,
Всё вспоминал о грёзах прошлых лет.

Я вновь грустил, как в юности далёкой,
И слышал я, как ты вошла в мой дом, -
Неуловимый призрак, одинокий
В старинном зале, низком и пустом.

Я различал за шелестом одежды
Твои шаги в глубокой тишине –
И сладкие, забытые надежды,
Мгновенные, стеснили сердце мне.

Я уловил из окон свежесть мая,
Глядел во тьму с тревогой прежних лет…
И призрак твой и тишина немая
Сливались в грустный, бледный полусвет.

                СУМЕРКИ

Как дым, седая мгла мороза
Застыла в сумраке ночном.
Как приведение, берёза
Стоит, серея, за окном.

Таинственно в углах стемнело,
Чуть светит печь, и чья-то тень
Над всем простёрлася несмело, -
Грусть, провожающая день,

Грусть, разлитая на закате
В полупомеркнувшей золе,
И в тонком тёплом аромате
Сгоревших дров, и в полумгле,

И в тишине – такой угрюмой,
Как будто бледный призрак дня
С какою-то глубокой думой
Глядит сквозь сумрак на меня.

Северянин Игорь

                МАЛЕНЬКАЯ ЭЛЕГИЯ

Она на пальчики привстала
И подарила губы мне.
Я целовал её устало
В сырой осенней тишине.

И слёзы капали беззвучно
В сырой осенней тишине.
Гас скучный день – и было скучно,
Как всё, что только не во сне.

                ЯНТАРНАЯ ЭЛЕГИЯ
                Деревня, где скучал Евгений,
                Была прелестный уголок
                А. Пушкин

Вы помните прелестный уголок –
Осенний парк в цвету янтарно-алом?
И мрамор урн, поставленных бокалом
На перекрёстке палевых дорог?

Вы помните студёное стекло
Зелёных струй форелевой речонки?
Вы помните комичные опёнки
Под кедрами, склонившими чело?

Вы помните над речкою шалэ,
Как я назвал трёхкомнатную дачу,
Где плакал я от счастья, и заплачу
Ещё не раз о ласке и тепле?

Вы помните… О да! Забыть нельзя
Того, что даже нечего и помнить…
Мне хочется Вас грёзами исполнить
И попроситься робко к Вам в друзья…

                ЭЛЕГИЯ

Вы мать ребёнка школьных лет,
И через год муж будет генералом…
Но отчего на личике усталом –
Глухой тоски неизгладимый след?

Необходим для сердца перелом:
Догнать… Вернуть… Сказать кому-то
                Слово…
И жутко Вам, что всё уже в былом,
А в будущем не видно и былого…

Рубцов Н. М.

                ЭЛЕГИЯ

Стукну по карману – не звенит.
Стукну по другому – не слыхать.
В тихий свой, таинственный зенит
Полетели мысли отдыхать.

Но очнусь и выйду за порог,
И пойду на ветер, на откос
О печали пройденных дорог
Шелестеть остатками волос.

Память отбивается от рук,
Молодость уходит из-под ног,
Солнышко описывает круг –
Жизненный отсчитывает срок.

Стукну по карману – не звенит.
Стукну по другому – не слыхать.
Если только буду знаменит,
То поеду в Ялту отдыхать…

                ЭЛЕГИЯ

Отложу свою скудную пищу.
И отправлюсь на вечный покой.
Пусть меня ещё любят и ищут
Над моей одинокой рекой.

Пусть ещё всевозможное благо
Обещают на той стороне.
Не купить мне избу над оврагом
И цветы не выращивать мне…

В конце 19 века элегия постепенно растворяется в лирическом море стихотворений, лишённых определённого жанрового очертания.
Правильнее говорить, что в стихах того времени присутствовали многие элегические мотивы, темы, стилевые приёмы и тональность.
Писали элегию и в 20 веке.
Из всего вышеизложенного можно сделать вывод, что элегия, перекочевавшая в Россию из Западной Европы, смешалась с русскими настроениями и переросла в нечто большее, чем «печальная песня» и «эпитафия».
Русская элегия – это часть русской души, потребности выговориться, когда на душе что-то накопилось. Русская элегия превратилась в свмостоятельный жанр свойственный национальному самосознанию. И не даром ведущими представителями этого жанра стали лучшие авторы русской поэзии.