Образ Излечение

- Послушай, дружище, мы все имеем внутри паразитов, которые поедают нашу душу, сосут соки переживаний, выгрызают наши эмоции, - старик прикурил трубку и посмотрел в огонь. – Кто-то более счастлив, потому что не так болен, потому что у него в груди меньше этих червей, невидимых для человеческого глаза, но которые есть и будут, пока тело не потеряет душу. Там, где взрастут цветы любви, взрастут и черви. Такова природа, так заведено. Ничего не поделать.
Парень пригубил кружку с чаем и посмотрел за костер, в темную чащу леса, простиравшегося за огненным кругом, на силуэты гор, в сумерки, в неизвестность, почти в человеческую жизнь. – Послушай, дед, про каких это червей ты ведешь речь? Лично я не понимаю, как это кто-то может жить внутри нашего сердца и груди, поедать нас изнутри, пить соки жизни и при этом быть невидимым, неосязаемым. Да, мне знакомо чувство щемящей грусти в груди, я часто молча сижу, смотря вдаль, да, возможно, есть женщина, занимающая мои мысли. Я рассказал тебе многое о своей жизни, ведь ты мудр и сможешь дать мне совет.
Дед все продолжал смотреть в костер, по изрытому морщинам лицу блуждала улыбка, он кряхтел иногда и подносил руки к огню. Древний, как шестисотлетний можжевельник, и мудрый, как сова, он улыбался, поглядывая на парня. Тот же, слегка усталый с дороги, развалился на подстилке и, задумчиво глядя в огонь, медленно пил чай из кружки.
- Да, внучек, а ты думаешь, что время тебя вылечит, что вскоре все забудется, пройдет и не будет тебя волновать. Ее лицо сгинет меж лиц многих, встреченных тобою на жизненном пути. Чувство ее тела в твоих руках перестанет волновать фантазию, ты успокоишься и забудешь, перестанешь во сне целовать ее губы, прижимать ее несуществующее тело к своей груди, не станешь более мять подушку, ища ее голову? -  старик покряхтел, улыбнулся, и, оторвав искрящийся взгляд от костра, посмотрел в глаза парню. – Сколько лет спокойствие не жило в твоем сердце? Сколько тебя уже носит по миру? Больше?
          Парень промолчал и задумчиво вздохнул. Потом они долго молчали на пару, а затем парень обратился к деду: - Хорошо, но если это просто черви любви, как ты говоришь, паразиты, подхваченные и взращенные моим сердцем, и до конца избавиться от них невозможно, то докажи мне это, покажи мне их.
Старик улыбнулся, и, встав, подошел к полулежащему парню, приоткрыл рубаху на его груди и положил свою руку туда, где бьется сердце. Вскоре пальцы старика проникли в плоть, они шарили там, порождая волны боли, а старик улыбался. Парень молчал, парализованный страхом и жутью чуда, его взгляд был устремлен на стариковскую кисть, погруженную в плоть груди, проникшую меж ребер в самую душу. Когда старик достал пухлого белого червя, напоминающего скорее личинку или гусеницу, парень вскрикнул, но не от боли, а скорее от удивления – огромный, пухлый слизень извивался в ладони и пытался выпрыгнуть, чтобы скрыться в разрыве груди, присосаться к сердцу, унять голод… Старик улыбался, он доставал одного паразита за другим, он делал то, что было запрещено, он лечил то, что не лечится – душу – он помогал тому, кто подался в лес и горы от отчаяния, кто заблудился по жизни. Он очищал.

Через пару дней парень добрался до поселка, поев, он купил билет на автобус в город. Он, считавший себя мертвым, ожил. Он хотел есть, хотел смеяться, хотел любить – как будто в сердце теперь было место всему. Он улыбался, направляясь в город, мечтал о той единственной, которую когда-нибудь встретит, о той, кто подарит ему счастье. Позабыв переживания прошлого, он смотрел в будущее с надеждой – сердце взращивало новых паразитов.