Записки рыболова-любителя Гл. 397-400

Я решил поехать в Полесск, посмотреть, что на Дейме делается, а, может, и до Красного прокатиться. Погода была промозглая, но плюсовая. Тем не менее я закоченел за рулём, пока добрался до Полесска. К тому же, как только я переехал мост через Дейму, у меня заглох правый цилиндр, который почему-то регулярно отказывал в сырую погоду. Я менял свечи, поставил новую катушку зажигания, менял опережение зажигания, подачу топлива из карбюратора - ничего не помогало.
Возиться сейчас с цилиндром у меня не было никакого желания, тем более закоченевшими руками, и я пошёл на Дейму. Недалеко от моста у самого берега сидело несколько человек. Лёд вокруг них был весь издырявлен лунками. Видно было, что здесь ловят регулярно. Двое из рыбаков - пацан лет четырнадцати и молодой мужик, раздавивший уже бутылку портвейна, сидели здесь, как оказалось, с самого утра. И у них было наловлено (на тесто) десятка по три вполне приличной густеры. Остальные трое пришли недавно, и у них ничего не было. В настоящий момент ни у кого не клевало.
- Садись, - благодушно пригласил меня поддавший мужик. - Сейчас у неё перерыв. Попозже заклюёт, к вечерку.
Я расположился неподалёку, набросал хлеба в лунки, поставил три удочки с мотылём и сыром. Уж на мотыля-то должна взять, коли на тесто берёт.
Но у меня не клевало. Как, впрочем, и у остальных, исключая паренька, который вытащил при мне три густёрки. Вскоре, однако, и у него заглохло. Поддавший мужик смотал удочки.
- Пойду, отдохну. До шести, наверное, клевать не будет уж.
Я просидел над лунками с пол-третьего до пяти вечера - и ни одной поклёвки. Дожидаться вечернего клёва, однако, я не стал - меня беспокоил мотоцикл. Надо ехать, пока светло, а то, не дай Бог, с ним в темноте возиться придётся, если откажет.
Обычно, отдохнув, просохнув, правый цилиндр вновь начинал работать. Но в этот раз такого не произошло, несмотря на все мои старания. Я плюнул и решил ехать на одном цилиндре - авось, на ходу и второй заработает, такое тоже бывало. Но не в этот раз. Так мне и пришлось тащиться почти пятьдесят километров на одном цилиндре со скоростью километров тридцать в час.
Расход бензина при этом возрос более чем в два раза, поскольку ехать пришлось на низких передачах с большими оборотами, а через правый цилиндр бензин просто выбрасывался наружу, не сгорая. Кончилось всё это, как и следовало ожидать, тем, что бензин у меня иссяк раньше, чем я добрался до дома. К счастью, произошло это уже в Калининграде, на улице Гагарина, когда до дома оставалось километра два всего. Это, конечно, не расстояние, если не толкать одному мотоцикл с коляской, да ещё по разбитой весенней мостовой, чем мне и пришлось закончить очередной свой выезд на рыбалку.
- Господи, да когда же мотоцикл перестанет на мне ездить? - думал я, пыхтя и обливаясь потом. - В Полесске мёрз, зато теперь согрелся. И ни одной рыбки не поймал. Чёрт-те что.

8 июля 1985 г., там же

9-го марта мы с Сашулей покрасили пол в спальной и на кухне и тем закончили ремонт, затянувшийся на два месяца. А вскоре... нас залили сверху Седачёвы. Правда, не так катастрофически, как в предыдущий раз, когда и их и нас заливали с шестого этажа, и у нас люстра прогорела, но всё равно изрядно. Особенно в коридоре новые обои пострадали, пузырями пошли.
Седачёва - старшая, мать Иринкиной подружки, Оксаны, прибегала, кудахтала, да что толку-то? Не орать же на неё, как она на своих соседей сверху, когда её затапливали. Сашуля очень расстроилась, а я бубнил чуть ли не злорадно:
- Вот, говорил, нечего и ремонт затевать было..., - что, конечно, было сущей ерундой. Главное, в большой комнате Сашуля переклеивала обои, исключительно чтобы убрать следы предыдущего затопления, против чего я отчаянно протестовал - незаметно, мол, а обои ещё не грязные. Сашуля, однако, настояла на своём, и вот - на тебе.
- Надо было сначала дождаться, когда второй раз затопят, а тогда уж переклеивать, - ворчал я.
Впрочем, в большой комнате следы нового затопления после того, как всё высохло, были почти незаметны. А вот в коридоре морщины на обоях остались, и мы так ничего с ними и не стали делать.

10 марта умер Черненко. Как и в случае с Андроповым, слухи о тяжёлом состоянии его здоровья ходили уже за несколько месяцев до его кончины, так что ни для кого она неожиданной не оказалась. Да и с самого начала (то есть с момента избрания на пост Генерального секретаря) вид у него был отнюдь не бравый. Говорил он, задыхаясь, и на него, очевидно, намекал анекдот:
"Сообщение ТАСС. Вчера, на 88 году жизни Иван Петрович Иванов избран Генеральным секретарём ЦК КПСС. Сегодня утром, не приходя в сознание, товарищ Иванов приступил к исполнению своих обязанностей".
Впрочем, этот анекдот можно было бы отнести и ко множеству других партийных вождей, попавших на высокие посты в глубокой старости: к Председателю Совмина Тихонову, например, или к первому заместителю Председателя Верховного Совета  Кузнецову.
В феврале проходила предвыборная компания (к выборам в Верховные Советы республик, кажется), и все депутаты - члены Политбюро начинали свои предвыборные речи (их передавали каждый вечер по ТВ в программе "Время") со славословий верному ленинцу и проч. - Черненко, от которого каждый по его поручению передавал привет избирателям, что по замыслу Политбюро должно было убеждать избирателей в дееспособности главы партии и государства, но на самом деле убеждало в противоположном - что дела его, видать, совсем плохи.
И окончательно в этом дали убедиться народу, когда Черненко показали, наконец, живьём с избирательного участка, куда его привезли голосовать, накачав, судя по всему, каким-то допингом. Черненко стоял на ногах вроде бы сам, но выражение его лица было уже совершенно потустороннее, и несколько слов, которые он произнёс механически, задыхаясь и спотыкаясь, как испорченная заводная кукла, стоили ему огромного труда.
Через несколько дней он умер. Он "правил" почти столько же, сколько его предшественник, но следов своей деятельности оставил ещё меньше, чем Андропов.
При нём был принят Закон о школьной реформе, но готовился он ещё при Андропове, и славы ни тому, ни другому не доставил, ибо идея самой реформы была глупа и вредна с самого начала. В самом деле, в эпоху НТР с её компьютеризацией ориентировать школу не на более глубокое овладевание знаниями, а на так называемое трудовое воспитание - это же идиотизм в духе Пол Пота.
В "Литературке" кто-то справедливо писал, что для школьника учёба и есть главный труд, и в самом учебном процессе-то и должно осуществляться это трудовое воспитание, а не у станков или на полях, да только публиковались такие "мудрые" мысли не в ходе обсуждения реформы, а уже после принятия  Закона. Остаётся надеяться, что реформа не состоится по своей естественной нежизненности, как и множество других подобных реформ. Ведь Никита Хрущёв уже пытался такую реформу провести...
При Черненко возобновились переговоры с американцами по поводу ракет средней дальности, стратегических и космических вооружений. На совместном рассмотрении всех этих вопросов давно настаивали американцы. Наши кричали, что это с их стороны уловки, нежелание договариваться, а потом вдруг заговорили о том, что в комплексности рассмотрения вся суть. Ну, да чёрт с ними, это их обычный стиль.
Но какова роль Черненко в этой смене позиции? Низвестно. Как неизвестно вообще, кто правил страной в периоды, когда и Брежнев, и Андропов, и Черненко являлись только номинальными руководителями по причине своей физической неспособности к какой-либо деятельности. Политбюро? Так большинство его членов - тоже полутрупы ходячие, ничего решать неспособные. Но система-то функционировала, что свидетельствовало о большом запасе инерции у неё, позволявшем колёсам вертеться и в отсутствие реальных лидеров.
Освободившееся место Черненко занял Горбачёв, не достигший ещё даже шестидесятилетнего возраста. Анекдот: "Поздравляя Горбачёва по случаю избрания, представители зарубежных держав, приехавшие на похороны Черненко, намяли ему синяк на щеке потрёпываниями: - У, ты какой молоденький!"
Полный энтузиазма Горбачёв - в молодости комсомольский и партийный деятель Ставрополья - засучил рукава и рьяно принялся за дело.

9 июля 1985 г., там же

В его речах зазвучали такие слова как "негативные тенденции", которые, оказывается, надо срочно преодолевать.
Вздыбилась очередная антиалкогольная волна, и все ждали обычного в таких случаях повышения цен на спиртные изделия. Ко всеобщему удивлению этого не произошло, но вино-водочные отделы во многих магазинах (прежде всего овощных) были ликвидированы, а оставшиеся теперь работали не с 11, а с 14 часов. Официально было запрещено продавать спиртные напитки лицам моложе 21 года.
Снова заговорили о дисциплине. При Черненко эта тема перестала быть столь популярной как при Андропове.
Но основной акцент в своих выступлениях Горбачёв делал на научно-техническом прогрессе, призывая ускорить его темпы, внедрять передовую технологию, усилить внимание к современным материалам и вычислительной технике, выйти на передовые рубежи мировой науки и техники, перестроить психологию отношения людей к труду и т.д., и т.п.
Вот одно только оставалось неясным - как? Как внедрять? И что внедрять? И что значит - усилить внимание и перестроить психологию?
Работать надо лучше - с эти все были согласны. Но как заставить людей работать лучше?
Горбачёв возобновил поездки в народ, чего давно уже не могли себе позволить его дряхлые предшественники, без устали повторяя перечисленные выше призывы. Но ведь не на одни же только лозунги и призывы он надеялся: их - особенно по части повышения эффективности труда и качества продукции - и до него хватало. Впрочем, сейчас ещё рано судить о расчётах и планах Горбачёва, если они у него вообще есть.
Поживём - увидим.
Но вот ещё интересные детали к начальному периоду правления Горбачёва.
Из Политбюро полетел Романов, бывший первый секретарь Ленинградского обкома, знаменитый боярскими замашками да тем, что первым в стране стал ориентировать старшеклассников Ленинграда не на вузы, а на ПТУ, обладатель самой самодовольной физиономии и манеры держаться из всех членов Политбюро.
Горбачёв отказался занимать одновременно посты генсека и Председателя Президиума Верховного Совета.
Горбачёв договорился встретиться с Рейганом, на что не соглашались ни Андропов, ни Черненко.
Внешне Горбачёв выглядит приятно, может говорить без бумажки, но говор у него малороссийский и не шибко интеллигентный.

398

Осталась неделя отпуска, и я вплотную взялся за рыбалку, всё ещё надеясь найти плотву. 11 марта я поехал на дизеле в Сосновый Бор. Погода идеальная: от минус одного до плюс одного градуса тепла, давление 761-762 мм, пасмурно, ветер северо-западный, слабый.
За судачниками вглубь залива я не пошёл, а отправился вдоль берега метрах в трёхстах от него в сторону зверосовхоза, выискивая следы ловли плотвы. Так и протопал до самой Ульяновки, это почти 10 километров. Плотвиные лунки попадались, кто-то пытался, видать, ловить. Пробовал и я, но ни одной поклёвки так и не увидел.
На следующий день отправился на Куршский залив, автобусом в Заливное. Температура воздуха: ноль - плюс три градуса, давление начало падать: от 762 мм утром до 758 мм вечером. Ясно, ветер сменился: юго-восточный, южный, умеренный.
По льду шёл в сторону мыса, где мы с папой когда-то утопили мотоцикл, в самые плотвиные места. Теперь же здесь сидят судачники. Как и в Каширском, я расставил три удочки на плотву, а сам уселся блеснить судака. С 9 утра до 3-х часов дня - одна поклёвка - один судак. Плотвы нет, да и судак вокруг клевал плохо и только с утра.
На следующий день поехал дизелем в Полесск, на Дейму. Основная масса любителей ловит там густеру не выше моста, где я был в прошлый раз (оказывается, оттуда теперь рыбнадзор гоняет - запрещено ловить ближе 500 м от моста - очередной плод глубокомыслия рыбинспекции), а ниже - у рыбзавода, где когда-то меня на десятку оштрафовали за просроченный билет.
Я ловил в протоке, где почти нет течения, и за день поймал 6 густёр (из них лишь две приличные) и 4 плотвички. Те, кто сидел на течении в русле самой Деймы, с утра поймали по три-пять крупных густёр. Остальные развлекались мелкотой у самого берега, и лишь один, бегая вдоль протоки и усиленно тряся мормышкой по всей толще воды - ото дна до самого льда, надёргал с полведра средней густеры. Я поздно решился перенять его метод - к вечеру клёв совсем прекратился у всех. Расспрашивал у рыбаков про Красное. Говорят, и там только судаков ловят.
После трёх дней безуспешной беготни по льдам обоих заливов и Деймы 14 марта я отдыхал дома, а 15-го снова взялся за своё. Я опять поехал на дизеле в Полесск, а там пересел на автобус в Заливино, расположенное километрах в семи от Полесска на берегу Куршского залива рядом с устьем Деймы. Может, здесь у устья есть плотва?
Увы, и тут мне не повезло. Плотвы нет, да и судак, говорят, далеко отошёл от берега, часа два идти нужно, но там якобы его очень много. В густом тумане, переходящем то в морось, то в мелкий снег (температура воздуха плюс 2 - плюс 4 градуса, давление 738-740 мм, ветер юго-восточный, слабый), я пробегал в одиночку по незнакомым мне местам, блесня в попадавшихся лунках, но ничего не поймал. Мужики же, которые остались блеснить у берега, вытащили-таки кто два, кто трёх судаков.
Вечером к нам зашла соседка Люся и предложила мне поехать с ней на Куршскую косу. Она подрабатывает экскурсоводом и завтра сопровождает автобус с экскурсией "Зимняя сказка". На самом деле это, конечно, никакая не экскурсия, а просто рыбаки-любители с какого-нибудь предприятия нанимают автобус у них в экскурсионном бюро и едут рыбачить. Другим способом теперь на косу не попадёшь. Теперь там не милиция у шлагбаума дежурит, а пограничники - всю косу погранзоной объявили (в ответ на происки Рейгана), с паспортами надо ехать.
Я, не раздумывая, согласился, хоть и умаялся за прошедший день. Расчёт мой был - добраться до Рыбачьего. Туда, по слухам, корюшка подошла. Да и вообще это самое клёвое место на косе. Но рыбаки с "Кварца" (того самого завода, на котором делали пресловутые ЭВМ "Электроника-79"), арендовавшие автобус, в Рыбачий ехать не захотели. Они нацелились на 22-й километр, у орнитологической станции, где в прошлый раз у них хорошо судак ловился. Слухи же про корюшку они опровергли: она, мол, только у самой Клайпеды есть, а ни в Рыбачьем, ни в Морском, ни даже в Ниде её нет.
Что делать? Пришлось и мне идти с ними, хотя у меня даже наживы для судака не было. Какой-то дядя дал мне свежей кильки. Я нацепил килькины головы на крючки блёсен и уселся без особого энтузиазма на чьих-то старых лунках не далее, чем в полукилометре от берега. Погода была чудесная, температура воздуха от минус 1 утром до плюс 6 вечером, давление стояло на 740 мм, ветер юго-восточный, очень слабый, ясно, но с утра туман, который после обеда рассеялся.
И наконец-то я попал на приличный клёв: с 10.30 до 16-ти я поймал пять судаков, каждый по килограмму примерно, и двух упустил. И остальные все хорошо взяли, за исключением мужика, который дал мне кильку. Он сидел неподалёку от меня и вытащил только одного судака, правда, крупного по нынешним временам - килограмма на два.
В этот раз со льда я уходил очень довольный: и с уловом, и с погодой повезло, и доставка комфортабельная: прямо к берегу на автобусе и обратно на нём же. Одного судака я отдал Люсе.  Другие тоже ей и шофёру подбросили за интересную "экскурсию".

И последний мой выезд на рыбалку в этом зимнем сезоне был 23 марта. Но без успеха. Я больше катался на мотоцикле, чем рыбачил. Сначала я поехал в Берёзовку, где на карьере, по рассказам одного из торговцев мотылём, хорошо ловится и корюшка, и плотва. Действительно, там ловили и корюшку, и плотвичек, но совершенно не товарного размера, да и клёв был не ахти какой.
Такой ловлей я не соблазнился и поехал в Озерки, где на одном из карьеров, опять же по слухам, недавно в жутких количествах ловили подлещиков. Нашёл я место, где это было, и где продолжали искать счастье отдельные любители, но подлещик-паразит куда-то делся, хотя кое-кому по одному-два удалось поймать. Посидел и я здесь с часик, но поклёвок не было ни у меня, ни у соседей, и я решил, благо погода была отличная: плюс 7, ясно, и мотоцикл не капризничал, смотаться в последний раз на залив в Заливное.
10 июля 1985 г., там же

Лёд у берега был уже плох, во многих местах залит водой. Через тянувшуюся вдоль берега метрах в двухстах от него трещину перебраться можно было только лишь в одном месте по специально переброшенным доскам. Народу за трещиной было немного: несколько групп по 2-3 человека, разбросанных там и сям, блеснили судака. Но моё внимание привлекла кучка людей, собравшихся совсем близко от берега справа от Заливного, примерно в километре от меня, похоже, вблизи устья канала, в которм мы с Серёжей и Смертиным когда-то так удачно ловили лещей. Я почти не сомневался, что эта кучка - плотвишники: слишком близко от берега для судака и устье канала рядом, и, не мешкая, двинулся к ним по льду, не переходя трещину.
Но когда я добрался, наконец, до цели, разочарованию моему не было предела: и эти блеснили судака! На двухметровой глубине всего. Причём не без успеха: у ближайшего рыбака, к которому я подошёл, было поймано 4 штуки. Посидел и я здесь с 15 до 16.30, но без результата. Тем и закончил сезон, так и не выловив ни одной приличной плотвы. Судаков же было поймано 22 штуки - рекорд, хотя весной я за ними уже и не охотился специально. Умельцам же (браконьерам) такое количество и даже больше за раз случалось добывать. Кстати, Серёжа с Кондратьевым и Ивановым в этот же день закрывали сезон в Июльском (у пионерлагеря) и хорошо поймали - норму - всё -того же судака.
29 марта вскрылся Калининградский залив. Его лёд взломал сильный юго-западный ветер, сопровождавшийся метелью и гололёдом (температура была минус 2 - ноль градусов). В этот день (пятницу) в кирхе выступал со своей диссертацией Авакян, вечером был у нас дома, и я читал вслух историю с возвращением от него в Сестрорецк через Белоостров. Митя заливался смехом, ему эта история ужасно понравилась.
А в воскресенье, 31 марта мы с ним отправились на заставу в надежде, что прошедший шторм пригнал грязь с янтарём. Было тепло: плюс 8 - плюс 10 градусов, но пасмурно, сеял дождик, дул умеренный юго-западный ветер. Мы прошли от заставы до полигона и оттуда через полигон в Приморск за три с половиной часа, преодолев более 12 километров без привалов, из них 8 километров по песку берега моря. Был отлив, и на берегу встречались полосы выброшенного мусора, но янтаря в нём не было, только крошка кое-где. Удивили глыбы льда на берегу. В эту зиму даже море у берега замерзало, и, говорят, народ бегал ловить треску со льда, но пограничники гоняли.

399

А 27 марта 1985 года произошло знаменательное событие. Мы с Сашулей стали дедушкой и бабушкой (в неполные сорок два-то года!), а Митя (в десять лет) - дядей: Иринка родила сына!
Роды прошли благополучно. Молодая мама и младенец чувствовали себя прекрасно, и на шестой день их выписали из роддома. Дима в последнюю неделю перед родами звонил каждый вечер, беспокоясь, что дело задерживается. Получив, наконец, известие о рождении сына, он телеграфировал: "Безумно счастлив лечу целую", но явиться к выписке не сумел: не рассчитывал, что так быстро выпишут, и взял билет на самолёт только на 2 апреля. Пришлось его роль "безумно счастливого" отца при получении младенца играть мне.
Забирать Иринку с ребёнком из роддома ездили мы с Сашулей и Митей и сватья - Димина мать со своим знакомым шофером исполкомовской "Волги". Женщины ужасно волновались. Сашуля что-то забыла взять - то ли чепчик, то ли ленту, срочно ездили за этим. Иринка нервничала, младенец разорался. Но вот, наконец, церемония состоялась. Думаю, что медсестра, которая передавала мне внука, не сомневалась, что я - отец ребёнка.
Вечером того же дня мы с Митей ходили на представление Литературного театра "Театральные пародии", Сашуля осталась дома с Иринкой. Митя был в восторге. Ему понравилось даже больше, чем любая из его любимых передач "Вокруг смеха". В фойе были выставлены экспонаты музея Литературного театра: шляпа, которую Немирович-Данченко снял перед Станиславским, и шляпа, которую Станиславский снял перед Немировичем-Данченко; копия мухи, присутствовавшей на капустнике у Щепкиной-Куперник; образ Современника: пустая рама с табличкой "Экспонат на реставрации" и проч., и проч. в таком же духе.
Среди ведущих исполнителей Литературного театра едва ли не самым большим успехом пользовался Саша Костенко, Иринкин одноклассник, теперь студент КГУ. Для меня это оказалось неожиданностью. Не думал, что такие интересные ребята были в Иринкином окружении, которое я представлял себе весьма серым.
11 июля 1985 г., там же

Около полудня следующего дня в кирху позвонила по телефону Ирина и сообщила мне: принесли телеграмму из Владимира - "Баба Феня умерла сегодня утром". Я позвал Сашулю и сказал ей печальную весть. Сашуля тут же поехала за билетами на самолёт до Москвы и взяла на утро следующего дня.
Бабушка Феня умерла от сердечной недостаточности, не дожив полутора месяцев до 85 лет. Но она успела прожить неделю в качестве пра-прабабушки - ведь Иринка её правнучка, за которой бабушка Феня надзирала столько зим в Ладушкине. Вот только осознавала ли она в последние дни, что у неё появился пра-правнук?
12 июля 1985 г., там же

Печальны были два последние года её жизни во Владимире. Бабушка высохла вся, сгорбилась, взгляд стал отрешённым совершенно. Невестка - Сашулина мама нещадно бранила её по любому поводу, ругала её почти в каждом письме к нам, срывала на ней зло, накопившееся на совсем уже почти спившегося мужа: в его пьянстве она считала виноватой бабу Феню. Удивительной была эта враждебность к беспомощной старухе, чувствовалась какая-то давняя обида, память о которой затмевала даже всякий здравый смысл у такой доброй по отношению к детям и внукам бабули Тони.
Когда баба Феня совсем уже ослабела, ухаживал за ней сын, но какой это был уход? Сашуля, приехав на похороны во Владимир, нашла отца совсем опустившимся, в постоянном подпитии, для поддержания которого он прятал бутылки с водкой по укромным местам вроде сливного бачка в туалете, где и прикладывался помаленьку к заветному зелью. И как его на работе держали, ведь он занятия вёл со студентами?!
На похороны приезжали дядя Гриша и Вовка. Дядя Гриша - старший брат Николая Степановича, бывший фельдшер, не пил вовсе и выглядел гораздо моложе и приличнее своего младшего братца, отставного военного, преподавателя института. Антонины Дмитриевны на похоронах не было: как раз перед этим что-то случилось с желудком у внука Антошки и их вдвоём забрали в больницу. Сашуле пришлось быть за хозяйку.
А накануне её отъезда во Владимир приехал Дима. Вечером собрались у нас дедуля с Тамарой Сергеевной, Надежда Григорьевна - Димина мать, сватья наша, Дима, Люда Лебле (Серёжа был в командировке) с Жанной, отметили рождение нашего внука и помянули бабушку Феню, оставшейся светлым воспоминанием в памяти Сашулиной, моей, Иринкиной и даже Митиной - по алтайскому лету 1981 года.

Дима побыл в Калининграде пять дней и уехал 7 апреля. Ребёнка они с Ириной так и не зарегистрировали - Дима забыл свой паспорт. Все эти дни, пока Дима был здесь, придумывали сыну имя, шушукались между собой, спорили, обвиняли друг друга в нерешительности. Наконец, вроде бы решились - Миша, в честь Диминого отца и деда, как вроде бы и собирались с самого начала.
"Вот, охламон, - с досадой думал я о зяте. - "Безумно счастлив, лечу, целую", а ни встретить жену не поспел, ни ребёнка зарегистрировать, на фига и приезжать тогда было... Пелёнки погладит пять минут, да и норовит куда-нибудь смыться. Отец семейства, тоже мне..."
Да, мысли о зяти, об Иринке и об их будущей семейной жизни не доставляли мне особой радости, а вызывали чаще всего чувства досады и раздражения. Одна надежда оставалась: с возрастом, может, поумнеют, всё-таки дети совсем ещё, хотя и дети бывают толковее...
Что касается внука, то он вовсе не беспокоил нас и с каждым днём казался всё симпатичнее, всё милее, по мере того, как взгляд его становился всё осмысленнее, начала появляться улыбка, и издаваемые им звуки становились всё более разнообразными и похожими на человеческую речь, несмотря на то, что ни слога пока ещё нельзя было разобрать. Даже у Мити племянник вызывал чувство умиления, чего уж говорить про деда и особенно бабушку, то есть про нас с Сашулей.
Иринка с ребёнком вполне справлялась, не жаловалась, что трудно. Да ведь и грех было бы жаловаться - высыпаться он давал, самое главное. К рукам ему Сашуля с Иринкой не дали привыкнуть, хоть он и пытался, как все дети, добиться своего оранием. Тут уж пришлось всем потерпеть дня два-три, пока он не понял, что надрываться бесполезно. Но компанию себе он требовал, в одиночку лежать не хотел, в крайнем случае надо было ставить рядом с ним транзистор. А больше всего ему нравилось лежать не в кроватке или коляске, а на диване в большой комнате, где впечатлений было гораздо больше, чем в детской, и почти всегда рядом была мама, чаще всего за гладильной доской.

13 июля 1985 г., там же

Ещё в марте Митя получил, наконец, долгожданный подарок - велосипед "Орлёнок". Старый жёлтый "Школьник", доставшийся от Кореньковых в обмен на оставленный в Ладушкине Иринкин "Орлёнок", был ещё в прошлом году вдрызг добит стараниями не столько Мити, сколько Прокопьева и Плотникова, и выставлен к мусоросборнику, где его моментально подобрали - кто-то ещё пытался кататься на нём. Мы с Митей вместе ездили выбирать новый велосипед в "Спортовары" на Александра Невского, откуда Митя важно ехал уже на собственном новеньком зелёном "Орлёнке", радуясь его бесшумному лёгкому ходу.
А 6 апреля мы с ним впервые отправились вдвоём на велосипедах уже за город - сначала к Портянке, а потом к Исаковскому озеру, где смотрели, как таскают плотвичек прямо с мостков у мотеля. Через две недели, 20 апреля мы ездили на велосипедах уже на значительно большее расстояние: за Рыбное, не доезжая чуть-чуть (километра полтора) до Комсомольска, где пытались найти черемшу на берегах лесного ручья. Черемши не нашли, выяснили, что в ручье полно шитиков (ручейников), нарвали цветочков для мамы и вернулись домой, потратив на поездку 3 часа 15 минут, включая получасовоую остановку у ручья, и преодолев за это время более тридцати километров при сильном ветре, почти всё время боковом.
А черемши мы набрали на следующий день на Корневке, у "ручья теоретиков". Сашуля и Митя (мы приехали втроём на мотоцикле) впервые были на этом красивейшем участке Корневки. Особенно впечатляет неожиданный выход сверху, через лес к крутому обрыву каньона, на дне которого шумит Корневка. Слева - каньон поменьше, это - "ручей теоретиков", а спуск идёт по гребню в месте пересечения обоих каньонов. Внизу и по склонам берега буквально устланы черемшёй. Пока Сашуля и Митя её собирали, я попытался рыбачить. У первого же камня начались поклёвки, но очень короткие. Я долго мучился и в конце концов вытащил малюсенькую форельку, которую Митя выпустил обратно в речку.

400

С 24 по 27 апреля был в командировке - в ИЗМИРАНе, у Зевакиной на заседании оргкомитета очередного, 4-го, Всесоюзного семинара по ионосферному прогнозированию, который планировался на сентябрь в Новосибирске, у Гинзбурга; отбирали тезисы докладов, и с Ивановым ездили в Спецсектор ИФЗ к Кевлишвили.
У Кевлишвили мы пытались прояснить ситуацию с ЭВМ - обещанной "Электроникой-79", когда её ждать и будет ли она вообще? Время-то идёт, или опять как с "Вектором" получится? А тут как раз из Академснаба сообщили, что нам выделили на этот год ЕС-1035, заявку на которую мы подавали в прошлом году ещё до выхода на Кевлишвили, так, на всякий случай. Но эта машина стоит полмиллиона, договоров у нас на этот год нет, денег, следовательно, нет, просить у Лобачевского?
Иванов боялся, что Лобачевский деньги-то, может, и найдёт, да если мы возьмём эту машину, то Лобачевский потом может зажать для себя "Электронику", мол, вы уже получили одну новую ЭВМ, хватит вам пока... А ЕС-1035 наших проблем с большой моделью не решает, хотя, конечно, это лучше, чем ничего.
Имелся и ещё один вариант. Можно было "задаром" получить ЕС-1040: перевести её с баланса на баланс из Института биологии, что в Пущино на Оке, где получали новую, более мощную ЭВМ. Конечно, ЕС-1040 - машина неплохая, лучше, чем 1035, но её делают в ГДР, и обслуживать в Калининграде её некому, даже установить - проблема. Сейчас она в Пущино работает, а что с ней станет после перевоза?
Всеми этими своими сомнениями мы поделились с Кевлишвили. Грузный Павел Васильевич, стриженый ёжиком, с сонливыми глазами, попыхивая трубкой, которую он не выпускал изо рта, сказал нам, что брать нам или не брать ЕС-1035 или 1040 - это наше личное дело. Что же касается "Электроники-79", то, во-первых, ему "по личным каналам" обещали на "Кварце" две штуки ещё в этом году. Одну они собираются поставить у себя (но и мы на ней сможем считать), другую отдадут нам. А кроме того, то есть во-вторых, обеспечение нас "Электроникой-79" для выполнения темы предусмотрено Постановлением ЦК и Совмина, которое готовится. А когда оно будет готово - неизвестно. Может, завтра. Может, осенью. Так что "Электроника-79" у нас будет. Если будет Постановление. А в последнем он уверен на 99%. Хотя и не на все 100.
- А как насчёт штатов и реорганизации обсерватории в отделение ИЗМИРАН, о которой говорил Лобачевский? Это записано в Постановлении? - спросил Иванов.
- Нет, - ответил Кевлишвили. - В Постановлении будет предусмотрено просто дополнительное финансирование Академии Наук по этой теме, чем можно воспользоваться для предполагаемой реорганизации.
Иванов ответами Кевлишвили вполне удовлетворился и укрепился в убеждении, что ни с ЕС-1035, ни с ЕС-1040 торопиться не следует, хотя и Шандура, и вся наша лаборатория считали, что надо хватать всё, что только можно, иначе опять на бобах останемся. (продолжение следует)