Мы...

Два остроносых драккара двигались вдоль берега. Короткое северное лето серой паутиной заткало время между вечером и утром. Тихо стояли на крутизне деревья, ни единым шорохом листьев не нарушая недолгого спокойствия теплой ночи. Природа дремала, раскинув свои мягкие объятья. Даже гнус, казалось, не смел будить это зыбкое безмолвие. Только мерный плеск воды, такой привычный уху опытных гребцов...
Но тишина эта была обманчива. Глубоко внизу, в пахнущем свежим лесом нутре кораблей, изо дня в день назревало темное, глухое недовольство. И все чувствовали, что вот-вот оно вырвется наружу.
Давно, еще в начале холодной весны отплыли викинги от родных берегов, покинув уютные дома и ласковых женщин. Путь их лежал к богатым берегам Гардарики. Драккары редко причаливали к берегу, стараясь не попадаться на глаза местному населению. Ведь на пути назад, спешном пути, их полосатые паруса не должны встречать преграды...
Но мужчины, воины, истомились от вынужденного бездействия. Им нужна была разрядка: будь то схватка с противником или женщины. А лучше и то, и другое... Вчера вечером молодые конунги приняли единственно верное решение. И хоть на проплывающих мимо берегах Северной Двины поживиться было особенно нечем, первое селение, попавшееся мореплавателям на глаза, ожидала нелегкая участь...

...Не хрупкий юноша, но еще и не заматеревший муж, он был высок даже среди своих немаленьких товарищей. Светлые, длинные волосы плавно ложились на плечи. Да предательски ложной была их шелковистая податливость. Характер у волос был под стать их хозяину. Послушные порывам непостоянного ветра, они совсем не признавали кожанного ремешка, которым стягивал он их тугие пряди перед битвой. Волосы цвета песка не выбивались буйно из-под руки хозяина, они не спорили, но не было силы, способной заставить их повиноваться. Давно бросил он это занятие, и во время боя то тут, то там видна была его светлая голова с распущенными волосами.
Страха он не ведал. Он был берсерк, музыка схватки опьяняла его молодое тело. Он не знал жалости ни к себе, ни к другим. И не чувствовал боли, не видел крови, струйкой стекающей из свежей раны. Глаза его, похожие на северное лето, обычно безразлично глядящие на мир вокруг, в минуты сражений загорались яростным стальным блеском.
Он был молод, полон сил, и дома его не ждала ни жена, ни невеста...

...Долго в деревне вспоминали жестоких пришельцев. Долго и земля, и люди зализывали свои раны...
Седое марево смешивало действительность со сном. С кошмарным сном, от которого не пробудиться. Она даже закричать не смогла, все не верила в реальность происходящего. В тот миг жизнь ее разделилась на две части: до и после - хотя поняла это не сразу.
Она это утро не забудет никогда. Не сможет забыть. Две светлые головы двойняшек постоянно напоминают ей об этом.
Дети ни в чем не виноваты... И любит она их, да чувствует, что далеко они от матери... Мальчик и девочка... И все время вместе... Будто понимают, что им рассчитывать не на кого...

...Много минуло весен. Давно уже не заглядываются на нее молодые парни. Высокая, редко кто из них во всей деревне встанет с ней вровень. Тонкие белые руки, казалось, могли несколько раз обвить шею любимого. Но было у парней чувство, что одно их неверное движение, и сомкнутся они на шее тугой, железной хваткой. И сразу становилось трудно дышать...
Не у одного из них возникало желание уткнуться лицом в длинные светлые волосы, непослушными прядями укрывающие прямую спину, да перехватив взгляд, девушка откидывала голову слегка назад и сама поправляла этот рассыпавшийся шелк.
Были в деревне девушки и красивее, и ласковее. А тянуло к ней... И страшно, и жутко, и глаз не отвести. Да отважных отваживала... Ждала, может, чего... Вот и прошли ее весны. Теперь побаивались ее парни. Молчаливая, взглядом любой вопрос остановит. Так бы и глядели в ее бездонные глаза, отражающие родное небо, да только что скрывается за этими серыми сумерками? Как приведешь в дом такую жену? А уговаривать выйти ночью к амбару духу не хватало: вдруг придет...
Боялись не столько ее, сколько брата. Узнает, голыми руками душу вытряхнет из тела. Сила в руках немеряная... Да и смерти он совсем не боялся, страха не ведал. На медведя один ходил.
А после того, как отказали ему родители приглянувшейся смешливой девченки, совсем застыл...

...Вот и иссохла, тихо растаяла старая мать. Той же осенью брат с сестрой перебрались спать в ее горницу... Годы идут... Раз не нашлось им счастья вне стен этого дома, надо как-то жить дальше...

...Деда своего я не помню. Растреляли под горячую руку в гражданскую где-то на крутом берегу Северной Двины. Помню только рассказы про его силу. Маленькая была, все представляла, как он коня на спину поднимал. Подберется под брюхо и выпрямится. Казалось почему-то, что дед коренастый, а конь маленький...
А вот отцову силу запомнила. Руки красивые, вены пульсируют. И не скажешь, что железными обручами сомкнутся и раздавят. Мать всегда просила, что б к отцу сонному не подходила, мало ли со сна смахнет рукой. Да только зря, любил он меня больше братьев. Только им сила по наследству не перешла... Тает она в веках...
Помню лицо его на фоне неба. Глаза с лучиками веселых морщинок, и не понять, где небо кончается, где глаза начинаются...
Давно уже нет отца... Мой сын не похож на деда... Только рост... И где ему деда помнить, он его видел уже стариком, когда тот в землю уходить уже начал. А жаль.
А у дочки волосы светлые, непослушные, по плечам рассыпались, спину ровную закрыли... И глаза цвета холодного северного озера. Бывают теплые, а бывает, взглядом любой вопрос опередит, спрашивать не захочешь...