Великий Нерон контрантиутопия

…Прозвенел первый звонок. Маэстро Арсентьев взял футляр со скрипкой под мышку, запер кабинет и направился в зал заседаний. Чем ближе к залу – тем слышнее была какофония настраиваемых инструментов. А помимо инструментов слышались и голоса, певцы осторожно разминали голосовые связки.
Маэстро вошёл в зал. Почти все депутаты уже заняли свои места, всё пространство было заполнено элегантными фраками. Опаздывающие, последние, обгоняя маэстро, спешили к пюпитрам. Фракция, которой дирижировал Арсентьев, размещалась возле задней стены. Она и так была самой большой, поэтому ей можно играть и позади остальных, всё равно Атерпатору её будет прекрасно слышно. Маленькие фракции рассажены впереди – поближе к трону Атерпатора. На пюпитре уже лежала повестка дня и доклады других четырёх фракций. Согласно повестке, в очередь для выступления фракцию маэстро Арсентьева поставили второй. Точнее, не фракцию Арсентьева, а Симфоническую Фракцию. Потому что, как любил повторять сам маэстро, музыкант – ничто, оркестр - всё. Такова была идеология арсентьевцев, почему они и называлась симфонистами. А вот политические оппоненты Симфонической Фракции не признавали превосходства коллектива над индивидом, а утверждали противоположное. Поэтому и именовались Союзом Свободных Солистов. Поэтому и проигрывали все выборы и голосования Симфонистам. Потому что, сколько бы прекрасных мастеров ни собрать вместе, они никогда не превратятся в мощный оркестр, если не будет на то их воли и опытного дирижёра. Так и Союзу Свободных Солистов никогда не хватало единства и самодисциплины. То ли дело – фракция маэстро Лисицкого. Маэстро Лисицкий возглавлял вторую по величине фракцию в парламенте. По музыкальному диплому он был пианистом, впрочем, довольно скверным. Но как дирижёр он был гениален, а как импресарио – вовсе вне конкуренции. Никто так не чувствовал пленарной атмосферы, как Егор Вильгельмович Лисицкий. Стоило, например, депутатам увлечься лирическим репертуаром из Листа или Грига, отчего Атерпатор начинал слегка скучать, как оркестр Егора Вильгельмовича тут же взрывал атмосферу Вагнером. Арсентьев всерьёз опасался своего главного конкурента, полагая, что если расслабиться, фракция Лисицкого обойдёт Симфонистов по числу депутатов. Что позволяло Арсентьеву удерживать первое место, так это прекрасный хор. Правда был в парламенте хор ещё лучше – он принадлежал союзникам Симфонистов – Хористам. Но, в свою очередь, у хористов был слабый оркестр. Наконец, пятая фракция парламента называлась Джазовой фракцией и была у Атерпатора в опале по причине чрезмерно большого увлечения кислотным джазом. Маэстро Арсентьев смотрел на этих политиканов свысока: его политическая ориентация не изменялась и всегда оставалась одинаковой: тенор-баритон.
Джазовая фракция должна была выступать четвёртой по счёту, Хористы – третьими, а открывал прения оркестр маэстро Лисицкого. Союзу свободных Солистов оставалось последнее, пятое место. Очерёдность выступлений в парламенте определялась по квинтовому кругу. Как известно, музыканты пользуются семью нотами, кои суть до, ре, ми, фа, соль, ля и си. Помимо этих нот существуют ещё пять дополнительных: до-диез, он же ре-бемоль; ре-диез, он же ми-бемоль, и так далее. Дополнительные  ноты музыкант встречает не всегда, а если придётся ими пользоваться, то его об этом предупредит композитор. Поставит в начале музыкального произведения значок, и это будет означать: здесь нота си тебе не попадётся, вместо неё будешь играть ноту си-бемоль. А квинтовый круг это такая система, которая располагает значки по порядку: нельзя в начале произведения ставить значок до-диеза, если ещё нет фа-диеза, нельзя пускать соль-диез вперёд до-диеза и так далее. У какой фракции в нотной записи меньше значков, та и будет выступать раньше остальных. С одной стороны можно постараться привести мелодию к какой-нибудь простенькой тональности, чтобы выступить первым. С другой стороны – последнее выступление это тоже отлично: лучше запомнишься, так что можно наоборот, сыграть в сложной тональности с пятью бемолями. Но надо ведь ещё подстраиваться и под певцов, а у них свои пределы голоса, тесситуру не растянешь.
В зал вошла экскурсия старшеклассников. На форменных пиджаках красовались эмблемы музыкальной школы, не прочитаешь какой. Арсентьев с уважением посмотрел на них. Если в июле дети собрались на экскурсию в парламент, значит – отличники из отличников. Гарантированно поступят учиться хоть в Гнесинку, хоть в Консерваторию имени Свиридова. Будущая политическая элита страны. Экскурсовод начал речь:
- Итак, вот вы и пришли в зал заседаний высшего музаконодательного органа страны…
Кто-то из детей, увидев Константина Лаптева, лучшего бассо-профундо мира, тут же выпросил у него автограф. («Лаптев» - таков был парламентский псевдоним Константина Бузинюка, под которым он выступал во всех дебатах). «На чём это Лаптев расписался?», подумал Арсентьев. «А, понятно, на экземпляре повестки дня». Повестка дня и в самом деле выглядела красивее, чем программка в Большом театре. На блестящей бумаге в золотой рамке под разноцветным гербом печаталась программа дебатов с указанием имён солистов и дирижёров. На свету проявлялись водяные знаки. Сегодня в зале исполнялись: «Танец с саблями» из балета «Гаянэ», вальс из «Лебединого озера», «Песнь о Вещем Олеге», трио из оперетты «Микадо» и ария Розины из «Севильского цирюльника». Арсентьева неприятно кольнула зависть. Неделю назад, готовясь к нынешнему заседанию, он, выбирая между Россини и Чайковским, по просьбе фракционных либреттистов остановился на последнем, потому что к Россини труднее сочинять стихи. А вот Свободные Солисты сегодня будут исполнять всё-таки Россини. Арсентьев открыл партитуры коллег. Считалось, что полезно подложить конкуренту партитуру своего выступления, чтобы тот, увлёкшись ею, забыл нюансы собственного номера. Ерунда, конечно, профессиональный дирижёр помнит свой текст до последнего форшлага. Пробежав взглядом партитуры и клавиры, Арсентьев хмыкнул. Было, отчего. Дело в том, что…
Прозвенел второй звонок. Телеоператоры посерьёзнели. Началась прямая трансляция во множество стран мира. Заседания парламента пользовались огромной популярностью у меломанов всего света. А сегодня предстояло последнее пленарное заседание перед каникулами. Вообще же, многие театры и филармонии мира мечтали, чтобы парламент, в котором заседал Арсентьев с коллегами, провёл хоть одно выездное заседание в их стенах, для чего постоянно слали самые соблазнительные предложения. Но Атерпатор неукоснительно отклонял любые просьбы, более того, ввёл десятилетний срок запрета на выезд всем депутатам после окончания их полномочий. Понятно, что тем более не могло быть речи о выезде действующего депутата. Экскурсовод рассадил школьников по гостевым креслам, руководители фракций взяли в руки дирижёрские палочки, а маэстро Арсентьев – скрипку и смычок. Далеко не каждый дирижёр может одновременно играть и управлять оркестром. Арсентьев мог - и знал себе цену. Депутаты проверяли надёжность пюпитров, протирали медные мундштуки, тихо откашливались, чтобы не запершило в горле во время игры и пения.
Раздалась овация – это вошёл Атерпатор. Хористы и гости хлопали в ладоши, музыканты «аплодировали» при помощи инструментов. Атерпатор улыбнулся, жестом усадил зал на стулья и в кресла и сел на трон у подножия статуи Нерона. Третий звонок. Свет мягко погас. Лисицкий взмахнул палочкой, и грянула бешеная мелодия Хачатуряна, сопровождаемая весёлым пением хора:
Закона этого мы ждали,
Долго ждали,
Долго ждали,
И дождались, наконец,
«Не дождАлись», а «дождалИсь», мрачно подумал Арсентьев. Впрочем, сценическому языку даются послабления.
Наш Атерпатор - просто гений,
Просто гений,
Просто гений,
Настоящий молодец!
Далее заявлялась поддержка законопроекту, и излагалась аргументация. Лисицкий сорвал заслуженные аплодисменты. Он был в своей стихии: лихие канканы, тарантеллы, лезгинки, всё это соответствовало скандальному характеру Егора Вильгельмовича.
Наступила очередь Симфонистов. Арсентьев прижал скрипку подбородком, поднял смычок и прекрасный вальс наполнил зал. Арсентьевский хор пел меццо-форте:
Атерпатор, как вы мудры,
Прозорливой мыслью быстры!
Фракция симфонистов также поддерживала законопроект.
Хористы вслед за первыми двумя фракциями тоже выразили положительное отношение к предложенному закону. Как известно, «Песнь о Вещем Олеге» исполняется а капелла, поэтому слабенький оркестр фракции хористов отдыхал. В общем-то, простая мелодия звучала чарующе, настолько мастерски выводил её четырёхголосный смешанный хор. Арсентьев, отдыхая после игры, остановился взглядом на статуе Нерона и задумался. Великий император тоже часто пел без сопровождения оркестра. Правда, музыка тогда была слаборазвита, и чистый голос ценился выше примитивной мелодии. Своим тенором Нерон покорял многотысячный Колизей. Но плебс и преторианцы не признали гениального певца и вынудили его к самоубийству. Теперь, спустя две тысячи лет, Атерпатор воздвиг статую императора в главном зале страны и скромно поставил свой трон к ногам Нерона…
…Трио из «Микадо» ни на кого не произвело особенного впечатления. Наконец, завершая дебаты, Свободные Солисты заиграли арию Розины. Солировать должна была госпожа Мацусита. Вот почему хмыкал Арсентьев. Мацусита была наполовину японкой, ей бы в салливеновском «Микадо» петь. И где это видано, чтобы партию Розины исполняла женщина с контральто? Да ещё и курящая? Конечно, низкие голоса не так подвержены пагубному влиянию табачного дыма, как высокие, но честное слово, посадит однажды Мацусита своё контральто.
Прозвучали аплодисменты Свободным Солистам, и настал момент голосования.
- Кто «за»? – спросил Атерпатор.
Лисицкий, Арсентьев и хормейстер Кабанов махнули своим депутатам. По залу прокатилось мощное фортиссимо тоники до-мажор: «До-ми-соль-ми-до! До-ми-соль-ми-до!» На табло голосования выросла длинная линия в сто децибел.
- Кто «против»?
Свободные Солисты отчаянно заиграли малую секунду: «Ми-фа-ми-фа-ми-фа-ми-фа!». Слабо. Меньше двадцати децибел.
- Воздержавшиеся?
Джазмены взяли октаву в те же двадцать децибел.
- Большинством голосов решение принимается! – возвестил Атерпатор. – В соответствии с церемонией закрытия сессии прошу всех подняться для исполнения государственного гимна.
Музыканты и хористы встали. Исполнением гимна дирижировал лично Атерпатор. Арсентьев превратился в рядового скрипача, хормейстер Кабанов – в обычного хориста-альта. В исполнении гимна участвовали все фракции, даже оппозиционные. Прогремел вступительный аккорд, и полилась песня во славу муз, Аполлона и Нерона. Слушая слова, Арсентьев мысленно переносился то в Дельфы, то в Рим. Правда, в июле там слишком жарко. Да и в августе, наверное, тоже. Июль… Ведь этот месяц носит название по имени Юлия Цезаря. А август стал августом в честь императора Октавиана Августа. А месяца нерония нет…
Внимание! Кода! Тутти! Все, абсолютно все: и Лаптев, и Мацусита, и прочие поют на глазах у заворожённых школьников в один голос:

О, Нерон великий!
Великий Нерон!