ЦЕПЬ

                ЗВЕНО № 1… 

      Утро было раннее…Часов семь или восемь, или около того…Впрочем, это не имело никакого значения. Те, кто не имел права опоздать на службу, потому что начальство было строгим, а зарплата итак маленькой, или просто не мог в силу различных привычек, уже давно встал, почистил зубы - свои или вставные, проглотил наспех сконструированный бутерброд с маргарином и колбасным сыром, запил его обжигающим язык цейлонским чаем высшего качества краснодарского разлива, и уже торопливо скидывал затрапезный спортивный костюм, отвисший синюшными пузырями на подозрительно низких коленках - секонд-хэнд на раскладушках вкупе с «Пятёрочкой», позволяли почти  одеваться и питаться – и, чертыхаясь,
свистящим шёпотом, искал  брюки, нудно бормоча себе под нос, что он точно помнит, как вчера снимал их и вешал на стул. Голые бесформенные ляжки в ситцевых трусах сомнительной чистоты выглядели пошло и жалко - они не могли принадлежать сильному человеку, потому что не бывает колоссов на глиняных ногах, и в этом было легко убедиться, подняв взор чуть выше; их хозяин не мог быть начальником, потому что не бывает начальников в грязных трусах - у них как на работе, так и дома всё сияет чистотой и порядком, потому что это сделано не их руками, но с их чуткого руководства; не мог быть их обладатель и личностью богатой и знаменитой, потому что эта категория ходит вообще без трусов; а мог он быть только тем, чем и был: рядовым алкоголиком, охотником за бутылками;  и, к тому же, ко всем прочим несчастьям, он был женат, женат на личности столь же безобразной и жалкой, как всё вышесказанное, потому что на ногах его были женские тапки со сношенным задником и большой дырой, из которой как голодные кукушата из гнезда, торчали большие пальцы.
        Упомянутая личность спала в постели в углу комнаты, столь же маленькой и жалкой, как и личность  её хозяина, что-то мычала во сне и по-собачьи сучила опухшими от дешёвых макарон и маргарина ногами, которые пошкрябывая  немытыми потрескавшимися пятками, расчёсывали комариный укус.
        Прилетел голодный комар, и довольно уселся на   толстую,
заплывшую целлюлитом  ягодицу, выползшую из под ночной рубашки с прострелянным мелкими дырками подолом. Из под одеяла вылезла пухлая женская рука с обкусанными ногтями со следами давно облезшего лака, и,
размахнувшись, со звоном впечатала комара в эпидермис. Потом  с хрустом почесала укушенное место и, поправив съеденные задом трусы, вновь спряталась под одеялом.
        Бормотания хозяина ног в дырявых тапках продолжались без остановки. Он всё бубнил и бубнил, шаркая по полу из стороны в сторону, но брюк нигде не было. Когда его голос стал занудным до невозможности, из-под одеяла донеслось мычание, медленно превращающееся в нечто членораздельное.
- У…у… за..а..уткнис..с..с..ь! !!…
        Хозяин тапок замолк на мгновение, а потом его бормотания возобновились, но уже гораздо тише.
        В своих поисках он забрёл в ванную, где на верёвках и на батарее висело бельё, которое стало видно гораздо лучше, после того как он залез на самодельную деревянную табуреточку, и сдёрнул два перекрученных сушеных  носка.
        Табуреточка  подкосилась, скрипнула и разломалась на части.
        С воплем он грохнулся на пол куда-то в сторону, сбил какие-то старые кастрюли, горкой сложённые в раковине, зацепил жестяное ведро с прислоненной к нему  лысой шваброй, и сквозь эту какофонию звуков донёсся полупридушенный вопль.
- За..аа..утк..нис..с..сь!...Га..а..дина!...
        Один тапок шлепнулся в унитаз - санузел был совмещённый - а носки спарашютировали в ванну, где медленно спускалась мыльная вода и поплыли, кружась в грязном водовороте страстей. С раздражающей слух методичностью капала вода из прохудившегося крана.
- У…у…блин..!!...
        Хозяин ободранных тапок застонал, прижимая неразвитую активным   физическим трудом, превратившим сообразительную обезьяну в рядового «homo sapiens», ладошку к  пояснице и, прихрамывая, в одном тапке вернулся в комнату.
        Присел на обшарпанный стул, достал откуда-то из-под батареи центрального отопления  кучу грязных носков, выбрал парочку почти одинакового колера, посвежее, и с наименьшим количеством дырок, и,
кряхтя от боли в пояснице, медленно, словно презерватив, нацепил
сначала на левую, потом на правую ноги. Потом  что-то заметил, потянулся куда-то под кровать, и выудил оттуда смятые чёрные брюки, покрытые, словно пыльцой грязными катышками.               
        Встряхнул их, вывернул в нормальное положение штанины, сидя начал натягивать на тощий зад.
        Снял со стула несвежую рубашку с крупным кофейным пятном на груди, нацепил засаленный галстук в крупный горошек и стал его завязывать. Сначала неудачно, но с третьей-четвёртой попытки получилось что-то среднее. Встал, заправил рубашку, застегнул   пуговички - одной  на животе не  хватало - продел подтёртый ремень, подтянул узел галстука.
        Взял с другого стула не менее достойный пиджак с надорванным карманом, надел, и, шаркая своими удивительной  тапочкой, вышел в коридор, довольно громко захлопнув дверь.
        Куча семейного счастья снова зашевелилась, суча босыми ногами, и простонала.
-Ур..рр..од!...Дай п..поспать!...
        Опухшая рука с обкусанными ногтями наощупь отыскала на полу бутылку из под портвейна, и заторможено попыталась влить в горло остатки, но там было сухо.
- Пад…ла…а..!!...Всю портвяшку выжрал !...
        Бутылка пролетела через всю комнату и грохнулась об стену, брызнув цветными осколками.
        Но его уже не было. Нацепив замызганные ботинки, почти чёрного цвета - из-за слоя грязи первоначальный цвет не опознавался с первого взгляда - он выскочил на лестничную  площадку, прихватив по дороге самодельную авоську из мешковины.
        Завернул к почтовому ящику - он был когда-то синего цвета, а теперь был инкрустирован  полуистертыми ругательствами - запустил руку, выудил пачку рекламок, просмотрел и  бросил на пол.   
        Потом, загнув указательный палец, влез в соседний, медленно - впритирку – вытянул свежую газету и, помедлив, быстро запихал её во внутренний карман пиджака.
        Тихо ступая, он неслышно прошёл мимо соседской двери, прижимая трофей к  груди, и выскочил наружу.
        Хлопнула железная дверь, и эхо гулко прокатилось по подъезду.
               

                * * *

                ЗВЕНО № 2…

         Эти ноги были изумительны. Во-первых, потому что они были стройны и изящны, словно Творец в этот день был подшит, а пить всё равно было нечего, во-вторых, они были длинны и бесконечны, словно Байкало-Амурская Магистраль, а в-третьих, и это было самое главное, они принадлежали девушке, чьи вызывающие восторг нижние полушария  головного  мозга  нежно подрагивали от прохладных капель, стекающих по их поверхности.
        Рука с длинными ухоженными ногтями закрыла кран, и вода замолчала, слегка пришёптывая истекающим хвостом.
        Большое махровое полотенце жёлтым удавом сползло с вешалки, и обволокло восхитительное тело, помеченное китайской татуировкой на щиколотке. Причудливо извиваясь, иероглифы незаметно впитались в кожу, становясь её продолжением, и были столь   органичны и ненавязчивы, что казались родными.
        Та же рука взяла с полки роликовый дезодорант и любовно пробежалась по гладкой бархатистой коже. Выдавила из тюбика крем и с расстановкой втерла его в пятки, захватывая татуировку. Убрала станок для бритья интимных мест. Прыснула пару раз лосьоном  на свежевыбритый лобок, и из какой-то баночки намазала обе руки, особое внимание, уделяя внутренней поверхности ладоней.
        Перешагнув через край ванны, ноги по одному опустились на зелёный коврик.
        В спальную бесшумно отворилась дверь, и эти удивительные ноги с кошачьей грацией приблизились к кровати. Рука  откинула одеяло в сторону, обнажив волосатую мужскую голень. Она зашевелилась, и хриплый голос с кавказским акцентом  полусонно пробормотал.
- А..а.. Это ты пришла…Да-ра-га-я…
        Изумительные ягодицы опустились вниз, чуть всколыхнулись, натолкнувшись на преграду. Подались с усилием вперёд, замерли, привыкая к новому состоянию, и задвигались, покачиваясь, как  невесомая джонка на волнах. Голос застонал и прохрипел.
- Наташка…билять…ты меня уже затрахала…
        Ягодицы напряглись и задвигались с удвоенной энергией. Голос стонал, хрипел, ругался, требовал не останавливаться, кровать скрипела, ритмично выжимая из себя  жалобные звуки, а женская рука медленно опустилась и поползла под подушку.
- Ай, мама джан!...
        Волосатые руки впились в женские ягодицы, так что они побелели, и с бешенством  задвигали их, словно они забыли дорогу. На среднем пальце правой руки красовался перстень с очень крупным бриллиантом.
        И в этот момент раздался выстрел.
        Кровь густыми ошмётками брызнула на постель.
        Руки дёрнулись, и, скрючившись, вонзились в белую кожу, словно хотели вырвать кусок плоти. Потом  судорога волной пробежала по пальцам, и они отвалились как  отсохшие листья.   
        Женская рука осторожно, словно задумавшись, вложила пистолет в раскрытую широкую ладонь, и сжала пальцы
        Потом её наманикюренные  пальцы раздвинули ягодицы, и девушка медленно встала. Погладила одну из них, словно стирала несуществующую пыль. Уперлась кулачками  в поясницу и выгнулась по-кошачьи как после долгого сна. Замерла на несколько секунд, резко распрямилась, словно вспомнила что-то очень важное, подошла к кровати и наклонилась.
        Водопад роскошных волос мягко упал на пол и прикрыл красивые узкие ступни с татуировкой.
        Рука нашарила ручку чёрного кожаного портфеля и вытащила его на свет.
        Небрежно отодвинула ногу убитого в сторону. Положила портфель на постель, едва не касаясь бурой лужицы не успевающей впитываться в простынь, щёлкнула защёлкой, открыла и стала вытаскивать его содержимое: папку с какими-то доверенностями и ксерокопиями, две печати, штемпельную подушку, чернильную ручку с золотым пером, визитницу с пачкой визиток, пару дорогих сигар, бумажник с пачкой валюты и кредитной карточкой «Visa Gold», мобильник, кожаную ключницу со  связкой ключей, два презерватива для анального секса, упаковку виагры и небольшой несессер со шприцом.               
        Открыла его, приготовила дозу и вколола в волосатое предплечье. Шприц положила рядом.
        Открыла папку с бумагами, медленно и тщательно пролистала их. Отложила в сторону, собрала аккуратно портфель, закрыла на защёлку. Снова взяла пачку документов в руки, подержала  на весу, словно взвешивая, и вдруг порвала её на две части. Потом ещё на две, потом ещё, и ещё…
        С остервенением она рвала их на мелкие клочки, пока не выдохлась и не зарыдала. Плечи её вздрагивали.
- Сука!!...Пидор гнойный!!...Как ты так мог со мной поступить?!...
        Кулаки её судорожно сжались, сминая простынь как сжатую бумагу.
        Истерика завершилась также быстро, как и началась.
        Всхлипнув последний раз, она ушла в другую комнату, принесла оттуда небольшой переносной пылесос, включила его и тщательно пропылесосила, не упуская ни одного даже самого крохотного клочка. Закончив, отнесла обратно.
        Потом подняла с пола кружевные чёрные трусики. Продела одну ногу, потом вторую, подняла наверх и поправила длинным изящным пальцем скрутившийся край.               
        Продела руки в бретельки такого же чёрного лифчика, прикрыв торчащие слегка вытянутые соски.
        Неторопливо застегнула застёжку.
        По одному надела чулки, пристегнув их к поясу.
        Не спеша надела чёрные туфли на  высоком каблуке.
        Застегнула часы – браслет. По одному медленно одела три кольца.
        Сняла перстень с руки убитого. Осторожно открыла крышечку - внутри был какой-то белый порошок. Замерев на мгновение, закрыла крышечку и убрала перстень  в портфель. 
        Надела через голову чёрное платье.
        Застегнула молнию на пояснице.
        Вышла в коридор, остановилась около вешалки. Лёгким - едва касаясь
- движением  скользнула  в карман черного мужского плаща, висящего под белым кашне, и вытащила ключи от машины.
        Закрыла дверь.
        Стала спускаться по лестнице вниз.

                * * *
       
                ЗВЕНО № 3…

         Это были руки наркомана. Кто же ещё мог содержать их в такой грязи, усеять бесчисленным количеством крошечных ранок и царапин, прилепить комочки земли, траурно обвести нестриженные давно ногти, которые впивались в ладони, мяли их и терзали, словно обезумевшие?
        Кроме того, рядом валялся пустой шприц, выполнивший уже своё  предназначение, и посему  раздражающий и вызывающий ненависть своей пустотой. Голые  запястья выкручивались под немыслимым углом, не останавливаясь ни на мгновенье, рукава дешёвой болоньевой синей куртки закрутились до середины предплечий, которые были неимоверно худы и грязны. Узлы вен сплелись в непонятную головоломку, то, набухая нездоровой синевой, то, бледнея и опадая.
      Ноги лежащего на земле наркомана, обутые в совершенно разбитые армейские ботинки, были до безобразия длинны и дистрофичны. Из под коротких штанин торчали дырявые чёрные носки. Эти ноги, так же как и руки, крутились в судорогах, пританцовывая как у повешенного, то, замирая на пол пути, то со всего размаха бьющие пяткой о шуршащую гальку. Были слышны стоны, перемежающие со всхлипыванием и еле различимыми ругательствами. Где-то дальше играли дети и доносились их крики и смех. Неподалёку находилась автотрасса, со свистом проносились автомобили и грузовой транспорт.
        Тело выгнулось, резко выпрямилось обратно и рухнуло на землю. Ноги поджались к животу, подрагивая мелкой дрожью. Всхлипывания  перешли в скулёж. Голос завыл, и  из под  туловища вытекла  тёмная лужица.

                * * *
 
       
                ЗВЕНО № 4…

        Раздался звук открываемой двери грузовика и на землю спрыгнули ноги в измазанных грязью кирзачах, и в развалку подошли к воротам. Остановились. Звук открываемой молнии. Зашелестели бумаги. Голос откуда-то сбоку.
- Которая?
- Третья…
- А где талоны?               
- Ветром сдуло…
- А вчера тоже, да?
- Угу…
- Семьсот.
- Триста. В детский сад и на кладбище.
- Пятьсот - и в следующий раз сам туда отправишься!
        Из окошка диспетчера высовывается волосатая лапища, обрамлённая рукавом ватника, на неё ложится пятисотрублёвая бумажка и тут же исчезает вместе с ней. Голос диспетчера.
- Третий экскаватор. Скажешь Гене, что я разрешил.
        Ноги в кирзачах разворачиваются и идут обратно к грузовику. Хлопает дверь. Грузовик отъезжает.
        Ковш экскаватора. Захватывает песок, поднимается, проносится мимо карьера, и, остановившись над кузовом грузовика, высыпает содержимое. С грохотом таким же путём возвращается назад. Голос водителя грузовика, пытаясь перекричать шум экскаватора.
- Гена, добавь, а?!...
- Куда тебе? Перегруз будет!
- Много не мало - Слава разрешил!...
- А может мне ещё раком встать!...А?...
- Не дрейфь! Вечером бобло подкину!....У меня заказ от жмурика!...
- Ну, и хрен с тобой! Накроешься - сам к жмурам перейдёшь!...
        Экскаватор снова совершает все те же манипуляции, что и раньше, и сбрасывает второй ковш. Песок весь не влезает, и всё лишнее высыпается.
        Грузовик на изрядно просевших шинах уезжает с погрузки. На его место встаёт другой грузовик, и всё повторяется.

                * * *
      
      
                ЗВЕНО № 5…

         Эти ноги многое успели пройти за свою долгую жизнь, и поэтому ходили осторожно, словно ощупывали почву перед тем, как сделать шаг. Они опухли от долгих лет ожидания в очередях, от тяжёлой работы, от затяжного артрита и прогрессирующего  тромбофлебита. Они принадлежали  старой больной женщине в тряпичных стоптанных туфлях. Узлы вспухших вен покрывали рыхлые отвисшие икры. Женщина шла, по-утиному переваливаясь из стороны в сторону. В руке висела самодельная авоська, прошитая аккуратно крупными стежками. В ней что-то было, объёмистое, но нетяжёлое.
        Авоська поднялась выше, и оказалась на прилавке. Женские руки с плохо гнущимися  толстыми пальцами не очень расторопно раскрыли авоську, достали из неё трёхлитровую банку, сняли плотно подогнанную полиэтиленовую крышку, и подали продавщице.
        У той было забинтовано два пальца на правой руке, и она едва не уронила банку. Голос, принадлежащий женщине лет сорока, с раздражением спросил.
- Сколько?...Полную?...
- Милочка…Мне бы половиночку…До пенсии не дотяну…
        Рука с забинтованными пальцами взяла черпак и, набрав его доверху подсолнечным маслом, быстро опрокинула в банку. Потом ещё половину. Закупорила крышкой, протёрла нечистой тряпкой и положила на прилавок.
- Следующий!...
- Мне сметаны грамм триста и колбасы …вот этой …да…если свежая, то с полкило…
- У нас всё свёжее!..
      Рука  продавщицы, сжав длинный широкий нож, с глухим стуком плюхнула батон варёной колбасы на разделочную доску, и одним коротким  и резким ударом поделила на две части, обнажив  зияющую красную рану.
        Рука женщины, купившей масло, медленно и неуклюже натянула авоську на банку, и, опустив её вниз, осторожно понесла.

      
                * * *
               

                ЗВЕНО № 6…

        Эти ноги были молодыми, но уже потрёпанными жизнью, как, впрочем, и дешёвые лодочки на высоких каблуках, алые до невозможности, со стёртыми набойками и оббитым носом. На икре чуть повыше  щиколотки красовался большой багровый синяк.
        Рядом с ними раскачивалась потёртая чёрная сумка на длинном ремне - видимо её хозяйка кого-то ждала, и от нечего делать теребила ремень. Мимо постоянно на большой скорости проезжали машины. Ноги медленно прогуливались по ребрику взад-вперёд, но никого не было.
        Потрёпанный «форд» остановился у дороги. Потом сдал немного назад. Послышался звук опускаемого стекла, и грубый мужской голос сказал.
- Эй, сколько?
- Секс - 300, миньет - 250….Только без презерватива я не буду!...
- Поехали.
- Деньги вперёд, я их у ларёчника оставлю и вернусь.
        Зашелестели купюры, и из окошка вылезли три смятые сотни.
- А презервативы у вас есть?
        В окне появилась десятка.
- Я сейчас, быстренько!...
        Зацокали каблучки, и алые туфельки удалились.


                * * *
      
                ЗВЕНО № 6-…

       Клиент имел её, яростно и грубо, словно она была последней самкой в его жизни. С каждым толчком её тело стукалось об капот "форда, « на котором они приехали, ноги разъезжались в разные стороны, подгибались, а он рывком приподнимал её за бёдра и продолжал с такой же яростью и страстью. Его чёрные замшевые туфли  топтались, прессуя  мелкую гальку, он дышал зло и сердито. Она чуть постанывала, но отнюдь не от возбуждения - откуда ей помнить это! - а от напряжения, чтобы не потерять равновесия. На левой лодыжке болтались чёрные скрученные трусики - она даже не успела их снять. Рядом  валялась разорванная упаковка от китайских презервативов.
        Потом всё внезапно кончилось. Он зарычал, приподнял её за пояс так, что ноги у неё повисли в воздухе, она вскрикнула, замерев на несколько долгих мгновений, икры напряглись, словно она впала в столбняк, и рухнула на землю, подвернув стопу.
- Бл...ть!...
        На землю шлёпнулся полный презерватив. Рядом же приземлился смачный плевок.
        Звук застёгивающей молнии привел её чувство. Медленно она встала с коленей, отряхивая прилипший песок. Распутала трусики и просунула вторую ногу, не снимая туфли. Покачиваясь на нетвёрдых ногах, двумя руками подтянула их наверх, и опустила юбку.
- Садись.
        Дверь распахнулась, и она кое-как села. Взревел двигатель, "форд"
рванул с места  и провалился в ямку, стукнувшись глушителем. Водитель выругался.
- ****ское место!...Что, больше негде что ли?...
- Это моя  бывшая школа. Я тут два года назад училась. Сторож знает обо всём, так что здесь спокойно... А вы мне шаверму купите?...
        Водитель ничего не сказал, только выкрутил руль и выехал на дорогу.


                * * *
       
                ЗВЕНЬЯ № 6-7…

        Эти руки явно принадлежали подростку, ловкому и быстрому, как  и его длинные худые смуглые пальцы, острым ножом разделяющие питу на две части, срезающие кусочки мяса с вертела, шлёпающие большой железной  ложкой мелконарезанные помидоры, посыпающие зеленью, и поливающие всё это жидким майонезом. Завернули в  салфетку и протянули в окошко.
-  Пожалуйста.
        Голос говорил с лёгким сирийским акцентом.
        Рука с жадностью схватила её.
-  Спасибо, Ассенчик!...Как только захочешь - подходи. Для тебя  всегда открыто.
        Зубы впились в горячую мякоть, поедая её вместе с кусками салфетки.
        Ноги в алых лодочках медленно шли по дороге. Остановились. Причмокивание сменилось тихой беззлобной руганью.
- Блин!...Собака бешенная....
        Солидный кусок шавермы плюхнулся на асфальт, истекая майонезом, словно бесцветной кровью. Было слышно, как обладательница шавермы по одному облизывала пальцы, после чего вновь двинулась в путь. Со  свистом проезжали  машины, не шибко беспокоясь   об ограничении скорости.


                * * *               
   

                ЗВЕНО № 5…

        В поле зрения снова появились ноги женщины, купившей подсолнечное масло. По-утиному переваливаясь, они сделали несколько осторожных шагов, и остановились у светофора. В руке по-прежнему висела авоська. Женский голос бормоча.
- Едет …Не едет…Чёрт их разберёт…Наворовали на  «мерседесы» - и гоняют как сумасшедшие…               
        Ноги неуверенно топчутся на месте, то, делая шаг вперёд, то, отступая назад. Слышны проезжающие на большой скорости автомобили. Голос продолжает бормотать.
- Очки дома забыла - и не перейти бабушке дорогу… И ни одна сволочь не остановится, бабушку не пропустит…
        Руки её нервно теребят авоську. Бабушка ещё несколько раз переступает на месте, после чего неожиданно бросается в самую гущу потока - видимо ей надоело ждать.
        Раздаётся свист милиционера. Бабушка начинает метаться из стороны в сторону. Свист усиливается, постовой пытается привлечь её внимание и убрать её с проезжей части, но она запаниковала, и насколько позволяли её больные ноги, побежала наперерез потоку.


                * * *               
         

                ЗВЕНО № 4…

        Грузовик с водителем в «кирзачах», переключаясь с одной передачи на другую, быстро набирал скорость. Ревел двигатель, обороты росли, педаль газа, припёртая сапогом, прижалась к полику и уже не поднималась. Водитель орал в «мобильник», пытаясь перекричать шум.
- Еду!...Я говорю, что еду уже!....Что?...Не слышу!....Громче говори!.... Нет!!... Чёрт! - «твоя и моя связь!» - не слышу не хрена!....Я говорю не хрена не слышу!!... НИ - ХРЕ - НА!!!...Ёп…пон-ский  го-ро-до-вой!!...
        Трубка в сердцах летит на сиденье - связь оборвалась. Рёв не прекращается ни на секунду, из двигателя выжимается всё, что только можно, но машина итак перегружена.



                * * *

                ЗВЕНО № 3…

        После долгого и мучительного приступа судороги прекратились, и он успокоился. Ноги в разбитых армейских ботинках больше не бились истерично в припадке, а  раскинулись по сторонам, расслабленные до такого идиотского состояния, что казалось, существовали совершенно без костей - просто груда аморфного мяса. Голос уже не всхлипывал от боли, а еле слышно пел, путая слова, запинаясь и заикаясь.
-  Мам..ма … мам…ма…Что я …б…буд…ду…д..д..делать…Мам…ма…мам..ма...к…как...
…я …б…буд…ду  ж…жить…У… м…меня нет…т..тёп…плого…п…паль-тиш-ка…а…у …м…меня…я…. нет…т…тёп…плого…б…белья…я…я…!
        Потихоньку исхудавшие до безобразия ладони сжимаются в кулаки, и наркоман кое-как приподнимается. Продолжая что-то напевать он встаёт, и покачиваясь  уходит со двора, выписывая ногами кренделя. Ему очень трудно держать равновесие, но он куда-то упорно стремится, и даже пытается перейти на бег трусцой. Несколько раз падает, разбивает руки в кровь, но всё равно встаёт, и пытается бежать.


                * * *
    
                ЗВЕНО № 2…

        Девушка в чёрных туфлях, застрелившая своего любовника, с его портфелем  в руке нажала на кнопку, и сняла машину  с сигнализации. Пикнув несколько раз чернильный «гранд чероки» умолк. Он стоял на проезжей части  у обочины. Мимо проносились со свистом автомобили.      
        Девушка подошла к двери, открыла её и, не выпуская из руки портфеля, занесла ногу над сиденьем.
        Портфель качнулся в руке и на миг открыл взору её бедро, выглянувшее сквозь разрез платья.
       

                * * *

                ЗВЕНЬЯ № …5-4-3-2…

        Бабушка металась вправо…Влево…Сердце забилось в панике… быстро, неровно, судорожно…Нога переступала с пятки на носок, с носка на пятку… Время растянулось… Потом ещё… Ещё сильнее…Почти остановилось…Нога медленно-медленно наступила на кусок шавермы  со шлепком   майонеза… Замерла…Время  остановилось…Секунда…
Вторая…Стук сердца…Ещё один…Потом и он замер, так и не свершившись до конца, начавшись, но не завершившись, завыв на той же самой ноте, с которой начал. Вой был омерзителен. Он резал уши, не прекращаясь ни на одно мгновение, не меняя тональности, ни силы.
        Потом вдруг резко оборвался…
        Мгновение - абсолютная тишина - и время пошло…Сначала едва заметно, потом всё быстрее и быстрее, увеличиваясь в скорости гораздо быстрее, чем замедлялось…Нога подскользнулась, и бабушка стала заваливаться на спину. Авоська вылетела из руки, и, кувыркаясь в воздухе, упала на дорогу. Банка лопнула, и масло  брызнуло во все стороны.
        Рука с толстыми неуклюжими пальцами  вдавилась в осколки - бабушка  всё-таки не удержала равновесия и  упала.      
        Нога в «кирзаче» вдавила педаль тормоза.
        Колёса грузовика наехали на масляное пятно, и его понесло вправо.
        Руки водителя судорожно рванули руль влево.
        Колесо наехало на бабушкину кисть и подмяло под себя всю руку.
        Беззубый рот замер в немом крике. (Серия быстро сменяющихся стоп-кадров: дверь машины «скорой помощи» с красным крестом; спина санитара, вытаскивающего носилки; руки санитара, привязывающие окровавленную безжизненную руку бабушки к носилкам; носилки с бегущими санитарами по больничному коридору; операционная с лежащей бабушкой; руки санитарки с ножницами, вспарывающими пропитавшийся кровью рукав плаща; руки хирурга, натягивающие резиновые перчатки; куча хирургических инструментов, разложенных на столе; они же, только уже испачканные кровью; кучка окровавленных тампонов и бинтов; ампутированная рука в полиэтиленовом пакете; перевязанная культя; больничная палата; выписка из больницы в связи с выздоровлением; тело бабушки  в том же самом плаще с распоротым рукавом, заправленным за пояс; коряво написанная дощечка с просьбой о помощи инвалиду; уцелевшая рука с кучкой мелочи).
        Ноги в армейских ботинках оказались у открытой двери «гранд чероки», и, не останавливаясь, метнулись мимо. С неожиданной резвостью грязная кисть рванула чёрный  портфель - и ноги  понеслись, не сбавляя темпа.
        Бампер грузовика смёл их как пылинку, налетел, вышибив из ботинок, и рванулся дальше.
        Портфель, кувыркаясь, полетел в кусты.
        Один ботинок  улетел на обочину. ( Снова серия стоп-кадров: ноги уже трупа, раскинутые по сторонам; то же, но уже крупнее - одна нога босая; труп, накрытый покрывалом; двери крематория; труп, въезжающий на тележке в пламя; горстка пепла; погребальная урна ).
        Машину закрутило, понесло неуправляемо на  джип, смяло его  в лепёшку, вырвало ему  дверь, но не остановило, а хлопнуло задом по «внедорожнику» и перевернуло, осыпая дорогу песком…Один раз… Второй… Завело на третий оборот, но не хватило силы, и вернуло обратно… Всё смолкло…
        То, что осталось от джипа представляло из себя груду изувеченного металла, из-под которого текла густая  тёмная лужица, то ли крови, то ли машинного масла.


                * * *

                ЗВЕНО № 1…

        Ноги в грязных чёрных когда-то ботинках искали бутылки. Несколько штук из утреннего улова уже лежали в самодельной авоське, сшитой из мешковины. Судя по всему, взгляд их хозяина блуждал по окрестностям, выискивая граждан, пьющих прямо из горла, потому что ноги топтались на месте, очевидно не получив ещё чётких указаний на счёт конечной траектории. Пнули пустую баночку из под литрового йогурта. Хозяин ботинок хрипло откашлялся и смачно плюнул.
        Плевок точно попал на пустую измятую сигаретную пачку, рядом с которой  притулился  золотой перстень, выпавший из портфеля. Он  лежал неподалёку, раскрывшись при падении. Всё его содержимое валялось в радиусе нескольких метров.
-  Ёп…п…перный  театр!...
        Рука, принадлежащая  искателю бутылок, подняла перстень и неуклюже повертела его, рассматривая на свету. Потом  сжала кулак и спрятала его внутри.
- Стоять! Ничего не трогать!
        Появились чёрные сапоги  ДПС-ника.
- Кому сказано: ничего не трогать! Территория оцеплена!
        Рука быстро запихала перстень в рот.
- А - ну, покажи, что взял!...
        Полосатый жезл ощутимо приложился по сгорбленной спине алкоголика.
- Начальник, обижаешь!...Я просто рядом проходил…
        Голос зашёлся хриплым кашлем.
- Не нужны мне чужие портфели - (он сделал ударение на первом слоге)- я честный человек! Я слесарь 5-го разряда! Меня на заводе уважают!...Я…
        Голос опять зашелся кашлем, но уже более продолжительным, и всё никак не мог остановиться.
- Пшёл вон!...
        Жезл снова прошёлся по спине, алкоголик развернулся и, громыхая бутылками побежал.
        Ноги в милицейских сапогах постояли немного, потом тоже развернулись и пошли обратно.
       

                * * *
               
                ЗВЕНО № 1…ЦЕПЬ…

        Сначала он бежал, неловко вскидывая коленями, и громыхая тарой. Потом его дыхание сбилось окончательно, он перешёл на неровный шаг, крепко сжимая  авоську.
        Потом и это стало для него тяжело, и он уже плелся, еле дыша, хрипя и задыхаясь от кашля. Споткнулся. Упал. Уронил бутылки. Попытался собрать, но не хватило сил.
        Завалился на бок, хрип усилился - дышать он уже не мог.
        Грязная замызганная ладошка вцепилась в горло. Захватила тоненькую цепочку с медным крестиком, и потянула. Впившись в кожу, она выдержала всего мгновение. Рука с обрывком цепочки дёрнулась и отвалилась, скрючившись, как обгорелая бумажка.
         И весь мир разорвался на миллиарды ничего не значащих звеньев…