Путевка на Запад

Дорога до больницы всегда вызывала у нее одни и те же ощущения. Каждый раз это было чувство нереальности происходящего и окружающего. И в этот раз она шла по тротуару, сосредоточенно всматриваясь в жмущиеся к мокрому асфальту желтые листья так, будто хотела убедиться, что они настоящие. Резиновая подошва на кедах пружинисто ложилась на опавшую листву и хлюпала, попадая в лужи.

Она остановилась возле входа на территорию, переложила в другую руку тяжелый полиэтиленовый пакет, и зашагала вдоль обшарпанных госпитальных корпусов. Навстречу то и дело попадались хрупкие матросики в больничных пижамах. Все как один были похожи друг на друга, передвигались попарно, не издавая звуков. Здесь вообще было мало звуков, только вдалеке скрип металлических бидонов, в которых разносят по корпусам ужин, и то - не звонкий, а какой-то уставший. Пройдя через всю территорию госпиталя, она подошла к последнему корпусу, стоящему чуть в стороне и, шагнув через ступеньку крыльца, вошла внутрь.

- Сейчас я его позову, - улыбнулась сестра.
- Да, пожалуйста…- улыбнулась она.

Сидя  в комнате для встреч она рассеяно теребила ремень на плаще, и думала о сигаретах. Больше всего на свете ей хотелось курить. Мысли прервались скрипом двери. Это был он, в своей голубой джинсовке, надетой поверх белой футболки. Он был похож на постаревшего и располневшего голливудского актера, чье время давно прошло и оставило только воспоминания, и те не самые лучшие. Тем не менее, он выглядел довольным…

- Ух ты, кто пришел!
- Привет, папа.
- Ну, ты молодец. Знаешь, а я только, что про тебя вспоминал…
- Я рада, что ты меня вспоминаешь… Есть хочешь? Я принесла тебе бутербродов и минералки.

Он вытащил из пакета бутерброд и начал его с аппетитом жевать, на секунду задумался, как будто вспоминая что-то, вздохнул, и начал рассказывать.

- Тут такие дела… не поверишь.

Она сидела, подперев рукой подбородок  и смотрела на него, делая вид, что слушает.  Он  говорил и говорил, ей казалось, что его голос звучит уже целую вечность, и будет звучать еще столько же. Изредка он задавал какие-то вопросы. Это становилось понятно, когда в воздухе повисала тишина. Тогда она спохватывалась и что-то отвечала. Он снова продолжал…

- Так ты когда из города приехала? Сегодня?
- Да, - выдохнула она торопливо, словно хотела, чтоб никто не заметил, что она это сказала. - Слушай, пап… Тебе же скоро на Запад лететь… Путевки уже лежат...
- Все нормально. Я думаю, на этой неделе уже выпишусь. Там, кстати, на путевках, какая дата проставлена?
- Не помню… Надо посмотреть.
- Они же, видишь, как делают… У них новый год начинается не с января, а с ноября. Почему, хрен знает. Я просто помню, Володька в прошлом году брал путевку на пятое ноября, так ему ее датировали не девяносто четвертым годом, а уже девяносто пятым, то есть нынешним. У них, дескать, так заведено.

«Уже девяносто пятый…» - промелькнуло у нее в голове.

- Может, ошиблись…

Он ухмыльнулся.

- Они не ошибаются.

Она вздохнула и посмотрела на часы:

- Ладно, пап, мне пора.

Он на секунду замолчал, в глазах шевельнулось что-то и погасло.

- Ну, давай… Ты пешком? Ну да, конечно пешком, как же еще… Ты это… часто слишком не ходи, ближний свет сюда шарахаться… Ты там сейчас дома одна. Смотри, дверь никому не открывай, особенно вечером. А я постараюсь завтра отпроситься домой часа на три.

- Хорошо. 

Выйдя на улицу, она достала сигарету и закурила. В горле стоял ком. Бросив под ноги недокуренный бычок, она, не торопясь, побрела к выходу. Выйдя за пределы госпиталя, окруженного высокой стеной, остановилась  и, глубоко вздохнув, посмотрела на  бледное небо. Мимо нее, обдавая теплом и выхлопными газами, проносились люди в своих легковушках, автобусах, джипах и трамваях. Она встряхнула головой, и, засунув руки в карманы плаща, зашагала на остановку, пиная по пути желтые листья. На улице стояла осень, сентябрь две тысячи третьего года.


Рецензии
я сейчас буду выпендрвиаться, так что если что - не читай дальше -

я не знаю, как бы воспринял я сей рассказ, не будь я с тобою знаком. так вот, мож именно потмоу, что просто я тебя знаю неск-ко лучше других, рецензирующих тебя, людей, Я ВСПОМИНАЮ так называемый принцип айсберга, которым очень умело пользовался Эрнест Хемингуэй - т.е. мы видим картинку, мы слышим звук, но автор не расставляет нам по полочкам, что чувствует герой, что думает - но мы видим сие из контекста. Т.е. то, что в рассказе - текст - это 40%, а остальные 60% - они как бы "за кадром", мы их додумываем сами.

Вот )
Нет, я не говорю, что ты, блин, Эрнест Х., но я так твои рассказики воспринимаю )

Иван Ахмадиев   04.02.2007 07:30     Заявить о нарушении
Весьма лестное сравнение, спасибо) Я только одного не могу понять: откуда ты знаешь меня несколько лучше других?

Танка   27.02.2007 11:51   Заявить о нарушении
ну не надо меня - так, Тань, это глупо,
я даже подумал, что ошибся)
с Днем тебя

Иван Ахмадиев   06.03.2007 12:28   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.