Авраамий Щанкин

Авраамий Щанкин

     Авраамий Щанкин с детства был худосочным, жадным и невзрачным человечком. Отец его, будучи инспектором среднего образования, пропихнул его в пищевой институт в 1971 году. Став заведующим районной столовой (с ужасным названием «фабрика-кухня») в Филях, он так бы и тянул свою лямку мелкого (по сегодняшним масштабам) воришки, если бы не революция 1991 года. Отказать Авраамию в предпринимательском таланте было нельзя – он, как Святой Иво Кермартенский в 1347 году, но при советской власти, мог чудесным образом накормить одним хлебом, подкладываемом в котлеты, несколько сот человек за смену. Для занятия руководящей должности Авраамий вовремя вступил в члены КПСС и подкармливал районное «руководство» (оно искренне считало себя руководством) в специальном зале, потчуя его отборной (насколько это было возможно) едой, с плохо скрываемой гримасой, вызываемой чувством  жадности, на изъязвленном ветряной оспой лице. Подсчитываемый им подобный ежедневный убыток составлял где-то около 40 рублей, что скрашивалось волнующей мыслью о возможном наличии хоть каких-то заступников на случай беды.
     У мебельной фабрики в подмосковном Хлюпине недавно случился скандал. Щанкин подал фабрике претензию на некачественно выполненную книжную стенку для его новой квартиры. Щанкин грозился судом. Когда Щанкин впервые явился на фабрику, то его почти никто не заметил. Так неказист он был по сравнению с другими клиентами большого роста, размещавшими заказы на мебельные гарнитуры    для своих коттеджей. Он  сидели, развалившись в креслах отдела заказов, покручивая связками ключей от своих автомобилей и непрерывно разговаривая по мобильным телефонам. Авраамий не любил телефонов издавна (вздрагивал, когда звонили), не любил и водить машину (ненавидел подорожных милиционеров, которые вот-вот и остановят водителя из-за пустяка, а так, кто их знает?) - во дворе фабрики его ждал шофёр в старомодной английской машине. Авраамий просто молча оценивал ситуацию. Он, наконец, дождался своей очереди, и разместил заказ на книжную стенку длиной 15 метров и высотой 5 метров из особо прочного и наиболее красивого дерева, которое использовалось в основном итальянскими мебельщиками. Заказ потянул на 250 тысяч долларов. На фабрике удивились невзрачности и относительной воспитанности клиента, однако с удовольствием приняли заказ. При монтаже стенки в новой квартире был выявлен брак.
     На помощь мебельной фабрике был срочно вызван наиболее квалифицированный в районе адвокат Самсон Силыч Тараторкин, который, будучи хорошим психологом, вызвал Щанкина на откровенный разговор. Оказалось, что Щанкин владеет в Москве двумя магазинами, торгующими иностранными часами по цене от 300 до 500 тысяч долларов за штуку. Самсон Силыч узнал, что спрос на часы хороший. Клиенты Щанкина, соревнуясь друг перед другом в цене приобретаемого товара, покупали по две-три штуки, видимо запасаясь преподношениями для «руководства» высокого ранга. Самсон Силыч сразу скумекал, что ныне это «руководство» уже настолько богато, что деньги ему больше не нужны, и оно, как всякие стабильно богатые люди, уже принимает мелкие, но престижные преподношения в виде разных подобных безделушек. Самсон Силыч попытался хоть приблизительно определить этот порог насыщения, и не смог. Гонорар в сумме 10 тысяч долларов, который ему обещала фабрика, был для него очень неплохой суммой.
     В конце концов, претензия Щанкина была удовлетворена с небольшими (около 50 тысяч долларов) потерями для фабрики без всякого суда. Обороты фабрики несколько превышали Щанкинские.  Поскольку у Щанкина в Москве было восемь квартир общей площадью 2000 квадратных метров, то фабрика сделала всё от неё зависящее, чтобы сделать его своим постоянным клиентом. Однако вмешалась жена Щанкина Василиса Патрикеевна из рязанской Солотчи, где она до 20 лет тужилась в хорошо проветриваемой дворовой уборной, пока не вышла на московскую панель, а потом и замуж за Авраамия. По её хотению одну из квартир (на Остоженке) сделал полностью итальянский мастер (архитектор Расстрелян), одного только постельного белья Василисой Патрикеевной было куплено на 40 тысяч долларов. Супруги  медленно, но верно, достигали  своего порога насыщения благодаря талантам и жадности Авраамия. Авраамий платит почти все налоги и спит теперь почти спокойно. Правда, жалко уплаченных налогов, до слёз жалко. К несчастью, ему каждый месяц является всё один и тот же сон – к нему в магазин приходит нехороший следователь ОБХСС и наглым образом требует подать ему список покупателей часов с тем, чтобы потом узнать об их дальнейшей судьбе. Авраамий мучается угрызениями рудиментарной совести, убегает в заднюю комнату и, дрожа, возвращается со списком в потных от волнения руках. Следователь протягивает необычно длинную руку с растопыренными пальцами и тянется за списком, который Авраамий прячет за спиной. Сон прерывается его стонами, и Авраамий, придя в себя, радуется, что следователь этот является ему из советского прошлого, которого больше нет, и не будет. Щанкин убеждён, что один эксперимент над страной закончился (как говорили его дети, учившиеся в Лондоне: «ушла эпоха социализма с нечеловеческим лицом»), а теперь проводится другой (пришла «эпоха капитализма с нечеловеческим лицом»), до окончания которого он точно не доживёт по естественным причинам.

Copyrightг 2003 foma zamorski