Павлин и рыба

 
 Сегодня ко мне постучался павлин.
Изумрудно-синий павлин здесь, среди вони гниющей рыбы, потрескавшегося асфальтного плаца, забытых машин с холодными потрохами, серых пустынных цехов – то ли сон, то ли мираж.
Откуда он взялся в этой промышленной клоаке южного Тель-Авива среди ее ночных обитателей: высохших наркоманов и безобразных проституток в вечных черных миниюбках ( кажется, они в них родились и умрут, не поменяв и уж тем более не постирав ).
 Изредка неслышной тенью мелькнет драная кошка, неотличимая от своих ночных подруг, иногда подмигнет синим глазом полицейский патруль или прогундосит призывным сигналом нетерпеливый клиент. Вдруг сотрясет округу тяжелый грузовик на разбитой пыльной дороге. И снова тишина.
Ровное дыхание ветра и ночных сторожей не нарушит мнимый покой. А слезы звезд и фонарей не смоют грязь богатого и веселого города.
Грустный застенчивый павлин, ты мне снишься, посланец другого мира? Твое место во дворце. Злой визирь выгнал тебя? Павлин выгнул грациозную шею – изящную женскую ножку в плотном синем чулке с блестками – и снова нерешительно стукнул клювом как согнутым пальцем в решетку ворот.
 А может ты заколдованая принцесса из моих тысяча и одной ночи, которые я продал за кусок черствой лепешки злому и жадному джину? Беги отсюда! Спасайся!
Это мертвое место. Печальное как покинутый командой корабль, опасное как чернобыльская зона, безнадежное как огромная тюрьма Абу-Кабир напротив.
 Я местный сталкер и я же узник за этими трехметровыми бетонными стенами. Я отравлен зловонными миазмами здешнего воздуха, невидимые лучи сушат мой мозг.
 Но ты павлин! Ты красив и свободен. Уходи. Я не спал уже сутки и еще половина впереди. Ты мерещишься мне. Добровольно войти сюда? Ты сошел с ума, павлин. А может быть я. Я разговариваю сам с собой. Я уже давно торгую своими снами. И ты мой последний великолепный цветной сон.
- Спасите! – завизжала, как резанная, ночная бабочка, больше похожая на толстого несуразного жучка, и бросилась к моим запертым воротам – Убивают!
Я проснулся. Какой , к черту, павлин? Я умудрился открыть ей и закрыть ворота перед носом какого-то обкуренного придурка с ножом. Он с разбега врезался в прутья, на секунду задумался:” Что ж это я? ”. Посмотрел сквозь меня, сплюнул, пробормотал на иврите:” Eб твою мать ” и крикнул гортанно с арабской визгливой бабьей нотой:
- Сука, я тебя все равно порежу ,– и удалился в ночь…
Проститутка сидела и дрожала под столом в моей сторожке, из плеча у нее сочилась кровь.Во дворе плавно, как народный артист Эссымбаев, прогуливался павлин, временами замирая как мать над больным ребенком. Что удивительно: проститутка влетела на территорию рыбного склада пулей, а павлин грациозно вошел, опередив убийцу, прежде чем я задвинул ворота. Я видел это все каким-то боковым зрением и даже не успел поразиться реальному существованию царственной птицы.
- Он ушел? – спросила восточная соседка из-под стола, не переставая клацать зубами.
 - Да. Давай вылезай, - я протянул ей рулон туалетной бумаги – больше ничего под рукой не было:
- Приложи к ране. Вызвать скорую?
- Большое спасибо, сладкий. Не надо, - она неуклюже выползла на карачках из-под столешницы, - Ерунда, царапина, мне еще работать сегодня надо, - она промокнула порез туалетной бумагой и выбросила ее наружу. Павлин подошел к ней и застыл.
- Слышишь, - я покосился на павлина и кровавый комок, - Подними, пожалуйста и выброси вон
в тот мусорный бак.
Проститутка подняла с земли свою кровь и заковыляла в своей узкой юбке к зеленому контейнеру похожему на присевшую жабу. Она открыла крышку и оттуда вылился тяжелый трупный смрад гниющих рыбьих внутренностей – на беглый взгляд они ничем не отличаются от человечьих. Вернувшись в сторожку, проститутка улыбнулась мне как родному:
- Как тебя зовут?
Познакомились. Ее звали Эти.
- Сладкий мой, я хочу тебя отблагодарить, - она растянула толстые губы: - Ты настоящий
мужчина, - выдала она мне профессиональный комплимент:
- Смелый.
- Я испугался не меньше тебя, а благодарности не надо, - я включил радио.
- Милый, ты не понял. Давай ты меня в попу трахнешь, - эта услуга у нее была самая дорогая (она предоставляла ее клиентам через стенку от меня или , точнее, у наружней стены сторожки).
- Всего в полцены, - осчастливила меня Эти популярной скидкой.
- Спасибо. Что-то не хочется.
- С презервативом. Видишь какая попка, - Эти хлопнула себя по толстым окорокам.
- Нет, спасибо, - я улыбнулся: у нее высокая самооценка и толстые короткие ноги буквой Х.
- А хочешь, по обычному или пососу тебе, - почти умоляла Эти. Она чувствовала себя чем-то мне обязанной.
Я с трудом выпроводил благодарную проститутку на ее рабочее место.

 Павлин удивленно разглядывал выпрыгнувшую из стальной ванной рыбу. Здоровенный карп рванул из тесной и душной тюрьмы на свободу и теперь изгибался, бился в нервной эпилепсии и злобе по негостеприимной земле, выпучив тоскливые желтые глаза и соря чешуей.
 Его губы как бы шептали:”Добей иль отпусти”. Павлин с надеждой уставился на меня.
 Не смотри так, павлин. Я поставлен сюда, чтобы они не сбежали: все эти рыбы в пузырящейся воде. Я надсмотрщик, они в плену, павлин, и они обречены, как и я – у тюремщика нет конца срока заключения. Нет жизни на этой земле – она для таких как ты: красивых, несъедобных и безполезных. Я ничем не могу помочь – утром их всех увезут по магазинам и рынкам, вспорят животы, отрубят головы, потом зажарят, отварят или зафаршируют – кому-то мука, кому-то аппетит. Попади ты или я к ним в воду, в их мокрый мир – съели бы нас. Понимаешь, павлин, это жизнь.
 Рыба кричала беззубым ртом. Под ванной сидела кошка и облизывалась.
- А, бесполезно… - уже вслух вздохнул я и бросил карпа обратно в неволю.
 Я только отдалил его гибель. Так же как и смерть проститутки до следующего маньяка. Павлин грустно покачал головой и медленно ушел. Он взлетел на забор и сел спиной к вонючему двору, в который на рассвете съедутся синие фургончики с простой надписью ”Рыба” и увезут ее еще живую на страшную смерть.



 Я ждал свой автобус. Мимо остановки проскользнула на спичечных кривых ножках под черной юбкой тюльпаном несомая ветром наркоманка – коллега Эти, изможденная как скелет, страшная как смерть, невозможная как жизнь – впрочем кому-то нравится и такая…



…Дома я провалился в черный сон без картинок. Я знал, что завтра я вернусь. Мне некуда бежать, как и рыбам.
Приснись мне, Павлин…