Исцеление искушением

 ***
Белый «мерседес» в сопровождение свадебного эскорта из машин попроще остановился перед чудом современного градостроительства - элитной «высоткой», расположившейся неподалеку от станции «Минская» киевского метрополитена. Счастливые молодожены вышли из машины, озаряя окрестности тем искрящимся светом влюбленности, который заряжает окружающее их пространство особой энергетикой жажды безумных поступков во имя любимого человека. На этот свет и сбежалась толпа родственников и друзей, покинувших уютные авто в надежде зарядиться. Хотя и в их среде, как, впрочем, в любой другой, оказались мудрые пессимисты, ни на что не рассчитывающие, а потому, прихватившие с собой бутылки шампанского и бокалы. Через мгновение пробки покинули свои насиженные места с громким возмущенным залпом, многократно отозвавшимся эхом от соседних домов.
Выстрелы открываемого шампанского, а точнее, залетевшая в окно второго этажа пробка, угодившая на излете прямо в лоб пожилого жильца, разбудили его. Надо заметить, что он даже не удивился, нащупав нечто, прервавшее его сон. Внимательно изучив этот предмет, старик сказал, обращаясь к супруге:
- Изольда, посмотри, наконец-то шампанское опять начали закрывать настоящими корковыми пробками, - его глаза чуть заметно улыбались.
Женщина, хандрившая уже пятый день, устало взглянула на мужа и поучительно произнесла:
- Я всегда говорила, что когда-нибудь это безобразие закончится, - она помолчала, но, не дождавшись ответа, добавила с надеждой, - Ты думаешь, они заменили не только эту ужасную пластмассовую пробку, но и содержимое?
Ответа опять не последовало. И Изольда Иннокентьевна капризно заявила:
- Кстати, я хочу шампанского, думаю «Вдова Клико» как рукой сняла бы мое проклятое недомогание. Ты так не думаешь, дорогой мой?
Ответ прозвучал как-то неожиданно быстро:
- Я бы и от «Абрау Дюрсо» не отказался, да что там, - Иван Кармович в сердцах махнул рукой, - даже от «Новосветского».
Изольде Иннокентьевне явно стало лучше, она даже присела на кровати:
- Помнишь, как мы гуляли на Волге с цыганами…, - ее глаза мечтательно закатились. Она вдруг стремительно похорошела (я бы сказал, даже помолодела).
- Да, - с чем-то своим согласился Иван Кармович, - Разучился народ гулять, даже цыгане теперь не те, - подумав, решительно добавил, вновь махнув рукой, - Не те!
Мужчина встал и направил свою длинную худую фигуру к окну, уперся жилистыми руками в подоконник и взглянул вниз.
Свадьба допивала шампанское из бокалов. Иван Кармович взял лежащий на тумбочке возле окна предмет первой старческой необходимости – старый с облезшей краской полевой бинокль 8-микратного увеличения, навел резкость, и через мгновение аж подпрыгнул от удивления:
- Изольда, ты не поверишь … «Вдова Клико», да-да, они пьют «Вдову Клико»!
Супруга, явно выздоравливая и хорошея на ходу, в миг оказалась у окна, бинокль сам «прыгнул» в ее хваткие руки. Через мгновение она мечтательно произнесла, растягивая гласные:
- Вдова Клико!
А через секунду добавила:
- Предлагаю пари. Сейчас нас угостят шампанским.
 Ответа она не дождалась. Потому что, вдруг отец невесты встретился взглядом с биноклем Изольды Иннокентьевны и замер, через пару минут замерла, глядя на окно квартиры пожилой четы, вся свадьба, за исключением молодых. Они были действительно увлечены друг другом, для них отсутствовали не только рассматривающие их в бинокль пожилые супруги, но и весь дом, вся эта толпа родственников и друзей.
Кто-то радостным голосом выкрикнул:
- Шампанского соседям!
Гости дружно и требовательно согласились:
- Шампанского! – не уточняя кому именно.
Изольда Иннокентьевна победоносно заявила, обращаясь к супругу:
- Я выиграла пари, ты должен мне …, - она не успела закончить.
- Которое я не заключал с тобой, дорогая, - закончил Иван Кармович.
В голосе Изольды Иннокентьевны послышался металл:
- Я выиграла пари, я видела по глазам, что ты был не согласен с моим предположением.
Супруг улыбнулся и мудро кивнул головой:
- Выиграла.
Изольда Иннокентьевна зарумянилась от удовольствия:
- Я выиграла сигарету «Marlboro» и чашечку крепкого колумбийского кофе.
Иван Кармович не успел согласиться или отказаться, прозвенел звонок.
- Открой, дорогой, это мне шампанское подают.
Длинная худая фигура отправилась к дверям. На пороге стояли делегированные свадьбой представители с двумя бутылками «Вдовы Клико»:
- Здравствуйте. Это вам, уважаемые соседи, от молодоженов. Вы должны выпить за их счастье.
Супруги поздоровались, и Изольда Иннокентьевна отправилась за фужерами, но была остановлена визитерами по той причине, что они пришли со своими бокалами. Снова пробка угодила в Ивана Кармовича, что раззадорило и без того веселых гостей. Уже пена стекала на пол, когда будущий тесть, предложил настойчиво:
- За молодых пьем до дна. Бокалы разбиваем на счастье!
Все выпили и азартно грохнули хрусталем об пол. Творения богемских стеклодувов пронзительно зазвенели, но не разбились. Будущий, хотя нет, первый день пребывающий в роли тесть покраснел, обвел всех нехорошим взглядом, схватил по бокалу в каждую руку и, что есть силы, ударил их друг об друга – изящный хрусталь, пронзительно зазвенев, остался цел. Остальные визитеры, будучи в хорошем расположении духа, попрощались и ушли. А тесть сначала на лестнице, а затем на улице тщетно старался разбить эти странные два бокала.
После ухода гостей Иван Кармович укоризненно взглянул на жену:
- Зря ты так, Изольда.
- При чем тут я, - возмутилась было супруга, потом задумалась, подошла к окну, взяла бинокль, навела его на молодых, изучала их долго, пока не встретилась взглядом с женихом. Она тут же положила бинокль и сказала устало, направляясь к кровати, - Ты прав - это я. Только, ты-то знаешь, что я этого не хотела. Все дело в молодожене. Не видать невесте с ним счастья, вот и не бьются бокалы.
Она обессилено упала на кровать. Румянец уже пропал. Она снова почувствовала себя больной.
Изольда Иннокентьевна попросила супруга:
- Иван, посмотри на него.
Иван Кармович кивнул и взглянул на молодожена через 8-микратные линзы:
- Он хорошо сложен, недурен собой.
- Да?! Ну-ка посмотри внимательно.
Супруг на этот раз без бинокля долгим дальнозорким взглядом рассматривал жениха, дважды встречался с ним взглядом. Когда свадьба вошла в дом на презентацию свадебного подарка от родителей жениха - квартиры для молодых, сказал:
- Знаешь, все не так плохо, мне кажется, что у него есть шанс.
Изольда улыбнулась и опять похорошела:
- Правда?
Иван Кармович очень убедительно кивнул.
В эту самую минуту тесть, уже находясь в презентуемой квартире, наконец-то вдребезги разбил оба бокала, изрезав ладони, и заорал от радости, распугав гостей, восхищенных простором и роскошью подаренного заботливыми свекрами родового гнездышка:
- И все-таки на счастье! - лицо при этом у него было злодейское.
Гости подхватили, тут же разливая шампанское:
- На счастье! На счастье!
И в это мгновение все наполненные божественным напитком сосуды со звоном рассыпались на искристые хрустальные осколки.
Жених улыбнулся и четко, утвердительно и безапелляционно сказал:
- На счастье!
После секундной паузы голоса гостей заорали неистово:
- Горько! Горько!

А в квартире этажом ниже Изольда Иннокентьевна, разжевав таблетку аспирина, сказала жалобно и протяжно:
- Горь-ко.

***
Элитная высотка заселилась быстро. Никаких случайных жильцов – сплошь бизнесмены, банкиры, преуспевающая богема, в крайнем случае, отпрыски вышеназванной публики. Как попали в этот дом Изольда Иннокентьевна и Иван Кармович, так и осталось загадкой. Впрочем, на них никто не обращал внимания, понятно – все люди занятые. Единственное, что немного удивляло соседей в единственной на весь дом пожилой паре – так это удивительная, старомодная, я бы даже сказал, изысканная вежливость. Создавалось ощущение, что они всегда, ну, по крайней мере, с детства жили именно в этом доме. Согласитесь, несколько странно для новоселов.
А наши молодые супруги, один из которых вызвал такую тревогу в сердце Изольды Иннокентьевны, загорелые вернулись в новую квартиру из свадебного путешествия по южной Италии. Преуспевающие родители лишили их радости совместных походов по мебельным магазинам, портьерным салонам и прочих созидательных забот – жилье было не только просторным, всюду была видна рука хорошего дизайнера.
Максим – 24-хлетний брюнет среднего роста – успешно продвигался по служебной лестнице в одной из самых крупных отечественных страховых компаний. Причем, благодаря исключительно собственному профессионализму и трудолюбию (наличие влиятельного в финансовых кругах отца руководством, конечно же, учитывалось, но не было решающим). Марина – 23-хлетняя приятная шатенка, дочь провинциального преуспевающего бизнесмена – после окончания факультета журналистики и до встречи с Максимом успела стать телезвездочкой на николаевском телевидении и в связи с замужеством и переездом временно не работала. Столичный телеэфир уже манил ее своими огнями.
Молодые люди познакомились полгода назад. Максим сразу увлекся Мариной. Такого неземного, совершенного создания никогда не было в его жизни. Чего стоила походка… В каждом движении была такая чувственная нежность. А голос, казалось зовущий его в те далекие детские дни, когда он засыпал и просыпался с улыбкой на лице. Глаза! Глядя в них, Максим чувствовал себя Адамом, осчастливленным Богом, сотворившим для него персональное чудо. И не важно было ему, что потом случилось с Адамом и Евой. Не важно, и все тут! А еще не было в этом романе рук. Даже когда свершилось. Просто их руки превратились в крылья, что вознесли их слившихся в едином порыве.
Марина полюбила этого чуть взбалмошного, чуть самовлюбленного парня, полюбила до глубины, понятной лишь женщине. Без умиления и восторга, чем, впрочем, немного озадачила Максима. Слишком уж разными они были по темпераменту, по восприятию, по ощущениям. Когда он задыхался от избытка чувств, она ласково прижималась к нему, гладила по голове, но дышала при этом ровно.
Та изысканная стыдливость, так свойственная Марине, что вначале совместной жизни так очаровала Максима, со временем начала раздражать его. Ох уж эта глупая мальчишеская самовлюбленность. Молодой супруг жаждал страсти, его взбудораженные гормоны требовали сексуальных безумств. А юношеский максимализм, помноженный на унаследованное от отца чувство собственника, положил начало выяснению отношений.
Однажды уверенный в своей правоте Максим заявил слишком категорично:
- Мы будем заниматься сексом каждый день!
Супруга улыбнулась, чего-то в этой реплике не хватало. Да, конечно, он непременно должен добавить хриплым голосом: «Я сказал», - и резко опустить вниз руку с вытянутым указательным пальцем. Ну, прямо Глеб Жеглов. Марина, мягко улыбаясь, поднялась и подошла к любимому, чтобы обнять его и шепнуть в самое ухо: «Конечно, дорогой, только прошу тебя, будь нежным со мной, не спеши», - но не успела, потому что на половине пути была остановлена уверенной твердой ладонью супруга.
- И не надо стараться заткнуть мне рот поцелуями. Ты поняла меня – каждый день!
Марина беспомощно заморгала глазами, ее порыв нежности был разрушен грубо и глупо. В голове пронеслось: «Он такой еще глупый, хоть и взрослый, а глупый», она чуть заметно улыбнулась своим мыслям.
Максим аж взвизгнул:
- Она еще и смеется! Ну, ни фига себе! Ты так уверенна в том, что такие вопросы решать только тебе?! Так вот, знай, в этом доме всё решать буду я! Я! Он толкнул супругу в плечо:
- Ты поняла?
На глаза Марины навернулась слеза, она так и не произнесла ни слова, подумав, что все сказанное приведет к ссоре, а если она сейчас промолчит, то Максим может быть успокоится.
А супруг воспринял молчание, чуть ли ни как личное оскорбление:
- Ты можешь мне хоть что-нибудь сказать. А!?
Марина опустила голову. Максим резким движением, твердо взяв ее за подбородок, притянул ее лицо к своему. Марина плакала с закрытыми глазами совершенно беззвучно.
Вдруг Максиму стало стыдно, он обнял свою жену:
- Прости меня, дурака. Сам не знаю, чего это я? Я так тебя люблю. Я не могу без тебя.
Он начал целовать свою жену, сначала очень нежно, потом все смелее, все более страстно. И вдруг Марина впервые со времени знакомства ощутила, что у Максима нет крыльев, вместо них у него выросли руки, самые обыкновенные потные руки. Эти самые руки помогли ему получить то, чего так хотелось. Самое ужасное, что он так и не увидел слез, слез унижения. Впрочем, Марина так и не сказала ни слова. А Максим после всего был очень нежен с ней, он долго еще ласкал ее тело, но руки его так и остались всего лишь руками.

Как раз в это самое время соседка Изольда Иннокентьевна попыталась вздохнуть и не смогла, она схватилась рукой за горло, хотела позвать Ивана Кармовича… Через мгновение дыхание восстановилось. Страх остался.

***
Утром Марина приготовила супругу завтрак. Максим чувствовал себя виноватым и все время старался обнять и приласкать жену, вдруг ставшую молчаливой и грустной. Да и на работе ему было неспокойно. Он весь день звонил домой, все звонки остались без ответа, да и мобилку Марина, судя по всему, отключила. Вернувшись после работы, Максим супруги дома не застал, но обнаружил записку.
«Не обижайся, я соскучилась по родителям и сестренке, позвонила домой, оказывается, бабушка заболела. Ты обидел меня вчера, хотя и извинился. Я уезжаю сегодня домой, когда ты поймешь всю свою глупость и ощутишь, что не можешь без меня, приезжай, я буду ждать.
Целую, твоя Марина.»
Максим стоял весь бледный от потрясения. Его только что предали, во всяком случае, он был в этом уверен. Дрожащие руки сжимали клочок бумаги с невероятной силой. Он громко и грязно выругался. Развернулся, выбежал из дома, забрал со стоянки машину и поехал на вокзал. Хотя нет, не поехал – полетел. На первом же перекрестке «догнал» затормозивший перед ним автомобиль. Вызов ГАИ разборки и ругань пострадавшей стороны, определение ущерба…. Короче, на вокзал он не успел.
Состояние покинутого супруга было таковым, что у него еле хватило выдержки добраться до стоянки, а потом и домой. А вот там он уже дал волю своему раздражению. Были разбиты об стену два стула, телефон и кое-что из посуды. Такого Максим никогда раньше не замечал за собой. В ход пошла бутылка водки, которую также раньше Макс не употреблял. Странно, что он не задумался, откуда она вообще взялась в его холодильнике, а надо было бы. Просто подумалось: «Эх, водки что ли выпить?» - подошел к холодильнику, заранее зная, что водки нет, открыл дверцу…. А там – ОНА - запотевшая такая, красивая, как в рекламе.
Если до сегодняшнего дня горячительные напитки с содержанием алкоголя, превышающим 16 оборотов, Макс пил в исключительных случаях в микроскопических дозах и с чувством отвращения, то сейчас восставшая из глубин подсознания национальная русская жажда была утолена половиной бутылки, без закуски. Гормоны, чуть ранее контролируемые сознанием, освободились, выстроились в стройные колонны, оседлали красные кровяные тельца и, выхватив шашки наголо, понеслись по организму.

Задумчиво стоявшая у окна Изольда Иннокентьевна в эту минуту ощутила жжение в области макушки, у нее закружилась голова. Иван Кармович успел ее подхватить и положить на кровать. Супруга потеряла сознание, но ее закрытые веками зрачки двигались, придавая лицу какое-то потустороннее выражение. Иван Кармович всмотрелся в эти круговые движения и произнес:
- Началось. Желания исполнятся, - он поднял глаза к потолку, - только бы у тебя хватило сил остановиться.

У Максима зазвонила мобилка. Он вспомнил о ней только сейчас, взглянул на номер абонента, это была Марина. Ярость кровью хлынула в глаза, обжигая их. Он со всей силы швырнул коробочку, издающую звуки мелодии марша Мендельсона, в стену, та звонко разлетелась на несколько острых кусочков. Один из них больно рассек вандалу бровь.
Максим вышел из дома. Внешне он очень напоминал кота Леопольда, принявшего «озверин». Он шел по людному, ярко иллюминированному проспекту прямо к площади Сантьяго де Чили. В голове пульсировала единственная мысль:
- Хочу в ночной клуб, там женщины.
На площади вот уже несколько лет стояла всегда казавшаяся Максу несколько странной скульптурная композиция не то из животных, не то из птиц, не то из тех и других одновременно. Часто проезжая мимо, он так почему-то и не рассмотрел это украшение площади. А в этот раз решил, неизвестно зачем, уж непременно досконально изучить. По мере приближения к памятнику, Макс заметил, что скульптурная композиция, вознесенная стелой метров на двадцать, медленно опускается. Он уже отчетливо видел коронованного орла, который вдруг взмахнул крыльями и через мгновение оказался на рогах, украшавших голову оленя. Фигурки ожили. Макс осмотрелся вокруг, и холод пробежал у него по спине – вокруг на всей площади не было никого, ни единого человека, то есть ВООБЩЕ НИ-КО-ГО!
А тем временем орел наклонил свою коронованную голову ближе к уху оленя и сказал громко, косясь на Максима правым глазом:
- Любитель удовольствий пожаловал. Посмотри на него, о, мудрейший!
Олень медленно повернул голову вправо. (К этому моменту стела вся погрузилась в подземную шахту так, что скульптурная композиция находилась непосредственно на уровне земли.) Макс увидел огромные, влажные, полные страдания глаза.
- О мудрейший, - орел опять наклонился к уху оленя, - скажи этому искателю приключений, что плата за удовольствия бывает несравнимо велика.
Олень кивнул, слезы блеснули у него в глазах. Онемевший Макс стоял, раскрыв рот.
- Взять, к примеру, вот эти рога, - коронованный орел измерил их уважительным взглядом, ухмыльнулся и добавил, - но ведь это потом, сначала – удо-воль-стви-е! Через мгновение добавил, обращаясь к кому-то невидимому: «Ах, Изольда, любишь ты всякие чудеса, ну неужели нельзя было предупредить его самой лично (а может и испугать?), зачем беспокоить старого орла, обретшего покой лишь в металле?»
Птица заклекотала, клекот медленно перешел в подобие человеческого хохота. На расправленных крыльях, неоном вспыхнула надпись:
«Клуб настоящих удовольствий для настоящих мужчин»,
а ниже шрифтом помельче:
«Работаем круглосуточно».
Орел взлетел, кивком коронованной головы приглашая Макса следовать за собой. Он неуверенно зашагал следом. Чем дальше от площади, тем шаг становился уверенней. Вот пройден квартал. Что это? Неужели! Вот это да! Макс увидел, как орел опустился на вывеску «Клуб настоящих удовольствий для настоящих мужчин. Работаем круглосуточно» и снова стал скульптурой:
- Вот тебе и клуб, вот тебе и женщины.
Минутное раздумье, и вот массивная резного дуба дверь сама распахнулась, приглашая. Макс шагнул внутрь. Роскошь готической залы, торжественное звучание органа освобождали душу из плена плоти и вызывали какие-то смутные сомнения. Как-то неожиданно музыка смолкла, яркий свет, озарявший красоту стен, свод потолка и обстановку, погас, чтобы возникнуть вновь, уже интимным полумраком. Чуть хрипловатый, грудной женский голос поприветствовал Макса с эротическим придыханием:
- Рада видеть тебя, мой тысячный потребитель удовольствий.
Откуда-то из стены возникла женщина, облаченная в облако из шелковых полупрозрачных тканей, она была немолода и отдаленно напомнила Максиму кого-то.
- Чувствуешь ли ты себя настоящим мужчиной, достойным настоящих удовольствий?
У Максима пересохло во рту, и вместе с тем струйка холодного пота потекла по позвоночнику, он попытался ответить, но не смог, лишь как-то судорожно кивнул головой.
- Ну, и прекрасно. Ты сделал выбор сам.
Хозяйка сделала хитроумные пассы руками и произнесла торжественно:
- Желания сбываются только при условии присутствия полной уверенности в их исполнимость!
Неожиданно погас свет, и в темноте зазвучала музыка, напугавшая нашего героя, ее темп заставил бы неистово плясать даже десяток бесенят. Но повторюсь, было темно – чертей не рассмотреть.
Когда свет вспыхнул, ослепив Максима, на него жалко было смотреть, меньше всего он походил сейчас на настоящего мужчину. Вызывающий жалость перепуганный насмерть мальчишка, его душа только-только звуками органа возвысившаяся над плотью, ушла в пятки. Свет начал меркнуть, возвращаясь к полумраку, но, так и не создав его. Яркость позволяла видеть мельчайшие подробности обстановки до трещинки между стеной и сводом. Озираясь, Макс вышел на середину залы. Игра со светом не была закончена, на этот раз – иллюминация кратковременно моргнула. Макс успел зажмурить глаза. А когда открыл их, вновь весь сжался от страха. Теперь в комнате он был не один, всюду стояли странно похожие между собой очень испуганные люди и затравленно рассматривали его, их было много, очень много. Они были везде, куда не повернись. Странное дело, их похожие между собой лица и фигуры показались до боли знакомыми Максу. Он сделал шаг, приближаясь к ним. Они все, во всяком случае, бывшие в поле зрения синхронно сделали то же самое. Еще шаг, и все повторилось, еще …, еще…, и Макс столкнулся лицо к лицу со своим двойником, а точнее с зеркалом, еще точнее с одним из зеркал, искусно расставленных в этой готической зале.
Через мгновение перепуганное отображение во всех зеркалах разом погасло как в выключенном телевизоре, потом на секунду вспыхнуло изображение озорной мордочки чертенка, который, задиристо подмигнув Максиму, исчез. Все зеркала перевернулись, яркость света стала оптимальной, зазвучала знаменитая песня Джо Кокера из «91/2 недель». Макс всмотрелся в цветные изображения, расположенные на обратной стороне зеркал. Это были плакаты с изображениями полуобнаженных красоток.
Грудной хрипловатый голос хозяйки, вещая откуда-то сверху изрек:
- Пора перейти к удовольствиям. Ты готов?
Сказать по правде Максиму очень хотелось одного единственного – домой, но изображенная на ближайшем от него плакате мулатка вдруг игриво улыбнулась ему. Пришибленные было гормоны снова начали седлать конницу красных кровяных телец.
Голос Макса приобрел былую уверенность, впервые за последний час:
- Пора. Я бы сказал – давно пора.
Грудной голос сказал:
- За удовольствия надо платить. Ты в состоянии?
- Абсолютно. Главное для меня уверенность в том, что удовольствие действительно будет иметь место.
- О, можешь не сомневаться, гарантия сто процентов. Осмотрись, все эти удовольствия глаз от тебя оторвать не могут. Не улыбайся и не принимай меня за умалишенную. Это не обычные плакаты. Поверь мне, здесь кроется тайна, сюрприз…
Мулатка снова улыбнулась ему с плаката и чуть заметно кивнула. В тот же миг все зеркала, кроме того, к обратной стороне которого был прикреплен плакат с мулаткой, опять развернулись на 180 градусов. На этот раз из каждого зеркала на Макса смотрел уверенный в себе мачо. Он был приятно удивлен своим отображением, фигура стала как-то выше, крепче, в глазах появился огонек наглой самоуверенности.
Голос хозяйки вкрадчиво и мягко назвал цену:
- Триста долларов для такого мужчины не дорого?
Макс только хотел спросить, уж не Рембранда ли кисть осчастливила бумагу сего плаката, но сначала выражение лица мулатки изменилось на огорченное, а потом из всех окружающих зеркал, и самое главное, откуда-то из своих внутренностей Макс услышал многоголосый ответ всей гормональной конницы:
- Нет проблем.
Чуть позже, обменивая деньги на свернутый рулончиком плакат, Макс обратил внимание на то, что и без того немолодая хозяйка клуба за столь короткий срок его пребывания в клубе постарела еще, подурнела и пополнела. Провожая его, она хоть и улыбалась, дышала тяжело. А у выхода стоял какой-то худющий, долговязый старик, который, глядя на Макса, укоризненно поцокал языком и покачал головой, а, увидев, как тяжело передвигается хозяйка, сверкнул глазами на гостя угрожающе даже.

***
Вернувшись в покинутую супругой квартиру, Макс ощутил прилив чудовищной неудовлетворенности. Разбитые телефоны, стулья и посуда, а тут еще этот идиотский плакат в руках. Его развели как лоха. Нет, правильно Маринка уехала. Он швырнул рулон на пол, сгреб ногами куски от разбитых средств связи в кучу, налил себе водки, выпил, глупо ухмыльнувшись.
Уже стоя под душем, он вспомнил, что, в общем-то, всегда мечтал о мулатке, но как-то не сложилось. На стажировке в Англии, если бы не эти чопорные партнеры отца, у него с Милдред, этой сексапильной мулаткой из супермаркета… А-а! Они все испортили! У них в голове нет ничего, кроме репутации - respect, respect! Пропади они пропадом! Вытираясь полотенцем, он вдруг заметил, что его тело действительно изменилось, еще там, в готической зале, был момент, когда он, глядя на свои отражения, почувствовал, как плоть наливается силой. Теперь Макс трогал рукой собственные рельефные мышцы, хотя никогда раньше не увлекался бодибилдингом, и тело имел обыкновенное.
Заинтересованный он, одетый в халат, вернулся в коридор, поднял брошенный плакат, развернул его и кое-как прицепил к двери в спальне. Выпитая недавно водка, да и пережитые события дали о себе знать, Максу захотелось лечь. Уже засыпая, он протянул руку к выключателю, взгляд при этом упал на плакат. В первое мгновение по телу прошла дрожь, мистика продолжалась – прямо с плаката, стыдливо прикрыв руками вздымающуюся грудь, на него смотрела влажными глазами красотка, даже моргала. В голове пронеслось: «Все, блин, допился». Максим погасил свет и закрыл глаза. Избыток пережитых чувств, причудливая игра света уличных фонарей и фар проезжающих машин заставили его открыть глаза. Совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки стояла мулатка. Их глаза встретились…. В то же мгновение многократно обманутые за день гормоны, устроили путч, моментально завладев телом хозяина.

Изольда Иннокентьевна задыхалась, формы ее тела поплыли во все стороны. Иван Кармович делал ей искусственное дыхание при открытом окне.

Страстный порыв соединил тела и закрутил их в немыслимых позах. Сексуальной энергией наполнилась сначала квартира, потом подъезд (вот что значат металлопластиковые окна, двери и кондиционеры – щелей то нет). Энергия все уплотнялась в поисках выхода. Консьерж, сидящий на входе в парадное, ощутил удушье, граничащее с удовольствием, его лицо приняло блаженное выражение готовности принять легкую смерть. И в этот момент гормоны, узурпировавшие было власть, покинули тело, получив взамен теплое и влажное, сладостно пульсирующее пристанище. Энергия, сжавшись до предела, нашла слабину в конструкциях, сначала зашаталась, а затем и звонко рухнула люстра в квартире Изольды Иннокентьевны и Ивана Кармовича. Скопившаяся в воздухе сексуальная мощь со свистом вырвалась через образовавшееся в полу отверстие сначала в обитель соседей, а затем в открытое окно. Изольда Иннокентьевна вдруг вздохнула самостоятельно, ее щеки чуть порозовели. Иван Кармович произнес устало:
- На этот раз обошлось.
Он уверенно поднял с пола упавшую простенькую люстру и отправился к виновнику происшествия. Максима звонок испугал не на шутку. А вдруг это Марина вернулась? А здесь такое. Тут его лба легко коснулась прохладная ладонь. Он повернулся и увидел, как мулатка, прижав палец к губам, удаляется к двери, и там не понятным образом вновь дематериализуется до плакатного изображения. Максим, облегченно вздохнул, набросил халат и отправился открывать дверь.
Посетитель показался ему смутно знакомым, еще через мгновение после наконец-то расслышанных слов (растерялся все-таки наш герой, он ведь рассчитывал увидеть супругу, пребывая в столь пикантной ситуации):
- Что это тут у вас творится, голубчик! Почему у нас люстры падают?! – высохшая рука сунула осветительный прибор прямо в лицо Максиму.
Неверный супруг поднял глаза и встретился взглядом с соседом, ох и недобро смотрел на него этот старик. Аж мурашки по спине пробежали, ситуации опять напомнила ему что-то ранее виденное либо испытанное. Макс взял протянутую люстру, повертел в руках и тупо спросил:
- Ну?
Старик, четко выговаривая слова, произнес:
- Я вас попрошу, молодой человек, соблюдать правила общественного поведения, если у меня в квартире еще что-нибудь отвалится, я в лучшем для вас случае буду вынужден обратиться в милицию, - Иван Кармович вырвал из рук Максима разбитую люстру, развернулся и ушел с гордо поднятой над узкими плечами головой.

***
Сон был кошмарным. Макс видел Страшный суд, на котором знакомые и незнакомые люди свидетельствовали против него, обвиняя его во всех смертных грехах. Особенно усердствовал тесть, державший в руках небьющиеся хрустальные бокалы, а также этот худющий старик с разбитой люстрой в руках. Оба требовали самого сурового наказания. Страшнее всего, что за Макса никто не заступился, а сам он говорить не мог, да и права голоса не имел. Как хорошо, что хоть проснуться успел до вынесения приговора.
В пустой голове звенел колокол, угрожая, войдя в резонанс, разнести ее родимую на мелкие кусочки. Душ облегчения не принес, бритье не удалось. Из зеркала на Макса взглянула опухшая рожа с рассеченной бровью. Ни ощупывание, ни разглядывание не обнаружили вчерашних рельефных мышц. Вдруг острая до боли мысль проткнула мозги: «А где Марина?». Колокол в голове зазвучал раскатисто. Все вокруг задрожало. Пальцы до бела вжались в лоб. Все вчерашнее страшной картиной пролетело перед глазами. Он, в надежде, что это все дурной сон бросился в спальню. На двери висел плакат с красоткой-мулаткой. Дрожащая рука сорвала его со стены, нога уже была занесена, чтобы растоптать. Но посетила мысль: «Причем тут она? Ведь это я - мразь, я вляпался во все это сам, по собственной глупости». Максу стало жарко. В голове снова ударили в большой колокол, и только крепко сжатые руки не дали разнести забубенную головушку вдребезги. Захотелось умереть, или хотя бы получить так и не присужденный во сне приговор, смириться с ним. Раскаяние овладело душой. И душа воспряла. Максу впервые в жизни захотелось в церковь, на исповедь. Он быстро собрался, машину решил не брать.

Изольда Иннокентьевна вдруг улыбнулась. Ее самочувствие явно улучшалось, за утро расплывшиеся было вчера формы, вернулись в прежние размеры. Она даже смогла встать. Иван Кармович грустно посмотрел в ее полные надежды глаза, опустил взгляд и отрицательно покачал головой.

Дорога в храм была легкой. Теперь колокол звонил не в голове, а там, где положено ему. Макс попал на службу, выслушал ее впервые в жизни, внимательно и всю. Удивление близкое к благоговению вызвал в нем религиозный обряд. Успокоение и смирение вошли в него. Когда хор затих, Макс ощутил на плече руку, обернулся и увидел священника:
- По глазам вижу - на покаяние?
Грешный муж кивнул.
- Все мы грешные. Идите за мной.
Тут где-то внутри Макса все воспротивилось принятому решению, какой-то черный росток стремительно пробивался наверх, затеняя душу. Макс остановился, резко развернулся и зашагал к выходу.
Дорогу назад от церкви до стоянки машин возле дома он преодолел стремительно. Уже находясь за рулем, Макс подумал:
- Какой же я идиот. Да разве можно изменить жене с плакатом. Это все сон, - и тут он вспомнил детское выражение, так точно описывающее все произошедшее, и такое удобное, - Точно, это все было ПОНАРОШКУ. Да-да, ПО-НА-РОШ-КУ!
Раскаяние, только-только спасительно расправившее крылья, бессильно скукожилось и приняло жалкий вид, душа обиделась и погрузилась в глубины, отвернувшись.
Макс еще четыре раза посещал клуб удовольствий. Все повторялось с точностью до мелочей, хотя нет, изображения девушек менялись. В его доме подобралась коллекция симпатичных плакатов. Каждое утро волна раскаяния возвышала его до похода в храм, и каждый раз внутренний, черный росток, все увереннее стремительно разрастаясь, заставлял повернуть назад. Макс старался объяснить себе свое состояние и, будучи человеком неглупым всегда приходил к словам «похоть», «гордыня», но вслух их не произносил, успокаивая себя новой «молитвой» - ПО-НА-РОШ-КУ.
А между тем, там, в Николаеве забеспокоилась Марина. Она уже простила своего любимого и несколько раз пыталась дозвониться ему, как, впрочем, пытались коллеги по работе и родители. Откуда им было знать, что все средства связи разбиты вдребезги.
Марина уже купила билет в Киев и отправила телеграмму супругу:
«Приезжаю завтра. Прощаю. Люблю. Целую. Твоя Марина».

Макс, получив телеграмму, обрадовался, впрочем, ненадолго. Ведь именно на сегодня он запланировал для себя оргию – два плаката. Эта мысль, придя ему в голову, взбудоражила натренированный за последнее время гормональный эскадрон. Там внутри все железы уже вели тотальную мобилизацию. Пути назад не было. Душа, вынырнула было из глубин, ужаснулась увиденной подготовке, решила покинуть это бесполезное тело, но была укорена свыше за поспешность. Она ринулась, обгоняя стройные гормональные ряды, к разуму, но черный росток обвил ее упругим пачкающим стеблем.

Иван Кармович с блестящим взглядом безумца смотрел на мучения жены:
- Сегодня, в любом случае, все это закончится. Господи, как мне хочется верить в благополучный исход.

***
Вот уже в пятый раз с наступлением вечера Макс испытывал прилив сил, он чувствовал себя красивым, сильным, непревзойденным.
На этот раз хозяйка клуба, обычно вначале смотревшаяся неплохо и удручающе при расставании, выглядела еще при встрече старой, больной и толстой.
Она как всегда сделала хитроумные пассы руками и произнесла на этот раз несколько раздраженно:
- Желания сбываются только при условии присутствия уверенности в их исполнимость!
Вновь погас свет, и в темноте зазвучала музыка, заставляющая плясать чертят, потом иллюминация вспыхнула вновь, ослепив Максима, он привычно вышел на середину залы. Свет опять чуть моргнул. Макс зажмурил глаза. А когда открыл их, снова отразился красавцем в многочисленных зеркалах. Через мгновение собственное отображение во всех зеркалах разом погасло, как в выключенном телевизоре. Потом на секунду вспыхнуло изображение, в котором вместо ожидаемой озорной мордочки чертенка угрожающе подмигнул Максу сосед с разбитой люстрой в руках. Когда он исчез, все зеркала опять перевернулись, яркость света стала оптимальной, запел Джо Кокер. Макс всмотрелся в цветные изображения, расположенные на обратной стороне зеркал…. И ужаснулся, на всех плакатах была изображена совершенно обнаженная Марина - его жена, улыбающаяся не свойственной ей развратной улыбочкой. Макс беспомощно озирался. Вдруг он заметил, что на одном из зеркал плакат отсутствует. Наш грешник взвыл во весь голос, обращенный к хозяйке:
- Старуха, отвечай! Кто купил?!
Услышанное в ответ было произнесено сладострастно:
- Два прыщавых юнца, знаешь, мой тысячный, из тех, что с мозолями на ладонях, от бесконечной мастурбации.
- Я умоляю тебя, старуха, не продавай больше ни одного. Вот кредитка, деньги. Это все, что есть, - Макс вывернул бумажник.
- Нет, мой яхонтовый, не могу.
Мышцы потеряли свою рельефность, плечи свернулись, колени подогнулись, гормональный эскадрон рассеялся в дезертиры:
- Я умоляю, - голос стал искренним, жалобным, лишенным надежды.
- Ладно, деньги и кредитку брось на пол.
Как только названные предметы коснулись пола, все плакаты занялись ярким пламенем.
В глазах грешного мужа сверкнула надежда. Он опрометью вылетел из клуба и побежал, сам точно не зная куда. Там на площади два прыщавых юнца с рулончиком плаката в руках садились в такси. Макс прыгнул в оставленную поблизости машину. Он выследил их. Еще возле парадного, в которое направлялись пацаны, попытался договориться.
- Ребята, продайте плакат, - сказал Макс угрожающе.
- А сколько дашь?
Макс полез за кошельком, и только сейчас вспомнил, что оставил его хозяйке клуба. Он сверкнул глазами:
- Сейчас как по шее дам. А ну, козлы, давайте плакат сюда!
В ответ Макс получил сильный удар в пах. Он согнулся от боли пополам, ухватился, падая за рулон, и получил еще один удар ногой сначала в живот, а потом другой - в лицо. Сознание отключилось. Дверь закрылась.
Через минут десять Макс пришел в себя, размазывая ладонью кровь по разбитому лицу, он поднялся и уверенно вошел в подъезд. Громыхающая на всю громкость музыка безошибочно привела его к логову малолеток. Макс нажал на звонок.
Дверь открыла похохатывающая обнаженная Марина с бокалом вина в руке. Она удивленно посмотрела на супруга и трезво и четко спросила:
- Тебе чего, дорогой?
В это время оба похотливых прыщавых юнца возникли в дверном проеме, поглаживая Марину в немыслимых для мужа местах. Марина движением рук поощрила намерения подростков, и прямо глядя в глаза супругу, сказала, улыбаясь:
- Так не бывает. Это ПОНАРОШКУ. Понимаешь ПО-НА-РОШ-КУ. Иди домой, я приезжаю только завтра. Сейчас я еду в поезде, сплю. А это все - ПО-НА-РОШ-КУ!
Дверь захлопнулась. Макс, очумевший, шатаясь, вышел из дома. Свою машину он не заметил даже и пошел пешком, куда глаза глядят. Трое бомжей пошли следом. Через квартал Макс был избит, раздет и брошен в лужах слизи возле мусорных контейнеров. Последняя мысль, посетившая его и вырвавшая с корнем черный росток, вцепившийся в душу, была:
- Так мне и надо, - силы оставили тело, душа задержалась, пока.

***
Макс проснулся от нежного прикосновения влажных губ к его обнаженной спине. Он вскочил как ужаленный. Осмотрелся. Никаких мусорных контейнеров, никаких зловонных луж. Чистая постель, а в ней Марина. Макс интуитивно отодвинулся от нее. Она изменившая ему сейчас вызывала отвращение. Эту болезненную мысль пресекла другая:
- А сам?
Марина придвинулась к нему, он испугано отполз.
- Что с тобой, любимый?
Макса посетила счастливая мысль:
- Господи, неужели мне все приснилось?! Значит, не было ничего! - он обвел глазами комнату и увидел, что возле двери лежат упавшие плакаты с красотками. Он понял, что все было. Освобожденная от черного ростка душа нашла и взяла за руки раскаяние и прощение где-то там, в глубинах Макса, и потянуло их наверх, все выше и выше.
Макс взялся за голову, потом притянул к себе Маринку, обнял ее и как на духу начал рассказывать все по порядку. После описания ссоры и расставания. Марина приложила палец к его губам и шепнула в самое ухо:
- Дурачок, тебе все приснилось, мы не ссорились, я никуда не уезжала. Это сон.
Макс просветленно взглянул на дверь. Плакаты все еще вполне реально лежали там. Смятение чувств охватило его. Марина, прижавшись всем телом к супругу, нежно провела рукой по его голове, и сразу мысли Макса стали ясными:
- Боже, как я люблю тебя, Марина. Прости меня, и я тебя прощу всегда за все. Только люби меня, пожалуйста. Я никогда, никогда не предам тебя, - он хотел добавить слово «больше», но промолчал.
Как у них получается с крыльями, я не знаю, на этот раз получилось. После нежного, упоительного полета, молодожены позавтракали, стараясь накормить друг друга с руки, как голубей. Потом отправились гулять.
На площади они столкнулись с интересной парой, с которой Марина радостно поздоровалась, а Макс при этом как-то сжался:
- Здравствуйте, Изольда Иннокентьевна и Иван Кармович, прекрасно выглядите, вы оба чудесно помолодели лет на 20. Как это у вас получается.
Изысканная дама внимательно, взглянув из-под вуали на Максима, улыбнулась ему благодарно даже и ответила его супруге:
- Это все любовь, Мариночка, она творит настоящие чудеса.
Макс вздрогнул от звука ее голоса, но, увидев палец у губ вдруг окончательно узнанного Ивана Кармовича, занервничал и от вопросов воздержался.
Пары раскланялись.
Через несколько шагов Изольда Иннокентьевна, приобняв мужа, наконец-то чуть прибавившего в весе, игриво спросила:
- Как ты рассмотрел в нем эту способность прощать и раскаиваться одновременно? Ты удивительный, Иван.
Помолодевший супруг, целуя руку Изольде, ответил:
- Также как когда-то рассмотрел в капризной девчонке Исполнительницу Желаний.
- Да, и встал на ее защиту от чужих греховных желаний, убивающих исполнительницу.
- Греховные неподавленные желания наказуемы – это закон возмездия – КАРМА – мое призвание.

***
Максим все пять плакатов в тот же день передал Ивану Кармовичу, тот принял их молча. На следующий день уже не столь пожилые супруги с квартиры в элитной высотки съехали, не попрощавшись.

***
Теплое лазурное море нежно ласкало натруженные ноги Ивана Кармовича, ожидающего восхода южноитальянского солнца. Старик за последние два месяца похорошел. На его лице, как, впрочем, и на теле совсем не осталось заостренностей, которые так уродовали его еще совсем недавно. Уже целых два месяца Изольде не приходилось исполнять ничьих желаний…
Изольда Иннокентьевна, удобно расположившись в мягком кресле номера пятизведочного отеля, рассматривала разложенные на полу, озаренные лучами только что взошедшего солнца плакаты, те самые пять штук, что поспешно вернул Максим в последний день. Исполнительница желаний за два месяца превратилась в миловидную старушку с озорными глазами. Состояние здоровья ее стабилизировалось как никогда за последнее столетие. Изольда ласкала взглядом изображения пяти красавиц и тихо приговаривала:
- Мариночка, правнучатая племянница, прости меня, дорогая моя, за ношу тяжкую. Спасибо тебе за покой мой обретенный. Жаль только, что правду открыть тебе я не смогла.
Старушка задумалась и продолжила, не замечая, что в комнату вошел Иван Кармович:
- Ах, эти мужчины! Да, только мужчины, могут быть так невнимательны, чтобы не узнать собственную жену, - ее взгляд снова любовно пробежался по изображениям красавиц.
Мечтательно закатив глаза, обращаясь к собственной памяти, Изольда произнесла:
- Да, досточтимый Имре Кальман, когда-то я имела глупость не согласиться с вами. Ах, как хороша и молода была я тогда! В те времена я соглашалась лишь с теми, в кого была влюблена и чьим желаниям подчинялась. Ах, бабушка, не зря вас все боялись, таки взаправду вы оказались ведьмой. Но Мариночке то эта ноша за что? За что?! Пусть я была взбалмошной и заслужила судьбы исполнительницы чужих желаний, но ей-то за что? Ведь люди в большинстве своем сами не ведают, чего хотят, что творят.
- За что, за что? - вдруг передразнил Изольду Иннокентьевну Иван Кармович и добавил, - за исцеление – вот за что.
Изольда молча обратила на него удивленный взор полный боли и отчаяния.
- Я только теперь понял все. Все! Наконец-то нашлась одна-единственная твоя родственница, способная не только в другом человеке вызвать ответное чувство, заставить его переосмыслить свое отношение к жизни, но и сподвинуть его на Раскаяние и Прощение. А значит исцелить и исцелиться самой. А раз это так лихо у них получается, почему бы, не распространить этот талант на других…
Потом старик задумчиво добавил:
- Почему ты раньше не сказала, что она твоя родственница?
- Я не была уверена. Зато теперь то знаю наверняка. Бедняжка.
Иван Кармович не по годам резво подскочил к Изольде Иннокентьевне, обнял ее нежно, придвинул свое лицо вплотную к ее лицу и сказал медленно и внятно, растягивая слоги:
- ЭТО СВО-БО-ДА!
- Да? - плаксиво выдавила из себя Изольда, - а Мариночка?
- У нее есть Макс, который, будучи искушенным, преодолел все, понимаешь, ВСЕ, - тут Иван Кармович хлопнул себя ладонью по лбу, - а измены то ведь и не было, - подумал и добавил, - они проживут долгую сложную, но интересную жизнь.
- Ты думаешь, что они будут счастливы?
Старик подмигнул:
- Оглянись, Изольда, разве ты жалеешь о чем-нибудь?
Изольда задумалась, упала на плечо Ивана и заплакала:
- Значит, мы свободны от этих желаний?
А старик еще раз спокойно произнес:
- И от желаний и от возмездия. ЭТО - ИСЦЕЛЕНИЕ.
- Значит, скоро мы умрем?
- Нет, мы просто окончательно освободимся, на этот раз может быть навсегда. Хотя я думаю, что лет пять на исполнение наших собственных желаний у нас осталось.
 

Киев 2003 год