Регина

 Колючий зимний ветер с силой распахнул небрежно прикрытую форточку и бросил на ковер тучу искристых снежинок, увенчав их подхваченной со стола легкой брошюркой стихов Северянина. Стас, ёжась от холода и недовольно ворча спросонок, зарылся было поглубже в одеяло, но через несколько секунд резко сел на кровати. Успевшие растаять снежинки, чернели теперь на светлом ковре мокрыми пятнами. Часы на тумбочке показывали половину седьмого и за окнами клубилась студеная декабрьская ночь.
- Черт, - сказал Стас, прикидывая, что сделать сначала – включить свет или закрыть форточку, потому что и до окна, и до выключателя расстояние было примерно одинаковое. Спать больше не хотелось.
 Сначала включив свет, а потом закрыв форточку, Стас наклонился, чтобы поднять книгу. Неожиданно ему на ум пришла забавная мысль. Он подумал о том, что сегодня последний день 2000 года, а значит канун не только нового века, но и нового тысячелетия. А ещё он подумал, что перед Новым годом принято гадать на будущее и гадать можно по книге, раскрыв её наугад на любой странице. И если учесть, что ветер проделал за него основную работу, разворошив страницы сборника стихов, значит, гадание будет более объективным.
 Стас был вовсе не из тех людей, которые верят в приметы, нечистую силу и боятся черных кошек. Он был студентом-биологом Санкт-Петербургского университета, рационально мыслящим, но в то же время несколько романтичным молодым человеком. Любовь же к разного рода гаданиям привила ему ещё в школе его учительница музыки, девчонка, проходившая у них практику и прекрасно понимавшая, что непоседливым семиклассникам гораздо интереснее вызывать белую лошадь, дух Ленина, которому нельзя верить, потому что он обязательно соврет, и коварную Пиковую даму, чем расписывать мажоры и миноры в “Пете и волке”. Оказалось, что музыкантша знает массу гаданий, и седьмой “Д”, запершись в классе раз в неделю изо всех сил сдерживал коллективный смех, чтобы не спугнуть в самый ответственный момент какого-нибудь особенно робкого духа. И хотя Стас ни разу не заметил ничего необычного, но атмосфера таинственности, которую умело создавала учительница, и необходимость хранить от директора общую тайну приятно щекотали нервы и вызывали в душе чувство ожидания чуда.
 Стас тряхнул головой, избавляясь от воспоминаний, и перевернул книгу. На желтоватом листе было написано:

              Когда поблекнут георгины
              Под ало-желчный лесосон,
              Идите к домику Регины
              Во все концы, со всех сторон...

Следующая страница была вырвана.
- Довольно расплывчатые рекомендации, - хмыкнул Стас.
 Он положил сборник на стол. Стихи были ему знакомы, вроде бы он уже когда-то их где-то слышал. Может быть, в школе? Стас попытался вспомнить продолжение стихотворения, но потом безнадежно махнул рукой. Если он и читал их раньше, то это было слишком давно.
 Позавтракав, Стас сел готовиться к экзамену по химии. Экзамен был назначен на третье января, и это значило, что с новогодним настроением придется распрощаться до следующего года, потому что, хоть Стас и был парнем не глупым, но проклятущая химия давалась ему с превеликим трудом.
 Однако через два часа корпения над учебниками молодой человек решительно захлопнул книгу, оделся потеплее и вышел на улицу. Он просто не мог себе позволить пропустить канун именно этого Нового года, ведь такой день бывает лишь раз в тысячу лет.
 На улице было полно народу. Одни в спешном порядке закупали в самый последний момент жизненно необходимые за праздничным столом продукты и торопливо выбирали подарки, другие просто гуляли, радуясь пушистому мягкому снегу, сыпавшемуся из облаков, и легкому прозрачному морозцу, приятно пощипывающему щеки. Стас, живший на окраине, решил отправиться  “в город”.
 На Невском проспекте было ещё оживленнее, чем на улицах спального района. Здесь атмосфера праздника чувствовалась особенно сильно. Низкое, как это обычно бывает в центре, небо было затянуто разноцветной сетью гирлянд, а деревья, выстроившиеся вдоль здания Гостиного Двора, горели в разноцветном полумраке проспекта загадочными золотистыми огнями. Всё свободное пространство Невского было занято ёлками. Стас ещё никогда не видел столько ёлок сразу. Украшенные светящимися шарами, они тихонько позванивали на ветру игрушками на окнах и балконах домов, напротив Казанского  и Гостинки, у церкви и на пешеходных зонах, и дальше, во все стороны от Невского проспекта кружились, звенели и мигали ёлки.
 Стас попытался сначала сосчитать их все, но потом понял, что это безнадежная затея, так их было много. А в витринах магазинов и кафе, на проводах и просто на стенах домов светились яркими на морозе  красками поздравления: “С Новым Годом! С Новым Веком! С Новым Тысячелетием!”. Он шел по Невскому проспекту, чувствуя как вместе с морозом под куртку пробирается праздничное настроение самого удивительного за всю его жизнь Нового года. Стас подумал, что если бы он умел, то обязательно прошёлся бы на руках, так ему было радостно, даже экзамен по химии на время скрылся где-то за зелеными колючими ветками.
 Напротив “Сайгона”, в витринах которого пузырились, разбрасывая разноцветные брызги, комнатные фонтаны и декоративные аквариумы, его неожиданно окружила шумная толпа цыганок. От пестрого гомона и ярких шалей у Стаса на мгновение закружилась голова, а когда он немного пришел в себя, то перед ним возникла девушка в черном платье, пышная юбка которого была украшена многочисленными белыми оборками.
- Позолоти ручку, красавчик! - нараспев, по-цыгански растягивая слова, зачастила она. – Вижу, добрый ты человек, глаза у тебя добрые. Много ты в жизни от своей доброты страдал и ещё пострадаешь. Позолоти ручку, не жалей! Кто жалеет денег, тому нет счастья. Ты не жадничай, а я погадаю, всю правду скажу. Никто, кроме меня, правды не знает. Ну, загадывай любое желание – всё исполнится!
 Стас улыбнулся про себя. Цыганки ему были не страшны, потому что деньги он забыл дома, а больше у него и выманить-то было нечего, разве что студенческую единую карточку, да зачем она цыганкам?
 Девушка внимательно посмотрела на него, а потом упрекающим тоном сказала:
- Ой, нехорошо думаешь, красавчик! Жадничаешь! Не надо мне твоих денег. Погадать тебе хочу, понравился ты мне. Да какое гадание без выкупа!? И не гадание-то вовсе! Не исполнится. Позолоти ручку, не жадничай!
- Я бы с радостью, - попытался отвязаться от неё Стас, - но у меня на самом деле ничего нет.
- Врешь, дорогой, - не поверила цыганка. – По глазам вижу. Поищи хорошенько, может, и найдешь денежку!
- Да нету у меня, - отбивался Стас. – Вот смотри сама!
 Он начал выворачивать карманы. В куртке и джинсах, естественно, ничего не оказалось, но цыганка не сдавалась:
- Да ты внимательнее посмотри. Я же знаю, что есть. Может, ты и сам забыл уже? Ай, красивый ты парень! Да всё ещё один. Не жадничай – так сделаю, что все девушки любить будут.
Стас стал методично перетряхивать оставшиеся карманы, даже куртку расстегнул, чтобы проверить рубашку, и вдруг за подкладкой почувствовал что-то круглое. Ну, конечно, как он мог забыть про дыру в кармане, в которую вечно проваливается мелочь. Изрядно потрудившись, Стас, наконец, извлек на свет новенькие пять рублей. При виде их глаза цыганки радостно вспыхнули. Стас протянул ей монету.
- Но больше точно нет, - добавил он.
- А больше и не нужно, дорогой, - прощебетала она. – Дай ручку – погадаю, всю правду скажу!
 Цыганка внимательно вгляделась в его ладонь, потом прикрыла глаза и забормотала:
-  Ждет тебя  дорога. Пойдешь – плохо будет, не пойдешь – ещё хуже. Сам выбирай. Сумеешь счастье добыть – твоё будет, не сумеешь – не обессудь. Душа твоя чистая, и жизнь тебе написана долгая... Больше ничего не скажу. Сам скоро всё узнаешь.
 Она открыла глаза, и словно бы жар черных угольев, внутри которых затаилась огненная искра, коснулся Стаса. А цыганка отпустила его руку и сказала:
- Красивый ты  парень всё-таки, дорогой. Понравился ты мне, ой, понравился! Жаль, подарить мне тебе нечего, чтоб запомнил ты меня.  Разве только это? – она коснулась алых рябиновых бус, дважды обвивших её шею. – Бери! Бери, не стесняйся! Это мой тебе подарок! Запомнишь меня – счастье твоё будет, не запомнишь...
 И не успел Стас опомниться, как душистая нитка оказалась в его руках.
- Идем, Гина, будет тебе! – позвали свою товарку другие цыганки, успевшие уже уйти вперед. – Совсем парню голову заморочила! Что за девка!
- Иду, - отозвалась Гина и, кивнув Стасу, побежала прочь, крикнув на ходу: Запомнишь меня – счастье твоё будет! Так и знай!
 Стас задумчиво повертел в руках бусы, гадая, где цыганка могла раздобыть такие спелые, сочные ягоды рябины посреди зимнего Петербурга. И чем дольше он смотрел на них, тем сильнее хотелось ему вспомнить что-то. Только вот что? Он не знал. 
 Сунув бусы в карман, Стас свернул на набережную к Университету. На фонарных столбах горели огромные декоративные снежинки. Сначала белая, потом голубая, и опять белая... Белая, голубая, белая, голубая... и так вдоль всей Невы. Настоящие снежинки, толпившиеся в свете своих праздничных двойников, казалось, тоже вбирали в себя частицу их новогоднего света. По перилам Дворцового моста бежали, перемигиваясь, веселые гирлянды, вспыхивая в незамерзающей воде внизу, да и весь сверкающий новогодний город отражался, двоился, вздыхал и вздрагивал в синих Невских полыньях.  Окна Университета были темными, но Стас знал, что в вестибюле стоит настоящая пушистая ёлка, украшенная стеклянными игрушками, и от этого настроение у него было ещё лучше. С Новым Годом! С Новым Веком! С Новым Тысячелетием! 
 Он повернул обратно и вскоре снова оказался на Невском проспекте в шумном праздничном  веселье.
- Люблю бродить по Арбату в предновогодние дни, - раздался рядом задумчивый  голос, и Стас увидел девушку в черной шубке с белым воротником и манжетами. На ногах у девушки были белые сапожки, а на голове белая меховая шапочка.
- Это не Арбат, - улыбнулся Стас. – Это –  Невский.
- Ой, ну надо же! – удивилась девушка. – Значит, я немного ошиблась городом. Впрочем, наверное, это даже к лучшему.
Они немного помолчали. Было понятно, что рассеянная незнакомка никуда не торопиться, да и Стасу вовсе не хотелось вот так просто развернуться и уйти. Падал снег. Толстыми мягкими хлопьями сыпался откуда-то из-за огней, сетью затянувших небо.
- Ты, случайно, не меня ищешь? – спросила вдруг девушка, взглянув на Стаса, и он почувствовал, как его коснулось пламя, скрытое яркими искорками в глубине угольно-черных глаз.
- Да, нет... вроде бы, - неуверенно отозвался он, дивясь про себя, откуда взялась эта неуверенность.
- А то смотри, - девушка улыбнулась, - меня многие ищут, особенно под Новый год... Да ещё осенью. Только находят не все. А ты вот случайно встретил. Или, может, всё-таки не случайно, а?
 Она прищурилась. Стас был совершенно растерян. С одной стороны, он знать не знал эту странную девушку, но, с другой, в голове всё время вертелось воспоминание...  Только вот о чем? 
- Сдается мне, всё тут не так просто, - заметила незнакомка. – Кто знает...  Ну, мне пора. Если надумаешь – приходи. Жду. Но только до Нового года! Дорогу-то найдешь..? – и, заметив, как Стас морщит нос, вспоминая невспоминаемое, добавила: - Регина я...
И не успел молодой человек опомнится, как она исчезла в снежной кутерьме.
 Стас постоял немного, задумчиво глядя на то место, где только что была незнакомка. Вечерело. Дневной свет посерел, зато ярче разгорелись многочисленные электрические огни, будто радуясь, что настало, наконец-то, их время. Стас и не заметил, как почти целый день проболтался по улице. Он поплотнее завязал шарф и сунул руки в карманы. В правом кармане что-то лежало. Стас извлек на свет бусы, подаренные цыганкой. Надо же, он уже успел забыть про них.
 Рябиновые бусы, казалось, светились изнутри. Стас повертел их в руках и вдруг вспомнил... Ему же с самого утра не давало покоя продолжение стихотворения Северянина! Вторая строфа:

                Идите к домику Регины
                По всем дорогам и тропам.
                Бросайте на пути рябины.
                Дабы назад вернуться вам...

- Регина, - прошептал Стас, лихорадочно оглядываясь. – Постой!
 Но вокруг никого не было, даже гуляющие куда-то подевались, только бусы в его руке, казалось, разгорались всё ярче, согревали душистым теплом.
- Кто такая Регина? – теперь Стас испугался, что уже не сможет найти ответ на этот вопрос, но в голове услужливой подсказкой вспыхнули оброненные ею слова: ”Если надумаешь – приходи! Дорогу-то найдешь..?”
 Стас тряхнул головой. Не Регину ли он бессознательно искал всю жизнь, не потому ли так отчаянно всматривался в сумрак школьного класса, где его друзья вызывали духов, что пытался разглядеть её смутный образ?
- Бросайте на пути рябины, - пробормотал Стас. – Но они должны вести обратно, а не к ней. Как же я найду Регину?
 Вопрос, зачем ему вообще нужна Регина, как-то не волновал Стаса. Её просто необходимо было найти.
 Он машинально снял с нитки алую ягоду. Горьковато-сладкие золотистые капли рябинового сока брызнули на дорогу, превращаясь на лету в кусочки прозрачного янтаря. Стас наклонился, чтобы проверить, не померещилось ли ему это, и в ту же секунду порыв ледяного ветра взметнул снежинки, закружил, бросил ему в лицо, ослепил на миг. Сначала Стас ничего не видел, кроме кружащегося, мельтешащего снега, потом в белесом кружеве обозначился просвет, и, приглядевшись, Стас понял, что это дорога, сотканная из миллиардов снежинок. Снежная дорога! Он огляделся, но, кроме снега, вокруг по-прежнему ничего нельзя было разобрать. Стас колебался. Волшебная тропинка казалась слишком призрачной, слишком зыбкой, но она звала в путь, и он решился. Сжав в руке бусы, шагнул вперед. Снежный мрак тотчас рассеялся, и Стас оказался посреди зимнего леса. Заиндевелые деревья в лучах закатного солнца казались отлитыми из красного стекла. Было тихо. Лишь временами по лесу проносился мягкий мелодичный перезвон, и, вглядевшись, Стас понял, что это звенят ветки.
 Вскоре в просвете между деревьями показалась избушка. На морозе она  казалась прозрачной, будто тоже сделанной из стекла.  Покрытые инеем бревна поблескивали голубоватой синевой, как кристаллы хрусталя.
 Стас поднялся на крыльцо, толкнул дверь и оказался в теплых уютных сенях. Из приоткрытой двери, ведущей в горницу, на пол падала тонкая полоска света. Стас нерешительно шагнул вперед.
 Она сидела за тесовым столом, пристально глядя в зеркало, перед которым в серебряном подсвечнике вздрагивал тонкий язычок пламени свечи. Черная смоляная коса, перекинутая через плечо, едва не касалась струганных досок пола. Несколько вьющихся прядей, выбившихся из-под кокошника, покрытого, словно инеем, серебряной вышивкой, клубились грозовым облаком вокруг лица, подчеркивая прозрачную белизну тонкого профиля. Из-под черного сарафана, расшитого серебряными еловыми ветками и прозрачным бисером, кокетливо выглядывал носок снежно белого сапожка.
- Нашел всё-таки, - Регина подняла голову и, улыбнувшись, взглянула на Стаса. – Ну, сказывай, чего надобно.
 Тот молчал, не в силах произнести ни слова. Потом пробормотал:
- Да я... Мне бы просто посмотреть на тебя...
- Смотри, кто ж тебе не дает, - весело рассмеялась Регина. – За смотр денег не беру. Красивая?
- Красивая! – Стас тоже, наконец, улыбнулся.
- Значит, тебе ничего не надобно, - Регина  задумчиво  глянула в зеркало, - ни злата, ни серебра, ни каменьев самоцветных? А, может, какую тоску сердечную, девицу-красу присушить-приговорить? Нет? Тоже, значит, не надобно... Может, страны дальние, диковины заморские посмотреть хочешь? Тоже нет...
- Мне бы, - робко подал голос Стас, - если на то пошло, экзамен бы по химии сдать...
 Регина снова звонко рассмеялась:
- Студент, как есть студент! Ну, что с тебя взять? Сдашь ты свой экзамен, обещаю, - она помолчала, потом добавила: - Ну, ещё сказывай. Слишком уж желание простое. Даже не интересно.
Стас молчал. Он не мог придумать, что пожелать. Главное его желание – увидеть Регину – уже исполнилось. А больше..? Что ещё?
- Знаю, что тебе нужно, - снова улыбнулась та. – Ох, дорогой, и чудной ты парень. Сам не знаешь, чего хочешь. Идем! Без подарка я тебя не отпущу.
 Она поднялась, и длинный подол сарафана взметнулся вокруг её ног, приоткрыв лаковые белые сапожки. В красноватых лучах солнца блеснули выгнутые серебряные пряжки. Стас, так и стоявший у дверей, непроизвольно попятился. Регина прошла мимо, обдав его ароматом осеннего леса и морозного ветра. Поманила за собой. Они снова оказались в сенях, и колдунья толкнула дверь, ведущую в противоположную часть дома.
 Эта горница была поменьше и потемнее. По стенам были развешены косы душистых сухих трав, на многочисленных полках стояли свечи в золотых, серебряных, медных и неизвестно ещё каких подсвечниках. Зеркала всех размеров отражали и множили голубоватые лунные лучи, льющиеся из узких окон.
 Стас подошел к окну и удивленно сказал:
- Луна!.. Надо же!
- В этой горнице всегда полнолуние, - пояснила Регина, - как в  западной – закат, в восточной  – рассвет... В моей избушке время течет по-другому. А теперь смотри...
Она сняла с одной из полок высокий хрустальный бокал и поставила его на стол у окна. Потом зачерпнула из кадки, стоящей здесь же, студеной ключевой воды и наполнила бокал. Поставила с одной стороны зеркало, с другой – две свечи в стеклянных подсвечниках. Села, указала Стасу место напротив. Заметила мимоходом:
- Ты, кажется, никогда не видел духов...
А тот подумал, что ему уже никаких духов не надо – одной Регины вполне достаточно.
 Она же зажгла свечи, забормотала что-то, а потом велела:
- Смотри внимательно...
Сначала Стас ничего не видел. Только лунный луч, отражаясь от хрусталя, играл на тонких гранях бокала, пронизывал его лазуритовой сетью, умноженной зеркальным отражением. Потом в прозрачной, как алмаз, воде начали вспыхивать маленькие огоньки. Они неторопливо плавали в бокале, как рыбки в аквариуме, и неожиданно Стас понял, что это и есть светящиеся, совсем крошечные рыбки, а стоило лишь ему понять это, как он уже смог разглядеть и пышные, шевелящиеся хвосты, и почти прозрачные плавники. И вдруг среди рыбок в лунном луче возникла перламутровая повозка, запряженная парой морских коньков, которыми управляла... Стас даже глаза протер. В повозке-ракушке сидела, помахивая чешуйчатым рыбьим хвостом, зеленоволосая женщина в золотой короне. Она кивнула Стасу и, взмахнув сверкающим трезубцем, который держала в левой руке, пропала из глаз. Вслед за ней постепенно, одна за одной, погасли и сияющие рыбки.
- Русалка... – пробормотал Стас, - самая настоящая...
- Царица русалок, - поправила его Регина. – Мой подарок тебе. Мало кому из людей  довелось увидеть её. А тебе удалось. Говорят, тому, кто видел царицу русалок, никогда не изменяет удача.
Они снова вернулись в первую горницу.
- Пора тебе в обратную дорогу собираться, - сказала Регина, - а то как бы Новый Год не пропустить.
- Да, вздохнул Стас, - пора...
- А что, сердце не лежит? – Регина улыбнулась.
- Нет, - Стас покачал головой и, помолчав немного, попросил: – Скажи, кто ты?
- Колдунья, сам же видишь, - она усмехнулась. – Чего тебе ещё...
- Да, - снова вздохнул Стас. – Скажи, Регина, почему ты мне царицу русалок показала и вообще...
- Тот, кто ко мне дорогу находит, того я желание исполняю. Да не во всякое время, а лишь под Новый год. Меня многие ищут. Только находят не все.
- Но ты же меня первая нашла, - удивился Стас, - там, на Невском...
- Знать, судьба твоя такая – Регину в канун Нового Тысячелетия повстречать, - серьёзно ответила девушка. – От судьбы не убежишь, а душа твоя чистая, и жизнь тебе написана долгая... Вот и сошлось всё. Может, в этот раз не ты меня, а я тебя искала. Редко такое бывает... Раз в тысячу лет. Под Новый Год. А теперь иди! Зеркалом дорога. 
На пороге Стас всё-таки не удержался. Остановился и, повернувшись к Регине, спросил:
- Скажи, только честно, мы ещё увидимся?
- Как знать, -  улыбнулась та, и Стасу показалось, что улыбка её печальна. – Как знать...
И тогда он, повинуясь внезапному внутреннему порыву, протянул ей рябиновые бусы, которые всё ещё сжимал в руке.
- Мне нечего тебе подарить, - сказал он, - разве только это. Возьми. Это мой подарок тебе. На память...
- Не боишься отдавать-то? - спросила явно удивленная Регина, принимая подарок.
Но Стас уже не слышал её. С порога он шагнул на землю и снова погрузился в ревущую, кружащуюся снежную кутерьму.

                * * *
               
 Он пришел в себя во дворе собственного дома и долго не мог понять, приснилось ему всё это или нет. На улице было уже совсем темно. Немногочисленные фонари, покачиваясь на ветру, бросали на снег неровные  полосы света. Стас огляделся. Вокруг не было ни души, зато во всех окнах
ярко горел свет, иногда перебиваемый всполохами елочных гирлянд. Люди готовились встречать Новый Год.
На дорожке, между обледенелыми кустами сирени,показалась одинокая девичья фигурка. Девушка бежала прямо к Стасу, и через несколько секунд он узнал в ней  Гину. Вместо цыганского платья с пышной юбкой, на ней были черные модные брючки и белый вязаный свитер с черной треугольной вставкой на груди. Она по-прежнему была без шубы, только накинула на
плечи широкую шаль с кистями из черно-белой шерсти с люрексом. Белые лаковые сапожки с выгнутыми серебряными пряжками оставляли аккуратные следы в новогоднем снегу.
- Узнал меня? – теребя нитку алых рябиновых бус, спросила  Гина.
- Как же мне тебя не узнать, - улыбнулся Стас и подмигнул ей. – Глядишь, теперь счастье моё будет!         
- Да, - Гина тоже улыбнулась. – Значит, запомнил мои слова, - и добавила: -  А я уж думала, больше тебя не увижу.
- Как видишь, ты ошиблась, - ответил Стас, подивившись про себя, куда подевался её цыганский выговор. – Только как ты меня нашла?
- Я ведь цыганка, - хитро ответила она, сверкнув на него из-под ресниц смеющимся взглядом. – Мы, цыгане, такие...
А Стас подумал, что сейчас она меньше всего похожа на цыганку. Девчонка как девчонка, вполне русская, только глазищи черные да волосы, как вороново крыло...
- Занятно, - сказал он.
Они помолчали.
- Занятно, - снова сказал Стас. – До Нового Года, наверное, меньше часа осталось, - он опять замолчал, прикидывая что-то про себя. – Знаешь, что?  Поехали на Дворцовую. Там сейчас такое гулянье начнется... Я в газете читал. Встреча Нового Века и Нового Тысячелетия.
- А потом? - Гина вопросительно заглянула ему в глаза.
- А потом... – Стас весело посмотрел на неё, - поедем к моей маме в Тихвин есть а-агромный пирог с брусникой и запивать его самым вкусным во всей Ленинградской области молоком.

                * * *
 Они вошли в пустой вагон метро.
- Смотри-ка, сказала Гина, - кто-то книжку забыл.
Она взяла с кожаного сидения серебристо-серый крошечный томик карманного формата и подала Стасу.
 Игорь Северянин, – значилось на обложке. – Стихи.
Стас наугад раскрыл первую попавшуюся страницу и  вслух прочитал:

                Когда поблекнут георгины
                Под ало-желчный лесосон,
                Идите к домику Регины
                Во все концы, со всех сторон.

                Идите к домику Регины
                По всем дорогам и тропам,
                Бросайте на пути рябины,
                Дабы назад вернуться вам.

                Бросайте на пути рябины:
                Все ваши скрестятся пути,
                И вам, искателям Регины,
                Назад дороги не найти.

 Гина улыбнулась, и Стас, взглянув на неё, с радостно бьющимся сердцем, понял, что он на самом деле навсегда потерял дорогу назад. И если честно, он был этому ужасно рад.
                16 июня 2000г.