Глиняное что-то. Роман-уныние

Илья Харламов

Глиняное что-то
роман-уныние
(неоконченный, правда)

Предисловие I

Однажды, проснувшись спозаранку  в полдень  я произнес: «Атюр». Затем, поразмыслив некоторое время о том, какой нынче день недели, я трижды повторил: «Атюр, атюр» и пошел мыть искусанные локти. Утро было бескрайнее, удивительно жаркое и прохладное, именно такое, каким я представлял его неделю назад. Поджарив свекольный пудинг, я положил его на японскую дощечку, мелко порезал, и двумя вязальными спицами аккуратно взял кусочек лакомства. Опустив его в рот, я тут же выпил кувшин хереса и сказал: «Атюр», но тут же испугался этого слова и позвонил своему пуделю Белзе и умиротворенный лег спать  человеческая речь была подвластна моему рассудку. Так сказал Белза. Мне приснился турецкий диктатор Кемаль Ататюрк, беспощадно расправлявшийся с курдским народом. Сотни измученных людей стояли у турецкого посольства на Никитская street и молили: «Отдай нам священную гору, и ты останешься в мире грез навсегда». Сон был страшный, и я проснулся в горячем пододеяльнике. «Так вот что такое «Атюр»», подумал я и лег спать. Но вечер был столь ветреный и дождливый, что мое настроение поднялось на необычайную высоту, и я решил признаться Руфе, что год назад именно я случайно развязал бантик на ее голове, отчего она тут же покрылась деревянной коростой. Руфа простила, наподдав мне жару. Ведь мы топили баню.

^Ў^

«Атюр» – так неизвестный шумеро-аккадский источник называл птицу Гамаюн, летавшую шесть лет близ аравийской пустыни и не смевшую приземлиться на священную землю. В первый год птица потеряла крылья и начала летать по инерции. К исходу третьего ее клюв превратился в оловянный штопор и через него вылетал зловещий пронзительный свист. Год пятый от начала полета ознаменовался выпадением перьев. Птица Атюр покрылась стальной чешуей с надписью «US AIR FORCE». На шестой год птичьи глазницы заросли стеклянной пленкой, хвост встал дыбом, а под брюхом появились круглые вращающиеся механизмы. Земля Аравии обагрилась кровью, хижины людей монголоидной расы объял огонь очищения. Молекулярная физика порвала время и пространство, обнажив озоновую дыру Армагеддона.
Через один час сорок минут по Гринвичу я понял  свекольный пудинг открывает новые горизонты мысли, херес дает пищу уму, а пудель Белза сопит под подушкой, ибо ему снится маленькая такса с оторванным ухом. Это было пределом. Наконец я захотел рассказать Руфе, зачем ее любимый хирург Ермилов1 расковырял голову своему пациенту!!! И для этого я стал писать книгу, мучить перо и рвать бумагу, кидать чернильницу в поднебесье и бешено бить одубевшими пальцами по клавиатуре Intel Pentium III 800 Мгц. Ночью, в темной кладовке со старыми валенками и большим сундуком, когда плотоядные (с ядовитою плотью) кошки призывают к себе облезлых собак, когда луна дрожит мелкой рябью на куполе тьмы, я сидел у мерцающего экрана и писал свою книгу на языке манси. Я познавал тайну древнесорматского диалекта и готов был отдать ее миру… Но впечатления опытного энтомолога помешали моему творчеству2.

^Ў^

Когда мы сказали друг другу «Хумбаба», наши лица преобразились и стали похожими на четыре семечки марокканского лимона. Путь Хумбабы в истории новейшего человечества был долгим и трудным, и сейчас мало кто помнит ее родословную. Ей поклонялись, но век спустя ее забывали, через тысячелетие в честь божества слагали молитвы и тут же отдавались в объятия Бахуса. Африка и Азия приносили ей жертвы, а в воронежской изоляции четырнадцать интеллигентов посвятили ей гимн «Славься Хумбаба последнего дня». Кто была она? Откуда пришла? О, тайна за семью вратами! Странные наскальные письмена, дошедшие до нас в рукописном виде, не помогали распознать ее лица и одежды, рук и ног. Не помогала и сублимация либидо. Лишь всклокоченный профессор Жилберт Петров сказал нам  отойдите в пятый угол нашей квадратной лаборатории и там вы узреете великую сущность Хумбабы. И мы увидели треугольное свечение синей колбы, в которой заспиртованный золотой гвоздь пронзал едкое тело медузы. Мы прикрыли глаза, и Руфа сказала: «Атюр, я вступаю в пионерию»3.

Междусловие I

Книга двигалась к своему завершению вместе с движением файла «Kniga Mini Atur.doc». Я вынес из своего подземного сарая сундук и в углу землянки установил огромный типографский станок. Я выгнал бесов из краски, которая должна была испещрить тончайшую японскую кальку санскритскими иероглифами. Я стер с жесткого диска своего Notebook несколько вирусов, в числе коих были «Quake 3» и «MsWord» и продолжил работу над рукописью. Но ей все не хватало места. Жесткий диск накалялся и становился податливым как холодная Кола Као. Я брал рафинированный метиловый спирт и заливал его сквозь тончайшую медную трубку внутрь монитора. Hard disk остывал и работа набирала невиданные обороты. Мои пальцы могли осуществлять 500 ударов в минуту, но я не всегда понимал, что написано на экранных дощечках. Тогда я заправлял свой индийский кальян шалфеем и, слушая благовония орехового дерева, отдыхал в старом бабушкином гамаке. В это время экран голубел красными буквами электронной заставки: «In virtual veritas». Эти буквы усыпляли меня и мне снился сон, как… О чем же был сон? А-а, сон состоял из четырех серий и я составил специальный сонник, который приведу позже.

^Ў^

Вопиющая несправедливость, проявленная ОМОНом в отношении нескольких старушек, торгующих у метро «Киевская» маринованными ананасами, закончилась для старшины Серикова серией ночных кошмаров на улице Вязова, по адресу прописки его начальника сержанта Лупоглазова. Сидя в черном измочаленном воронке, одна из бабок по имени Фыня вдруг зашептала: «Швах, швах, швах, старшине Серикову по голове бах, по ушам шлеп, по ногам топ». Здоровенный ОМОНовец нанес пенсионерке четыре удара гуттаперчевой палкой по чемодану с ананасовой похлебкой и отошел на четыре шага влево. Солнечный дождь серебрился мириадами «мерседесов» и «ситроенов», поросль юга носила туда и сюда мешки с отборной ядрицей, суррогатной мукой, табачной мякиной и свиными копытами. Величественные корабли поднимали паруса, готовые отправиться в путь к дальним аравийским берегам. Купцы в холщовых туниках и шелковых перевязях через плечо отдавали последние команды босоногим матросам. Несколько мичманов с белыми ажурными зонтиками вместо папах ели эклеры в компании крошечных гимназисток. Сериков не верил глазам своим, его одолела дикая жажда и он не хотел засыхать. Поганый газик не заводился, а лишь нечленораздельно рычал в ответ на попытки взбодрить его кривой железной рогатиной. Ему было больно, он дергался как квакер времен первой американской кампании. Голова Серикова внезапно закружилась, и он оказался в объятиях Лупоглазова во вновь отсроенной сержантской сауне, расположенной на втором этаже ванной его комнаты в общежитии. Старшина снял видавший воды Тихого океана сапог и кинул в рубильник. Лупоглазова передернуло и снопы искр посыпались из его конских4 ноздрей. Глаза повисли рядом с орбитами на суровых нитках искалеченных нервов, а перепончатые уши начали сокращаться подобно жабрам морских тихоходов. Уходя из ОМОНа, Сериков украл эполет голубого бархата и десять маленьких пуль для дамского пулемета Калашникова. Лупоглазов, гладя мозолистый кадык подчиненного, произнес напоследок: «Ты познаешь то, чего не знал Ататюрк – Великую книгу Гамаюн».

^Ў^

Закрыв лекционный блокнот по «Лингвистике вчерашнего дня», студент Иволгин, состоящий из соломенных кудрей, роговых double очков, желтого рюкзака и большого, светлого мозга, увидел Хумбабу. Цивилизация древних шумеров очень давно тревожила его молодое сознание, заставляя по ночам пить отвар крымского цикория и курить осиновый кол. Его престарелый родитель о двух ногах весело злился и ворчал в те минуты, шумно вращая свой корпус, лежа на голландской печи: «У-у, пеструха, у-у пеструха». Маленький студент, а ему было семь и три четверти лет, заворачивался в соболиный зипун и представлял себя умирающим фараоном. Он не мог читать, ибо роговые очки были сплошь костяные, совсем без стекла, но чуткий и отточенный слух давал ему возможность слушать ветер истории и шелест тысячелетий. Он ощущал биение времени в такт биению собственного хрустального сердца. Хумбаба явилась ему в полнолуние, когда завернутый в мантию малыш, положив в кобуру лекционный блокнот, топил печь своего цербера титульным листом веселого сборника «Молох ведьм». Замигав шестью цветами южно-северной радуги, она сошла из трубы дымохода, заслонив собой ржавую кочергу, чугунный поддон для угля и ворота в огненную стихию. И тогда маленький мальчик снял проклятую роговину, мешавшую познанию красоты и пописал на тлеющую головню. Вместе с едким дымком Хумбаба умчалась обратно, в поднебесный Шумер, а Иволгина через четыре и одну треть дня перевели экстерном на седьмой курс его ветеринарного ПТУ, потому что мозг его значительно превысил удельный вес одного киловатта энергии.

Междусловие II

Шестую ночь лил азотный дождь и мою подземную типографию стало затапливать. Вооружившись шестью клубками отборного лиссабонского рубероида я стал утеплять свое убежище. Надев дедушкины верблюжьи валенки и обмотав голову бабушкиным гамаком (к этому времени я сильно простыл), я заклеил трубу землянки рыжим конским волосом и заткнул ее черную зияющую дыру отменным куском пластилина. Забросав глиной небольшой люк в одной из створок входной двери, я принялся усаживать пышную акацию на крыше землянки. Ее густая хвойная листва не пропускала влагу и холод и в моей душе воцарилось два Б: благолепие и блаженство. Старенький печатный станок «Ромайор», скромно возвышавшийся на большом резном сундуке, был тщательно вымыт и отполирован гуталином до блеска. Освобожденные от бесов бочки с желтой типографской краской, ибо текст своей книги я хотел видеть иссиня-желтым, штабелем лежали в огромном валенке времен дикой битвы под Ватерлоо. Я часто задумывался о причинах его чудовищного размера и вспоминал аллюзию Лермонтова на тему «Богатыри  не мы». Разговоры о племени полутораметровых вепсов, на которых указывают некоторые оголтелые демократы времен второй либеральной антифады как на типичных представителей восточнославянской нации, оказались гнусной, непроверенной инсинуацией. «Люди времен Бородинского ристалища ростом были не как не менее трех метров в холке и огромные ступни воинов проминали под собой землю на несколько десятков уссурийских дюймов вглубь пашни»,  так думал я, поливая усаженную на крыше бункера акацию слабым раствором цианистого аммиака. Созрела свекла и мне было пора готовить свой пудинг, но сон неожиданно сморил меня, и я рухнул в месиво из теплого пушистого рубероида. Мне снился Intel Pentium III 600 Мгц. На экране монитора было написано «Disconnected» и удаленные мною вирусы вернулись на его поверхность, находясь в глубине электронной трубки. Чудовищные пятирукие монстры свирепо перезаряжали базуки и лазерные пулеметы с оптическими прицелами. Файл «Kniga Mini Atur.doc» подвергался жестокому обстрелу из всех видов оружия, имевшихся у воинов Второй космической империи. Они кричали: «Relax, no stress» и трансформировались в двухвостых русалок на ходулях. Строчки моего текста превращались в красных змеевидных ящеров и уползали в отдаленную папку «Windows:|Temp». Клавиатура с португальским и уйгурским шрифтами раскалилась до предплазменного экстаза. Мой сон превращался в кошмар и я пошел пить отвар базилика. Но рубероид засосал меня в свои дебри и я не мог открыть глаз. Лазурное сияние серого осеннего неба в румяных заснеженных облаках прилипало к моим уставшим векам и не давало заснуть. Мне снилось, как странная птица «US AIR FORCE» с ревом взмывала в ночное каирское небо и брала направление зюйд зюйд-вест. На ее голове стоял штурман в форме карателя итальянских карабинеров и указывал куда-то вдаль черным флажком в черный горошек. Очнувшись, я бросился к Notebook и огрел его старинным носовым платком с вензелем «IntIns». Раскрыв диск F, я увидел, что на его зеркальной поверхности появилось несколько новых файлов, происхождение которых было мне неизвестно. Один из них потряс мое воображение и заставил четыре дня просидеть в старом валенке неподвижно, как мумия Девятого фараона. Имя ему было «Powest o Troitskom.rtf»5.

Ингмар Бергман

«Мотор, вашу мать, мотор!!!»,  Бергман был в бешенстве. Он сипел как старая больничная койка. Оператор машинного доения в длинном треугольном берете не мог найти себе места и пытался забиться под ОМОНовский газик, но там кончилось пространство. Под машиной сидела бабушка Фыня и стремительно поедала ананасовую похлебку прямо из чемодана, черпая жидкое тягучее месиво мужской мозолистой четверней. «Или мотор, или сокращение 48-го штата»,  шипел Бергман в округлый громкоговоритель с ажурной резьбой. Съемочная площадка, похожая на большой муравейник, приходила в движение. Величавые корабли-ботискафы поднимали рваную парусину на кривые рогатины, поросль юга грузила в трюмы ядерных авианосцев ящики с нардами и динамитом, аспирином и семечками – всем тем, что необходимо в священном походе на Иерусалим. По шестимиллиметровым рельсам на неуклюжей дрезине перемещался всклокоченный киномеханик с фотокамерой наперевес и снимал первые кадры фильма «Уплытие на юг». Бергман был неприступен как памятник Петру I на набережной русских художников. Его пышные кудри подобно мартовским сосулькам свисали с седой бороды. Испещренная иероглифами туника развевалась по ветру в диаметре семнадцати ярдов. Зеленые галифе с тремя красными полосами внутри были надуты как воздушные шары Первой межконтинентальной регаты. Помощники и многочисленные дети Бергмана прикасались к подолу его туники и замирали как вкопанные на короткий миг, чтобы затем отправиться плавить ленту, на которой будет запечатлен последний поход к Святыне. «Мотор,  сказал Сериков и раздавил сморщенный ананас,  Кто взял мотор, эй ты, прекрати крутить ручкой». Здоровенный ОМОНовец откинул кривую железку в ближайший овраг и с грохотом открыл люк капота. Там была пустота. «Но как же мы ездили и куда девать этих бабок»,  Сериков озадаченно сплюнул насву и задвигал ушами. Вокруг была тишина и темнота и только бабушка Фыня ехидно вылизывала второе дно своего походного саквояжа, расположившись между корой гималайской ольхи и ее древесиной. Ее заговор действовал с опозданием, но наверняка.

^Ў^

 П-послушайте, п-папаша, п-подскажите, п-пожалуйста, как п-попасть в п-Петровский п-пассаж,  с такими словами маленькая девочка из Суворовского училища с четырьмя косами обратилась к почтенному старцу, лукаво выглядывающему из окна «BMW Alpine».
 Лучше я расскажу тебе сказку,  ответил старик и вырвал волосок из своего древнего уха.   

«Перси Психеи.
Печальное повествование

Палантин прикрывал перси Психеи, первой примадонны постсоциалистического пространства. Певица писала послание послушным поклонникам. Пурпурная перина пробуждала плотские предчувствия. «Пойдем, погуляем», - произнес посланник порока, поэт-песенник Патрикеев. Психея приподнялась, палантин пополз, пал, приоткрыв прелестные перси певицы. Патрикеев пророчески продекламировал: «Перси печалат поклонников пира». Психея промолвила: «Погуляем». Пасмурная погода пожирала парк, пруд, периметр палисадника, плафоны парадного. Преданно прыгал пес, пытаясь постигнуть печальную правду природы. Патрикеев побил пса палкой, пошел прямо. Психея превозносила поэтов, презирала прозаиков. Почему? По причине пошлой, подлой пасквильности писаний последних. Появился Плиний. Пропадал патриот Плиний, плакал, причитал по-простому: «Пошто погнали Плиния персы, по ком плачет перекладина?!» Психея приласкала Плиния, погладила по пыльному парику. Плиний притих, постигая, потихоньку прильнувши, пленительный привкус психеевых персей. Патрикеев приметил происходящее, приревновал Плиния, подошел, пришиб паскудника первым попавшимся под плечо прутом. Плиний, покряхтывая, повалился. «Примадонна, прости поэта» – пропел Патрикеев протяжно, подхватывая Психею под перси. «Погода претосклива, поэтому певица прощает поэта» – произнесла Психея порывисто. Парк пугал путников предчувствием перемены погоды. Пение попугаев притихло, просека предвещала пургу, пара плебеев пилила подпорки прекрасной пагоды. «Подонки», - подумал поэт. Патрикеев почувствовал потребность пить пиво. Психея поддержала призыв. Пиво продавалось по первой прихоти путешественников. «Псковское» – поистине превосходный портер. Попили, пошли плавать в пруду. «Париж, Пекин, Петербург, Претория, – перечисляла Психея, - поразительные планы, перспективы. Патрикеев, повози примадонну по первостепенным провинциям». Песенник примолк, призадумался. «Психея предпочитает повес, прелюбодейников. Почему Патрикееву платить? Предурацкое положение». Пираньи подплыли к Психее, пытались прикусить прелестные перси. Патрикеев попросил пираний плыть подальше, пираньи послушались Патрикеева. Психея перекрестила персты поэта по-перуански, подобно пальмовым побегам. Пропела: «Подобно побегам персты в перекрестье, пираты презрительно портят портовых портных». Психея понимала поэтическое превосходство Патрикеева, почтительно пыталась подражать песеннику. Плохо получалось… Пагубная, последняя полночь приближалась. Петухи продолжали предрекать передрягу. Пес побежал под покров пастуха Парамона. Пелерина Психеи превращалась в пурпурную простыню с парчовым подбоем. Психею парализовало, притупились плотские пожелания, прихоти. Патрикеев подмял Психею под пелерину, придушил певицу. Попил портер – поддонов пять, послал проклятия праздному петуху. Поэт побелел, пригрозил пальцем покойному Плинию, подумал о Париже, Претории, Петербурге. Посчитал постыдные пенсы, промолвил: «Пропадай плачевное прозябание, прости Психея палача Патрикеева». Поднял пол пудовый пень, пнул пнем Психею. Погубил примадонну песенник Патрикеев, прекрасные перси прикрыл палантином, поплакал полдня, пошел по перрону – поодаль попыхивал праздничный поезд «Псков – Пекин». «Пое-е-е-хали!»».

Девочка рыдала от счастья…

Буби, пики, червы…

Студент Иволгин стучал молотком по газете до тех пор, пока из нее не выскочила фраза: «Первыми обитателями земли были гигантские червяки. Так говорит наука». Эти слова очень понравились любознательному юноше и он, вооружившись долотом и ажурной стамеской решил вскрыть никелированный ящик, в котором покоился полный текст газетной передовицы. Он был таков: «Ученые Пиченежкин и Робертсон, путешествовавшие по Гималайской пустыне и проводившие специальные исследования ее почвы и ископаемых древних ящеров, в результате ряда молекулярных и типологических экспертиз пришли к выводу, что первыми разумными жителями нашей планеты были гигантские червяки. Их длина достигала пяти морских миль, а диаметр туловища превышал тысячу футов. Перемещения по земной поверхности они производили путем неравномерного сокращения тела, являя нам, таким образом, пример так называемых змеевидных поползновений. Из-за огромной массы тела изменение пространственной дислокации этих существ приводило к неслыханным разрушительным последствиям. Современная наука может со всей ответственностью утверждать, что первые ураганы, циклоны и торнадо были последствиями именно этого беспорядочного брожения гигантских червей. В отличие от динозавров, живших на нашей планете около 5 миллионов лет назад и в экстренном порядке эмигрировавших на Альфу Центавру, огромные червяки (время исчезновения которых  около 102 миллиардов лет назад) по достижению взрослого состояния из-за своей чудовищной массы проваливались под еще не заматеревшую, хрупкую поверхность земли и сгорали в плазме земного ядра. Этот процесс длился 94 тысячи 516 лет и закончился трагической гибелью последнего представителя племени громадных червей». Иволгин оглянулся и увидел, что вокруг него нет привычного телевизора «Panasonic Gao 70», заляпанного отваром азиатской черемши дивана «le petit garson», кашляющего на голландской печи родителя и любимой книги «Куда пойти якшаться». Мрак и ужас охватили душу студента, и он отважился распахнуть очи.
Черные облака, оплетенные сверканием молний и раскатами грома, заволакивали высокую синюю гору. Ветер свистел по равнине и большие корявые деревья с травой вместо листьев и комьями мха вместо веток, покорно пригибались к земле, усеянной треснувшей глиной и многими центнерами битого стекла. В воздухе слышалось шелестение тысяч единиц бескорневого кустарника, перекатывающегося через земную поверхность в направлении Х. Солнечный свет прекратил свое существование, предоставив подсветку земли голубой планете Юпитер. Но черные облака застилали и этот  сравнительно новый  мягкий голубой свет. Синяя гора задрожала и из-за нее показалась вторая гора, вдруг пришедшая в движение. Ветер достиг своего апогея и массивные деревья подобно глупым травинкам повылетали из земли, с треском и искрами унеслись за синее море. Огромное змеевидное существо, развалив синюю гору, остановилось посреди пустынной поляны и легло на бок. Мириады чешуйчатых богомолов присосались к его жирному телу. При внимательном рассмотрении становилась видна небольшая надпись, выложенная орнаментальной мозаикой под хвостом гигантского червя и изображавшая буквы «UN». Тысяченогое земноводное шевелило коротенькими кривыми конечностями в кедах «Vaga bond» и беспорядочно двигало 6 тысячами водянистых злых глазок. Богомолы делали червю больно и он не мог от них отмахнуться, скованный отсутствием рук. Внезапно раздался чудовищный треск, от которого на мгновенье разломилось небо. Червь стал медленно уходить под землю. Клубы дыма и языки пламени вырывались из ее недр, окутывая громадную змеевидную плоть. Земноводное заревело и от этого утробного звука Луна ударилась о Венеру и со скоростью реактивного истребителя «Warrior» полетела навстречу своей смерти  Солнцу. Последний червь уходил в подземное царство плазмы…
Иволгин в ужасе раскрыл глаза и увидел, как на экране его телевизора «Panasonic GAO 70» увешанный коричневым золотом негр с бутылкой джина во рту рекламирует беговой комплекс «Hooch», предназначенный для либеральных политиков. Студент раскрыл свой предлекционный блокнот и записал: «Мир земноводных  это огненная стихия. Проверено временем. Доказано медициной».

Междусловие III

Сельдерей, который я посадил на удобренном потолке землянки в кадке из-под пельменей, съеденных Руфой в прошлом году, завял и отвалился. Я хотел отметить окончание книги бутылочкой отборного кубинского «Шар доне» и яичницей из гнусного растения, но теперь этот план превратился в несбыточный и иллюзорный. Я понял, что книгу придется писать дальше, пока не вырастет новый куст шотландской крапивы, из которой получается прекрасный борщ,  и продолжил работу. Сделав upgrade со своим Intel Pentium III 600 МГц и усилив его до IBM PC 486, я с новым порывом ветра продолжил труд на файлом «Kniga Mini Atur.doc». Текст ложился ровно и уверенно, как будто я в качестве сеятеля шел по бескрайним нечерноземным предгорьям и разбрасывал вокруг семя ириса.
Была зима и мое подземное убежище дало трещину. Колкие восемнадцатигранные снежинки то и дело залетали сквозь длинное угловатое отверстие в полу внутрь обители и скапливались на моих плечах. Тогда я вставал с удобного чугунного кресла и поливал их кипятком слабенькой крутизны, чтобы не сжечь эполеты старого дедова кителя, одетого мной вместо онучей. Настроение было неровным и иногда, чтобы поднять тонус и получить заряд бодрости, я крутил пропеллер типографского агрегата и под слабые звуки свинга, издаваемые им в гудящей тишине, танцевал готическую польку графа Калигулы «Ах вы Санни, мои Санни». Соседка сбоку стучала мраморным костылем по гармошке масляного радиатора и кричала: «Зава нагиба, рэбэ, прекратите свистопляс!!!». Я не обижался на Марью Иванну, мужчину трудной судьбы и отважного характера, в свое время трижды покушавшегося на Рыкова, и устанавливал уровень звука своей мономагнитолы на отметке 65  по Фаренгейту.   

^Ў^

«Казак ничего не должен бояться»,  произнес Фома Прут, схватил дубину и размозжил череп прозрачного осьминога6. Фоме было на руку раздробить ему башню, ибо проклятое животное знало о Пруте столь конфиденциальную информацию, от которой механика Кулибина бросало в теплый пот. Киномеханик ворочался на своем соломенном шезлонге, стонал и сипел нечеловеческим голосом. Ручьи ледяного ужаса сковывали его члены, особенно средний член, и он проваливался в Валгаллу. Затем, свив каменный трос из верблюжьего горба, Кулибин выбирался наружу и падал замертво. Его охватывал мертвецкий сон и внутри этого сна механику грезился компромат на Прута. И он проваливался в Валгаллу, размахивая своими огромными членами, особенно средним членом. Так продолжалось три года и четырнадцать месяцев, и Кулибин наконец проснулся, облил лысину керосином, четырежды крякнул и пошел готовить конскую отбивную с изюмом. Теперь посмотрим, что же произошло с Прутом. Пригвоздив осьминога к древку шумеро-аккадского знамени, Фома выругался следующим образом: «Та-а-а, твойю мать», сбрил оселедец, росший у него на плече, и упал на дно Берингова пролива. Как назло, мимо Фомы в тот момент проплыва жена и четыре тысячи детей казненного им зверя. Завидев мужнина насильника и убивца, осьминог Клара Авдотиевна Саперави взяла трезубец и скорчила страшную гримасу (рожу). Фома понял, что попал в передрягу и произнес: «Сударыня, не изволите ли яичного коктейля с бастурмой?». Клара Авдотиевна фыркнула, ковырнула спичкой в зубах, послала детей за Можай и ответила: «Испробую, государь мой». Натрескавшись персидской водки и вяленой тыквы, Фома Прут и женщина-осьминог с неистовством отдались друг другу. Она ласкала Фому всеми осмью своими отростками, гладила его сизые кудри и пупырчатый нос, теребила срам и вдохновенно читала стихи Верлена. Прут был не менее ласков, он страстно целовал белки глаз Саперави, острыми коленями проникал в ее суть, покусывал женскую спину и огненной палочкой ковырял осьминожью плоть. В перерывах между чтением Верлена и чтением Верлена они шептали друг другу слова любви и признавались в самых тайных мечтах детства. Алая синева моря белела вокруг и тысячи бормочущих рыб проплывали на зеленый сигнал симофора. Некоторые из них были озабочены политической обстановкой в нечерноморской полосе, другие уныло плыли в продмаг, третьи возбужденно икали. Прут был счастлив и умиротворен, ему не мешало даже то, что он давно захлебнулся и лежал в виде кораллового рифа на морском дне Ледового океяна.   

Ингмар Бергман II
 Тэ-э-э, какого рожна, оператор поротый, ты камеру выключил,  Бергман одним стремительным и страшным рывком сорвал с себя тунику с красным подбоем и удушил невезучего оператора. В камере было сыро. Княгиня Муравьева-Татищева-Иглицкая сидела на розовой пуховой пирине и вышивала узорчатым бисером свою оловянную миску. Она любила красивые вещи и уже украсила медный черпак, которым ела баланду из осетрины, изящными пропилами в виде кругленьких дыр. Проклятый Мамуда Прокофьич, седьмой опричник Его Императорского Величия короля Падишаха III, засадивший княгиню в Бастилию, страстно желал ее семь лет и семь дней. Но не дала отведать себя Иглицкая, отлупцевала по мордасам фашиствующего ирода и получила срок  4 жбана отсидки. Стены камеры источали разные запахи, среди которых: 1) запах сероводорода, 2) запах мольберта, 3) запах квасного патриотизма. Влажность воздуха  90 %. Графиня Амалия Рюриковна Муравьева-Татищева-Иглицкая, опальная боярыня, урожденная Клавдия Петухова, была прекрасна телом и чиста душой. Миллионам мужчин азиатской, еврейской и скандинавской породы она разбила сердца и порушила мозги. Цари и халифы, короли и шуты, фараоны и принцы, даже великий Хумбаба, падали ниц у ее ног, обутых в изящные парчовые кеды «Reebok». А она лишь презрительно плевала лузганым семенем на их покорные синие головы. Измученные сановники теряли аппетит и сон, состояния и совесть в надежде обрести великолепную Муравьеву. Но недаром в высших сословных эшелонах возник слоган, посвященный Амалии Рюриковне: «Железная леди». Никто  ни один раб и ни один червь не прикасались еще к ее прекрасным персям Психеи. Мамуда науськивал Падишаха днем и ночью, давай, мол, казним ее как герцогиню Морозову, но король лишь хлопал очами, не в силах проснуться. Ему грезилась тисненая золотом запись, увиденная однажды в прикладной энциклопедии Пакгауза и Сафрона: «Сон есть когнитивное состояние разума, явленное нам в ирреальном пространстве вечности». Император силился понять смысл этого витиеватого словно каучук выражения и еще сильнее погружался в летаргический сон, который длился уже четырнадцать минут и тридцать секунд. Страшные хрипы вырывались из его впалой груди, толстые зеленые волосы шевелились на молодеческих висках, Падишах подходил к седьмому сну про Хумбабу. Мамуда знал, что из оного можно не вернуться и наполнял золотой византийский кубок в алмазах кислым виноградным уксусом. Затем маленькими струйками заливал его в левое ухо императора и тот оживал словно птица Феникс из сказания о Гельгомеше. Мамуда шептал несчастному императору злобные клеветнические измышления о первой красавице лунного государства, сладострастно повторяя: «Very, very good» и пискляво покашливая в мокрую скрюченную ладошку. А она, прекрасная незнакомка с розовыми ушами на лебяжьей шее, тянула лямку роковой опалы и постанывала от пробегающих мимо мышек и клавиатур «Olivetti». Бергман заканчивал фильм, он был спокоен и тих. Ингмар ибн Алеша разрешил снять Иглицкой кеды и сбегать за «Кока-колой свежая легкость». Затем великий кормчий кинематографа лихо закрутил набриолиненный ус, сверкнул всеми тремя карими глазами и крикнул: «Мотор, ити вашу мать, камеру!». Корабль отплывал на юг. Дредноуты и швартовые трещали от напора северного суховея, порывами доносящегося до ушей режиссера. Камера струилась пластмассовой хлябью. Она текла из объектива, из разъемов для кабеля из из глаз оператора. Княгиню везли на казнь  ей грозил Мамудов электрический стул.

^Ў^

C тех пор любознательный аспирант Иволгин взялся за ум. Книги читал он тысячами, беспрерывно и взапой. Когда он выходил из запоя, уплачивал штраф отрезвителю и, голодный и злой, возвращался под родительский кров, то начинал читать все подряд, невзирая на лица авторов. Он вырывал титульные листы с фотографиями бородатых, лысых и курчавых мудрецов и топил ими сопло голландской печурки о трех трубах в надежде еще хоть разочек увидеть Хумбабу. Но она не являлась, ибо спала под сенью прекрасных оливковых дерев на склоне Олимпа. Лишь престарелый родитель глухо кашлял в белой ночи. Горы книг застилали окна квартиры Иволгина на Сивце-Буркином переулке. «История исламского реваншизма от Апполинария Ибрагима до наших дней», «Как сломать карданный вал «Запорожцу»», «Утопление спасателей – дело рук утопающих», «Квантовая антимеханика Гора», «Жизнь и приключения Ильи Муромца от 0 до 33 лет», «Нанайские мальчики в быту и на пляже», «Энциклопедия параллельных линий», «В помощь отходящим ко сну» – вот лишь некоторые из фолиантов, принесших Иволгину мудрость и знание.
«Ахтунг, ахтунг», – услышал мальчик за окном и увешанные кумачовыми вымпелами стены его комнаты озарились бликами пожарища. Огненное зарево освещало ночной таинственный город и с каждой минутой дома, сараи и лачуги мегаполиса становились все больше похожими на огромные корявые деревья с берегов Эгейского моря. Иволгин вытер бороду полой своей пелерины и, накинув на крохотные ступни лаковые сандалии желтого цвета, взобрался на самую высокую стопку книг, увенчанную семитомником «Ласковый ветер войны. Опыт сравнительного анализа четырех великих сражений на Тибре». С высоты положения Иволгину отрывалась страшная и захватывающая картина. На улице, усаженной по углам голубым брусничным кустарником и бетонной изгородью, было полно народу. Среди него различались высокие индусы в съеженных пирамидальных чалмах, великие князья с рукавами на коленях, брокеры с фондовой биржы Сиднея в красно-оранжевых галстуках, испанские крестоносцы с мертвыми быками на плечах, молчаливые и неподвижные поклонники Ассириса, пленные афганские моджахеды, изящные оперные танцовщицы в пушистых белых лосинах, усатые торговцы бубликами с лотками в виде парусных лодок. Венчал картину строй немецких солдат в черных кожаных плащах со «Шмайссерами» наперевес и плотный белобрысый гауляйтер, стоявший несколько поодаль и наблюдавший происходящее. Посреди двора высился длинный шест, с четырех сторон укрепленный стальными тросами. С неба свисала монтажная люлька, в которой находился огромный Тарзан с набедренной повязкой на лбу. Он застыл в позе великого Мао и не шевелился, лишь ветер трепыхал мускулы на его предплечьях. 
«Ахтунг, ахтунг, всем внимание. Show mast go on, панове», – внезапно произнес гауляйтер и поправил папаху, засунутую под золотистый погон.
Иволгин приоткрыл деревянную форточку, за которой ничего не было видно. Теперь он наблюдал панораму из лучшего положения.
«Сегодня все мы станем свидетелями последних дней святой книжной инквизиции. Фотографам и операторам, посмевшим заснять случившееся, полагается смертная казнь. Привести их», – гауляйтер лихо закрутил ус и сделал отмашку. Четверо всадников на карликовых верблюдах, помахивая искрящимимся плетьми, из мрака на свет вывели нескольких человек в клетчатых кепках, пестрых платках на шеях и американских мокасинах «Top gun». Они были увешаны различными устройствами и механизмами, породненными общей чертой – огромным глазом посередине. Их лица выражали восторг и… (окончание следует)

Междусловие IV

По независящим от меня причинам написание книги замедливалось. Компьютер неожиданно начал давать сбои. Я не мог понять, с чем это связано, но смутные догадки говорили о том, что он не выдержал последнего upgrade. Вскрыв аллюминиевый кожух системообразующего блока я увидел, что материнская плата компьютера превратилась в отцовскую. Вентилятор оплавился и повис на задней панели словно пластмассовая слеза куклы Барби. Несколько осиных семейств свили гнезда на процессоре агрегата. Я оккуратно открепил гнезда и поставил их в чугунную колбу, специально заготовленную для этого моей бабушкой. Тысячи проводов спутались в гордиев узел, развязать который у меня не получалось пять дней и восемь ночей. Изможденный и неестественно бодрый, я свалил груду деталей, раскиданных по землянке и застрявших в шестернях печатного станка, в корпус блока, накрыл его кожухом и забил тремя тонкими алмазными гвоздями. После этого я поднял железный ящик над головой и четырежды ударил его о ручку дверного замка, прикрепленного к дверим моей обители на расстоянии 2 метров 2 сантиметров от земли. Поставив систему на ее прежнее место в бездонное ветростойкое корыто, я подключил кабели в обратном порядке и нажал «Start». Экран замигал цветами радуги и воробьиного помета, но затем успокоился и на белом прозрачном фоне возник следующий текст:
1. Масштаб – V, C
2. Скорость – F1, F2
3. Карлики, лучники – F7
4. Просто карлики – Home
5. Корни мандрагоры – L
6. Список команд – F8
7. Юлить от снарядов – Shift Spase
8. Для прицела – Shift
9.  Вперед, назад – W, S
10.  Вращение – Q, E
11.  Поворот – A, D
12.  Влево, вправо – Z, X
13.  Лучник – T + Ctrl
14.  Юнит – просто T
15.  Огненный дождь – T + Home
16.  Ядерный удар – $
 
В неимоверном волнении я перевязал левый локоть жгутом и заснул. Мне
приснилось, что я лечу над пустынной равниной, испещренной китайскими иероглифами в виде растрескавшейся глины. Я понял, что это Австралия7. Вдали синело белое море в дымке утреннего тумана. Из него выплывал таинственный парусник с четырьмя кривыми мачтами и одной деревянной пушкой на корме. Движение его было неровное, как бы трепещущее и мне пришлось напрячь зрение, чтобы прочитать название корабля: «MF-2HD». Я заметил, что колеблется не только древняя боевая посудина, но и все остальное вокруг. Сделав несколько неловких движений, я понял, что нахожусь не в свободном полете, а внутри чего-то твердого и прозрачного. Протянув руку в сторону моря и наткнувшись на невидимое препятствие, я понял, что лежу в чугунной колбе моей бабушки, ставшей стеклянной. Она была гиганстких размеров, сопоставимых с размерами английского дирижабля шестой четверти прошлого века. Ее биохимическое происхождение и являлось причиной дрожания внешнего мира. Подняв голову к небу, я увидел, что потолок моего воздушного судна (который так же можно было назвать его стенкой) испещрен сотнями, тысячами осиных гнезд неправильной ромбовидной формы. Казалось, что черные звезды светят на дневном небе. Я услышал незнакомый и грозный гул и с тоской посмотрел на Австралию. Мечтая с позднего детства попасть в эту удивительную страну магнолий и двух небесных светил, я с тоской глядел на благословенные земли, уплывавшие из-под ног. Гул нарастал – это осы вылетали на дневную разминку. Колба постепенно превращалась в кишащий жизнью воздушный муравейник. Через час от обилия ос в ней стало так темно, что мои глаза заболели и я закрыл их, тут же заснув.
Проснувшись, я встряхнул головой и растер щеку, на которой отпечаталось слово «Vision», поскольку покоилась она на отсыревшей осенней клавиатуре. Первой моей мыслью было зайти в папку «Избранное» и проверить, сохранился ли файл «Kniga Mini Atur.doc». Но в необъяснимом оцепенении я смотрел на монитор. Изображение на нем не изменилось, лишь в правом верхнем углу появилась иконка с надписью Azbuka.doc8. Остальные слова, знаки препинания и отдельные латинские буквы, черневшие на экране IBM PC были ни чем иным, как кодом к популярной игре, 68 из 69 уровней которой я прошел еще в раннемладенческом состоянии. Она называлась

«Создай миф»
 
Суть игры заключается в том, что четверо уродливых карликов времен средневековья выручают из плена прекрасную белоснежку, прикованную наручниками к батарее в роскошной семикомнатной квартире крупного московского банкира. Все семь помещений контролируют семеро приземистых мордоворотов, по сути дела и являющихся сказочными гномами (муммий-троллями). Игра имеет 69 уровней, среди которых наиболее интересные 21 и 68. На 21 уровне игрок в режиме on-line должен придумать оригинальный компьютерный вирус и запустить его в систему обороны США. После сбоя сети необходимо направить отряд палестинских «коммандос» в здание Министерства обороны Америки и арестовать полковника Уила Смита, владеющего ключом от искомых наручников. Путь к его кабинету нелегок и опасен. Арабских террористов на нем поджидают элитные подразделения морских пехотинцев, вооруженные самыми современными баллистическими автоматами и столбняковыми минами, спецподразделения по борьбе с анархией в высших эшелонах власти, пуэрто-риканские снайперы с отравленными ядом либерализма стрелами и знаменитый американский женский легион, прославившийся небывалой жестокостью в расправе над языческими идолами во время вьетнамской войны.  Всех их придется уничтожить или будет «Game over».
Путем интеллектуального и физического насилия над федеральным военнослужащим необходимо добыть ключ, приклеенный к его темени под париком (Смит будет упорно молчать и узнать местонахождение ключа можно только путем сложных логических уравнений с тремя неизвестными). После этого по коллекторам и канализационным трубам палестинские «коммандос» должны пробраться к ближайшему аэропорту и захватить пассажирский самолет «Boeing 747 American lines». Но на пути к аэропорту бойцам придется справиться с нападением диких мутированных крыс, четырьмя прорывами канализационной системы и предательством проводника, хорошо законспирированного агента английской разведки М7 Самуила Джонсона. Развернув самолет, вылетающий рейсом на Бомбей в сторону Москвы, арабам в течении полета будет необходимо полностью изменить свою внешность и приобрести вид белых европейских художников с мольбертами, а затем грамотно раствориться в толпе заложников, отдав одного из «своих» на откуп властям в качестве террориста-одиночки. Уровень кончается приземлением борта в столичном аэропорту Внуково, попыткой его штурма подразделением «Альфа» и утерей ключа одним из переодетых боевиков при жестком обыске с раздеванием. На 68 уровне играющего подстерегает ряд неожиданных ситуаций, найти выход из которых порой нелегко, а порой и невозможно. Если геймер играет на нем более 75 часов кряду, то это значит, что он на неверном пути. Еще 75 часов ему придется затратить на возвращение к исходной позиции, поскольку игра устроена так, что обнулить результаты своего путешествия в виртуальном пространстве и реальном времени нельзя.
Один из таких неверных путей лежит в плоскости поиска шифра к счетам банкира, удерживающего в корыстных целях белоснежку. Для того, чтобы проникнуть в центральный офис банка «Империя зла», играющему придется дважды слетать на Гавайи и провести условный отпуск в обществе двенадцати безобразных старух – вдов египетских миллионеров, целой компанией в одночасье похоронивших своих мужей. Это требуется для добычи копии контракта, заключенного банком «Империя зла» и корпорацией «Egypt’s fetters», которой владели усопшие. Локализовав одну из вдов, обладающую доступом к секретным документам «Egypt’s fetters» и вытряхнув из ее корсета копию пресловутого документа, необходимо вскрыть базу данных египетской фирмы и уничтожить файл о смерти ее супруга, видного промышленного магната. Затем под его видом следует проникнуть в Российскую Федерацию и, заручившись поддержкой виртуозно подделанного контракта, придти на деловые переговоры с президентом означенного банка. Отложив три биоэлектронные личинки в туалете, дворницкой и президентском кабинете, играющему необходимо раскланяться и идти играть в эротический боулинг развлекательного центра «Пластик» (один неверный шаг на любом этапе игры может закончиться порчей Hard diskа компьютера). Ночью одну из личинок следует наделить человеческим разумом, а также средствами передвижения и работы на ЭВМ. Затем, вскрыв огромный несгораемый сейф и извлеча оттуда никелированный Notebook в бархатном переплете, являющийся своего рода ядерным чемоданчиком банка, играющему нужно угадать пароль для входа в систему банковских счетов. Вот тут-то его и ждет разочарование, поскольку на запрос машины: «Enter password:» следует напечатать: «:Рassword еnter». Как правило, никто не догадывается о столь простом решении, тратя недели и месяцы на составление сложных многозначных цифровых и буквенных комбинаций. Но даже отгадав пароль, играющий увидит на дисплее Notebook кривляющуюся физиономию Bivisa, произносящую: «Чувак, ну ты и лох. Клево мы тебя развели». Дальше следует 75-часовой возврат к началу 68 уровня. Последний, 69 уровень, еще не проходил никто и поэтому несчастная белоснежка до сих пор томится в квартире банкира и питается сухими биг-маками из ближайшего «Бургер квина», которые ей поочередно приносят неприветливые муммий-тролли. Спаси ее! (©«Создай миф», «Spirit wolf international», 2001. Авторские права защищены законом). 

^Ў^

(окончание) … и светились неземной радостью. Смерть, которая ждала их за углом (поодаль, за округлым углом одного из сараев, австрийская зондер-комманда торопливо местерила виселицу и подмостки для палача), стоила того, что хоть одним зрачком взглянуть на великое действо.
 Конечно, все вы знаете, что такое святая инквизиция и что такое крестовые походы благородных рыцарей на Восток,  промолвил гауляйтер и приставил руки к козырьку фуражки, как будто отдавая честь двум военачальниркам одновременно,  В то время, когда бродяги мира в длинных хитонах с золотисными крестами на спинах учили неразумных азиатов христианской азбуке и европейской морали, великие палачи возжигали костры воздаяния. На этих кострах горело человеческое знание, данное Вельзевулом. Святой огонь очищения умерщвлял бренную плоть и возносил заблудшие души на небеса. Достаточно вспомнить Стефана Вестфальского, сжегшего 1413 колдунов в доменной печи веймарского аллюминиевого завода, или Ганса Биркофта, обрушившего огненную стрелу на соломенный поселок поклонников Ибиса, чтобы исполниться великого трепета и гордости за арийскую расу. Те времена канули в вечность, но они навсегда остануться в наших душах. Сегодня мы открываем охоту за книгами, которые приносят человечеству беды и страдания, коверкают его истинную природу и заставляют думать о вечности. Итак, начнем!
Гауляйтер театрально откунул полу синего кожаного плаща и из инкрустированных ножен вытащил кривую турецкую саблю. Затем, скомандовав «Fire», вскочил на низенького азиатского скакуна, подведенного к нему одним из солдат и застыл, стоя в стременах. Сабля сверкала над его головой в вытяннутой неподвижной руке. Солдаты передернули затворы автоматов, каждый второй скрестил дуло своего оружия с каждым первым и раздался оглушительный залп. Черное небо озарилось тысячами разноцветных огней, медленно падавших вниз. Тарзан повернул голову влево, затем вправо, встал по стойке «смирно» и начал маршировать, напевая густым, тягучим басом:

Кто шагает дружно в ряд,
Пионерский наш отряд!
 Ать, два, три, четыре,
 Три, четыре, ать, два,
Все мы дружная семья.
Баре мучили нас долго,
Все без жалости, без толка,
Книги ихние пожгем,
И счастливо заживем!

Все, находившиеся во дворе, стали пританцовывать в такт механическим движениям Тарзана. Моджахеды упали на землю и стали стремительно отжиматься, точно так, как их учили в диверсионном лагере под Краковом. Индусы растопырили пальцы на руках и ногах и шевелили ими в такт барабанной дроби, внезапно зазвучавшей из-под земли. Балерины со странными улыбками на лбах подпрыгивали в воздух и кокетливо приседали, плавно, как мертвые лебеди, опуская тонкие руки на серебристые кеды, скрывавшие прелесть их натруженных, мозолистых пят.
Великий князья обнажили короткие морские кортики и стремительными взмахами рук вычерчивали в воздухе огненную букву «Z». От обилия света двор озарился и стало как днем. Возбужденные репортеры начали заряжать свои фото- и кинокамеры пленкой и наводить объективы на подсвеченный четырьмя прожекторами шест. Они кидали друг другу короткие непонятные фразы, приседали на одно колено или залезали на мусорные баки, стараясь найти лучшее положение и удачную перспективу для съемки. Вдали раздался угрожающий гул, через некоторое время переросший в отчетливое тарахтение мощного мотора. Через 30 секунд из ночного мрака выехал огромный танк с белыми крестами на башне и бритоголовым солдатом, по пояс высунувшимся из люка. На нем был одет зеленый бомбер с нарукавной эмблемой: «Wite power». Он медленно вылез из танка и стал виден полностью. Почти белые подвернутые джинсы с цепью, торчащей из их кармана и массивный солдатский «Shellys» дополняли его походную униформу. Вскинув руку в сторону неба и устремив туда пронзительный взгляд, солдат снял с дула танка хозяйственную авоську, набитую книгами формата 84 х 108/32 и швырнул ее в ликующую толпу.

ПРИЛОЖЕНИЯ

АЗБУКА

Австралия  далекая таежная страна с мягким континентальным климатом. Население ее составляет несколько миллионов десятков человек. Коренные народности живут в узких анклавах, расположенных по течению и в поймах бурных, словно водопады Африки, рек и занимаются выращеванием опийного клевера и брюссельской капусты, а также раведением овец и жирафов. Пришлые индо-европейцы обитают группами от 10 тысяч человек в городах и поселках. Основым их экономическим интересом и источником иностранных капиталовложений является разработка и производство компьютеров нового поколения Sixtium.
 Многовековые притеснения со стороны заезжих иностранцев, основавших три столицы - Мельбурн, Сидней и Канбера, заставили аборигенов перенять у меньших братьев своих  кузнечиков-пустынников  ряд свойств, позволяющих быстро и легко конспирироваться в глубоких оврагах и на высоких горах в момент приближения белых карателей9. Древние племена, живущие на континенте около 4 миллионов световых лет, в последние десятилетия пострадали от ряда эпидемий, в результате которых их численность сократилась в 7,5 раз. Кроме того, у них произошли существенные изменения на генном уровне, следствием которых явилось увеличение размеров ушей в 2,4 раза, выпадение надбровных дуг и ряд других трансформаций. При трепонации черепа одного из аборигенов, погибшего при охоте на овец и найденного канадскими туристами в расщелине горы Каун-даун, было обнаружены весьма любопытные обстоятельства. Операцию производил доктор естествознания, профессор Арчил Хулио Баренбаум. Асисестентом была русская эмигрантка Циля Цадиковна Епифанская. В хирургической тетради записано: «Черепная коробка представителя коренного племени (маракунди-хунганди)  клинообразной формы. Она представляет собой неправильный округлый треугольник, сужающийся к подбородку. Ширина лба  примерно 15 дюймов. На подбородке  еле заметный острый костный                нарост, служащий владельцу в бытовых и военных целях. Глазные яблоки имеют нечетко выраженную прямоугольную форму и покрыты тонким ворсом, являющимся одновременно как средством борьбы с пылью, так и чувствительными нервными окончаниями, имеющими вспомогательное значение. Дело в том, что нос в обычном медицинском смысле у аборигенов отсутствует. Вместо него в центральной части лица имеется входное дыхательное отверстие с тонким клапаном, позволяющим впускать воздух. Выдыхатся он только посредством рта. Функции зрения и обаняния возложены на глаза. Уши имеют неправильную округлую форму и относятся к подвиду перепончатых. Волосяной покров разнороден по составу и состоит из светлосерых волос, а также пучка конского щавеля, растущего в затылочной области. Ротовая полость заполнена тремя рядами маленьких зубов, расположенных на расстоянии 0,04 ярда друг от друга. Общее количество  132 штуки. Надкостница покрыта твердым монолитным панцирем. При трепонации черепной коробки аборигена выяснилась следующая картина: мозг его имеет всего одно  левое  полушарие. В том месте, где у прочих людей находится правое  зияющая пустота».
Природа материка разнообразна и нетипична для Австралии. На пустынной земной поверхности распостранено явление так называемых «плавающих миражей», представляющих собой передвижные, сверкающие огнями рекламы мегаполисы. Их возникновение в глазах и сознании наблюдателей обусловлено обильным количеством опийного клевера, произрастающего на территории всего государства и дающего сильные испарения. Из-за этих испарений пространство вокруг человека как бы шевелиться, находится в постоянном движении. Возникновение «плавающих миражей» можно смело отнести к природным аномалиям, поскольку действие опийного клевера (имеющего органическое происхождение) до сих пор не исследовано современной наукой. Растительность материка неоднородна по своему составу и происхождению. На севере и юге преобладает дикий ползучий кустарник, размножающийся половым способом со скоростью 1052 ярдов в сутки. Его специфическими особенностями являются ядовито синий цвет и резкий чесночный запах. Травяной покров скуден. Трава и несколько видов цетов, среди которых лидирующее место занимает Vasilikus standartus, растут на многочисленных кочках, осложняющих перемещение техники и живой силы по земной поверхности. Восток и запад континента можно отнести к лесистой местности. Древние реликтовые клены и липы занимают площадь в 105.0002 миль. Леса эти практически непроходимы; там никогда не ступала нога человека и судить об обитателях чащоб весьма сложно. Известно лишь одно  они населены многими видами неизвестных животных, иногда выходящих на опушки подышать свежим воздухом (по свидетельствам очевидцев). Жилая индо-европейская часть материка расположена ровно по его середине  36˚ восточной долготы и 63˚ северной широты, на стыке пустыни и вечно зеленого леса. Как показывает аэрофотосъемка, города и поселки выстроены по идеально прямой линии с южного до северного побережий Тихого океана. Это вызывает настороженность ведущих австралийских ученых-топографов, предсказывающих скорый разлом материка на две одинаковые половины и погружение его в океанические воды. «Грядет новая Атлантида»,  говорят наиболее скептически настроенные специалисты.
Как уже говорилось, Животный мир континента известен только наполовину. Лесные обитатели Австралии являются предметом самого живого интереса ученых-биологов наиболее крупных континентальных исследовательских центров. Из занесенных в Федеральный Каталог Жизни (FKL) млекопитающих, земноводных и пресмыкающихся можно выделить наиболее редкие и интересные виды, среди которых: пловчиха бестелесная, шатун пупырчатый, вепрь-скороход.
Пловчиха бестелесная представляет собой подвид морских котиков. Но, в отличие от своих заокеанских сородичей, австралийское земноводное имеет четыре хвоста, один плавник под животом, исполняющим роль киля и ярко синий цвет. Скорость движения пловчихи под водой составляет 16,4 морских узла в полчаса. Общая масса около 1,3 тонны. Питается исключительно живыми организмами, попадающимися на пути. Суточная потребность в мясе  300 килограммов. Земноводное зимует на глубине в несколько сот ярдов от поверхности океана в специально сооружаемых самцами отстойниках.
Шатун пупырчатый обитает в низинах, оврагах и высохших арыках среднеавстралийской пустыни. Это двуногое медведеобразное существо с клыками на плечах и обильным шерстяным покровом. Все тело его (если обрить шерсть, что однажды и сделали ученые-биологи Мельбурнского центра психогенных исследований) покрыто мелкими водянистыми наростами округлой формы (pupirus gnoinikus). В пище шатуны неприхотливы и едят в основном прошлогоднюю листву (перегной), суглинок и земляных червей. Средний вес перед завтраком  111 килограммов. 
Вепрь-скороход  обитатель подъездов, подвалов, бойлерных, санузлов, чераков и кладовок жилой части континента. Питается старой ветошью, газетной мукулатурой и изношеными штанами. По характеру устойсивый сангвиник. Поддается дрессировке и муштре. По отношению к людям доброжелателен и даже ласков, с нетерпимостью относится лишь к помойным котам и крысам. Передвигается с помощь трех лап, четвертая служит для расчищения пространства по ходу движения и растет из грудной раковины. Обладает чувствительеым светодиодным зрением. Слуховые, вкусовые и обанятельные центры отсутствуют.   
Политический строй австралийского государства (индо-европейской части)  умеренная демо-шовинистическая плутократия.

Структура государственной власти (высших эшелонов)

Царь


   Верховный кнессет  Конгломерат правителей  Федеральные суды-тройки(законодательная)(исполнительная)          (судебная)       

Башмаки (обувь)  разновидность одежды, маскирующая нижние конечности человека. Различаются следующие виды: ботинки, корочки, ботильоны, кроссовки, кеды, онучи, черевички, шузы, торксинки, штиблеты, мокроступы, туфли, сапоги, мокасины, лапти, сандалии, гриндера, тапочки, тапти, вьетнамки, ласты, коньки, лыжи, буцы, колодки, казаки, скороходы, чопперы, ролики, говнодавы, пимы, боты, луноходы, валенки, носки, портянки, чулки, пинетки, колготы, боретки, калоши, унты, катурны, бурки, гетры, ботфорты, гольфы, босоножки, пуанты, чешки, прощай молодость. С древних времен складывалась очень непростое отношение  к башмакам среди разных первобытных племен от поклонения до глубокого презрения. Южно-африканские народности еще на заре человечества поклонялись Великому Башмаку, посвятив ему культ и ежедневно совершая человеческие жертвоприношения в Его честь. Так, в конце 50-х годов прошлого столетия уругвайские археологи при раскопках древнего города Зиунолея на территории современного Зимбабве обнаружили несколько идолов африканских богов в виде огромных каменных сандалетов. Гигантские сандалеты были испещрены мельчайшими наскальными графическими схемами, повествующими (как выяснилось после их дешифровки) о сложном пути становления этого южноафриканского культа. В центре его, как уже говорилось, стоял Великий Башмак  сакральное обоеполое существо, считавшееся прародителем человеческого рода. Таких идолов на территории современного Зимбабве было найдено не более трех десятков, тогда как в древние времена каменные сандалеты различных размеров и стилей находились в массовом производстве. Ни одна из юрт, ни один из подземных жреческих дворцов, ни один из общественных ватер-клозетов не обходились без скульптуры или скульптурки божества. Огромные идолы стояли на всех центральных площадях сел, поселков и селений. Каждый выходной день темнокожие крестьяне и рабочие были обязаны четырежды поцеловать Великий Башмак: в мысок, в пятку, в пряжку и в сакральную дырку на подошве. Также выпускались омулеты, брелоки, кулоны, браслеты, навесные дощечки с изображением бога-сандалета. Жертвоприношения происходили на праздники Весокоса и Бренности. В огромном башмаке разжигали огонь из каменного угля и бросали туда наиболее вредных и разговорчивых старух. Вокруг пожарища происходили ритуальные танцы эротического характера. Эта древняя культура дошла до нас эпизодически, но, судя по обрывкам знаний, которыми располагает человечество на данный момент, Южная Африка времен мезозоя была высокоразвитой религиозной страной с технократическим культом Великого Башмака (все  от мала до велика носили фабричные сандалеты; хождение босиком наказывалось смертной казнью через обезвоживание).
Дальнейшее развитие культуры ношения обуви на протяжении тысячелетий и веков претерпело огромное количество революционных изменений, результатом которых стал возврат Западной и Восточной цивилизаций к поклонению Великому Башмаку  Гриндерсу.